Давид Маркович

               

В фильме «Ликвидация» 2007 года главного героя, Давида Марковича Гоцмана, поместили в особо сложные условия: послевоенная Одесса, часть населения после ухода немцев скрывается, потому что работала на них, часть блатных раскаялась в своем воровском прошлом и «искупила кровью» вину перед честными гражданами, часть стала бандитами просто из бедности. Но самое главное – сам город Одесса показан как некая общая семья, в которой все, условно говоря, родственники. И все соединены между собой сложными тонкими взаимосвязями. Главный герой, сотрудник уголовного розыска, Давид существует в этой системе, боясь неосторожным движением разрушить надежду  на то хрупкое равновесие, которое может еще восстановиться в этом городе, к которому он прикипел всей душой. И он отказывается «махать шашками», чтобы примитивно запугать часть населения, предпочитая свои способы наведения порядка.

Критики правы, поставив «Ликвидацию» в один ряд с такими фильмами, как «Место встречи изменить нельзя» и «Семнадцать мгновений весны». А сейчас сороковые-пятидесятые-шестидесятые годы особенно интересуют сценаристов и создателей фильмов, в котором действие происходит сразу после Второй мировой войны: «Мосгаз», «Шифр».

Роль Давида Гоцмана очень трудна. Нужно сыграть жесткость, дисциплинированность и доброту – особую доброту Давида, которую чувствуют люди. Сцена, когда он узнает об убийстве лучшего друга Фимы (Сергей Маковецкий) сыграна гениально – лицо актера как будто поплыло, как краска, если в нее добавить воду. Причем происходит это не сразу, а спустя какое-то время, с неким запаздыванием – потому, что поверить в такое известие сразу было невыносимо для героя.

Сергей Урсуляк, один из моих самых любимых режиссеров, работает с каждым актером, чтобы его органика была вставлена в общий актерский ансамбль, ровно настолько, насколько это надо для общей картины. Продумано все – каждое движение бровей, каждая полуулыбка или ухмылка. Сидишь и любуешься таким режиссерским мастерством. (Телесериал «Шифр» Веры Сторожевой тоже сделан великолепно.)

Давид увлекается женщиной, которая дружила с Фимой и помогала ему. Нора (настоящее ее имя – Елена) боится разоблачения, опасается, что Давид узнает, что она, как жена репрессированного, купила паспорт и скрывается под чужим именем. Она и тянется к Давиду, и отталкивает его. Актер сыграл и неловкие ухаживания, и грубоватость (рабочая привычка не церемониться со всеми подряд), и уязвимость (ранимость, застенчивость, при этом больное сердце). При этом зрителям будто физически передается его боль.

Когда Нора решается остаться с Давидом, у них будут светлые сцены, но их будут показывать как бы издалека, будто счастье это не совсем реально в то время, о котором идет речь.

Давид решается усыновить мальчишку – Мишку Карася, который уже приближается к подростковому возрасту, при этом промышляет воровством из карманов. Он видит в мальчике второго Фиму – талантливого и умного, но потерявшего все лучшее в себе из-за желания преуспеть среди блатных. Наверное, в сценах с этим мальчиком Давид раскрывается как никогда. Сразу же вспоминается герой Сергея Бондарчука из фильма «Судьба человека» с мальчиком, которого он случайно нашел после войны, и решил усыновить. Казалось, превзойти тот фильм невозможно. Но здесь и не ставится такая задача. Это просто самая уязвимая грань Давида. У него был отнят лучший друг, но зато ему дан этот ребенок. Такой же талантливый и смышленый, как и Фима.

Герой Михаила Пореченкова показался мне подозрительным с первого кадра, когда он появился перед зрителями. Он очень тонко сыграл – милая, чуть сладковатая, улыбка, при этом холодноватые насмешливые глаза. Я не испытала удивления, когда выяснилось, что он и есть тот самый предатель по кличке Академик. Уж больно добреньким он себя показывал – старался предупредить желания других людей, со всеми быть в хороших отношениях. Казалось – такой интеллигентный и милый! Не то, что «биндюжник» Давид…

Но в Давиде была подлинность, оголенный нерв, а Кречетов-Академик напоминал приторное пирожное, которое нравится поначалу, а потом чувствуешь, что пересластился. 

Финал Давида мне напомнил финал Гришки Мелехова из фильма того же Урсуляка «Тихий Дон». Он, смертельно усталый, закрыв глаза, слушает хор, в котором поет Мишка. Таким же смертельно усталым Гришка Мелехов вернулся со своих бесконечных фронтовых сражений к отчему дому.




P.S. Мои статьи о других фильмах Сергея Урсуляка:

http://proza.ru/2019/09/06/1522

http://proza.ru/2017/05/05/1957