Крестница

Вера пуще всего боялась рожениц. Курс акушерства на педиатрическом факультете был чрезвычайно коротким. В основном, только смотрели после лекций, самим делать ничего не пришлось. Единственный раз она принимала роды и то по счастливой случайности. Ещё на сестринской практике после третьего курса, когда об акушерстве и понятия не имела. Случилось это в тот момент, когда все доктора и акушерки были на планёрке у главного врача в его кабинете на другом этаже. В родильном отделении оставалась Вера одна, а женщине вздумалось рожать. Не скажешь, подождите, я не умею. Сначала Вера решила бежать за помощью, но увидев, что головка уже прорезалась, вымыла руки. И, напряжённо вспоминая всё, что в таких случаях делают акушерки, видеть приходилось, приняла в свои руки мальчишку. Громадного, как потом оказалось весом почти пять килограмм. Розового младенца – красавца. Всё обошлось благополучно, заведующая объявила практикантке благодарность, пригласила в будущем работать у них врачом акушером. Но Вера хотела быть только педиатром.
  Вера гордилась своим неожиданным успехом, а ухаживая в детской палате за младенцами, уделяла больше внимания своему подопечному. Она  с трепетом относилась ко всем новорождённым, но этот мальчишечка пленил её сердце. Каждую свободную минуту она брала его на руки, и чуть приподняв маску, целовала его в розовую щёчку. Он совсем не походил на новорождённого. Во время ухода за ребятишками Вера смазывала их от опрелостей болтушкой на абрикосовом масле, и они замечательно, совсем не по больничному, пахли.
  Этот случай остался единственным в Вериной институтской практике. И она радовалась тому, что в небольшой деревенской участковой больнице, куда она попала по распределению, была опытная акушерка Валентина Александровна. Та всегда обходилась без доктора, но Вера, а теперь уже Вера Ивановна, просила её приглашать себя чаще на роды, чтобы всё-таки чему-нибудь научиться. А вдруг мне придётся без вас принимать роды, что тогда я буду делать? Валентина Александровна с ней соглашалась, и в трудных случаях звала доктора. Вера начинала рыться в учебнике, и если они, осмотрев вдвоём роженицу, приходили к выводу, что здесь не обойтись без операции, то срочно на машине отправляли женщину в районную больницу за тридцать километров. Акушерка всегда была сопровождающей, мало ли что могло случиться в дороге.
  Когда Валентина Александровна ночью постучала в окно Вериной квартирки, у Веры дрогнуло сердце, начинается, подумала она. Они с акушеркой жили в одном так называемом финском доме, принадлежавшем больнице. Разделяла их тонкая стена. 
Зря Вера испугалась, всё уже было позади. По непролазной октябрьской грязи на тракторе из дальней бригады в больницу привезли роженицу. А рожать ей нужно было ещё через три с половиной месяца. На тракторе её растрясло, и родила она почти на пороге больницы.  Ни оформить, ни помыть, ни посмотреть не успели.
  Валентина  Александровна позвала Веру Ивановну, хотя ей так не хотелось называть эту, только что вылетевшую из института девчонку по отчеству, осмотреть ребёнка, который по сроку считался не ребёнком, а выкидышем. Это было крохотное существо, девочка величиной с ладошку, весила она пятьсот семьдесят граммов.
  - Явно не жизнеспособный ребёнок, - сказала Вера, когда они вышли из палаты.
  - По всем параметрам, - добавила акушерка, - это выкидыш, такие не выживают. Умрёт, не сегодня – завтра.
  Проходили дни. Женщина поправлялась, а девочка не умирала. Вера её несколько раз в день осматривала. Сначала они давали ей водичку с глюкозой, девчоночка сосала. На второй день попробовали дать ей сцеженное материнское молоко. Сосёт… понемногу, но сосёт. Как она хочет жить, говорила доктор. Акушерка пожимала плечами. Ну и что, это ещё ни о чём не говорит, всё равно, умрёт, никто в таком сроке и с таким весом не выживал.
  Прошла неделя, женщина начала проситься домой.
 - Да вы что! – Ужаснулась Вера, - с таким ребёнком домой?  Да её же выпаривать надо и наблюдать. Они обогревали девочку грелками и сильной электрической лампой.
  В ординаторской Валентина Александровна сказала доктору: - Мы её выписать не можем. Как мы ребёнка оформим? Дадим ей справку о рождении, а она всё равно умрёт. Не ребёнок это, а выкидыш, а нам с вами детская смертность ни к чему. В районе за это по головке не погладят.
  Прошла ещё неделя.  Девочка жила и вызывала такое чувство уважения и благодарности у Веры, что она уже именовала её Наташкой. Удивительно, такая кроха. А личико хорошенькое, как у куколки.  И в весе прибавила пятьдесят грамм. К ней уже привык весь персонал больницы. Мать настаивала на выписке. Доктор её уговаривала, но бесполезно.
  - Да у меня там дом, хозяйство и ещё трое ребятишек, а я, здоровая баба, буду тут бока пролёживать. И купать её уже пора, дочку-то. Дома я её лучше выхожу.
  - Кого тут купать, мы её и так каждый день обрабатываем. Тут вы только ей занимаетесь, а дома вам будет не до того.
  Но однажды поздно вечером к зданию больницы подкатил трактор. Муж и отец привёз одежду дочери и матери, и они сбежали безо всяких разрешений и справок. В том крохотном отделении совхоза  на двадцать дворов даже фельдшерского пункта не было. От центральной усадьбы двадцать пять километров по непролазной грязи, зима ещё не легла. Хотя зимой была другая помеха – снега.  Вера позвонила в контору, просила узнать, как там дела.  Ответили, что всё в порядке и с матерью, и с дочкой. 
  То доктор, то акушерка звонили в отделение ежедневно, Вера радовалась за Наташку, её ещё не привыкшую бояться ответственности не за жизнь, а за оформление документов, меньше всего заботила, что девочка ещё не числится в живых. Тогда как Валентину беспокоило именно это.  По первому снегу, как только смогла пройти машина, она съездила на отделение, навестила мать и ребёнка.
 - Представляете, - рассказывала она доктору, - девчоночка подросла, грудь сосёт, совсем уже крепенькая, только уж такая миниатюрная. Вот вопрос, как будем оформлять её, каким числом ставить дату рождения. Так  и так нам плохо будет. Если поставим задним числом истинную дату, попадёт за то, что до сих пор не зарегистрирована. Поставим позднюю, попадёт за фальсификацию. Не знаю, как будем выкручиваться.
  Вера сама собралась ехать на отделение, утром пришла на работу с твёрдым решением поехать и всё самой решить. В приёмном её встретила какой-то таинственной улыбкой медсестра Людочка.
  - Вера Ивановна, сюрприз!
  - Хватит с меня сюрпризов, - отмахнулась Вера.
  Но Людмила схватила её за руку и потащила в палату. На кровати сидела женщина, Вера сразу её не узнала. Она держала на руках спящего ребёнка.
  - Это ваш выкидыш, - шепнула Вере сзади в ухо Людочка.
  - Здравствуйте, доктор, - улыбнулась женщина, - видите, выходила я свою Наташу. На русской печке выпарила. А сейчас она немножко приболела, старший сопливил, видимо, и её наградил.
  Вера Ивановна взяла ребёнка на руки: - Ого, какая стала. Не узнать, тяжёленькая.
-   Уже больше четырёх килограммов, при поступлении взвесили, - уточнила Людмила.
Девочка внимательно смотрела на Веру и морщила носик, собираясь заплакать. Доктор вернула ребёнка в материнские руки. К счастью, у неё не оказалось ничего серьёзного, так небольшой насморк. Через несколько дней мать с дочерью покидали больницу. Теперь уже не убегом, законно и со всеми документами. Можно регистрировать Наташу официально.
  - Каких только чудес не бывает, - думала Вера, - вопреки всяким медицинским законам. То пальцы напрочь отмороженные оживают, то из шестисот граммового комочка получается человек.
  - Я такого не видывала, в моей практике это первый случай, - никак не могла успокоиться акушерка.
  - Надо описать этот случай, и послать в медицинский журнал, - посоветовала Людмила.
  - Ну , да… Три месяца жил ребёнок, нигде не значащийся… Опишите, опишите, - проворчала, недовольная её вмешательством, Валентина Александровна.
  - Вера Ивановна, а ведь ты её крёстная мать, это ты её первая Наташкой навала. – Людочку не так просто было унять.
  - Только вряд ли от меня зависит то, что она выжила, - с лёгкой грустью заметила Вера и подняла глаза к потолку, - там, наверху, решают кому жить…