Chapter 7

<СПЕКТАКЛЬ ОКОНЧЕН, ГАСНЕТ СВЕТ И МНОГОТОЧИЙ БОЛЬШЕ НЕТ. ОСТАНОВИ МУЗЫКУ. СПЕКТАКЛЬ ОКОНЧЕН. HAPPY END>

    Процентов на восемьдесят я была уверена в том, что мы с ним больше никогда не увидимся, так что серьга пополнила скудный ящичек с моими сувенирами, в котором лежал бабушкины коралловые бусы, титановый браслет, подаренный тетушкой Линн да латунная подвеска в форме бабочки, которую мама купила для меня, будучи беременной. Когда мой ребенок подрастет, я продемонстрирую ему найденное на полу украшение как доказательство того, что его отец сыграл очень важную роль в моей жизни. Мне уже чудилось, что я стала мамой, и перед глазами то и дело всплывали видения ползающего по расстеленному на ковре одеялу карапуза с черничными глазами и беззубой улыбкой. Я очень хотела родить мальчика, похожего на прекрасного Мерфи как две капли воды.
    Миссис Янг заверяла меня, что после четырнадцатой недели мне должно стать намного легче, донако действительнойсть ее словам не соответствовала. Меня стал донимать ринит, который, разумеется, ухудшил качество моей и без того тяжелой жизни. Я спасалась ингаляциями, поскольку назальные капли, приобретенные мной в ближайшей аптеке, имели ряд противопоказаний, так что закапывать ими еле дышащий нос я не рискнула, боясь навредить малышу.
    Я неделями не мылась и ходила с грязной головой, - о душе оставалось только мечтать, так как стоило лишь только поднять голову с подушки, как накатывала дичайшая тошнота. Рвотные позывы я не испытывала только во время сна, так что старалась находиться в объятиях Морфеуса как можно дольше, а просыпаясь, лежала с обреченностью приговоренного к казни в ожидании, когда мне вновь станет худо. Рядом с моей кроватью стоял эмалированый тазик, потому что добежать до санузла я была уже не в состоянии. Наверное, было бы проще, если бы я жила не одна, и рядом находился кто-то, заботящийся обо мне, но поскольку о моем положении не знал никто, кроме врачей, наблюдавших беременность, приходилось собирать в кулак все свое мужество и справляться с плохим самочувствием самостоятельно.
    Я заставляла себя есть, поскольку организм должен был получать достаточное количество питательных веществ, играющих немаловажную роль в развитии плода. Каждые полтора часа я сгрызала по одному яблоку. Я отдавала себе отчет в том, что в желудке должно быть хоть что-то, потому что если я перестану есть и пить, начнется обезвоживание, которое пагубно скажется на состоянии здоровья еще неродившегося ребенка. Так что, увы, конкретно в моем случае утверждение, что беременность красит женщину, не сработало, и в один «прекрасный» день, сидя в кресле за столом, я нарисовала на листочке бумаги грустный смайлик, тоскливо размышляя о том, что одних во время беременности тянет на сладкое, других - на соление, а меня тянет только к моему фарфоровому другу, к которому я в последние дни испытывала сильнейшую привязанность.
    Неужели все эти мучения означают, что я не создана для материнства? Большая часть представительниц прекрасного пола чувствует себя великолепно, нося под сердцем кровиночку, ведь наш организм, в общем-то, создан для того, чтобы давать начало новой жизни. Отчего же я чувствую себя так паршиво, что мне хочется, черт возьми, лечь и умереть?
    Раз в день на меня накатывала истерика, и я, уткнувшись заложенным, распухшим носом в подушку, тоненько выла, но даже в такие моменты я не думала о том, чтобы прекратить весь этот ад и записаться на аборт. Я утешала себя мыслью о том, что совсем скоро я разрешусь от бремени и буду вспоминать эти трудности как далекий, покрывающийся пеленой забвения сон.
    В конце июня я приобрела штаны в отделе для беременных, поскольку живот начал слегка выпирать, и поскольку все мои старые джинсы были с высокой посадкой, я, ощущая давление в области талии, чувствовала себя неуютно и с маниакальностью, достойной лучшего применения пыталась оградить «пузожителя» от всех неприятных ощущений извне, несмотря на осознание того, что веду себя я аки чокнутая наседка.
    Двадцать девятого числа шестого месяца сего года я поплелась на кухню затем, чтобы приготовить себе еды. Почувствовав сильнейшее головокружение, будто я находилась на гомериканских горках, я, опираясь спиной о стену, сползла на пол. Подобное со мной случалось неоднократно, так что я была уверена в том, что скоро все пройдет, однако когда десять минут спустя мои внутренности озарила вспышка яростной боли, я, с трудом разбирая, где право а где лево, вытянула из кармана смартфон и набрала номер скорой помощи. Прохрипев в трубку адрес, я моментально погрузилась в кромешную темноту.
    В душную, полутемную квартиру я вернулась только в середине июля, опустошенная в прямом и переносмном смысле этого слова. С трудом переставляя налитые свинцом нижние конечности, я доползла до кровати и нырнула под плед прямо в верхней одежде. Восемнадцать недель сильнейшего токсикоза и все мои нескончаемы пытки оказались напрасными. Сохранить своего малютку я не сумела. Хирург, который извлек беззащитного кроху из моей сочащейся кровью маки, заявил, что мне несказанно повезло выжить, несмотря на сильное истощение. Я, слушая колкие слова седовласого мужчины, с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься с визгом на спасшего мне жизнь врача. Как он смеет говорить подобные вещи женщине, лишившейся в одночастье своего дрвгоценного сокровища? Нужно на законодательном уровне запретить черствым представителям сильного пола подходить ближе чем на метр к девушкам, чья беременность оборвалась столь трагическим образом.
    На девятнадцатой неделе - я прочитала об этом на форуме, растравляя свои душевные раны - ребенок в утробе матери почти полностью сформирован, - на этой стадии у него уже растут волосики на голове и появляются брови и ресницы. Я сознавала, что врачи, давшие клятву Асклепия, должны, в первую очередь спасать мать, но если бы мне предоставили выбор, я предпочла бы умереть, нежели позволить убить свою «бусинку».
    Думы о смерти в те наполненные беспросветной меланхолией дни, бесспорно, приходили мне в голову, однако сомневаюсь, что мне хватит решимости, чтобы свести счеты с жизнью. Я даже таракана раздавить не способна, и всех насекомых из своей квартиры я выставляла в целости и сохранности, не смея отнимать чье бы то ни было существование. Мне претила сама мысль о том, чтобы испачкать подобного рода грехом свою душу. Увы, я слишком мягкосердечна, и оттого, как любила повторять моя тетя, в жизни мне придется гораздо тяжелее, нежели более хладнокровным представителям homo sapiens.
    В супермаркете я закупилась аодалийским фаршем из кенгурятины и целую неделю питалась котлетами из нежнейшего мяса, восполняя запасы белка. Несмотря на то, что беременной я больше не была, легкая тошнота давала о себе знать, а временами мне мерещилилось, что крохотные ножки пинают мой живот изнутри. Я старалась не предаваться анализу своих ощущений, боясь погрязнуть в бездонном океане собственных страстей. Во мне столько всего было перемешано, что, дабы разобраться со всем, не хватит и вечной жизни.
    В начале августа, меньше чем за месяц до своей кончины я, не желая возвращатиься на работу и пытаться жить как ни в чем не бывало, известила Электру о том, что желаю немного развеяться и навестить ее. Сестра с энтузиазмом приняла мое решение, заявив, что в ее коттедже полно свободных комнат, и я могу гостить у нее хоть до второго пришествия. Забронировав билет на ближайший рейс, я сложила в рюкзак свою косметичку, заполнила спортивную сумку кое-какими вещами и комплектом белья, купила килограмм знаменитых рихтенвальдских конфет в качестве подарка для Электры, которая разделяла мою безганичную любовь к сладкому и, терзаемая сомнениями, покинула родной город, отправляясь на встречу с неизвестностью.
    На западе Паннония граничила с Моравией, так что, навещая мамину сестру, я добиралась до Арреция на поезде за четыре с половиной часа. Самолетом же я летала впервые и очень надеялась, что мое место окажется рядом с иллюминатором, и я смогу весь полет наблюдать за облаками, однако улыбчивый стюард указал мне на кресло у прохода, и я, не скрывая своего разочарования, надула щеки и весь полет провела в полудреме. Каждый раз, когда мы попадали в зону турбулентности, и лайнер ощутимо потряхивало, я, ощущая ликование, думала о том, что было бы просто замечательно, попади я в авиакатастрофу. Поставить точку в своей книге жизни таким образом я бы не отказалась.
    Быстрая пересадка в шумном аэропорту Этруссии, и вот я вновь в тесном салоне воздушного судна, отправляющегося прямиком в Нью-Моргкс, где мне предстоит сесть на индивидуальный трансфер для того, чтобы добраться наконец до Мортленда, где, собственно, и проживает сестрица.
    С Электрой мы встретились в центре города у мраморного фонтана. Хотя до этого мы никогда не виделись, если не брать во внимание обмен фотографиями в социальных сетях, не узнать ее было невозможно: высоченная блондинка ростом в сто восемьдесят сантиметров, длинноногая и плечистая, она являлась точной копией нашей звездной матушки. Мы обнялись, превозмогая некоторую неловкость, и Электра, уже зная мою привычку подолгу молчать, заговорила первой, и я была очень благодарна ей за то, что она ни о чем меня не спросила, хотя, полагаю, не заметить моей болезненный вид было невозможно.
    До пригорода Мортленда, в котором среди пышной зелени туй располагался дом сестры, мы добрались за пятнадцать минут. Электра, болтая без умолку, миновала главную дорогу, демонстрируя мне красоты провинциального городка, и я, фальшиво улыбаясь, кивала, поддакивая ей и щебеча «какое чудо», хотя, по правде говоря, сей little town я находила крайне тоскливым и непривлекательным. В соединенных штатах, на мой субъективный взгляд, самым красивым местом является столица. Все остальные города на его фоне поражают унылым однообразием. Другое дело столицы моей любимой Эвропы, наполненные историческим колоритом, с этими живописными улочками и архитектурными строениями в готическо-мавританском стиле.
    Торжественно вручив сладости подпрыгивающей от радостного возбуждения Электре, я помогла ей накрыть на стол, и до самого вечера мы пили чай и рассматривали семейные фоторгафии. Фредерик Хоган, отец моей единоутробной сестры, влачил свое существование в доме для престарелых. Чтобы обеспечить себе и своей дочери безбедную жизнь, этот мужчина много работал и в результате потерял рассудок в шестьдесят восемь лет, перенеся два микроинсульта. Электра, поначалу нанявшая сиделку, со временем поняла, что ей морально тяжело делить одну крышу с безумным стариком, и, поскольку шансы на полное восстановление мистера Хогана стремились к нулю, она, терзаясь угрызениями совести, определила своего родителя туда, где ему смогут обеспечить должный уход, и я ее за сей поступок не осуждала. Неизвестно еще, как бы я сама повела себя, окажись на месте сестры. Быть может, избавилась от пускающего слюни отца еще раньше, чем это сделала Электра.
    Сестра без тени смущения поведала мне о своей личной жизни. После расставания с Хироки, с которым она сожительствовала больше года, Электра так и не смогла найти замену своему ниппонскому любовнику и предпочитала ни к чему не обязвающий секс на одну ночь.
    - Недели две назад я подцепила в «Росвите» шикарного парня, - закатила глаза от восторга сестрица. - Он оказался эскортником, и мне пришлось заплатить ему за целую ночь. Он трахается как бог, Ноэлия! Я бы обязательно присвоила этого парнишу, однако, к сожалению, он не гомериканец и уже вернулся в Эвропу. Я точно не уверена, но, кажется, он родом то ли из Скифии, то ли из Иллирии, хотя корни у него азиатские.
    Вкусы на мужчин у нас с Электрой совпадали, - мне, как и ей, нравились чиндайцы, корейцы и ниппонцы, и представляя своего будущего мужа, я неизменно видела рядом с собой высоченного представителя азиатской расы с лебединой шеей, проницательным взглядом миндалевидных глаз цвета ночного небосвода.
    Два дня спустя Электра, отмокая в ванне перед сном, попросила меня зайти в ее комнату и принести халат, позаботиться о наличии которого непосредственно перед водными процедурами она забыла. Выполняя нехитрую просьбу сестры, я зашла в ее спальню и, потянув на себя дверцы шкафа, вытащила искомое и хотела уже покинуть светелку Электры, когда заметила висящую над прикроватной тумбочкой пробковую доску, пестрящую квадратиками полароидных снимков. Не отдавая отчета в своих действиях, я подошла к коллажу, пристально всматриваясь в лица изображенных на фото людей. Вот Хироки - их с сестрой совместная фотография и по сей день красуется на аватарке Электры в Хейсбуке. Это Давид, один из тех, с кем у сестрицы был скоротечный роман, - его внешность мне также была знакома. Очевидно, сластолюбивая Хоган размещает здесь снимки всех своих партнеров по сексу.
    Наткнувшись взглядом на еще одно знакомое лицо среди великого множества симпатичных молодых людей, я, чуть не выронив из немеющих рук халат, нагнулась и, отцепив канцелярскую скрепку, сжала холодными пальцами глянцевый уголок фотографии, на которой, в этом не было ни малейших сомнений, был запечатлен Мерфи Коллинз. Скрестив руки на груди, он позировал моей сестре, встав в позу высокомерного болвана, а затем занялся с ней сексом на этой самой кровати. Я, конечно, не птица Говорун, отличающаяся редкостным умом и сообразительностью, однако не нужно быть семи пядей во лобу, дабы понять: недавняя пассия Электры, от которого она до сих пор находилась под впечатлениями и отец моего нерожденного ребенка - один и тот же человек, и меня едва не вывернуло наизнанку, когда я осознала сей факт.
    Подавив рвотный рефлекс, я вернула изображение Мерфи на место, подойдя к зеркалу, расслабила лицо и с независимым видом зашла в ванную, воодрузила банный халат на табурет у двери, перекинулась с сестрицей парой фраз, после чего, пулей выскочив из санузла, бросилась сломя голову в отведенную мне комнатку, распихала весь свой скарб по сумкам и, не понимая, что делать дальше и как жить с полученной информацией, выбежала из коттеджа Электры.
    Общаться с сестрой после того, что я выяснила, не хотелось совершенно. Меня бросало в дрожь при мысли о том, что мы с сестрой влюблены в одного и того же парня. Поймав попутку, я добралась до автовокзала и час спустя старенькое маршрутное такси желтого цвета, трясясь, мчалось по серому хайвею в сторону столицы Гомерики. Открыв папку с социальными сетями на телефоне, я без колебаний удалила свой аккаунт в Хейсбуке, понимая, что умру от разрыва сердца, если прочитаю хотя бы одно сообщение от Электры. Занеся номер телефона сестры в черный список, я прислонилась пылающим лбом к прохладному стеклу, с безразличием покойника наблюдая за тем, как мимо меня проносятся придорожные столбы с туго натянутыми между ними (прямо как мои нервы) проводами.