Как коротка жизнь

       — Заходи, посидим! — как всегда, прозвучало приглашение от друга, как только я вышел из машины.
       — Да нет, не буду. Не хочу! — ответил я, открывая гараж.
       — Я тоже не хочу, но… НАДО!
       Остроумная фраза вызвала у меня смех, поскольку было совершенно непонятно, КТО ЖЕ принуждает к выпивке мужчину, откуда исходит это повелительное «надо».
       Я загнал "пятёрку", запер ворота и, как слабохарактерная личность, подталкиваемый предвкушением халявного бухла, направился к гаражу, в котором каждодневно кипела работа.
       Алексей Гаврилович был остроумен и любил пошутить. Как, впрочем, и выпить. Каждое рабочее утро он начинал с «отрезвляющего» допинга и в течение всего дня держал себя в необходимой ему форме, периодически принимая на грудь. Таким я его знал на протяжении многих лет, однако явно пьяным никогда не видел. Алексей почти постоянно находился подшофе и прекрасно при этом справлялся с работой по кузовному ремонту автомобилей.

       В начале девяностых приобретение в собственность капитального гаража в черте города, либо  его самостоятельное возведение было делом практичным. Поскольку помимо прямого назначения его можно было использовать в качестве склада или мастерской. С Алексеем я оказался по соседству, через три бокса, он чинил разбитые машины, я же обустраивал недавно приобретённый гараж — так мы с ним и познакомились. Практически ровесник, старше меня на два-три года, мужчина привлёк моё внимание сдержанностью, притягательной манерой излагать мысли, пытливым умом и философским мышлением. Общаться с ним было просто и интересно, Алексей никогда не навязывал свою точку зрения, но настолько её разжёвывал и аргументировал, что не согласиться с его мнением было почти невозможно.
      
       — Николай, ты живёшь в Рязани. Может, отдашь мои часы в ремонт? Денег я тебе дам. Без часов плохо, а новые покупать неохота, да и денег жалко. Срочности никакой нет, я тебя не тороплю, — однажды обратился ко мне сосед по деревенскому дому.
       — Да давай, дядь Федь! Лишь бы приняли в ремонт, — пожалел я добродушного старика и бережно уложил старенькие настенные часы с маятником в багажник своей «пятёрки».
       Проезжая мимо часовых мастерских областного города, я вспоминал просьбу старика, доставал из багажника часы и показывал мастерам. «Не, такие допотопные мы не ремонтируем. Запчастей нет!» — все как один, отвечали специалисты. Ни один часовщик не взялся за ремонт антиквариата.
       — Да на кой шут они мне нужны, неисправные, — отказался принимать назад нерабочий предмет быта дед Федя. — Брось их где-нибудь по дороге.
       В очередной день закончив работу и вернувшись в гараж, я вынул часы, которые возил в багажнике около месяца, повертел их в руках и… зашвырнул в сторону несанкционированной свалки, стихийно организованной владельцами гаражного кооператива.
       Через несколько дней я сидел у Алексея в «застольной комнате» его гаража, мы, как бывало, выпивали. В периоды словесных пауз мой слух цеплялся за странноватые звуки, коих в гараже Алексея ранее не было. Я прислушался внимательнее: тик-так, щёлк, тик-так, щёлк...
       — Чего это у тебя такое? Чего-то щёлкает, тикает… — вертел я головой в поисках источника загадочного шума.
       — Часы, — заулыбался собеседник и кивнул в их сторону.
       Я поднял взгляд: на кирпичной стене висели настенные ходики. Вглядываясь в них и пристально рассматривая, я оторопел: они были очень похожи на раритет деда Фёдора. Часы ходили, секундная стрелка совершала дискретное вращательное движение.
       — Алексей, а где ты их взял?
       — На помойке нашёл, — как всегда, с улыбкой ответил собутыльник.
       — Да это же я выкинул их! Эти часы не приняли в ремонт, куда я только не обращался! Пришлось выбросить…
       — Ну, если это твои часы, можешь их забрать. Но они были неисправны…
       — Как же ты их починил?
       — Нужно всего-навсего знать, как устроен часовой механизм. И всё!
      
       Работала голова у мужика, ни одна часовая мастерская антиквариат не починила, а автомобильный слесарь справился! Да, с техникой Алексей находил общий язык, а вот с людьми не всегда. Часто в его суждениях прослеживались пессимизм, разочарование, а порою и отчаяние. И в этом мы были с ним схожи. Он любил критиковать окружающий мир, с азартом озвучивая свою «теорию о неизбежной кончине человечества», уподобляя людей винным бактериям, которые погибают в собственных испражнениях спиртом. Не приветствовал он и жилые многоэтажки в мегаполисах.
       — Высотное городское здание, — эмоционально и с удовлетворением развивал Алексей нерадостную тему. — Лето, температура за тридцать. Вот забьётся канализация, всё человечье говнище застопорится в сточных трубах, на такой жаре начнётся интенсивный процесс размножения всяких заразных микроорганизмов! Больницы не справятся с наплывом людей, заражённых болезнетворными инфекциями. И передохнут все эти люди, обитатели престижных высоток! Понастроили домов, дворцов… Жить надо в деревянных одноэтажных домах, а не в кирпичных и бетонных коробках!
       Не мог Алексей терпеть и власть в стране, а также псов в погонах.
       — За что получают такие деньги депутаты, чиновники? Прочие бюрократы и слуги народа? Я не понимаю, — изливал он душу после стакана. — Взять, допустим, Михаила Шумахера. Он показывает своё мастерство, отточенное годами тренировок! Причём он реально каждый раз рискует жизнью, выступая на соревнованиях! Вот он-то имеет право на большие деньги! А эти прохвосты чем рискуют? Мягким креслом под своей жирной задницей? За что им платят баснословные зарплаты?
       — Я неделю работал без выходных, делал машину, — перешёл Алексей с агрессивного тона на жалобный, ища сочувствия. — Надо было заработать позарез, чтобы отдать долг одному знакомому. Нужную сумму собрал, и… позавчера, в субботу, поехал к нему, чтобы рассчитаться. Вышел на Первомайке, перешёл дорогу, смотрю, идут два мента. А я был выпивши — не сильно, просто выпивши! Я от них, они за мной, я от них… Остановили. «Почему нетрезвый в общественном месте?» «Да я иду, никого не трогаю, — говорю, — иду к другу в гости». «Так, пройдём в патрульную машину». А к ним как попадёшь, считай пропало. Все деньги отобрали, суки… Я целую неделю вкалывал! Ползал на коленках, резал болгаркой, дышал газами сварки, запахами растворителей и красок… А им, этим шакалам, достались мои кровные в одночасье. Какая это милиция!
       Тем для бесед нам хватало, и наши взгляды по большинству вопросов совпадали. Мы подолгу могли эмоционально говорить про женщин, молодёжь, о проблемах глобального масштаба и о чём-угодно ещё.
      
       Время шло, хладнокровно накручивая нам возраст и беспощадно усмиряя физическую активность, Алексей сменил место жительства, прикупив небольшую деревянную избу в пригороде, и в свою мастерскую стал заезжать редко. Теперь он появлялся в случае необходимости — забрать что-либо из гаража в новый дом — и, в основном, трезвый. Прежнего «заходи, посидим!» я от него уже не слышал, да и улыбаться он стал намного реже.
            
       В марте 2014 года моя первая идиотская книга была уже выпущена, и я решил поделиться ей с одним из самых интересных людей в моей жизни. Позвонил другу и сообщил о сюрпризе, договорились встретиться на площади Победы, недалеко от его нового места работы.
       Я приехал на рабочем автомобиле, припарковался и, сидя за рулём, стал разглядывать людей, выискивая привычную фигуру и знакомое лицо. В метрах пятнадцати приметил мужчину, с которым провёл многие и многие часы в откровенных беседах в его гараже, он был одет в спецодежду голубого цвета. Посигналил ему и помахал рукой, Алексей подошёл и забрался в кабину.
       — Привет, Алексей Гаврилыч! — начал я диалог и сразу же почувствовал от собеседника запах свежего алкоголя.
       — Здорово!.. Ух ты, у тебя другой автомобиль, смотрю…
       — Да это рабочая лошадка, — начал скромничать я. — Я ведь так и занимаюсь грузоперевозками. На большее мозгов не хватает…
       — Ну и что? Нормальная деятельность. А я вот устроился на работу сантехником, — Алексей скромно заулыбался, — в медицинский университет. А что?.. Сломался унитаз — чиню, нет работы — сплю. Весь рабочий день выпиваю понемногу, — оправдался он за винный запах.
       — Ну и какова же зарплата?
       — Двенадцать тысяч…
       — Не густо…
       Я не очень понимал, зачем бросать частный ремонтный бизнес, когда ни от кого, можно сказать, не зависишь, и менять его на работу «на дядю», да с таким более чем скромным доходом.
       — Старый я стал для того, чтобы продолжать работать в гараже. Сейчас утром встаю, сажусь в автобус — и через час я на работе. С собой у меня всегда есть выпить, так весь день и проходит: выпиваю и работаю, или выпиваю и сплю. Красота!
       Я не верил искренности слов друга. Что-то его подвигло устроиться на стороннюю работу, размышлял я, но что? Пожертвовать свободой ради двенадцати тысяч рублей? Не похоже на Алексея, нет! Я помню его слова: «Если мне пообещают тысяч тридцать—тридцать пять в месяц, тогда я ещё подумаю», — и это было сказано лет десять назад.
       — А выпиваешь каждый день? — поинтересовался я.
       — Да, каждый день. Пузырь в день примерно уходит, а за выходные выпиваю пузыря два-три.
       — Да… Крепок ты! Здоровья у тебя пока ещё не мало!.. Алексей, я тут на старости лет написал про себя книжку: про то, как пил вино, как спал с девками. Думаю, тебе будет интересно почитать. Кстати, про тебя здесь тоже немного есть.
       — Да?.. О-о-о!.. А я тоже всё думал написать, но никак не собрался с мыслями…
       — В свете теперь уже имеющегося опыта, должен ответственно заявить, что для написания подобной книги, да и любой другой, наверное, нужно очень и очень много свободного времени — это раз. Во-вторых, никто не должен мешать — фактически необходимо многодневное одиночество, и в-третьих, нужно обладать колоссальным терпением и усидчивостью. Только при наличии этих факторов можно рассчитывать на создание подобного творения.
       Алексей держал в руках мой труд, потом аккуратно открыл на произвольной странице, прочёл несколько слов и закрыл.
       — Спасибо за подарок.
       — Через месяца три я тебе позвоню, — предложил я, — и ты поделишься со мной о прочитанном, хорошо? Я каждого читателя прошу выступить моим критиком, рецензентом. Поскольку хочу знать, что в своей книге я написал зря, что в ней лишнее, или даже недопустимое, о чём говорить просто нельзя, а чего в ней явно не хватает.
       Пятиминутная беседа старых друзей завершилась. Былой мастер кузовного ремонта пошёл обниматься с унитазами, я же поехал по делам, обнимаясь с рулевым колесом.

       Через оговоренный срок, как и обещал, я позвонил Алексею — он ответил не сразу и как-то холодно, не как всегда.
       — Я перезвоню… — сухо сказал он.       
       Но он не перезвонил ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Фраза «я перезвоню» оказалась последней, которую я слышал от былого друга.

       В начале сентября этого же года стало известно, что Алексея не стало, он… повесился. Траурное событие меня ошеломило, я не мог поверить в случившееся. С другой стороны, я ещё больше зауважал близкого друга и единомышленника. Молодчина! Проявил волю, характер, не «сломался», не стал изменять своим принципам и прогибаться под «изменчивый мир», не поддался моде на красивую жизнь, не захотел быть одним из миллионов общества похоти и потребления… Не стал роптать, стонать, просить, унижаться, хитрить... Просто взял и… ушёл, как настоящий мужик! Я готов перед ним снять шляпу, друзья, как и перед своим дедом. Все те, кто уходят из жизни по своей инициативе в состоянии физического здоровья, не дожидаясь смерти из-за нищеты и болезней, совершают, на мой взгляд, смелый и отважный поступок, который гораздо более мужественный в сравнении со стенаниями и критикой, которые мы обрушиваем на власть, жалуясь на жизнь, и кои выплёскиваем на бумаге. Чего стонать и хныкать? Зачем распускать нюни? Нужно отстаивать свои права, бороться, завоёвывать, рисковать, идти напролом! Не можешь или боишься отбиваться и воевать — не стони и не жалуйся! А если не устраивает жизнь молчаливого социального подкаблучника, найди в себе силы, прояви решительность — отправься в последний путь, соверши хоть один смелый поступок в своей жизни, напоследок.
       Кто-то скажет, что нормальный человек на такой нестандартный шаг никогда не пойдёт. Доля правды в этом предположении есть, однако утверждать, что каждый, добровольно уходящий из жизни, психически ненормален — ошибочно. Согласно исследованиям и статистике, на 1992-й год, к примеру, в России насчитывалось 25 процентов населения, страдающего психическими отклонениями. Да, это не мало, но! Согласно тем же исследованиям, среди людей, добровольно сводящих счёты с жизнью, большинство, а именно 75 процентов, были психически здоровы. Так что не следует рассматривать каждого повесившегося, или бросившегося под поезд, как ненормального.

       О произошедшем я решил уведомить нашего общего с покойным знакомого, Сергея. Он очень удивился сказанному, словами я его не убедил.
       Прошла неделя, я был в рейсе, в городе Тула.
       — Николай, привет! — начал разговор Сергей в телефонную трубку. — Я узнал, мне подтвердили: действительно, Алексей повесился...
       — В нашем полку убыло, Сергей. Ни поговорить теперь с ним, ни тем более выпить… А ему и пятидесяти пяти ещё не было...
       — Да… Очень жаль, что так случилось. Очень жаль... — протяжно, будто осмысливая каждое слово, произнёс знакомый.
       — Ведь умница был мужик! — вставил я свои "три копейки" в диалог. — Мастер золотые руки! С ним поговорить можно было на любые темы… Умный был мужик!..
       — …Умный, но… дурак, — выдал Сергей так, что мне стало смешно.
       «Как это: умный, но дурак? Разве умный может быть дураком? А дурак умным?..»

       Причина ухода из жизни Алексея таким отчаянным способом была никому не понятна. Кому бы я ни задавал вопрос, никто не мог дать более или менее вразумительное объяснение.
       Нашли мужчину повешенным в сарае его частного землевладения. Что же произошло? Я строил версии, но ни одна из них мне не казалась убедительной. Вероятно, Алексей окончательно разочаровался в справедливости человеческого существования. Ведь он, рукастый крепкий мужик, не обидел никого на своём веку — в чём я почти уверен, — не отнял ни у кого ни копейки, не своровал за свою жизнь даже спичечного коробка.
       «Я не понимаю, как можно взять чужую вещь? — всегда поражался он. — Я просто не понимаю! Как вот так подойти и, не спросив ни у кого разрешения, взять и присвоить? Лежит, допустим, «бесхозная» вещь. Ну ты спроси, найди хозяина, поинтересуйся, нужна ли она ему, сможет ли он её продать тебе, или просто отдать…»
       Алексей Гаврилович — совестливый трудоголик, работяга с золотыми руками, но не могущий обеспечить более-менее достойную жизнь себе и своей семье. И кто-то, бездельник и хапуга, беспринципный шулер и мошенник, постоянно сидящий на взятках, ничего не производящий, плюющий на всё и вся, и при всём этом живущий в своё удовольствие, жрущий и пьющий в «два горла», обеспечивающий безбедную жизнь себе, близким и нескольким любовницам. Почему порядочный человек, отдающий всего себя благодатному физическому труду, и крайне непорядочная личность, не желающая делать ничего на благо народа, живут такими противоположными жизнями? Почему трудяга тонет в нищете, а бесполезный отброс общества почивает на лаврах? Почему?!
       Таких, как Алексей, обычно называют неудачниками, к которым успешные люди относят всех тех, кто не стремится и не лезет во власть, не перешагивает через тела, не идёт «по головам», никого не распихивает на своём пути. Всех тех, кто не ворует и не присваивает, кто живёт скромной жизнью и строго по совести. К таким неудачникам относится и автор этих строк, дорогой друг, как вы уже сумели заметить, равно как и полюбившийся мне американский писатель.
       «…Мысль о том, чтобы стать кем-либо, не только пугала меня, но и вызывала отвращение, — писал Буковски в книге "Хлеб с ветчиной". — Участь адвоката, члена муниципального совета, или кого бы там ни было казалась для меня невозможной. Жениться, завести детей, завязнуть в этом омуте семейных отношений, каждый день ходить на службу и возвращаться в лоно домашнего ада или уюта. Нет, это не для меня. Делать обычные вещи, решать обыкновенные проблемы, участвовать в семейных торжествах. <…> В общем, родиться, чтобы вытерпеть всё это и потом умереть? Нет уж, я предпочёл бы заделаться каким-нибудь посудомоем, возвращаться каждый божий день в убогую меблирашку и упиваться на сон грядущий».
      
       Думается мне, не было счастья у Алексея и в личной жизни. Последние лет десять он жил в гражданском браке с женщиной в частном домике, и жил небогато. С сыном от первого брака отношений почти не поддерживал — ну не искал с ним контакта его биологический сынок! Но у отца душа болела, и когда сыну исполнилось восемнадцать, Алексей подарил ему сотовый телефон — иметь его в то время было круто!
       «Ну, хоть позвонил бы с этого телефона, — жаловался Алексей, — сказал бы пару слов, спросил бы про здоровье, к примеру: как здоровье, отец? Спасибо тебе за телефон! Нет… ни «привет, отец», ни «спасибо» — ничего. Вот такая сейчас молодёжь…»
       Среди версий случившегося звучали и криминальные варианты. Согласиться с ними мне трудно, ибо для кого мог представлять интерес обычный труженик, я не понимал. Для его гражданской жены? Сожительница организовала сей дерзкий проект, инсценировав повешение гражданского мужа? Ради чего? Ради деревенской избушки «на курьих ножках»? Чтобы ей полностью досталось поместье Алексея? Дом, сарай, корова, поросята и куры? В поисках ответа я вдруг задумался и о своей причастности: а нет ли в этом страшном грехе моей вины? Не могла ли сыграть трагическую роль моя книга? Я же охарактеризовал Алексея как пьяницу и неудачника, писал с юморком, преследуя повеселить друга, а он, вероятно, расценил мою писанину против себя! Боже мой, что я наделал?!   
       Конечно, мы, друзья и знакомые, не можем знать всего того, чем Алексей был занят, но допускать мысль о каких-то его тёмных делишках не хочется. Не тот он человек, не тот. А не ушёл ли он из жизни на почве алкоголя? Я представил его очередное утро. Он проснулся, как всегда, с глубокого бодуна. Во рту — срам, в желудке — погань, на душе — омерзение. Мужчина прокрутил в голове предстоящий день и не нашёл в нём ничего нового, ничего радостного и утешительного — впереди его ничего не ждало, кроме сурового и до безобразия несправедливого мира. Выпить было нечего, Алексей посидел в раздумье несколько минут, посмотрел на высокое небо, мысленно помолился и... принял последнее решение.
       Как коротка наша жизнь...