Ссылка на Деда Мороза ч. 7

Через три часа, пообедав сосисками из «Ашана», они начали готовиться к съемке. Игорь нашел на антресолях праздничную мишуру, чтобы украсить старенькую «Эстонию». Стирая пыль с инструмента, он невольно вздрогнул. Все эти без малого тридцать лет ему и в голову не приходило, что это пианино приехало из той страны, куда уехали его жена и дочь. Правда тогда, когда отец привез его в их новенькую квартиру, это была не страна, а союзная республика, куда послали служить его будущего тестя.

Воспоминания о первой и последней поездке в эту прибалтийскую окраину вдруг возникли в его памяти так живо, словно это было вчера, а не в конце восьмидесятых. Родители невесты поселили их в маленьком домике на даче. Они должны были гулять по сосновому лесу и купаться в море, но вместо этого целыми днями занимались любовью. Он сам только что вернулся из армии, поэтому надеялся на понимание будущего тестя. Так продолжалось целую неделю, а потом отец Светланы – высокий и статный полковник - попросил доложить жениха о планах на жизнь.

Никаких особенных планов у Игорька на тот момент не было. Планы у него были только творческие, но они полковника совершенно не интересовали.
- Я буду снимать кино, - простодушно ответил он.
- Это понятно, - ответил будущий родственник. – Я имею в виду, как ты на жизнь будешь зарабатывать?
Игорь пожал плечами.

Позже -  и через пять, и через пятнадцать и даже через двадцать пять лет -  он и сам то и дело задавал себе этот сермяжный вопрос, но так и не находил подходящего ответа.

После возвращения из областного телецентра он устроился монтажером на «Союзнаучфильм». Ездить на службу надо было через весь город, и это ему вскоре надоело. Знакомые иногда приглашали его помощником режиссера на бюджетные проекты, но это вряд ли считалось заработком. Двадцать лет назад приятель, с которым он так и не выпил в «Яме», пристроил его в частный вуз, где был знаком с ректором. Он успел потрудиться еще в трех образовательных конторах, но все они закрылись. Пять лет назад ему подвернулось объявление «Требуется сторож на автостоянку». До нее можно было дойти пешком. Да и машина супруги всегда была под присмотром.

- Сынок, я готова, можешь начинать, - услышал он скрипучий голос матери и послушно пошел на зов.

Комната, в которой он когда-то жил с женой и дочерью, преобразилась. С люстры свешивалась гирлянда, а стену украшала  гроздь красных шариков, купленных еще в магазине «Лейпциг». Золотой дождь  ниспадал с пианино из-под праздничной елочки. На окне горели все девять свечей ханукии. 

- Мамочка, - вздохнул он, покосившись на окно. – Ты ведь знаешь, что Светлана из русской семьи. Может, не надо ханукию в кадре?
- Ну как скажешь, - насупилась мать. – Ты же режиссер. Тебе виднее.

«Да какой я режиссер, мама! – захотелось крикнуть ему. – Я сторож на автостоянке твоими молитвами! Ты всю жизнь хотела сделать из меня кого-то другого, но твои родственники сначала не приняли меня, а потом было уже поздно.»

Он снова глубоко вздохнул и как можно спокойнее сказал:
- Играй, мама. Я проверю уровень звука.
София Альбертовна заиграла детскую песенку «We wish you a merry Christmas» и кивнула ему:
- Подпевай!
Игорь Кириллович надел колпак деда Мороза и стал подтягивать:
- We wish you a merry Christmas,
And a happy New Year!

Когда-то он учился в английской спецшколе и разучил этот нехитрый шлягер. Мать сыграла три куплета с припевами, и он записал видео на смартфон. Петь было немного больно, но в целом, терпимо.
- А ты помнишь, как мы справляли Новый год, когда только переехали в эту квартиру?
- Конечно, милый, - улыбнулась мать и смахнула слезу. – К тебе тогда приходил настоящий Дед Мороз.
- Ну да, которого звали Петр Васильич, и который работал вместе с папой.
- Точно! И он подарил тебе…
- Машинку на батарейках из «Лейпцига», которая еще была на витрине.
- Ну и память у тебя, сына!
- А ты помнишь…

Он, как и мать, все больше втягивался в игру под названием «старое доброе кино».
Они спели дуэтом «В лесу родилась елочка», а потом «Jingle Bells».  Нехитрые мелодии обеих песен звучали очень похоже. Да и слова, в общем, тоже были про одно и то же. Снег, санки, радость праздника.

Мать воодушевилась и была в ударе. Аккорды рассыпались, как новогоднее конфетти. Игорь тоже стал пританцовывать со смартфоном в вытянутой руке. Памяти гаджета хватило всего на пять минут.
- Давай еще что-нибудь споем,  Игоряша,  – предложила мать и ласково погладила его по голове. – Ну ее к черту, эту уборку. Не горит.

Она заиграла «Подмосковные вечера», но в памяти дешевого смартфона больше не было места ни для видео, ни для аудио. Зато Шабашникова вдруг захлестнула волна воспоминаний о походах и байдарках. Он вспомнил отца, которого мать не любила, но уважала за смелость.

Пора было заканчивать этот концерт. Он взглянул на настенные часы. Мать перехватила его взгляд, прекратила играть и повернулась к нему:
- Игорь, я чуть не забыла. Через три дня приезжает твой двоюродный брат Борис.
Глаза Игоря Кирилловича округлились.
- Борька? То есть Борух? Из Хайфы?
- Ну да, - пожала плечами мать, как будто речь шла о визите терапевта из районной поликлиники. – У него какие-то дела в Москве, и он мне позвонил. Спросил про тебя. Сказал, что приедет после Хануки.

Шабашников снял очки и потер лицо ладонью. Горячая волна подкатилась прямо к  сердцу. Только израильского кузена ему сейчас не хватало!
«Мама, он ведь шпион! Не смей мне даже напоминать о нем!» - захотелось ему крикнуть ему, но мать его опередила:
- Конечно, жалко, что ты не успел убраться. Квартира, как свинарник. Ну ничего. Может, он вызовет кого-нибудь. Сейчас ведь много этих, служб всяких.

Игорь Кириллович надел очки, убрал смартфон в карман пиджака и устало отозвался:
- Мама, делай, что хочешь. – Только завещание на квартиру не подписывай ему, ладно?
- Сынок, какой ты подозрительный! – брезгливо бросила мать. – Ну зачем ты так?
- Мама, отец перед смертью завещал мне не иметь дела с твоими родственниками, - сдерживая слезы, произнес Шабашников.  – Я сегодня, когда к тебе ехал, вспоминал его. Когда мне было лет шесть, я спросил отца, что такое коммунизм.
- Ну и что же он тебе ответил, интересно? – спросила мать, чтобы поддержать эту новую тему.
- Он мне сказал, что коммунизм – это когда будет все готовое. Когда тебе даже в магазин не придется ходить и стоять у плиты. Потому что у всех будет дома такой специальный люк, откуда можно будет доставать продукты и все остальное. Как мусоропровод, только наоборот, понимаешь? 

Мать молчала, не выражая никакого интереса к услышанному. Наконец, она произнесла:
- Твой отец, Игорь, был большим мечтателем. У него в молодости был какой-то особенный взгляд – вдохновенный, что ли.  Мы, конечно, все были из поколения мечтателей. Мы верили, что вы – наши дети – не будете знать, что такое голод и пустые полки в магазинах. Что все вы будете образованными людьми…
- Да, мама. Я помню. Раньше на проспекте стоял большой – как это? – короче, огромными буквами было написано: «Мы живем в образцовом коммунистическом городе.» А сейчас там реклама - мюзикл «Шахматы». Все за тридцать лет как-то разделились на белых и черных.
- Ну да, это жизнь, - пожала плечами мать. – Слова меняются, а суть остается. Кто-то думает о своей семье, а кто-то – черт знает о чем. И твой отец, сына, всегда отличался особенным упорством.
- А мне кажется, что он был прав, - грустно улыбнулся Шабашников, глядя на портрет молодых родителей на полке серванта. – Он мне рассказывал, что работать будут роботы, потому что у людей будет много других дел – читать книги, снимать кино, сочинять музыку. И знаешь, сегодня, когда я ехал к тебе, то я видел много роботов.
- А людей? – поинтересовалась мать. – Людей-то ты видел?
- Не знаю, - пожал плечами сын. – Может быть.

Они помолчали несколько минут, и Игорь понял, что ему пора уходить. Он подошел к матери и поцеловал ее в сморщенную щеку.
- Не думай о нас с отцом плохо. Мы этого не заслужили. Не провожай, я сам закрою.

Мать не ответила на его поцелуй. Она точно окаменела, скрывая свои воспоминания и истинные чувства. Шабашников пошел одеваться в прихожую. София Альбертовна не спеша оглядела пустую комнату, потом потянулась к своим костылям. От ее недавнего праздничного настроения не осталось и следа.

Стуча деревяшками по паркету, она пошла вслед за сыном, который уже облачился в свою когда-то модную, но теперь заношенную дубленку. Ее концертное платье с золотой вышивкой теперь висело на ней мешком, а диадема съехала на ухо.

- Я любила твоего отца,  Игоряша, - не то прошептала, не то прошипела она. – Кирилл был очень хорошим человеком, но слишком гордым. В девяносто втором году, когда все прахом пошло, его уволили из «почтового ящика», где он до этого просидел всю жизнь. Мои братья предлагали устроить его к себе вахтером, но он отказался. Он, видите ли, мог только создавать что-то суперсекретное, а больше ничего не умел. Мы могли уехать, но он об этом и слышать не хотел. Он, видите ли,  обиделся на всех – на новую власть, на моих родственников, на меня с моей визой. И он ничего лучшего не придумал, как запереться в своей комнате. Ты тогда еще в свою Сибирь уехал. Ты же сам от него сбежал – вспомни! Убежал к черту на рога от его злости и брюзжания. А мы тут остались с ним вдвоем.

София Альбертовна сделала паузу. Игорь отметил, что она стала совсем бледной.
- Мама, пойди приляг, - примирительно предложил он. – Чего уж старое ворошить.

Но мать снова была в ударе:
- Он, видите ли, гордо тосковал в одиночестве. А я разрывалась между учениками, чтобы заработать копейки. И он дотосковался. Сгорел от рака за два года.
- Мама! – вскрикнул Шабашников. – Что же ты мне не писала об этом?  Почему ты написала лишь тогда, когда Светлана прислала свидетельство о разводе?
- Я думала, у тебя наладится с кем-нибудь. Ну, ты понимаешь. Что ты снова кого-нибудь приведешь, а может, и женишься. Ну так уж вышло. Твой отец даже не дожил до пенсии.
- Не трогай отца, мама, - устало отозвался сын. – Ради всего святого. До свиданья. Твоя пенсия на тумбочке под телевизором. Я позвоню.

Шабашников закрыл за собой дверь родительского дома и с досадой подумал, что его  старые ботинки так и не просохли. 


ОКОНЧАНИЕ   http://proza.ru/2022/01/04/2019