12 рублей
Всё у бабы Клавы было, как у всех, или, во всяком случае, у многих, и даже у большинства женщин. Приезжали дочери, а их две; обе замужем, обе в городе жили. Да ещё был сын, который жил в этой же деревне, а на глаза показывался, только будучи в чрезмерном подпитии. Взрослый, а не понимал, что своим появлением наносил матери непоправимый ущерб.
Наведывавшиеся к бабе Клаве дочери восхищали соседей – вон, какие заботливые, не забывают! Не забывая бабу Клаву, дочери меж тем оставляли ей внуков, и мало кто в деревне знал, что это не столько от большой любви к бабе Клаве, а от безысходности обеих дочерей. Сначала разошлась одна, потом другая, и детей не с кем стало оставлять дома. А без работы – хоть в омут с головой бросайся…
И баба Клава стала сдавать здоровьем: нервы-то не железные – ну-ка, попереживай за всех!
Потом у бабы Клавы стала болеть голова; временами девалась куда-то память.
Её стали закрывать в доме на замок.
Однажды баба Клава не проснулась. Как раз в тот день, когда первая дочь вернулась в город, а вторая приехала с дочкой, чтоб оставить её у бабы Клавы.
Не дождавшись к ночи односельчан, пожелавших провести у гроба покойной последние её часы под родной крышей, дочь закрылась на засов и собралась прикорнуть в забытьи, как в дверь громко и требовательно забарабанили.
На пороге стоял непутёвый сын бабы Клавы. Весь предыдущий месяц он не просыхал от самогонки и «фонфыриков». И вот явился.
- Чё надо? - встретила неприветливо сестра.
- Сказали… это… мама померла…
- Померла. И что?
- Я… это… может, деньгами надо помочь?
- Можешь – помоги, - стеной стояла сестра.
Он принялся копаться в своих карманах. Искал усилен-но и долго, потому что с первой попытки ни одна рука в карманы не попадала.
- Вот, - наконец выговорил брат и протянул руку сестре.
На ладони лежали 12 рублей – две монеты.
Злоба вскипела в душе сестры. Она резко ударила брата снизу по руке. Монеты звонко ударились о пол, издав звуки, подобные выстрелу. Один, два…
Сестра захлопнула дверь. Брат не постучался. Со слезами на глазах она медленно прошла к гробу бабы Клавы – на её бездыханной груди выплакать материны при-жизненные слёзы, и свою невысказанную ей боль.
«Господи, ну почему у других всё, как у людей, а у меня наперекосяк?» - Подумала тяжело и вспомнила слова соседки, сказавшей: - «Нырнёшь поглубже в какую семью, а там… В каждой избушке свои горюшки».
Свидетельство о публикации №222010501050