Как коротка жизнь!

       — Заходи, посидим! — как всегда, прозвучало приглашение от друга, как только я вышел из машины.
       — Да нет, не буду. Не хочу! — ответил я, открывая гараж.
       — Я тоже не хочу, но… НАДО!
       Остроумная фраза вызвала у меня смех, поскольку было совершенно непонятно, КТО ЖЕ принуждает к выпивке мужчину, откуда исходит это повелительное «надо».
       Я загнал "пятёрку", запер ворота и, как слабохарактерная личность, подталкиваемый предвкушением халявного бухла, направился к гаражу, в котором каждодневно кипела работа.
       Алексей Гаврилович был остроумен и любил пошутить. Как, впрочем, и выпить. Каждое рабочее утро он начинал с «отрезвляющего» допинга и в течение всего дня держал себя в необходимой ему форме, периодически принимая на грудь. Таким я его знал на протяжении многих лет, однако явно пьяным никогда не видел. Алексей почти постоянно находился подшофе и прекрасно при этом справлялся с работой по кузовному ремонту автомобилей.

       В начале девяностых приобретение в собственность капитального гаража в черте города, либо  его самостоятельное возведение было делом практичным. Поскольку помимо прямого назначения его можно было использовать в качестве склада или мастерской. С Алексеем я оказался по соседству, через три бокса, он чинил разбитые машины, я же обустраивал недавно приобретённый гараж — так мы с ним и познакомились. Практически ровесник, старше меня на два-три года, мужчина привлёк моё внимание сдержанностью, притягательной манерой излагать мысли, пытливым умом и философским мышлением. Общаться с ним было просто и интересно, Алексей никогда не навязывал свою точку зрения, но настолько её разжёвывал и аргументировал, что не согласиться с его мнением было почти невозможно.
      
       — Николай, ты живёшь в Рязани. Может, отдашь мои часы в ремонт? Денег я тебе дам. Без часов плохо, а новые покупать неохота, да и денег жалко. Срочности никакой нет, я тебя не тороплю, — однажды обратился ко мне сосед по деревенскому дому.
       — Да давай, дядь Федь! Лишь бы приняли в ремонт, — пожалел я добродушного старика и бережно уложил старенькие настенные часы с маятником в багажник своей «пятёрки».
       Проезжая мимо часовых мастерских областного города, я вспоминал просьбу старика, доставал из багажника часы и показывал мастерам. «Не, такие допотопные мы не ремонтируем. Запчастей нет!» — все как один, отвечали специалисты. Ни один часовщик не взялся за ремонт антиквариата.
       — Да на кой шут они мне нужны, неисправные, — отказался принимать назад нерабочий предмет быта дед Федя. — Брось их где-нибудь по дороге.
       В очередной день закончив работу и вернувшись в гараж, я вынул часы, которые возил в багажнике около месяца, повертел их в руках и… зашвырнул в сторону несанкционированной свалки, стихийно организованной владельцами гаражного кооператива.
       Через несколько дней я сидел у Алексея в «застольной комнате» его гаража, мы, как бывало, выпивали. В периоды словесных пауз мой слух цеплялся за странноватые звуки, коих в гараже Алексея ранее не было. Я прислушался внимательнее: тик-так, щёлк, тик-так, щёлк...
       — Чего это у тебя такое? Чего-то щёлкает, тикает… — вертел я головой в поисках источника загадочного шума.
       — Часы, — заулыбался собеседник и кивнул в их сторону.
       Я поднял взгляд: на кирпичной стене висели настенные ходики. Вглядываясь в них и пристально рассматривая, я оторопел: они были очень похожи на раритет деда Фёдора. Часы ходили, секундная стрелка совершала дискретное вращательное движение.
       — Алексей, а где ты их взял?
       — На помойке нашёл, — как всегда, с улыбкой ответил собутыльник.
       — Да это же я выкинул их! Эти часы не приняли в ремонт, куда я только не обращался! Пришлось выбросить…
       — Ну, если это твои часы, можешь их забрать. Но они были неисправны…
       — Как же ты их починил?
       — Нужно всего-навсего знать, как устроен часовой механизм. И всё!
      
       Работала голова у мужика, ни одна часовая мастерская антиквариат не починила, а автомобильный слесарь справился! Да, с техникой Алексей находил общий язык, а вот с людьми не всегда. Часто в его суждениях прослеживались пессимизм, разочарование, а порою и отчаяние. И в этом мы были с ним схожи. Он любил критиковать окружающий мир, с азартом озвучивая свою «теорию о неизбежной кончине человечества», уподобляя людей винным бактериям, которые погибают в собственных испражнениях спиртом. Не приветствовал он и жилые многоэтажки в мегаполисах.
       — Высотное городское здание, — эмоционально и с удовлетворением развивал Алексей нерадостную тему. — Лето, температура за тридцать. Вот забьётся канализация, всё человечье говнище застопорится в сточных трубах, на такой жаре начнётся интенсивный процесс размножения всяких заразных микроорганизмов! Больницы не справятся с наплывом людей, заражённых болезнетворными инфекциями. И передохнут все эти люди, обитатели престижных высоток! Понастроили домов, дворцов… Жить надо в деревянных одноэтажных домах, а не в кирпичных и бетонных коробках!
       Не мог Алексей терпеть и власть в стране, а также псов в погонах.
       — За что получают такие деньги депутаты, чиновники? Прочие бюрократы и слуги народа? Я не понимаю, — изливал он душу после стакана. — Взять, допустим, Михаила Шумахера. Он показывает своё мастерство, отточенное годами тренировок! Причём он реально каждый раз рискует жизнью, выступая на соревнованиях! Вот он-то имеет право на большие деньги! А эти прохвосты чем рискуют? Мягким креслом под своей жирной задницей? За что им платят баснословные зарплаты?
       — Я неделю работал без выходных, делал машину, — перешёл Алексей с агрессивного тона на жалобный, ища сочувствия. — Надо было заработать позарез, чтобы отдать долг одному знакомому. Нужную сумму собрал, и… позавчера, в субботу, поехал к нему, чтобы рассчитаться. Вышел на Первомайке, перешёл дорогу, смотрю, идут два мента. А я был выпивши — не сильно, просто выпивши! Я от них, они за мной, я от них… Остановили. «Почему нетрезвый в общественном месте?» «Да я иду, никого не трогаю, — говорю, — иду к другу в гости». «Так, пройдём в патрульную машину». А к ним как попадёшь, считай пропало. Все деньги отобрали, суки… Я целую неделю вкалывал! Ползал на коленках, резал болгаркой, дышал газами сварки, запахами растворителей и красок… А им, этим шакалам, достались мои кровные в одночасье. Какая это милиция!
       Тем для бесед нам хватало, и наши взгляды по большинству вопросов совпадали. Мы подолгу могли эмоционально говорить про женщин, молодёжь, о проблемах глобального масштаба и о чём-угодно ещё.
      
       Время шло, хладнокровно накручивая нам возраст и беспощадно усмиряя физическую активность, Алексей сменил место жительства, прикупив небольшую деревянную избу в пригороде, и в свою мастерскую стал заезжать редко. Теперь он появлялся в случае необходимости — забрать что-либо из гаража в новый дом — и, в основном, трезвый. Прежнего «заходи, посидим!» я от него уже не слышал, да и улыбаться он стал намного реже.
            
       В марте 2014 года моя первая идиотская книга была уже выпущена, и я решил поделиться ей с одним из самых интересных людей в моей жизни. Позвонил другу и сообщил о сюрпризе, договорились встретиться на площади Победы, недалеко от его нового места работы.
       Я приехал на рабочем автомобиле, припарковался и, сидя за рулём, стал разглядывать людей, выискивая привычную фигуру и знакомое лицо. В метрах пятнадцати приметил мужчину, с которым провёл многие и многие часы в откровенных беседах в его гараже, он был одет в спецодежду голубого цвета. Посигналил ему и помахал рукой, Алексей подошёл и забрался в кабину.
       — Привет, Алексей Гаврилыч! — начал я диалог и сразу же почувствовал от собеседника запах свежего алкоголя.
       — Здорово!.. Ух ты, у тебя другой автомобиль, смотрю…
       — Да это рабочая лошадка, — начал скромничать я. — Я ведь так и занимаюсь грузоперевозками. На большее мозгов не хватает…
       — Ну и что? Нормальная деятельность. А я вот устроился на работу сантехником, — Алексей скромно заулыбался, — в медицинский университет. А что?.. Сломался унитаз — чиню, нет работы — сплю. Весь рабочий день выпиваю понемногу, — оправдался он за винный запах.
       — Ну и какова же зарплата?
       — Двенадцать тысяч…
       — Не густо…
       Я не очень понимал, зачем бросать частный ремонтный бизнес, когда ни от кого, можно сказать, не зависишь, и менять его на работу «на дядю», да с таким более чем скромным доходом.
       — Старый я стал для того, чтобы продолжать работать в гараже. Сейчас утром встаю, сажусь в автобус — и через час я на работе. С собой у меня всегда есть выпить, так весь день и проходит: выпиваю и работаю, или выпиваю и сплю. Красота!
       Я не верил искренности слов друга. Что-то его подвигло устроиться на стороннюю работу, размышлял я, но что? Пожертвовать свободой ради двенадцати тысяч рублей? Не похоже на Алексея, нет! Я помню его слова: «Если мне пообещают тысяч тридцать—тридцать пять в месяц, тогда я ещё подумаю», — и это было сказано лет десять назад.
       — А выпиваешь каждый день? — поинтересовался я.
       — Да, каждый день. Пузырь в день примерно уходит, а за выходные выпиваю пузыря два-три.
       — Да… Крепок ты! Здоровья у тебя пока ещё не мало!.. Алексей, я тут на старости лет написал про себя книжку: про то, как пил вино, как спал с девками. Думаю, тебе будет интересно почитать. Кстати, про тебя здесь тоже немного есть.
       — Да?.. О-о-о!.. А я тоже всё думал написать, но никак не собрался с мыслями…
       — В свете теперь уже имеющегося опыта, должен ответственно заявить, что для написания подобной книги, да и любой другой, наверное, нужно очень и очень много свободного времени — это раз. Во-вторых, никто не должен мешать — фактически необходимо многодневное одиночество, и в-третьих, нужно обладать колоссальным терпением и усидчивостью. Только при наличии этих факторов можно рассчитывать на создание подобного творения.
       Алексей держал в руках мой труд, потом аккуратно открыл на произвольной странице, прочёл несколько слов и закрыл.
       — Спасибо за подарок.
       — Через месяца три я тебе позвоню, — предложил я, — и ты поделишься со мной о прочитанном, хорошо? Я каждого читателя прошу выступить моим критиком, рецензентом. Поскольку хочу знать, что в своей книге я написал зря, что в ней лишнее, или даже недопустимое, о чём говорить просто нельзя, а чего в ней явно не хватает.
       Пятиминутная беседа старых друзей завершилась. Былой мастер кузовного ремонта пошёл обниматься с унитазами, я же поехал по делам, обнимаясь с рулевым колесом.

       Через оговоренный срок, как и обещал, я позвонил Алексею — он ответил не сразу и как-то холодно, не как всегда.
       — Я перезвоню… — сухо сказал он.       
       Но он не перезвонил ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Фраза «я перезвоню» оказалась последней, которую я слышал от былого друга.

       В начале сентября этого же года стало известно, что Алексея не стало, он… повесился. Траурное событие меня ошеломило, я не мог поверить в случившееся. С другой стороны, я ещё больше зауважал близкого друга и единомышленника. Молодчина! Проявил волю, характер, не «сломался», не стал изменять своим принципам и прогибаться под «изменчивый мир», не поддался моде на красивую жизнь, не захотел быть одним из миллионов общества похоти и потребления… Не стал роптать, стонать, просить, унижаться, хитрить... Просто взял и… ушёл, как настоящий мужик! Я готов перед ним снять шляпу, друзья, как и перед своим дедом. Все те, кто уходят из жизни по своей инициативе в состоянии физического здоровья, не дожидаясь смерти из-за нищеты и болезней, совершают, на мой взгляд, смелый и отважный поступок, который гораздо более мужественный в сравнении со стенаниями и критикой, которые мы обрушиваем на власть, жалуясь на жизнь, и кои выплёскиваем на бумаге. Чего стонать и хныкать? Зачем распускать нюни? Нужно отстаивать свои права, бороться, завоёвывать, рисковать, идти напролом! Не можешь или боишься отбиваться и воевать — не стони и не жалуйся! А если не устраивает жизнь молчаливого социального подкаблучника, найди в себе силы, прояви решительность — отправься в последний путь, соверши хоть один смелый поступок в своей жизни, напоследок.
       Кто-то скажет, что нормальный человек на такой нестандартный шаг никогда не пойдёт. Доля правды в этом предположении есть, однако утверждать, что каждый, добровольно уходящий из жизни, психически ненормален — ошибочно. Согласно исследованиям и статистике, на 1992-й год, к примеру, в России насчитывалось 25 процентов населения, страдающего психическими отклонениями. Да, это не мало, но! Согласно тем же исследованиям, среди людей, добровольно сводящих счёты с жизнью, большинство, а именно 75 процентов, были психически здоровы. Так что не следует рассматривать каждого повесившегося, или бросившегося под поезд, как ненормального.

       О произошедшем я решил уведомить нашего общего с покойным знакомого, Сергея. Он очень удивился сказанному, словами я его не убедил.
       Прошла неделя, я был в рейсе, в городе Тула.
       — Николай, привет! — начал разговор Сергей в телефонную трубку. — Я узнал, мне подтвердили: действительно, Алексей повесился...
       — В нашем полку убыло, Сергей. Ни поговорить теперь с ним, ни тем более выпить… А ему и пятидесяти пяти ещё не было...
       — Да… Очень жаль, что так случилось. Очень жаль... — протяжно, будто осмысливая каждое слово, произнёс знакомый.
       — Ведь умница был мужик! — вставил я свои "три копейки" в диалог. — Мастер золотые руки! С ним поговорить можно было на любые темы… Умный был мужик!..
       — …Умный, но… дурак, — выдал Сергей так, что мне стало смешно.
       «Как это: умный, но дурак? Разве умный может быть дураком? А дурак умным?..»

       Причина ухода из жизни Алексея таким отчаянным способом была никому не понятна. Кому бы я ни задавал вопрос, никто не мог дать более или менее вразумительное объяснение.
       Нашли мужчину повешенным в сарае его частного землевладения. Что же произошло? Я строил версии, но ни одна из них мне не казалась убедительной. Вероятно, Алексей окончательно разочаровался в справедливости человеческого существования. Ведь он, рукастый крепкий мужик, не обидел никого на своём веку — в чём я почти уверен, — не отнял ни у кого ни копейки, не своровал за свою жизнь даже спичечного коробка.
       «Я не понимаю, как можно взять чужую вещь? — всегда поражался он. — Я просто не понимаю! Как вот так подойти и, не спросив ни у кого разрешения, взять и присвоить? Лежит, допустим, «бесхозная» вещь. Ну ты спроси, найди хозяина, поинтересуйся, нужна ли она ему, сможет ли он её продать тебе, или просто отдать…»
       Алексей Гаврилович — совестливый трудоголик, работяга с золотыми руками, но не могущий обеспечить более-менее достойную жизнь себе и своей семье. И кто-то, бездельник и хапуга, беспринципный шулер и мошенник, постоянно сидящий на взятках, ничего не производящий, плюющий на всё и вся, и при всём этом живущий в своё удовольствие, жрущий и пьющий в «два горла», обеспечивающий безбедную жизнь себе, близким и нескольким любовницам. Почему порядочный человек, отдающий всего себя благодатному физическому труду, и крайне непорядочная личность, не желающая делать ничего на благо народа, живут такими противоположными жизнями? Почему трудяга тонет в нищете, а бесполезный отброс общества почивает на лаврах? Почему?!
       Таких, как Алексей, обычно называют неудачниками, к которым успешные люди относят всех тех, кто не стремится и не лезет во власть, не перешагивает через тела, не идёт «по головам», никого не распихивает на своём пути. Всех тех, кто не ворует и не присваивает, кто живёт скромной жизнью и строго по совести. К таким неудачникам относится и автор этих строк, дорогой друг, как вы уже сумели заметить, равно как и полюбившийся мне американский писатель.
       «…Мысль о том, чтобы стать кем-либо, не только пугала меня, но и вызывала отвращение, — писал Буковски в книге "Хлеб с ветчиной". — Участь адвоката, члена муниципального совета, или кого бы там ни было казалась для меня невозможной. Жениться, завести детей, завязнуть в этом омуте семейных отношений, каждый день ходить на службу и возвращаться в лоно домашнего ада или уюта. Нет, это не для меня. Делать обычные вещи, решать обыкновенные проблемы, участвовать в семейных торжествах. <…> В общем, родиться, чтобы вытерпеть всё это и потом умереть? Нет уж, я предпочёл бы заделаться каким-нибудь посудомоем, возвращаться каждый божий день в убогую меблирашку и упиваться на сон грядущий».
      
       Думается мне, не было счастья у Алексея и в личной жизни. Последние лет десять он жил в гражданском браке с женщиной в частном домике, и жил небогато. С сыном от первого брака отношений почти не поддерживал — ну не искал с ним контакта его биологический сынок! Но у отца душа болела, и когда сыну исполнилось восемнадцать, Алексей подарил ему сотовый телефон — иметь его в то время было круто!
       «Ну, хоть позвонил бы с этого телефона, — жаловался Алексей, — сказал бы пару слов, спросил бы про здоровье, к примеру: как здоровье, отец? Спасибо тебе за телефон! Нет… ни «привет, отец», ни «спасибо» — ничего. Вот такая сейчас молодёжь…»
       Среди версий случившегося звучали и криминальные варианты. Согласиться с ними мне трудно, ибо для кого мог представлять интерес обычный труженик, я не понимал. Для его гражданской жены? Сожительница организовала сей дерзкий проект, инсценировав повешение гражданского мужа? Ради чего? Ради деревенской избушки «на курьих ножках»? Чтобы ей досталось поместье Алексея? Дом, сарай, корова, поросята и куры? В поисках ответа я вдруг задумался и о своей причастности: а нет ли в этом страшном грехе моей вины? Не могла ли сыграть трагическую роль моя книга? Я же охарактеризовал Алексея как пьяницу и неудачника, писал с юморком, преследуя повеселить друга, а он, вероятно, расценил мою писанину против себя! Боже мой, что я наделал?!   
       Конечно, мы, друзья и знакомые, не можем знать всего того, чем Алексей был занят, но допускать мысль о каких-то его тёмных делишках не хочется. Не тот он человек, не тот. А не ушёл ли он из жизни на почве алкоголя? Я представил его очередное утро. Он проснулся, как всегда, с глубокого бодуна. Во рту — срам, в желудке — погань, на душе — омерзение. Мужчина прокрутил в голове предстоящий день и не нашёл в нём ничего нового, ничего радостного и утешительного — впереди его ничего не ждало, кроме сурового и до безобразия несправедливого мира. Выпить было нечего, Алексей посидел в раздумье несколько минут, посмотрел на высокое небо, мысленно помолился и... принял последнее решение.
       Как коротка наша жизнь!