Марк Лоуренс - Побег перевод

Рассказ из цикла "Разрушенная империя".
перевод: Гимазов Руслан
Редактура: Хайкин Евгений


Побег
В Орланте есть популярная песня, за которую вас убьют, если король услышит её, сорвавшейся с вашего языка. На самом деле это наказание весьма стандартно для обвинения в подстрекательстве к мятежу любого толка. Вышеупомянутый язык отрезают. Часто это убивает человека, так как он теряет кровь, задыхается. На крайний случай можно получить заражение крови. Но даже если вы будете петь "Золото купца" слишком громко или в неподходящем месте, король, скорее всего, прикажет проткнуть вас мечом, а лишь затем скажет своим людям отрубить вам язык. Задним числом.
"Купец", о котором говорится в припеве, если говорить честно, на самом деле граф, но, как отмечается в третьем куплете, Меррен купил титул и стал графом, а купец, купивший титул, всё равно остается купцом. Четвертый куплет, однако, является тем, за что вам грозит смерть. В нём говорится, что у Орланта есть король, а есть владетель. И что эти два титула не принадлежат одному и тому же человеку.
— Отелло! Для тебя прибыло свежее мясо. — В дверях показался Соррел Тарн, в руке бухгалтерская книга, на пальцах виднеются чернильные пятна.
Кашта поднял взгляд от меча, тряпка для полировки всё ещё оставалась в руке, а точильный камень лежал на столе перед ним. Он носил новое имя, которое ему дали, уже много лет, и пусть, как и цепи, которые он когда-то носил, оно никогда не доставляло удобства, оно хотя бы не натирало. Никто никогда не спрашивал его настоящего имени, да он и не назвал бы его, даже если бы спросили.
Он вернул меч в ножны, оправил форму и последовал за Соррелом из казармы по длинным коридорам дворца-крепости графа Меррена на тренировочный двор за конюшнями гвардейцев. Годы службы в телохранителях графа превратили Кашту в грозного воина, как по телосложению, так и по навыкам. На него оборачивались, когда он проходил мимо, и он заслуженно гордился своей репутацией.
Соррел вёл его по дороге. Стоял морозный день. Каште потребовалось больше времени, чтобы привыкнуть к холоду этих северных стран, чем к их варварским обычаям и ужасной пище.
— Марокканцы. — Соррел махнул рукой в сторону двух молодых парней, что дрожали перед ними, обнимая себя за плечи. Пятеро гвардейцев наблюдали за пленниками, хотя оба раба были в оковах. — Твои.
— Благодарю, Соррел Тарн. — Кашта склонил голову в сторону маленького писца, когда тот пошёл прочь через двор. Для писца любой человек с коричневой кожей был марокканцем. Большинство служащих графа разделяли его невежество, хотя некоторые считали, что все они из Нубии, как будто Африка — это остров, населённый одним народом.
Пара, стоявшая перед Каштой, не принадлежала ни к одному из племён, которые он знал. На высоком мужчине виднелись ритуальные шрамы, но они не казались похожими на те, что Кашта видел прежде: круги, составленные из пунктирных линий, каждое кольцо разного размера. На первый взгляд рисунок выглядел слишком хаотичным. Другой мужчина оказался шире, с тёмной кожей и совершенно без шрамов, если не считать старой раны, протянувшейся через рёбра.
— Вы говорите на имперском языке? — спросил Кашта без особой надежды. Наверняка их продали с побережья Африки купцам Лошадиного берега или Королевств Порты всего несколько недель назад.
— Немного, — ответил тот, что повыше, со шрамами в виде кругов. На вид ему было около восемнадцати лет, уже мужчина для своего племени, но здесь всё ещё молодой. Другой уставился на Кашту с непонимающим видом.
— Ты говоришь на его языке? — Кашта кивнул на второго, глядя на первого.
— Нет. — Парень покачал головой. — Мы оба знаем несколько слов на хатси.
— Они зовут меня Отелло, — сказал Кашта. — Я командир личной ночной гвардии графа. Я буду наблюдать за вашим обучением, и если вы проявите себя во всех требуемых качествах, то будете защищать нашего господина.
Глаза парня расширились от удивления.
— Я — Речной камень, он — Олтоо. — Он огляделся, наблюдая, как гвардейцы уходят. — Почему твой вождь хочет, чтобы я защищал его от врагов?
— Пойдём. — Кашта двинулся по дороге, огибая периметр тренировочной площадки. Отряд гвардейцев, роль которых сводилась к патрулированию стены, выходил из западных ворот, чтобы потренироваться под руководством Греммона, одного из капитанов. Двое молодых людей шли позади, гремя цепями. Кашта подумал, что они сейчас, должно быть, обмениваются взглядами. Возможно, Речной камень присматривается к нему с тыла, прикидывая, как легче повалить его ударом по шее. У него явно был именно такой огонёк в глазах.
Кашта отвёл их к кузнецу. Кузница находилась во флигеле на торговом дворе. Оба новоприобретённых смотрели вокруг широко раскрытыми глазами, казалось, что они всему удивляются. Кашта был таким же, когда его привезли в крепость, хотя путь его занял несколько месяцев, и он прошёл через руки полудюжины владельцев. Человек графа купил его в боевых ямах Вердона, и Кашта прибыл в форт Меррена с несколькими незажившими порезами от ножевых ударов.
— Ты наверняка думаешь, что же помешает тебе бежать, когда с тебя снимут цепи? — сказал Кашта Речному Камню, когда кузнец снимал оковы с Олтоо.
Речной камень пожал плечами.
— А ещё мне интересно, зачем этому богачу нужен я в качестве охранника, если в его каменном доме и без меня полно воинов.
Кашта кивнул. Те же вопросы мучили его, когда его  привезли в цепях в графскую крепость на холмах. Ответ, конечно, оказался таким: у графа Меррена много врагов. Ничто так не нравится аристократии, как мысль о том, что за достаточное количество монет они могут купить любого человека, независимо от того, родился ли он в хлеву или где-то ещё.
— Личная гвардия графа — это рабы, чьи дома находятся очень далеко. Это значит, что у нас нет семьи, то есть нет угрозы, которая могла бы соблазнить нас попрать долг. — Каждый из гвардейцев полностью зависел от графа Меррена, они потеряют всё, если графа убьют. Ни у кого из них не было жизни за стенами крепости, и врагам графа нечем их соблазнить.
Оковы Речного Камня упали на выложенный камнями пол, и он отошёл и наклонился, чтобы помассировать лодыжки. В некоторых местах плоть оказалась стёрта. Это будущие новые шрамы, которые парень будет носить до могилы, что станет ярлыком его рабства — таков был универсальный язык.
— Так что же остановит меня? — Речной камень выпрямился. Он был высок, выше Кашты, длинные конечности покрыты тугими мышцами бушмена*, привыкшего днями выслеживать дичь. Такие, как он, измотают добычу, нежели просто догонят её. Он махнул рукой в сторону двора за кузницей. — Я могу перелезть эти стены.
Кузнец хмыкнул и отложил молот, покачав головой. Именно кузнец ломал тех, кто, по мнению графа, нуждался в самом суровом наказании. Меррен не держал ни пыточных дел мастера, ни палача, он просто ставил перед кузнецом задачу: молот отбивал руку или ногу, ломал рёбра или челюсть. Те, кого приговорили к смерти, получали удар по голове, а если была необходимость передать недругу сообщение, то кузнец просто ломал кости, одну за другой.
— Что тебя удержит здесь? — спросил Кашта. — Я мог бы рассказать тебе, что случится, когда тебя поймают, и довериться тому страху, что удержит тебя на месте. Но это было бы глупо, ибо у молодых людей слабо развито чувство страха. — Он снова вышел во двор, махнув рукой Олтоо, чтобы тот следовал за ним. — Пойдём.
— Тогда что? — Речной Камень поспешил за Отелло. — Почему ты сам остаёшься здесь, брат?
Кашта остановился в пятне редкого, слабого света. Увы, но это всё, что можно было ожидать так далеко на севере.
— Я тебе не брат, парень. — Он указал на торговые ворота. — Целый мир находится за этими дверями. Куда бы ты отправился?
Полжизни назад Змеехвосты взяли Кашту в рабство, принеся его раненым из мест, подвергшихся разграблению. Большинство тех, кого забирали Змеехвосты, они продавали неподалёку, в пределах пары сотен миль от места, где те родились, людям, которые хоть немного отличались от потенциальной покупки. Часто их отправляли работать на поля или пасти скот и коз. У племён не было железа, чтобы тратить его на цепи для рабов или стены для их содержания. Рабов удерживал тот простой факт, что они были потеряны и отличаются от остальных. Змеехвосты продавали раба с равнин на территорию холмов, лесного — на равнину, горца — в пустыню. Земля, чьи тайны тебе не известны, не прокормит тебя. Земля, чьи племена носят разные шрамы, или не носят их, чьи волосы выглядят именно так, или протыкают свои тела медными прутьями... такая земля всегда будет считать тебя рабом, и каждое копьё будет обращено против тебя.
Речной камень смотрел на ворота, его губы беззвучно шевелились.
— Куда бы ты отправился? — повторил Кашта. Судя по тому, что он видел, в Разрушенной империи африканец был так же далек от дома, как салаши из пустыни были бы чужими среди хаку, родного народа Кашты.
— Да хоть куда! — Речной камень буквально выплюнул ответ. — Пойду куда угодно. Я не собираюсь дожидаться седин здесь с тобой, старик.
Кашта пожал плечами и отправился в сторону казарм, зная, что новенькие пойдут за ним. Слова парня были горячими и глупыми. Но всё же они его задели.
В последующие недели Кашта смотрел за подготовкой новобранцев. В свободное от службы время он наблюдал со стены за тем, как сержант Врекслер натаскивает парней регулярными тренировками. Кашта примет наказание, если кто-то из них не оправдает ожидания купившего их агента. Олтоо демонстрировал силу и храбрость, но казался неуклюжим в обращении с мечом и щитом. Ему также не хватало пыла, который так искал Кашта. Кто-то мог бы назвать это жаждой убийства. Вот она, разница между охотником и земледельцем. Его продадут какому-нибудь другому хозяину. Народы Разрушенной империи держали мало рабов, хотя многие из местных, казалось Каште, мало чем отличались от невольников, удерживаемые цепями нищеты и навязанного долга. Тем не менее, среди аристократии существовал рынок сбыта африканцев, поскольку во многих южных королевствах они считались символом статуса. Олтоо быстро найдёт своё место.
С другой стороны, Речной камень обладал всеми талантами, которые обещал агент. Ему потребовалось некоторое время, чтобы приспособиться к мечу, ведь до этого он сражался копьём и ножом, но у парня имелось чутьё схватки. Он бился с улыбкой. Когда его сбивали с ног, он вставал и сражался с кровавой усмешкой. Парень оказался силён, но прежде всего он был быстр, а скорость имеет огромное значение.
Через месяц после прибытия Речного камня сержант Врекслер привёл парня в Монастырь Меча, небольшой двор рядом с личными покоями графа Меррена. Кашта проводил тренировки ночной стражи. Дневная использовала тот же двор для ночных тренировок. Очевидно, граф лучше спал, когда слышал звон стали.
— Речной камень. — Кашта поднял руку, останавливая тренирующихся — дюжину мужчин из дюжины народов.
— Отелло. — Парень остановился посреди них, облаченный в серые доспехи новобранца, с длинным мечом у бедра, тупым, но все же смертоносным оружием.
— Сержант сказал мне, что ты перестал держать меч так, как будто это копьё, — заметил Кашта.
Речной камень оскалил зубы:
— Испытай меня.
— Обязательно. — Кашта не мог не улыбнуться в ответ. Что-то в парне пробудило его былую свирепость. — Но сначала скажи, что является самым важным оружием ночной стражи при защите графа Меррена?
Речной камень скривил губы, достаточно умный, чтобы понять, что вопрос был с подвохом.
— Ты скажешь мне, что это не меч. — Он положил руку на рукоять своего клинка. — И вообще не изделие из железа.
Кашта кивнул. Он направил два пальца одной руки на свои глаза.
— Мы наблюдаем. Мы знаем это место лучше, чем любой охотник знает свои земли. Мы смотрим, мы слушаем, мы чувствуем любое изменение, любую вещь не на своем месте или не в свое время. — Он коснулся горла. — Твой голос может позвать сотню мечей тебе на помощь. Лучше плохой мечник, который видит приближение беды, чем лучший из клинков, который попадает в неё.
Речной камень кивнул, его взгляд ненадолго поднялся над головой Кашты, скользнул по крышам. Кашта заметил, что парень всегда смотрит вверх. В том, что Речной камень доставит им неприятности, сомневаться не приходилось. Кашта должен отправить его прочь вместе с Олтоо. Передать неприятности кому-нибудь другому. Но иногда, хотя бы изредка, ты видишь беду и бежишь ей навстречу.
Кашта выхватил меч, металл звякнул, выходя из ножен. Он замахнулся на Речного камня по широкой дуге, каждым мускулом показывая, что даёт юнцу время. Но даже в этом случае многие из графских гвардейцев не смогли бы остановить его.
Речной камень выхватил свой клинок и устремился в контратаку. Кашта отбил удар с достаточной силой, чтобы у парня заболели пальцы. Речной камень бросил на него задумчивый взгляд, затем упал на пол и сделал гвардейцу подножку. Кашта пошатнулся, но устоял. В то же время он переместил меч, нацеливая его в грудь юнца, острие находилось в дюйме от грудины Речного камня. Парень сделал выпад, пытаясь блокировать удар, но понял, что опоздал, поэтому опустил оружие.
— Хорошо. — Кашта потянулся к парню, чтобы поднять его на ноги. — Изобретательно. Это почти сработало.
— Никогда не знаешь, что получится, пока не попробуешь. — Речной камень улыбнулся наполовину с юмором, наполовину с язвительностью.
— Что насчёт твоих планов на побег? — поинтересовался Кашта.
— Ты был прав, — признался Речной камень.
Кашта кивнул, почувствовав неожиданное разочарование.
— Иди, спаррингуйся с Май Т'уи. — Он указал на восточника. Этот человек пришёл настолько издалека, что никто в крепости даже не знал названий первой дюжины земель, через которые он прошёл, добираясь сюда.
Позже в казарме Кашта указал Речному камню на одну из свободных коек.
— Мы здесь хорошо живём, парень. Мы едим лучше, чем большинство в Бейлтоуне вниз по дороге. Нам редко приходится вступать в бой. За десять лет на тренировочном дворе погибли всего трое. Только один человек был ранен, защищая графа, Ферро-славянин. Небольшой порез. Граф выложил золотые монеты стопкой, равной длине его раны, и Ферро  горько пожалел, что его не ранили сильнее! На праздниках подают эль. И женщины, они тоже есть.
Речной камень ничего не сказал, только пожал плечами и перевёл взгляд на свет, проникающий сквозь ставни. Ничего особенного, просто реакция парня, который знал о мире не больше, чем о том, какими листьями вытирать задницу. Но почему-то Кашта пошёл к своей койке хмурый, впервые за долгое время почувствовав, что жизнь, которую он только что описал, была хуже, чем ему хотелось бы.
Каште снилась клетка из золотых прутьев, в которой он сидел вместе с другими воинами своего племени и пировал несметным количеством мяса, сочного, капающего жиром, кровавого... Они ели и ели, но он всё равно был голоден, а со всех сторон его братья и мальчики, с которыми он рос, грызли кости с каким-то отчаянием и наигранным весельем. На мгновение Кашта отставил миску в сторону и стал смотреть... и всё это время решётки приближались всё ближе и ближе, и теперь только смех в пустоте вырывался наружу.
***
Прошёл ещё месяц, прежде чем Речной камень заслужил место в ночной гвардии, получил форму и доспехи, подобающие его статусу, но всё ещё с белыми полосами — знак новобранца и юнца. Каште пришлось лично доказывать сэру Громталу, что по своему потенциалу Речной камень не имеет себе равных среди тех, кого привезли в форт за последние десять с лишним лет.
— Пройдёт немного времени, и он сможет превзойти некоторых других на этом дворе.
Сэр Громтал поджал губы, сузил холодные синие глаза и кивнул.
— Под твою ответственность, Отелло. Под твою ответственность.
***
Речной камень сбежал через три дня. Кашта и Май Т'уи получили назначение в группу из шести гвардейцев, которым предстояло выследить парня. В шестёрку, возглавляемую сэром Громталом, входили Исаак, лучший следопыт графа, и Йомтоф, псарь, которому подчинялись три громадные ищейки.
— Почему он сбежал? — спросил Май Т'уи. Восточник попал в кандалы на старости лет, но ни разу не пожаловался на своё положение во всеуслышание в присутствии Кашты. У этого человека не было богов, кроме предков, и он действительно верил в судьбу. Это было удачей, потому что Кашта не был уверен, что кто-нибудь из людей графа сможет противостоять Май Т'уи в бою. — Ты поручился за него своим именем, Отелло. Неужели у него нет гордости?
— Это гордость иного рода. — Кашта положил руку на плечо Май Т'уи и вышел вслед за псарём из огромных ворот крепости в холодную синеву дня. Небо было затянуто тучами, высокое солнце устремляло свои копья в каждую щель, а мир внизу сулил одни неприятности.
— Молись, чтобы мы нашли парня, Отелло, да поскорее. — Сэр Громтал кисло оглядел горизонт. Он был невысоким, но крепким мужчиной, ровесником Кашты, тёмные волосы уже поблескивали серебром, а среди слуг он был известен своей жестокостью и мелочностью. — Граф Меррен не обрадуется, если узнает, что тот, за кого ты поручился, покинул его кров.
Путь Речного камня пролегал через хребет холмов Джостлера, Малого Скирида, Большого Скирида, Дерри и Малтопа. Всё указывало на юг и восток.
— Он направляется в Хентрис, — сделал вывод Кашта, глядя на Май Т'уи. Они шли вместе, чуть поотстав, сохраняя силы, в отличии от нетерпеливых гвардейцев. Беглецы считались редким явлением, поэтому произошедшее всех сильно волновало.
— Ты бывал там? — спросил Май Т'уи.
Кашта покачал головой.
— Я ходил только до графского поместья за городом. — Хентрис лежал в трёх днях пути, если ехать по лучшим дорогам. То был самый большой город Орланта после Лиможа. В тех местах даже такой заметный человек, как Речной камень, смог бы спрятаться. Слова Кашты так и не убедили парня не бежать. Но заставили подождать и узнать побольше, прежде чем совершить побег. Кашта покачал головой, но на его губах появилась слабая улыбка.
Охотничья группа быстро преодолевала расстояние, миля шла за милей, но парень так и не показался. Беглецы обычно были плохо подготовлены к условиям местности, не имели припасов и в итоге пропадали. Речной камень, вероятно, оказался хорошо подготовлен по всем пунктам, поскольку провёл несколько недель в крепости, собирая информацию и необходимые припасы. По мере того, как усталость перерастала в изнеможение, а избитые ноги начинали покрываться волдырями, Кашта надеялся не на то, что они найдут свою добычу, а на то, что Речной камень ускользнёт от них.
Они провели ночь в фермерском доме, выгнав хозяина и его семью в их же амбар. Сэр Громтал проснулся в дурном настроении, его проклятия и рассуждения о судьбе Кашты и парня становились всё ядовитее с каждой милей.
— Граф велел кузнецу отбить руки и ноги рабу молотком. Пусть повисит на стене в течение месяца, прежде чем мы закончим с ним.
Пошёл дождь, псарь ругался, а ищейки в замешательстве обнюхивали грязь. Исаак тоже не мог найти никакого следа.
— Мы знаем, куда он направляется, — сказал наконец сэр Громтал. — Мы возьмем лошадей в Леффи, поедем вперёд по городской дороге и будем ждать его возле Хентриса. Он пойдёт через лес на запад, а не по дороге.
Кашта вынужден был согласиться: это был разумный план. Будучи полноправными членами графской гвардии, он и Май Т'уи были опытными наездниками и могли сопровождать графа, когда тот хотел быстро перемещаться между своими поместьями, преследуя деловые интересы. Путь до Леффи занял час, двигаясь на север по долине Дорлон. Сэр Громтал достал необходимых лошадей, щедро использовав имя графа и скупо расплачиваясь серебряными монетами.
Они ехали из последних сил, сэр Громтал всё больше воспринимал побег Речного камня как личное оскорбление. Ищейки не поспевали за ними, и псарь Йомтоф отстал, пообещав встретиться с группой на лесной тропе за Хентрисом. Еще один из гвардейцев остался в безымянной деревушке — его лошадь потеряла подкову. Но четверо гвардейцев и двое ночных стражников добрались с сэром Громталом до садов Хентриса. Хватит и их. Рыцарь велел им разместиться и ждать беглеца. Их численность не оставит Речному камню ни единого шанса на побег.
Они сидели, не сводя глаз с тропы, скрючившись в чахлом подлеске, час за часом, а покрытые мхом деревья прикрывали их со всех сторон. Сэр Громтал ждал поодаль, расположившись на поваленном бревне и хмуро глядя на зелень.
— Он может пойти другим путём. — Заметил один из гвардейцев.
— Может, — согласился Кашта. Он надеялся, что парень выберет другой путь. Часть его души жалела, что много лет назад он не выбрал иной путь. Подобно Речному камню, он ждал, вынашивая мысли о свободе, планируя побег. Проходили месяцы, пока он балансировал на краю пропасти. И постепенно комфорт оков оттащил его от края пропасти.
— Есть шанс, что он придёт. — Альберт, гвардеец постарше, сморщился, дождь капал с края его шлема.
Кашта скрючился, дрожа, согретый воспоминаниями о детстве: солнце напекало глинобитные хижины, отбрасывающие короткие тёмные тени. Мальчик, заработавший своё имя на призрачных равнинах, не представлял себе такого будущего. Он бы рассмеялся над предположением, что вместо железных цепей он может носить невидимые. Если бы Кашта мог вернуться сквозь годы и поговорить с юношей, недавно вернувшимся в деревню со свежими шрамами, олицетворяющими его имя, если бы он рассказал ему о жизни в каменных залах графа Меррена, этот свирепый молодой воин объявил бы его другим человеком, призраком, который вернулся, чтобы преследовать не того человека. Он раскрасил бы себя кровью быка, отметив свою грудь множеством глаз пыльных богов, и с презрением отправил бы нынешнего Кашту обратно на произвол судьбы.
Речной камень заставил их ждать большую часть дня. Кашта и Май Т'уи разминали ноги, когда раздался крик. Два гвардейца, заметившие его, разозлённые муками от всего происходящего и уверенные в своём численном превосходстве, тут же вышли на его дорогу. Когда Кашта добрался до тропы, оба уже лежали на земле, истекая кровью. Сэр Громтал виднелся дальше по дороге, догоняя двух других членов команды, которые неотступно следовали за беглецом.
Кашта и Май Т'уи отправились за ними спокойной трусцой, чтобы в случае необходимости они смогли либо ускориться, либо держать темп на протяжении целых километров.
Речной камень мог бы убежать от них всех, будь он свеж, но два дня и ночь непрерывного движения по незнакомой местности истощили его силы, а холод пробрал до костей. Пройдя четверть мили по оленьим тропам в глубь леса, Кашта услышал звон клинков. Он прибавил скорость, оставляя Май Т'уи позади себя. В двухстах метрах он перепрыгнул заросли шиповника и выбрался на поляну, где Речной камень сражался с двумя гвардейцами.
Кашта наблюдал, как Речной камень применяет уроки, усвоенные на тренировочном дворе, сохраняет бдительность, не отвлекаясь, но контратакуя при каждом удобном случае. Перед ним стояли гвардейцы-ветераны, Альберт, морщинистый и запыхавшийся от погони, и Ролон, крупный, но медлительный мужчина. Сэра Громтала не было видно, но его местонахождение можно было определить по шуму в густом подлеске слева.
— Шаг в сторону... — тихо сказал Кашта. Парень был агрессивен, но он старался держаться на расстоянии — урок, усвоенный с копьём в руках. — Ещё шаг.
Речной камень шагнул. Он вогнал меч в грудь Ролона, оставил его там, и развернул врага в сторону Альберта, прыгнув к нему с ножом в руке.
Только один из них встал. Речной камень с багровым клинком. Кровь текла из пореза на боку, впитываясь в мягкую броню вокруг раны. Альберт доказал, что у него есть яйца, несмотря на возраст.
Сэр Громтал выскочил из укрытия с рёвом и мечом в руке. Он настиг Речного камня прежде, чем тот успел как следует встать на ноги. Вместо того чтобы отпрыгнуть в сторону, парень взял инициативу в свои руки и бросился к ногам сэра Громтала, вонзив нож в левую ногу рыцаря. Рычание Громтала приобрело другой оттенок, но он не отвлекался, нанося удары, пытаясь поразить парня, когда тот откатывался в сторону. Дважды его меч вонзался в землю, прежде чем Речной камень отодвинулся на безопасное расстояние, но вторая попытка достигла цели, оставив глубокую рану на другом боку.
Сэр Громтал вытащил нож и посмотрел на Кашту.
— Чего ты ждешь, дурень?
Кашта думал, что парень убежит. Они проследят по следу крови, найдут его в лесу, сидящим спиной к дереву за много миль отсюда, когда его силы иссякнут. Вместо этого Речной камень бросился на Громтала, нырнув под страшный удар. Они упали вместе. Треск конечностей, крики, не похожие ни на человеческие, ни на звериные, но столь подходящие для сражения. Мгновением позже Громтал поднялся, пошатываясь. А Речной камень лежал в тени, неестественно выгнувшись. Рыцарь тяжело дышал, он побледнел, а его одежда окрасилась алым.
— Маленький ублюдок... а он немного умел... драться. — Он прислонился спиной к дереву.
— Его звали Речной камень. — Кашта не упомянул, что мертвец был на фут выше Громтала. Он переступил через павшего и встал между рыцарем и его поверженным противником.
— Да мне насрать... как звали этого ублюдка. — Громтал сделал еще один вдох. Кашта не мог понять, ранен он или просто измотан. — Он был просто рабом.
***
Май Т'уи вышел на поляну с мечом в руке, шагал он осторожно: левая нога окрасилась в багровый цвет там, где шиповник наказал его за сиюминутную потерю бдительности.
Беглец лежал, свернувшись калачиком, как будто спал. Ролон и Альберт были чуть поодаль по обе стороны от Речного камня, широко раскинув конечности, их тела багровели кровью. Сэр Громтал стоял, прислонившись спиной к дереву, словно отдыхая. Но на самом деле в стоячем положении его удерживал длинный меч, вонзенный в грудь.
— Ты должен уйти, — глубокий голос Отелло раздался позади него.
Май Т'уи не пытался повернуться лицом к человеку, стоявшему у него за спиной.
— Зачем? — Они оба знали, о чём именно спрашивал Май Т'уи.
— Иногда сердце говорит напрямую с рукой, — сказал Отелло. — Если бы Громтал не назвал мальчика "просто рабом", я думаю, мы бы сейчас вместе возвращались к нашим лошадям.
— Ты должен пойти со мной, старый друг, — сказал Май Т'уи. Он убрал меч в ножны. Он не думал, что человек, которого он называл Отелло, пронзит его сзади, и не думал, что если бы друг позволил ему повернуться, то Отелло смог бы победить его мечом. Май Т'уи понимал свой долг, он пронизывал его насквозь и обволакивал его кости. Он поклялся графу Меррену, и неважно, что клятва была дана ему вопреки воли. Тем не менее, он убрал меч в ножны и не повернулся. — Речной камень убил рыцаря. Мы вернёмся, это наш долг.
— Это ты должен пойти со мной, старый друг, — ответил Отелло. — Человек может купить титул, но он не может купить другого человека. Всё, что он получит, это слова о том, что он владеет тобой. У меня есть собственные слова, и они говорят, что только я владею собой.
— Пойдём назад, Отелло, — убеждал Май Т'уи. — Это не нашли земли.
— Нет. — Голос Отелло звучал совсем иначе, он не был ни счастливым, ни печальным, просто изменившимся. — Речной камень мёртв, и мои руки красны от его крови. Сколько бы лет ему ни было, он был мужчиной, а не мальчишкой, и он научил меня новому. Или научил меня вспомнить старое, то, что я уже знал. В любом случае, в моих жилах теперь течёт его кровь.
— И что ты намерен делать?
— Я попробую новый путь. Найду новых братьев. Изучу эти земли и их пути. Со временем я поверну свои стопы на юг и буду идти, пока не дойду до моря. Мой дом зовёт меня, Май Т'уи. Я слышу барабанный бой. Я вижу далёкие небеса.
— Да хранят тебя твои предки, брат.
И Май Т'уи ждал, слушая, как звуки отъезда нубанца затихают вдали. Наконец он уловил песню "Золото купца", прозвучавшую из уст нубанца, человека, который теперь волен сам выбирать направление и петь любую песню, при условии, что он сможет жить с последствиями. Песня стихла в тишине деревьев, и Май Т'уи наконец остался один в лесу, компанию ему составляли только мертвецы и собственные сожаления.
Примечание
Мы все находимся в плену чего-то. Иногда требуется кто-то другой, чтобы показать нам цепи, к которым мы привыкли. Но решение о том, что делать с этими цепями, если вообще нужно что-то делать, остаётся только за нами.
*собирательное название, применяемое к нескольким коренным южноафриканским народам охотников-собирателей, говорящим на койсанских языках и относимым к капоидной расе.