Золото и речка часть 1

 Золото и речка

Книга третья часть 1

Звонок

— Кто звонил? — Как обычно, поинтересовалась жена, когда Максим положил трубку.
— Гравин звонил. Встречу выпускников собирают. Просил приехать, — Максим почесал в затылке, призадумался. Ехать, или не ехать – это для него не вопрос. Где выкроить время, которого, как и денег, всегда не хватает.
— Ну, и что ты решил, — снова поинтересовалась жена, накручивая бигуди.
— Так вот, время не знаю, как выкроить. Не очень что-то вписывается в моё расписание.
— Так может, лучше не ехать? — Жена продолжала накручивать бигуди.
— Так встреча же. И так редко. Если не сейчас, то когда ещё. — Максим недовольно поморщился.
— Не езди, — почти категорично вдруг заявила жена, перестав возиться с бигудями.
— Это ещё почему? — Не понял жену Максим.
— Не знаю, — пожала плечами жена. Не езди и всё, предчувствие нехорошее…, — она примолкла, недоговорённость в её словах как-то настораживала.
— Предчувствие нехорошее, — заворчал Максим, принимая это, как ультиматум, — откуда у тебя предчувствие, если и времени-то прошло всего ничего. Только позвонили, а у тебя уже предчувствие.— Недовольство, сквозившее в его голосе, указывало на то, что он начал заводиться на холостых оборотах.
— Ну, так, как только трубку ты поднял, так оно и появилось, — простоватый взгляд жены как бы говорил, ну чего ты от меня хочешь.
— Ну, если логически рассуждать, то тогда, когда я трубку положил, оно должно было у тебя исчезнуть, — Максим вопросительно посмотрел на жену.
— Можешь так на меня не смотреть, не исчезло, — супруга всем своим видом, как бы показала ему язык.
— Вот те на, — Максим развёл руками, — туда так получилось – обратно так нет. Система ниппель что ли?
— Ниппель, ниппель, — недовольно проворчала жена в ответ на это.
— Ну, вот видишь, система ниппель тебя уже не устраивает, — Максим снова развёл руками.
— А кого она устраивает, — супруга дёрнула чуть-чуть плечами.
— Ну, ладно, ладно сразу же и копытом бить, — Максим решил, что пора переводить разговор в более спокойное русло. Решение по этому вопросу он уже принял, а менять свои решения он не любил, — давай, лучше по делу.
— А что по делу? Собирать тебе сумку что ли?
— Ну да, а что ещё-то? — Выражение его лица при этом говорило, мол, я всё сказал, чего еще ты хочешь от меня.
— Когда едешь? — Она уже не спорила. Она поняла, что это судьба, а с судьбой, говорят, лучше не спорить.
— Завтра, — прозвучал лаконичный ответ.
— Ну, что ж завтра, так завтра. — Она стала собирать сумку. Дети уже спали, никто не мешал. Сумка заполнялась.
— Не многовато ли, — Максим всё-таки сделал замечание жене.
— Не думаю, — продолжала накладывать она.
— Хочешь сказать, что ещё мало будет, — попытался пошутить Максим.
— Именно это я и хочу сказать, — согласилась она с замечанием мужа.
— Жадничать – нехорошо, — продолжал гнуть своё Максим.
— Для тебя же стараюсь. Самое необходимое только. Разве это жадность?
— Ты меня, как будто в дальнюю дорогу собираешь. Это же рядом.
— Вот как чувствую, так и собираю. — Супругу снова стало, вроде как, перекашивать.
— Ладно, ладно, я же не спорю — постарался выровнять ситуацию Максим.
— Вот и хорошо, — подвела итог жена, — тебе этого всё равно не хватит.
— Как не хватит? — Удивился Максим, но наученный горьким опытом, спорить не стал, не стал отрицать того, что было очевидным по мнению жены. Было время, когда к женской интуиции он относился скептически, но с некоторых пор он перестал исключать её из своих расчётов. Хотя он тоже чувствовал приближение опасности, но у него что-то срабатывало только в последний момент, А соломка-то нужна заранее. Жена же, обладая женской интуицией, знала всё наперёд. Поэтому сумку перетряхивать он не стал. К тому же были обговорены все формы связи. Всего, конечно, не предусмотришь, а связь, она и в Африке связь. Связь в экстремальных случаях – это соломка, которую не смог подстелить заранее. Если у тебя есть связь – не ударишь лицом в грязь, говаривал он сам себе не раз.
— Ладно, давай спать, завтра вставать рано. — Зевнула жена в ладошку. Сумка наконец-то была собрана в дорогу и смотрела на дверь.
Утром на вокзале было ещё тихо, но народ уже суетился, рассаживаясь по вагонам.
— На, вот, — подала она ему собранную вечером сумку, — здесь всё, что нужно.
— Ладно, ладно, сам знаю, что на все случаи жизни, — он поцеловал её на прощание и пошёл к своему вагону.
— Перед тем, как идти к своим друзьям, не забудь оставить её в камере хранения. — Напомнила она ему, на всякий случай.
— Оставлю, не волнуйся, — попытался заверить он её, как обычно.
— Знаю я, твоё не волнуйся, — это она ворчала уже по привычке и для себя.
Пока Максим, таким образом, прощался со своей супругой, поезд тронулся, и Максиму пришлось заскакивать в него на ходу.







Встреча

Встреча бывших однокурсников прошла на должном уровне. Максим сумел даже отличиться, хотя на таких мероприятиях старался дюже не высовываться из рамок.
Песня, исполненная им под гитару, не оставила бывших однокурсниц равнодушными. Вспомнили и колхоз, и стройотряд, и годы учёбы. Всё это было, и никуда от этого было не деться. После встречи все разбились на группы и стали расходиться. Каплин, работавший с Гравиным в одном ведомстве, пригласил Максима с Гравиным к себе.
— Ты куда? — Обратился он к Максиму.
— Да, пока никуда. — Он был одним из не определившихся.
— Поехали ко мне. Старые песни послушаем...
— Поехали, чего ж не поехать. — Максиму было интересно посмотреть, как живут люди, достигшие определённого положения.   
Вызванный по мобильнику водитель привёз их в загородный дом. Было уже темно, но электрическое освещение позволяло всё хорошо рассмотреть. Аккуратно подстриженные кусты, ухоженные клумбы и газоны производили приятное впечатление. Интерьер в доме был не хуже. Всё было по «фэньшую», или по крайней мере близко к нему. Живут же люди, подумал про себя Максим.
— Ну, за что будем пить? — Хозяин особняка был в прекрасном настроении. Он показал то, что хотел, и был очень доволен. Стол был богатый,  собран был заранее и не уступал шведскому.
— А давайте, выпьем за дружбу, — предложил Гравин, — столько лет дружим. Наша дружба бескорыстна и крепка, — пропел он. Все с ним согласились и выпили. Перешли к закуске. И выпивка, и закуска были отменного качества. Хорошо живёт, скорее удивляясь, чем, завидуя, снова отметил про себя Максим.
— Ну, что, давай ещё по одной, — инициативу взял на себя хозяин.
— А, давай, только за что?
— А, давайте, выпьем, за прекрасных дам. — Предложил Каплин. — Вторую, обычно за них пьют, чего ж отступать от традиции.
— Хотя, их у нас тут нет, но отчего ж, не выпить, если так положено, — согласился Гравин с Каплиным. — За наших девчонок!
Они выпили ещё по одной. Разговор пошёл свободнее. Все оживились, стали вспоминать незабываемые годы учёбы, так сказать то, что никогда не забывается.
— Вот ведь, — начал Гравин, — все вы помните, наверное, Шмакова. Светлая голова, вроде бы большие надежды подавал, а как-то не сложилось у него. Почему непонятно. Вроде всё у него было для этого.
— Да, да не говори-ка, что-то у него не пошло, судьба не туда повела, наверное, — выразил сожаление Каплин, покачивая головой.
— Да, с судьбой не поспоришь, — согласился Гравин и внешне и внутренне.
— Так, судьба, наверное, у каждого она своя. От судьбы, говорят, не уйдёшь. Наверное, не зря так говорят люди, — высказал общую гипотезу Каплин. Он умел говорить общими фразами.
— А ты что молчишь? — Обратился к Максиму Каплин, желая продолжить разговор.
— Да вот как-то не знаю даже, что сказать, У меня всё проще. Утром на работу, вечером с работы, некогда даже о жизни задуматься, о высоком помечтать, пофилософствовать. Просто некогда об этом, потому что проза жизни заела.
— Вы что, разговоры какие-то серьёзные завели, давай-ка, лучше выпьем, да молодость cвою вспомним, — первым опомнился Гравин.
— Давай, вспомним, — согласился с ним Каплин и продолжил, разливая по рюмкам,— Каждый человек, сам кузнец своего счастья, — уже держа рюмку в руке, с пафосом произнёс он, как бы убирая при этом сказанное ими прежде, — а судьбой, говорят, можно даже управлять.
— Это для оптимизма? — Спросил Гравин.
— Да, для настроения. Давайте, выпьем за то, чтобы счастью к нам было по дороге….
— А горе застревало на пороге, — подхватил Максим сказанное Каплиным и добавил, — ведь счастье – не в деньгах….
— А в их количестве, — поддержал Каплин.
— Ну да, без них же никак, только почему одним всё, а другим ничего?
— Кто что заслужил, — улыбнулся Каплин.
— А-а, ну, если так, то конечно…. — Максим за разговором выпил ещё пару подставленных рюмок. Ему показалось при этом, что друзья его не пьют, но было уже поздно….
Дальше он ничего не помнил.









На дороге

Максим очнулся и понял, что ничего не понял. Сразу же появилось ощущение движения. Он лежал и в то же время двигался. Как же это я двигаюсь, если ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, подумал он. Голова у него уже включилась, а тело было деревянным. Ого, знакомая ситуация, снова пронеслось в его голове. Такое же ощущение у него было тогда, когда он, забравшись в дупло, упал внутрь дерева, но сейчас-то он вроде никуда не падал. Воспоминания довели его до того момента, когда он был ещё у друзей. Вот он за столом и всё, а дальше провал в сознании.
— Где я? — Произнёс он одними губами, и, сумев всё-таки включить какие-то рычаги, которые управляют движением тела, перевернулся.
— А-а, проснулся. — Человек, сказавший это, вроде бы даже обрадовался этому факту.
— Да вроде того, — просипел Максим и не узнал своего голоса.
— Вот и хорошо, а то мы стали думать, что ты и не проснёшься вовсе. — Радостные нотки снова прозвучали в его голосе.
— А где я? — Снова спросил Максим.
— В машине, — прозвучало иронично в ответ.
— А вы кто? — Решил зайти Максим с другого
входа. То, что он ехал в машине, было понятно.
— А ты что, не видишь? — Между сиденьями замаячила голова в фуражке.
— Теперь вижу. И куда вы меня? — Максим был в полном недоумении. — А-а домой, — вдруг осенила его радостная мысль.
— В отделение милиции, куда ж ещё, но уж никак не домой, — Улыбнулось лицо в фуражке. Он был молодой, безусый, симпатичный, и видно просто радовался этому обстоятельству.
— В отделение милиции, говорите, а чего ж я такого натворил? — Задал сам собой напрашивающийся вопрос Максим.
— Избил, говорят, кого-то, — Лицо в фуражке снова улыбнулось.
— Кого избил? — Максиму стало нехорошо от внезапной догадки.
— Ну, ты, наверное, лучше знаешь, кого так сильно не любишь, или наоборот….
— Что наоборот? — Вадим был в замешательстве. Он не хотел верить.
— Что наоборот. Или тебя любят, или не любят. Что тут сложного. — Молодой человек был несколько раздражён непониманием.
— Не любят, значит, — с некоторым сожалением повторил Максим, понимая, что он снова
попал в историю, в которой ничего не понимал.
— Значит, не любят, раз в отделение везём, — подтвердил конвоир.
— Вы уверены, что мне туда надо?
— Раз везём, значит туда тебе и надо.
— Да действительно, — согласился Максим, а сам подумал, да нечего мне там делать. Если я туда попаду, то те, кто меня так любят, могут повесить на меня всё, что угодно. От таких мыслей Максим слегка даже вспотел. Он понял, что ему нужно бежать и решил действовать. — А можно мне в кусты сбегать, а то терпеть мочи уже нет, — попросил он. Это не было просто уловкой, его и на самом деле припёрло.
— Ну, что ж сходи, — смилостивился молодой сержант и попросил водителя остановиться. Машина, что-то недовольно проурчав, остановилась.
— Выходи, — блеснув погонами, сержант открыл дверцу машины.
— Так неудобно же, — Максим повернулся спиной, показывая заведённые за спину руки. Он, оказывается, был ещё и в наручниках.
Сержант залез в машину, в результате этого руки в наручниках у Максима оказались спереди.
— Ты бы хоть для такого дела не застёгивал,
— попросил Максим.
— Мне сказали, без наручников тебя оставлять нельзя. — Сержант стал серьёзным. Видно было, что он привык исполнять приказы.
— Ну, и ладно, и за это спасибо. — Максим вылез из машины. Ветерок обдул ему лицо, остудил мысли. Сразу стало легче. Повозившись, он простроился к заднему бамперу УАЗика, и полилось. Сержант отвернулся, но драгоценная жидкость не вся ушла в землю. Были обильно смочены при этом руки и браслеты. Сержант, чтобы не мешать, что-то насвистывая, отошёл в сторону. Максим, сжав левую ладонь в узкую лодочку, попытался вытащить её из браслета. Только что смоченная влагой, она подалась. Левая ладонь была узковата от природы, и это сыграло свою роль. Ладонь вылезла из браслета.
— Давай, в машину, — скомандовал сержант, увидев, что Максим закончил своё дело. Он подошёл к машине, чтобы придержать дверцу. Максим в это время был уже там. Сержант хотел, было, подтолкнуть арестованного, но никто же ему не сказал, что стоять рядом с этим арестованным тоже опасно. Максим стоял спиной, но боковым зрением видел сержанта. Он давно уже не тренировался, но тело всё помнило. Короткий, резкий удар правым локтем в солнечное сплетение, и сержанта согнуло в обычный циркуль
— Что там у вас? — Забеспокоился водитель.
— Да вот с сержантом что-то стало плохо, — попытался сделать голос испуганным Максим, а сам при этом отошёл в сторону. Водитель со стороны капота появился незамедлительно. Увидев, что арестованный стоит поодаль, а сержант стоит, согнувшись в три погибели, бросился на помощь товарищу. Но это для водителя Максим стоял поодаль, а для самого же Максима это было рядом.
— Ха, — и удар левой в прыжке впечатался в челюсть водителя. Водитель сполз по дверце машины на дорогу бесформенной желеобразной массой. Пистолет, которым он испуганно размахивал, упал рядом. Сержант, согнутый циркулем, безуспешно пытался вытащить пистолет из кобуры, висевший у него под мышкой. Увидев пистолет, выпавший из рук водителя, он перестал вытаскивать  свой пистолет и циркулем упал на пистолет водителя. Максим понял, что выбора у него уже нет. Тут уж было без вариантов. Удар ногой в челюсть с удобного положения, и сержант сразу же вырубился.. Максим подскочил к нему и начал шарить у него по карманам.
— Где же ключ? — Произнёс он вслух, пытаясь найти его. Он лихорадочно шарил по карманам левой рукой, понимая, что правую руку ему подобным образом из браслетов не вытащить. Правая рука у него была крупнее левой. Ключ нужно было найти, во что бы то ни стало, а он, как назло, не находился. Если хочешь всё испортить, то надо потянуть время, пришла ему на ум фраза, часто посещавшая его во время просмотра боевиков. Сейчас, похоже, с ним происходило то же самое. Но удача всё-таки улыбнулась ему.
— Вот он золотой! — Наконец, Максим нашёл то, что искал. Сняв наручники со своей правой руки, он спихнул своих новых друзей в кювет. Этими же наручниками он пристегнул их друг к другу. — Хорошо лежат, — глянув со стороны, слегка позавидовал Максим и поднялся на дорогу. Машина, как будто ждала его. Ключи зажигания были на месте. Машина фыркнула пару раз на незнакомого водителя и поехала. Выбирать смысла не было. В каком направлении стояла, в том и поехала. Максиму было по пути. Ему нужно было на вокзал и, чем скорее, тем лучше.
— Откуда появился, туда и заявился, — скаламбурил он, но, взглянув в зеркало, осёкся. Он самого себя не узнал. Всё лицо было в крови, и синяк под глазом на пол лица светился даже через запёкшуюся кровь.
— Ничего себе припарка, фонарь подвесили,
называется. Да тут целый фонарище. Вот это да! Да на такую харю, что ни повесь, всё выглядело бы правдоподобно, — ужаснулся он своей догадке. — Харя и есть, — разглядывая себя в зеркало, произнёс он. И как же мне с ней теперь быть? Мне в город надо, а меня с такой харей разве туда пустят. На первом же посту остановят, даже на синие номера не посмотрят, подумал он.
— На синие номера не посмотрят, а вот на синюю харю захотят полюбоваться, — пошутил он сам себе, и улыбнулся, но разрисованная морда в зеркале заднего вида симпатии не вызывала. Она-то и вернула его в действительность.
— Надо что-то делать, ну, нельзя же в таком виде. Никто же не поймёт. — Максим остановил машину. Машина, проворчав что-то вроде того, что, мол, да, неважнецкий у тебя вид, заглохла.
Он вылез из машины и огляделся.
— Где взять воды? — Поблизости ни лужи, ни речки, ни ручейка, но тут сработало.
— В бачке стеклоочистителя, — выдохнул он как-то разом. Он быстро открыл капот. Точно. Полный бачок чистой воды.
— Повезло, — подумал Максим и быстро взялся за свой туалет. Отмыл всё, что было можно. Кровь быстро отмылась, а синяк не отмывался.
— Говорят, что нельзя скрыть кашель, понос и беременность, а фонарь разве можно? — Максим порылся в бардачке автомашины. Документы на машину, рация…, ага, вот он атрибут настоящего мачо. Это, как раз то, что нужно. И синяка не видно будет, и не будет слепить глаза, подумал он, одел найденные в бардачке очки и остался доволен. Очки были ему к лицу. В них он даже стал несколько смахивать на иностранца.
— Вот, совсем же другое дело, — Он завёл машину и поехал.
На посту при въезде в город, на него не обратили никакого внимания. Вернее обратили, но отвернулись при этом, сделав вид, что ничего не видели, видно, хорошо знали эту машину. Максим спокойно доехал до вокзала. Поставил машину на стоянку. Бросил ключи в бардачок, всё протёр там, а потом вылез из машины и пошёл на вокзал. Камера хранения успокоила его тем, что она никуда не исчезла, но холодок в груди был. А вдруг ячейка пустая, но всё было на месте. Максим забрал свою дорожную сумку и пошёл покупать билет. Купил билет, сел в зале ожидания и стал ждать. До отправления поезда было целых полчаса. Эти пол часа показались ему целой вечностью. После загородного безлюдья ему казалось, что вокзал – это просто какой-то муравейник. И только тогда, когда объявили посадку, он облегчённо вздохнул.


Ожидание

Татьяна бесцельно бродила по комнатам. Уборку она сделала ещё утром, но автоматически переставляла стулья, перекладывала вещи с места на место и места себе не находила. Максим давно должен был быть уже дома, а его всё не было. И где он? В душу начала закрадываться тревога.
— Мама, ну, что ты ходишь из угла в угол, сядь, посиди, — сын к удивлению мамы читал книгу. Отвлекаться было некогда, но мамино настроение передалось и ему.
— Посидела бы, да не сидится, — Татьяна сказала сыну правду, да и не соврёшь больно-то, и так всё на виду.
— Папу ждёшь, — сын испытующе посмотрел на маму, курсирующую из угла в угол.
— Жду, уже давно должен бы быть дома…, — Татьяна всё же присела, наконец.
— Так приедет, не сегодня, так завтра, — Попытался успокоить сынуля маму.
— Приедет, — согласилась она, а сама подумала, когда вот только. — А ты что так увлеченно читаешь? — Переключилась она на сына.
— Детектив, — ответил он, не отвлекаясь.
— Читал бы лучше то, что задали в школе.
— Нет уж, и так больно много задают. Наверное, хотят, чтобы у нас сил на всё остальное не оставалось, и мы из дома не вылазили.
— Ну, и ладно, может быть, так оно даже и к лучшему. Учителя лучше знают, что вам нужно. А Настя где? — Снова поинтересовалась она у сына.
— В музыкалку ушла. Конкурс у них какой-то. До, ре, ми, фа, соль, ля, си. Знает всё, что ни спроси, — пропел он.
— Ладно, ладно, ты бы тоже ходил, вон у тебя слух какой музыкальный….
— Да? А что с этим слухом делать? Слушать-то кого? Никого кроме нас дома нет. Вот такие о-ца-ца – Насти нет и нет отца, — снова пропел он и добавил, — А я Оксану сегодня до дому провожал. — Это он сказал, как бы, между прочим. Надо же было переключить маму на что-то другое.
— Ну и как, проводил? — Фокус удался, мама сразу же переключилась.
— Да, проводил, там пацаны из ихнего дома играли в футбол…, — сын замолчал, изображая большую занятость.
— Ну и что? — Мама напряглась. Со слов сына она знала непростую ситуацию во дворе.
— Ну, что, что, мяч тут выкатился, прямо мне под ноги. Я его с ходу бац, и в самую девятку.
— А дальше что? — Не успокаивалась мама.
— Что, что, пока они стояли с открытыми ртами, мы прошли.
— А обратно-то как? — Мама уже полностью переключилась на проблемы сына.
— Обратно? Обратно я пошёл другой дорогой, зачем же судьбу два раза испытывать?
— Какой ты у меня…, — Татьяна не договорила, чтобы не сглазить, и потрепала сына по голове, а потом добавила, — наверное, дипломатом будешь: все барьеры обошёл, надо же.
— Не-е, говорят что, чтобы стать дипломатом, с дипломатом в школу надо ходить, а я пока только с ранцем, — махнул рукой сын.
— Ну, купим тебе дипломат, купим, а то чего ты всё с ранцем, да с ранцем, — улыбнулась Татьяна на слова сына.
— Всё равно ничего не получится. По телику сказали, что маленькие все дипломаты. Куда у взрослых потом всё это девается, никто не знает, наверное, в детстве всё остаётся.
— А ты поменьше телик-то смотри, — с нарочитой серьёзностью сказала мама.
— Так я и так не смотрю. Чего там смотреть-то. В футбол поиграть некогда.
— А ты вон, как Димка из соседней квартиры, с компьютером в футбол-то играл бы.
— По компьютеру, как по мячу, ногой не ударишь, — вздохнул Олег.
— Так Димка же пинает. Дома сидит и пинает, да ещё и с комфортом, поэтому с ним никогда ничего и не случается.
— То Димка, а я так в футбол играть не могу. Мама, ты не представляешь, как это, раз по мячу ногой, и мяч в девятке.
— Ну, ты весь в папу. Он тоже, когда маленький был, как привязанный за мячом бегал. И где он потерялся? Хоть бы позвонил, договаривались ведь. — Переключилась она снова на папу. Взяла вазу с цветами, чтобы переставить её на другое место, и тут вдруг зазвонил телефон. Звонок прозвучал так громко и так неожиданно, что ваза выскользнула из рук и разбилась. Олег, не ожидавший такого конфуза, даже подскочил на стуле.
— Мама, у тебя что, опять катастрофа? Возьми трубку, папа, наверное, звонит.








Шишки в мешке

Поезд тронулся. Антон пошёл по вагонам искать свободное место. Свободных мест не было, все сидели на своих местах, но попадались и такие, которые тоже были без места. Случайное столкновение с незнакомым мужчиной в проходе насторожило Антона. Знакомый запах ударил по ноздрям. Это был запах болота. Отсутствующим взглядом Антон посмотрел на человека, напомнившего ему о том, что расслабляться ещё рано.
— Извините, — не нашёлся ничего больше сказать Антон, и пошёл дальше.
— Ничего, ничего, это вы меня извините. — Голос у человека был бесцветным, внешность тоже, серые волосы, серые глаза. Такой ничем не примечательный мужчина средних лет, среднего роста, среднего телосложения.
— И чего это ты возле меня трёшься? — Мысленно задал вопрос самому себе Антон. Он прошёл в следующий вагон, нашёл свободное место и сел. — Все с сумками с мешками, кошёлками, и я, как все, тоже с мешком а он налегке, как будто на прогулку собрался, — Эти мысли, почти вслух, заставили вернуться Антона к незнакомцу с запахом болота.
Мимо проплывали леса, реки и поля, рощи, горы и дубравы. Монотонный стук колёс не умолкал. Паровоз знал своё дело, и тянул состав вперёд. Составу деваться было некуда, и он катился по рельсам вслед за паровозом.
— Не хотят они оставлять меня в живых и отпускать на все четыре стороны. — Снова, почти вслух, подумал Антон. — А ведь Панкрат сказал, что, если всё, что обещал, отдам, то меня оставят в покое. — Он вздохнул. Конечно, надо было думать, что в покое его не оставят. Кому нужны живые свидетели.
Загруженный своими мыслями, Антон незаметно уснул. Проснулся он, как будто от толчка в бок. Смеркалось, поезд шёл на подъём, колёса стучали всё медленнее. Всё, лучшего момента может и не быть, подумал Антон и поднялся. Он взял свой вещмешок и пошёл к выходу. В тамбуре закурил, огляделся. Пачку папирос дал ему в дорогу Панкрат, как дополнительную гарантию на жизнь, усыплял бдительность. Никто бы не дал пачку дефицитных тогда папирос, если бы знал, что тебя не будет скоро в живых. Антон пыхнул папиросой, как следует, и оглянулся. Снова пыхнул папиросой, мелькнул какой-то силуэт. Хлопнула дверь, и незнакомец оказался уже сзади. То ли по ассоциации, то ли на самом деле Антон снова почувствовал запах болота. Тут он, не раздумывая, бросился в ночь, в распахнутую дверь вагона.
Ему повезло. Поезд был в самом конце подъёма. Скорость была такая, что он с поезда спрыгнул, как с телеги. Вслед за ним прыгнул незнакомец, но уже подальше. Антон, так, чтобы было видно в темноте, бросил мешок с шишками вниз, а сам остался лежать на насыпи. Мешок с шумом покатился под откос, создавая эффект покатившегося с насыпи тела. Незнакомец думал недолго. Вернее, он не думал совсем.
— Вот блин, ушёл, — с этими словами он тоже прыгнул с насыпи вниз. Шуму было много, но сейчас это было уже не важно. Поезд набирал ход. Ещё немного и можно было остаться отдыхать на рельсах. Антон на последнем дыхании догнал набирающий ход поезд и вцепился в поручни последнего вагона. Бежать, когда тебя тащит поезд, значительно легче. Антон чуть-чуть отдохнул и без труда запрыгнул на подножку последнего вагона. Поезд, набирая ход, помчался дальше. Путь, отмеченный дымом и искрами, вылетающими из паровозной трубы, делал его похожим на железного дракона, летящего в ночи.
Мешок, который Антон бросил под откос, был приготовлен заранее, ещё в лесу. Он долго думал, как ему из этой ситуации выбраться. Получить свободу в обмен на золото, и при этом остаться в живых, вот какая задача стояла перед ним. Когда, там в лесу, Панкрат унёс золото, полученное от Антона, Антон набил вещмешок шишками.
— Что у тебя в мешке? — Сразу же обратил на это внимание вернувшийся с болота Панкрат.
— Так шишки, чего ж ещё можно в лесу целый мешок насобирать. — Прояснил ситуацию Антон.
— Я понимаю что шишки, а зачем столько-то?
— Как зачем? Под голову подкладывать. — Снова пояснил Антон.
— А-а, под голову, ну, тогда понятно, — успокоился Панкрат, так как это объяснение показалось ему вполне логичным. Хотя, если логически рассуждать, то шишки, обычно не под голову ложат, а на голову падают. Но Антон, таким образом, просто пытался себе соломку подстелить, и вроде получилось.
Утром, когда поезд стал подъезжать к станции, там, где лесной массив близко подходил к железнодорожной ветке, Антон спрыгнул с поезда и незаметно растворился в лесу.





Всё повторяется

Поезд шёл на восток. Максим прикрыл глаза, можно было расслабиться. В купе их было только двое, он и ещё один мужчина с крепким стриженым затылком. Максим попытался, было, заговорить с ним, но не тут-то было. Мужчина был хмур, неразговорчив и даже несколько угрюм.
— Вот бирюк попался, — чуть не выскочило у него вслух. И действительно, где, как не в дороге разговоры вести. В дороге люди, обычно, разговорчивее бывают. Ну, во-первых, делать больше нечего, а во-вторых, информация дальше собеседника не уйдёт, ведь, как с ним тут встретились, так и разошлись. Никто никому ничем не обязан.
Выбора у Максима больше не было, и он сел к окну. Говорят, что в жизни хочется смотреть на три вещи, на огонь, на воду и на то, как работают другие люди. Можно было бы добавить к этому, что и в окно движущегося поезда.
Он даже не поинтересовался, что у меня под глазом, подумал про соседа Максим. Он смотрел на проносящийся мимо него зелёный бархат лесов и полей и стал незаметно засыпать. Этого делать было нельзя. Можно было проспать свою остановку. Дело в том, что он и не собирался сходить на ней. Да, это была остановка города, в котором он жил, но ему нужно было ехать гораздо дальше. А ситуация складывалась так, что, как раз, остановку своего города ему проспать было нельзя.
— Не проспать бы, скоро моя остановка, — Максим назвал свою остановку, но никакой реакции со стороны соседа по купе не последовало. Он даже ухом не повёл.
— Только бы не проспать, — повторил Максим, но реакция соседа была такой же, вернее, снова не было никакой. Его нежелание разговаривать показалось Максиму даже несколько обидным. Но ситуация вскорости изменилась. Поезд стал замедлять ход, и сосед стал собираться на выход. Максим посмотрел в окно, это была станция его родного города. Он тоже пошёл на выход. Проходя мимо, он дёрнул ручку двери туалета. Туалет был закрыт. На остановках его закрывают. Максим достал свой, так называемый ключ от туалета, открыл им туалет и проскользнул в замкнутое пространство. Закрыл с обратной стороны дверь и прильнул к окошку.
— Сейчас, посмотрим, кто меня тут встречает, — проговорил он одними губами, но всё было, как обычно. Кто-то встречал, кто-то провожал, и вот на перроне, почти, никого уже не осталось.
— Ага, вот ты где, — вдруг обрадовался Максим. Мужчина, встречавший кого-то около соседнего вагона, вдруг стал проявлять признаки нетерпения. Видно было, что он нервничает.
— Ну-ка, ну-ка, поищи, — продолжал радоваться Максим. Мужчина крутил головой, искал кого-то глазами, но не мог найти. Он даже пробежался вдоль поезда, но всё было напрасно.
— Что, потерял, — торжествовал Максим в туалете поезда. Чувство комфорта возникло в его душе. Он не предполагал, что так хорошо можно чувствовать себя в таком месте, хотя всё в жизни относительно. Мужчина, поняв, что никто из поезда больше не выйдёт, сам заскочил в него.
Максим же сошёл с поезда, зашёл в будку телефонного автомата, стоящего за киоском, снял трубку, набрал номер.
— Алло, Таня, это ты?
— Да, а ты откуда звонишь?
— Я звоню с автомата.
— Скоро приедешь?
— Нет, теперь уже не скоро. — Максим торопился. Поезд ведь ждать не будет.
— Что-то случилось? — Она почувствовала запах неприятности сразу.
— Да случилось, а вот что случилось, до сих пор сам понять не могу. Надо разобраться, не ищи. Привет Насте и Андрею. Целую всех. Пока. — Максим повесил трубку и едва успел заскочить в уходящий на восток поезд. Состав тронулся, поезд, как ни в чём не бывало, пошёл дальше. Максим прошёл в свой вагон, зашёл в купе, но там хозяйничали уже другие.
— Здравствуйте. — Максим внимательно оглядел своих новых соседей. Мужчины, который следил за кем-то на перроне, среди них не было. Он куда-то незаметно исчез.
— Здравствуйте. — Его тоже постарались раздеть настолько, насколько это было возможным при первой встрече.
— Куда едем? — Максим задал этот вопрос вроде бы просто, так для порядка, однако, надо признать, что в этом простом вопросе скрыта и тема для дальнейшего разговора и возможность получения какой-то информации.
— Домой, куда ж ещё, — ответил один из них.
— А куда путешествовали?
— Так к сестре ездили, в гости, а теперь вот обратно, домой спешим.
— В гостях, значит хорошо, а дома лучше?
— Выходит так, дома всегда лучше. — Согласился тот, что был разговорчивее.
— А дома-то ждут?
— Ждут, надо думать, ненадолго ведь уезжали.
— А это кто с тобой?
— Так брат, вместе-то веселей.
— А он что у тебя совсем не разговаривает?
— Да нет, просто, как старшему брату всё уступает, такая уважуха с его стороны.
— А-а, ну, тогда всё понятно, — Максим держался уже из последних сил, но тут не выдержал, зевнул в последний раз и стал, как бы, куда-то проваливаться. Усталость взяла своё, это был сон.
Резко, среди ночи Максим проснулся. Поезд шёл на подъём. Решение повторить приём Антона, который он слышал от Гравина, пришло к нему тогда, когда он понял, что за ним хвост. Правда, приготовился он к нему заранее. И вот он встал, вытащил из своей дорожной сумки котомку, набитую скомканной газетой и обломками кирпичей, и вышел в тамбур. Хлопнула дверь соседнего купе. Сзади мелькнула знакомая фигура, но она направилась не к нему. Она направилась в другой конец вагона. Максим закурил. На другом конце вагона тоже стала попыхивать цигарка. Она то гасла, то вспыхивала снова.







У вокзала

Гравин торопился. Дело не терпело отлагательства. Нужно было успеть. Он накинул пиджак и бегом спустился вниз по лестнице. Успел заскочить в отъезжающий автобус и только тогда облегчённо вздохнул. Может быть, всё получится. В 21.00 у него была назначена встреча. Опаздывать было нельзя: могли бы не так понять, а ему позарез нужна была информация. Немного успокоившись, он машинально прошёлся по карманам. Пусто. Карманы ничто не тянуло. Левое плечо тоже не чувствовало напряга: под мышкой всё было, как у нормальных людей. Это под мышкой, а в карманах не было денег даже на билет. Это было бы ничего, но у него не было и документов.
— Вот попал, — чуть было не выругался при этом Гравин. Деньги у него были, но только крупными купюрами, как плата за информацию.
— Надо же так лохануться. Если будет контроль, то мне просто так не выкрутиться. — Он чуть не сказал это вслух, но вовремя спохватился. Ругать себя было бесполезно. Пиджак, в котором были и деньги и ключи, остался дома. Обычно в таких случаях на линии обязательно появляется контроль, но ему повезло. Граждане пассажиры, приготовьте билетики, на этот раз не прозвучало, и он благополучно вылез на своей остановке.
К месту встречи он успел вовремя. Там его уже кто-то ждал. Место встречи, скорее всего, было выбрано не случайно. Отсюда легко можно было исчезнуть в любую сторону. Место встречи выбрал информатор, у Гравина выбора не было. Встреча была назначена у выхода из здания железнодорожного вокзала. Место хорошо просматривалось, но Гравин подождал ещё немного, прежде чем подходить к незнакомцу. Всё было спокойно, и в душе у Гравина никто тревогу не бил.
— Вы не меня ждёте? — Спросил Гравин у топчущегося незнакомца.
— Да, я ведь вас сразу узнал. — Незнакомец старался показать свою неуверенность.
— А откуда вы меня знаете, мы с вами вроде не знакомы. — Гравина несколько удивила такая осведомлённость.
— Нет, конечно, но начальство надо знать в лицо, это ни для кого не секрет, а ещё лучше узнавать начальство по затылку.
— Ишь ты, и как же ты меня узнал? — Гравин почесал свой крепкий затылок.
— Не волнуйтесь, я вас узнал по лицу. — Незнакомец широко улыбнулся. Это обезоружило и без того обезоруженного Гравина. К тому же и роста незнакомец был небольшого.
— Коротыш, — приклеил ему ярлык про себя Гравин: разница в росте была значительная. Вот это-то обстоятельство и расслабило его. Он перестал напрягаться и потерял бдительность. — Ну, что принёс? — Спросил он у незнакомца.
— Принёс, — вздохнул незнакомец и зашёл за угол входа в здание. — Вот, здесь всё, берите, — он вытащил бумажку из кармана и протянул её Гравину. Гравин, чтобы взять бумажку, сделал два шага за угол, протянул руку и всё…, больше он ничего не помнил. Он не видел, как из-за застеклённых дверей здания вокзала выскользнул другой человек и каким-то тупым предметом нанёс ему удар по голове. Всё, что с ним дальше происходило, происходило уже без него. Он даже не успел упасть, его тут же подхватили под руки и утащили в кусты.
— Ты здесь подожди, — тот, что ударил Гравина, передал «коротышу» водопроводную трубу, одетую в резиновый шланг, — если зашевелится, тюкнешь ещё раз, а я сейчас тачку подгоню.
— Давай, гони, тюкну, если что, — Успокоил большого «коротыш». Но тюкать не пришлось, тачка стояла недалеко. Это был «Москвич» синего цвета. Такие машины на дорогах, почти, не останавливали. Коротыш достал шприц.
— Смотри, жмуриком его не сделай, он нам нужен живым. — Предостережение, прозвучавшее в адрес Коротыша, было лишним.
— Да ты что, я в темноте тренировался, а тут столько света, — Коротыш нашёл полоску света в листве, сделал Гравину укол и положил шприц в пакет, чтобы выбросить его в другом месте. Гравина угостили, немного водкой, закинули на заднее сиденье «Москвича, и «Москвич» поехал.
Ехали они в этой шикарной машине совсем недолго. Просто подъехали поближе к своему вагону. Билет был уже куплен, состав ждал их на рельсах, поэтому им оставалось тоже только ждать. Они молча курили. В машине вместе с Гравиным их было трое. Один из них посмотрел на часы. До отправления поезда оставалось пять минут. Коротыш, сидевший на скамейке, пошёл к поезду.
— Включай, — сказал один из сидевших в машине мужчин.
— Включаю, — ответил второй и щёлкнул тумблером радиоприёмника. Коротыш в это время подошёл к проводнице.
— Это седьмой вагон? — Спросил коротыш. В «Москвиче» из приёмника всё было слышно
— Седьмой, — кивнула головой проводница.
— Ну, тогда мне к вам, — Коротыш достал из кармана билет и подал проводнице. Она долго разглядывала его.
— Ваш поезд ушёл ещё вчера, — бесстрастным голосом вдруг сказала она.
— Как вчера? Я же покупал его на сегодня. — У Коротыша был такой обескураженный вид, что проводница снова проверила билет.
— Нет, всё правильно, вы опоздали на целый день, — она вернула ему билет обратно.
— Но я покупал его на сегодня. — Продолжал настаивать Коротыш.
— Вы могли купить его хоть на завтра, но ваш поезд ушёл ещё вчера. Если хотите, можете догнать его, с этим билетом вас туда, наверное, посадят. — Проводница начала терять терпение.
— Мне нужно на этот поезд, я покупал на него, — тупо продолжал настаивать Коротыш.
—Я не могу взять вас на этот поезд, у вас нет на него билета. — Сидящим в Москвиче показалось даже, что по ней прошла волна вибрации.
— Как нет? Вот он, — Коротыш стал совать ей под нос свой билет. Проводница поняла, что ей одной не справиться с ситуацией и достала рацию.
— Включай, — снова прозвучало в машине.
— Включаю, — тут же прозвучало в ответ.
Щёлкнул тумблер на пластиковой коробочке, включённый мощной рукой одного из сопровождающих Гравина.
Треск, раздавшийся из рации, заставил проводницу отшатнуться. Она стала трясти рацией, но тщетно, она потрясла ещё сильнее, но треск из рации не вытряхивался. Она пыталась слить его, но он и не думал сливаться.
— Вы подождите, я сейчас всё выясню и приду, — сказала она и убежала.
— Ну, что пойдём? — Один из сидящих в москвиче сплюнул, выщелкнул окурок, и нехотя вылез из машины.
— Пошли, — второй нехотя последовал его примеру. Высокого, почти одинакового роста, они легко вытащили Гравина из машины, положили его руки на свои плечи и потащили его к вагону. Со стороны могло показаться, что он идёт, почти сам. Оба на голову были выше Гравина, и ноги Гравина, повиснув в воздухе, переставлялись почти самостоятельно. Гравин, как птичка,  впорхнул в вагон, и тотчас оказался в своём купе на своём месте. Там его уже ждали. Невысокий, смуглый крепыш принял его, а сопровождающих встретил следующими словами:
— Ну, как вы там?
— Всё нормально. Вот товар, вот документы. — Один из сопровождавших Гравина отдал крепышу паспорт и билет.
— Ну, тогда всё о кей, вот ваш расчёт. — Пачка денег перекочевала из кармана крепыша в карман одного из сопровождавших Гравина. Поезд тронулся. В дверях вагона показался милиционер, за ним проводница. «Коротыш» ждал их на ступеньках вагона и никуда не уходил.
— Ну, что, давай, показывай, — милиционер взял у коротыша билет, который вызвал недоверие у проводницы, внимательно изучил, отдал обратно. — Это вчерашний билет, на этот поезд не пойдёт, другой надо покупать. Так что, давай, вылезай, твой поезд уже давно ушёл.
— Мне на этот поезд надо, — упёрся, было, Коротыш, но под давлением увесистых аргументов от лица служителя правопорядка с поезда ему пришлось спрыгнуть. Буквально вслед за ними из дверей другого вагона, не найдя ничего лучшего, сошли и провожатые Гравина.






Пацаны

Поезд в гору едва плёлся.
— Пора, — сказал самому себе Максим и встал со ступенек. Брошенный окурок мелькнул в темноте огоньком и погас. Скорость была небольшой, и он легко спрыгнул с поезда на насыпь. Проезжающему мимо него в другом конце вагона «хвосту» он помахал рукой. «Хвост», видя, что интересующий его объект удаляется от него, заметался в тамбуре, не зная, что делать. Темнота поглощала объект его внимания. Максим понял, что надо спешить. Он бросил под откос приготовленный заранее мешочек, а сам шлёпнулся на насыпь. Мелькнувшая тень и звук осыпающегося гравия всё-таки сделали своё дело. Нервы у мечущегося в тамбуре человека не выдержали, и он тоже сиганул под откос. Сработал рефлекс «хвоста», и тут уж ничего не поделаешь. А Максим всё-таки успел вцепиться в поручни уходящего поезда и взобраться на заднюю площадку последнего вагона.
— Успел. Кажется, всё получилось, как учили, и мой «друг», теперь гонится за мной. Если не ушибётся и очень сильно повезёт, то он меня может и догонит, — пошутил Максим.
Когда он вернулся в своё купе, все ещё спали. Поезд набирал ход. Монотонно стучали колёса. Максим прилёг и тут же уснул. Утром, словно кто толкнул его в бок, и он проснулся. Никого рядом не было. Просто сработал внутренний звонок, предлагая подняться. Максим, потягиваясь, встал. Заглянула проводница, предложила чаю. Никто не отказался, хотя все ещё находились в горизонтальном положении. Поезд подходил к станции. Это была станция, на которой должен был сходить Максим. Он попил чаю, сдал постель, попрощался с соседями по купе и пошёл на выход.
— Ты куда? Ещё не скоро, — сказано было ему уже вдогонку.
— Да, покурю пока, — боясь показаться невежливым, дал пояснение Максим.
Он и, правда, покурил, подождал, пока его вагон не поравнялся с наиболее выступающей частью леса. Поезд шёл  вразвалочку: станция была рядом. Максим, дождавшись удобного момента, спрыгнул с поезда и скрылся в лесу.
В лесу всё было знакомо. В прошлом году он специально приезжал сюда: армейский друг приглашал. Всё здесь было исхожено, поэтому он без труда нашёл знакомую тропинку и бодро зашагал по ней в нужном направлении. Через какое-то время лес кончился, пошло поле. А на поле его взгляд сразу зацепился за что-то необычное. Кто-то там копошился около леса. Максим подошёл поближе, чтобы лучше рассмотреть. Двое пацанов, ещё  по сути подростков, по уши в грязи крутились возле мотоцикла.
— Ну, что ты, уже и не можешь вытащить переднее колесо, — кричал белобрысый и высокий.
— Не могу, конечно, как я его вытащу, если твой зад не даёт, — отплёвывался другой, тот, что был поменьше и потемнее.
— Мой зад не может тянуть, там тянуть нечему. У меня там, почти, ничего нет, — кричал белобрысый, имея в виду другое.
— Как не может, зад всегда и тянет назад, — не соглашался, тот, что был поменьше.
Ситуация казалась безвыходной. Каждый по отдельности своё колесо они вытащить не могли, а когда стали вытаскивать вместе ситуация не изменилась. Как только они вытаскивали переднее колесо, тонуло в грязи заднее, и наоборот.
— Ты что, не ел сегодня, никакого толку от тебя нет, — кричал белобрысый.
— Это ты, как цапля на болоте, стоишь и клювом щёлкаешь, — не сдавался второй.
Мотоцикл потихоньку затягивало в грязь. Пацаны были в болотниках, но тот, что был поменьше, тоже уже по колено ушёл в землю. И вот, когда они поняли, что мотоцикл и болотники придётся оставлять здесь, кто-то вдруг вышёл из леса.
— Дяденька, помогите, — чуть не хором закричали они. Когда он подошёл поближе, они бы
ли в отчаянии, но уже с надеждой на лучшее.
— Что случилось-то? — Спросил Максим, хотя было понятно и без слов.
— Так ничего не случилось, в грязь вот только залезли. — Тот, что поменьше, попытался рукавом убрать грязь из под носа, но только размазал её.
— Ну, да, кто-то и не ищет её, а находит, — глядя на их чумазые лица и не найдя ничего лучшего, сказал Максим.
— Кто ж знал, что её здесь столько. — Измученные пацаны чуть не плакали.
— Не знали, или забыли?
— И не знали, и забыли, и никто не подсказал.
— Ладно не ревите, а то точно утонете в своих слезах, — Максим оценивал ситуацию.
— Дяденька, помоги. — Жалобно просили они. Они боялись, что он уйдёт, и они останутся одни в грязи со своим мотоциклом.
— Да помогу, конечно, хоть я и не из вашего болота. Не оставлять же вас здесь. — Максим взял тесак из дорожной сумки и зашёл в лес. Тесак, конечно же, не случайно оказался в дорожной сумке. Сумка на то и дорожная, чтобы в ней было то, что необходимо бывает в дороге. Максим знал об этом не понаслышке, ведь в дороге всё может случиться, а в лесу тем более. Поэтому тесак взял с собой в дорогу, не раздумывая. Пацаны с надеждой и сомнением смотрели в сторону леса. Они напряжённо ждали. Что они переживали в эти минуты, никому неизвестно. И только тогда, когда жердь необходимых размеров, просунутая через раму мотоцикла, легла своими концами на края болотца, пацаны смогли облегчённо вздохнуть. Теперь не нужно было поддерживать мотоцикл и бояться, что он утонет. Максим в это время притащил ещё несколько жердей. Жерди легли параллельно первой, спереди и сзади мотоцикла.
— Ну, что, начнём? Теперь самое главное. Колёса надо достать. Давай, заднее сначала. — Обратился он к пацанам, залезая к ним в болото. В болото залезать ему было не страшно, потому что он тоже был в болотниках. Пришлось ему их одеть сразу, как только он сошёл с поезда. Хороший дождь прошёл, пришлось сразу переобуваться. Можно ему было и не залезать в болото, но для того, чтобы стать хоть чуточку своим, это было просто необходимо. После этого уже можно было сказать пацанам, — ребята, да мы с вами из одного болота, — и это соответствовало бы действительности. Между прочим, болото приняло его, как своего, сразу стало засасывать. Максим сразу же схватился за заднее колесо мотоцикла.
— Ну-ка, взяли, — заднее колесо мотоцикла встало на жерди. Белобрысый пацан оказался жилистым. Максим перешёл к переднему колесу. Перешёл, это, мягко говоря. Один шаг, который он сделал через просунутую под мотоциклом жердь, дался ему с трудом. Не зря говорят, что грязь больно прилипчива. Грязь, так прилипла, что он едва вытащил ногу. Хорошо ещё, что сапог по ноге был. Переставил ногу, и грязь снова зачавкала его по самое колено. С пацаном, что был ниже ростом, они оказались с одной стороны от колеса. Неудобно, но никуда не денешься, пацаны вообще ноги из грязи не могли вытащить.
— Ну-ка, взяли, — и переднее колесо мотоцикла тоже встало на жерди. Теперь мотоцикл стоял на жердях, но вытащить его из грязи мешали сами же пацаны. Они стояли по обе стороны от мотоцикла. Ни обойти, ни объехать их было невозможно. Ноги вытащить из грязи они не могли, и, сами того не желая, являлись теперь препятствием для мотоцикла.
— Надо же, как вас засосало, — Максим хотел было схватиться за сапог пацана, что был рядом, да не тут-то было. Хвататься-то было не за что: пацана засосало в грязь по самое не балуй.
— А ну-ка, ну-ка…, — Выдал в помощь себе заезженую фразу Максим. И вроде как помогло. Опершись о Максима, и с его помощью пацан стал вытаскивать свою ногу из грязи. Вытащил первую, потом вторую, затем бесформенным сплошным аморфным комком из грязи вывалился из болота на сухое место сам. Максим же наклонил мотоцикл в свою сторону и потащил его на себя. Пробыл в болоте Максим недолго, поэтому засосало его неглубоко. Он сумел выбраться сам, и вытащил за собою мотоцикл. Тот пацан, что вылез первым, пошёл помогать своему другу. Как они помогали друг другу, это надо было видеть и слышать. Со стороны это было даже интересно.
— Тяни свой костыль, оглобля. — Это тот, что поменьше, большому.
— А ты граблями-то помогай, чего лопухи-то развесил, опилыш. — отбивался белобрысый.
Грязь, налипшая на губах, выплёскивалась через разговор. Они барахтались в болотце, составляя с ним одно целое. Два друга, два комка грязи, да и только. Но вот и эти два комка грязи, в конце концов, выползли на твёрдое, сухое место.
— Ну, что выползли, давайте, отделяйтесь от грязи, а то вас не отличишь. — Максим подошёл к луже. Всё уже было, просохло, а лужи после дождя ещё остались. Максим посмотрел на себя в лужу и понял, что он из них четверых вместе с мотоциклом, наверное, самый чистый. Пацаны же, посмотрев друг на друга, начали смеяться. Они показывали друг на друга пальцем и не переставали хохотать. Они хохотали и не могли остановиться. Это уже выходила не грязь, а нервное напряжение. Максим отмылся от грязи и тут только заметил, что и солнышко светит, и птички поют, и цветы благоухают, и насекомые спешат куда-то по своим делам. Пацаны, наконец, тоже увидели это, перестали смеяться и тоже взялись за дело.
— Как же вы в грязь-то такую попали? — Не смог не спросить их Максим, видя, как они старательно отмывают свой мотоцикл.
— Так соломой закрыто было, с весны не просохло, а мы-то не знали, — виновато признался белобрысый, он был за рулём мотоцикла.
—Соломка была подстелена, но не там, где надо, так что ли? — Решил уточнить Максим.
— Так и было. — Соглашаясь с ним, закивали головами пацаны.








Кто я?

Поезд отстукивал километры, Гравин потихоньку приходил в себя. Когда нужно было сходить в туалет, он ненадолго включался, а потом опять проваливался в пустоту. Но вдруг он понял, что в пустоту снова проваливаться ему что-то не хочется. Пытаясь понять, что с ним, он приподнялся и сел. Он сидел на своём купейном месте и, тупо уставившись в одну точку, пытался вспомнить кто он, что он и куда это он едет. То, что он куда-то едет, и едет на поезде, можно было догадаться по стуку вагонных колёс.
— И куда это мы едем? — Увидев, или скорее разглядев, наконец, соседа по купе, спросил он.
— Ну, кто куда, наверное, а я к себе домой, — сосед решил отделаться шуткой.
— А я тогда куда? — Снова спросил Гравин.
— Как это куда? — Сосед внимательно посмотрел на Гравина, не шутит ли тот в ответ, но Гравин смотрел серьёзно. — Ты что не знаешь, куда едешь?
— Нет, не знаю. — Гравин на самом деле не знал, куда он едет, и самое главное, не знал зачем. В голове была полная пустота.
— Ну, куда ты едешь, я тоже не знаю, а вот билет у тебя до Владивостока. — Сосед по купе снова внимательно посмотрел на Гравина. Сопровождающим для попутчиков был он не в первый раз, но попутчик с потерей памяти был у него впервые. Его скуластое лицо и роскосые глаза выражали недоверие.
— Да? И что же я там должен делать? — Гравин полистал в голове, но ничего похожего на Владивосток там не нашёл.
— Ну, вам виднее, что вы там должны делать, — попутчик Гравина поправил сползшие на нос очки. Они делали его лицо простоватым, но бугрившиеся мышцы под рубахой говорили совсем, совсем о другом.
— Виднее то виднее, да только я ничего не помню. — Сказал Гравин и с ужасом понял, что он действительно, ничего не помнит.
— Что, так сильно надрались? — Смуглое лицо соседа выразило жалость.
— Что вы имеете в виду? — Не понял Гравин.
— Ну, я имею в виду пьянку, что же ещё-то.
— А что, я был ещё и пьян? — Ощущение вины прозвучало в голосе Гравина.
— И ещё как, — сосед Гравина развёл руками. Ты был никакой, сказали его руки.
— Что, так плох? — Спросил Гравин.
— Не то слово. Тебя под руки притащили твои друзья. Меня попросили, присмотреть за тобой.
— Даже так, — Гравин почесал в затылке.
— Именно так. Вот присматриваю, а ты всё спишь. — Сосед показал глазами, как он присматривает, сползшие очки при этом были вновь водружены на своё место.
— И где они? — Гравин вдруг оживился.
— Кто они? — Не понял сосед Гравина.
— Ну, друзья мои, кто ж ещё.
— А, так привели тебя, и ушли сразу.
— Ты их знаешь? — Снова спросил Гравин.
— Нет, не знаю, — соврал сосед Гравина, и виновато заморгал глазами.
— А какие они из себя? — Продолжал допытываться Гравин.
— Ну, примерно такого же роста и такой же комплекции, как и вы. Светленькие оба. — Сосед Гравина развёл руками, мол, вроде и всё.
— А где они меня посадили? — Гравин напрягся, это было существенно.
— Так известно где, — попутчик Гравина назвал город. В душе Гравина мелькнуло ощущение чего-то знакомого и пропало.
— Это что же получается, что я из этого города? — Гравин посмотрел на попутчика. Азиатского типа лицо его было непроницаемым. По-русски же говорил он чисто. Наверное, от смешанного брака, подумал Гравин. Сосед замялся.
— Кто его знает, может и из этого, так вон у вас же паспорт в кармане. Можете посмотреть, — сообразил вдруг он и показал на внутренний карман пиджака Гравина.
— Сидоров Иван Петрович, — прочитал вслух Гравин в своём документе, как совершенно о чём-то постороннем. Это ему совсем ни о чём не говорило. — Город Владивосток, — снова прочитал он вслух. Это было постоянное место его жительства по паспорту. Оно тоже не вызвало у него никаких особенных ассоциаций.
— Ну, вот видишь, всё и прояснилось, — попутчик Гравина был доволен: нашлась пропажа.
— Да ничего не прояснилось. — Гравин был просто удручён.
— Как не прояснилось? Вот же у тебя в паспорте написано, кто ты и откуда. — Для попутчика Гравина было всё ясно, а для Гравина нет.
— Понимаешь, мне это ни о чём не говорит.
— А о чём это тебе должно говорить? Приедешь домой, всё сам увидишь и вспомнишь. — Попутчик сделал жест рукой, мол, всё проще простого, чего париться-то.
— Париться-то нечего, да только я ничего не помню. Вообще ничего, понимаешь. — Гравин смотрел на свой паспорт, как на пустое место.
— Ну, приедешь домой, может, что и вспомнишь. Мать, отец, жена, семеро детей по лавкам, знаешь, не захочешь, так вспомнишь. — Слова соседа заставили улыбнуться Гравина.
— Может мне обратно, начать оттуда, где сел в поезд? — Неуверенность заняла всё пустое место в голове Гравина.
— Ну, зачем же обратно, билет-то у тебя во Владивосток. Куда билет туда и ехать надо. Хотя, если у тебя деньги есть, можешь и обратно.
Гравин пошарил по карманам, деньги были, но совсем немного. Узнав, сколько будет стоить билет обратно, он понял, что выбора у него нет.
— А ты откуда едешь? — Спросил Гравин своего попутчика, надеясь на то, что тот едет из того же города.
— А я из Москвы еду. Москву ездил посмотреть. До этого ни разу не был, а теперь могу сказать, что был. — Попутчик улыбнулся своим мыслям. Похоже, поездка была интересной, и он не был разочарован оставленными впечатлениями.
— Москву посмотреть – это дело хорошее, только лучше бы мы ехали из одного города, — выразил своё неудовольствие Гравин.
— А чего лучше-то? — Не понял его попутчик.
— А вот то и лучше. Поговорили бы мы с тобой о знакомых местах. Может быть, я и вспомнил бы чего-нибудь. — Гравин с акцентом посмотрел на своего попутчика. Ничего в нём особенного не было, но видно было, что парень он непростой. Большие очки в роговой оправе – это просто камуфляж, подумал Гравин, не потеряв, видно ещё, способности анализировать.
— Ну, и вспомнил бы, ну, и что? Денег на обратную дорогу у тебя всё равно нет, Байкал мы уже проехали, осталось немного. Ещё чуть-чуть и ты дома. — В словах попутчика была правда.
— Байкал проехали? — Интерес промелькнул в словах Гравина, разбудив в нём давнее желание, посмотреть озеро Байкал.
— Да, проехали, только ты ведь говорил, что ничего не помнишь, а Байкал помнишь. — Недоверие прозвучало в словах соседа по купе.
— Сам удивляюсь. Имени своего не помню, а что есть город Москва и озеро Байкал, помню. — Сказано это было естественно, и поверить этому было легче, чем не поверить.







Рысь

— Так и попали в это болото? Всё очень просто. Не там соломка-то лежала, вот не туда и попали, вернее, вот туда и попали, — всё ещё отплёвываясь от грязи, ответил белобрысый.
— Ну, и что, что соломка не там? — Не понял пацанов Максим.
— Как что, под соломой и растаяло-то поздно, и после дождей не просохло, вот и результат. Если бы не вы, засосало бы мотоцикл. И ведь думал же, что проскочу, не проскочил. — Белобрысый с чувством сплюнул ещё раз оставшуюся болотную грязь изо рта.
— Вон как, а говорят, что, если бы знал, где упасть, то соломки бы постелил. Не помогла, выходит, соломка-то, — полушутя, полусерьёзно сделал вывод Максим.
— Не помогла. Так ведь и когда тонуть начинаешь, то за соломку-то хвататься бесполезно. — По-своему изрёк белобрысый народную мудрость.
— И откуда же вы будете такие умные-то, — решил поинтересоваться Максим.
— А, тут, из деревни из одной, медвежий угол, не добраться, — махнул рукой в сторону леса тот, что был поменьше.
— А почему не добраться? — Поинтересовался всё же Максим.
— Так болото кругом, — ответил тот, что был поменьше ростом.
— Так вы, как два кулика, из одного болота в другое что ли? — Сделал вывод Максим.
— Нет, это я «Кулик», а он «Цапля», — поправил Максима меньшой.
— И что, хочешь сказать, что кулик цапле не товарищ. — Заулыбался Максим.
— Да, нет, друзья мы, а это прозвища у нас такие. Просто я небольшой, а он долговязый, — шмыгнул носом малой.
— Так что же, получается, что я почти в цель попал, — засмеялся Максим.
— Получается так, — согласились пацаны.
— А как же вас по именам-то?
— Его Олег, а меня Гриша, — ответил тот, что был поменьше.
— Очень хорошо, только что-то непохожи вы на болотных жителей-то. Вон румянец у обоих во всю щеку. — Тень как бы недоверия скользнула по лицу Максима.
— Так нет болот-то там, где мы живём, сухо у нас и тепло. — Успокоил Максима Гриша.
— Ну, вот, не зря, видно, говорят, что каждый кулик своё болото хвалит, — снова подковырнул пацанов Максим.
— Не зря, — согласился белобрысый и тут же с интересом спросил, — а вы, из какого болота будете, дяденька?
— А я издалёка буду, почти из Москвы, — прозвучало в ответ, но не удовлетворило мальчишеского любопытства.
— А почти из Москвы, это откуда?
— Это почти рядом, километров восемьсот будет, — снова ответил неопределённостью Максим, подогревая любопытство пацанов.
— Да, почти из Москвы, рукой подать, — сиронизировал белобрысый.
— Ну, если, как до вас, то это не расстояние, — отшутился Максим.
— А, что ж вы к нам-то так далеко? Вам ваше болото не понравилось? — Подковырнул белобрысый снова.
— Да нет, там всё нормально. Просто к другу приехал в гости. Захар Петрович, может, слыхали? Давно приглашал. — Чтобы не дразнить больше пацанов, на этот раз слово болото было исключено из разговора.
— А, так вы к Захар Петровичу, так это же лесник здешний. Мы у него часто останавливаемся. Он один на болота ходит, остальные боятся. — Выдал одним махом Гриша.
— Ну, так уж и боятся. Поговорка есть такая: «Не знаешь брода, не суйся в воду». Может, поэтому и не ходят.
— Может и поэтому, а Захар-то Петрович там всё, похоже, исходил.
— Вот, вот я к нему и иду. По лесу хочется походить, а с ним не страшно. — Максим уже умылся и укладывал дорожную сумку.
— Тесак не забудьте, — напомнил ему Олег.
— Это я помню, тесак мне однажды хорошую службу уже сослужил и сейчас помог. Без него в дороге нельзя. — Максим завернул его в тряпицу и положил в сумку.
— А хотите, мы вас подвезём, — предложил белобрысый Олег.
— Да я б не отказался, если у вас есть время, — ухватился за предложение Максим.
— А тут до оврага дорога хорошая, а там недалеко, дойдёте. — Белобрысый развернул мотоцикл. — Ты подожди меня, — кивнул он своему другу и топнул ногой. Мотоцикл завёлся с пол оборота, как будто и в грязи не валялся. Максим сел сзади. Ижак рыкнул и рванул вперёд. И сразу ветер навстречу, но он не рвал, не метал, не вырывал ничего из рук, а ласково и тепло обвевал со всех сторон, как будто гладил. Но идиллия продолжалась недолго, грунтовка скоро кончилась, и мотоцикл остановился.
— Ну, вам дяденька сюда, а я обратно, — белобрысый рукой показал, куда надо идти Максиму, а сам развернулся, и помчался обратно. И только видно было, как дым из выхлопных труб медленно оседал после него на дороге. Ну да, молодые ведь медленно ездить не умеют, подумал Максим, повесил свою сумку через плечо и зашагал дальше. Куда идти, он знал. В прошлом году он здесь был, хоть инкогнито и недолго, но был.
Когда он подошёл к дому лесника, собака не залаяла. Калитка была подпёрта вилами. Это говорило о том, что хозяина нет дома. Рядом стояла не то пихта, не то ёлка, но только точно не сосна. Максим поставил сумку под деревом.
— Ну, что ж подождём, нам спешить некуда, — Максим расправил плечи, потянулся, хотел настроиться на отдых, но не тут-то было. Он вдруг почувствовал, как в душу ему начал заползать страх. Руки сами схватили вилы, подпиравшие калитку. Тут сзади мелькнула чья-то тень. Взгляд вместе с вилами упёрся в упругий комок, летевшего на него зверя. Можно сказать, что вилы сами нашли то, что даже не искали. Они вошли в него, как в масло, И это была большая кошка. Она была такая большая, что удержать её он не смог.
Рысь, — успело мелькнуть в голове у Максима. Да, это была рысь. Она вместе с вилами упала на землю. Если бы не вилы на вытянутых руках у Максима, то она упала бы на него. А так, она упала на спину и тут же попыталась вскочить, но ничего не вышло: черенок вил упёрся в землю. Максим, видя такое дело, моментально схватился за них и прижал рысь к земле. Та начала биться в агонии. Удар по черенку, и переломившийся, как спичка, черенок вылетел из рук Максима. Чтобы не получить удар когтистой лапой по своим ногам Максиму пришлось отпустить вилы и отскочить назад. Рысь каталась по земле, но вилы с остатками черенка не давали ей подняться. Наконец, она затихла, но долго ещё Максим после этого не осмеливался подойти к ней ближе.