Ierofante

/SAY «HELLO», I NEED FRIEND/

    Мертвецы не чувствуют боли, и это, на мой взгляд, явное преимущество смерти перед жестокой, не ведающей жалости жизни. Пока человек дшит, пока его сердце бьется, качая кровь, он обречен страдать, и только под покровом de La Mort, когда затихает ураган противоречивых эмоций, люди находят свое успокоение. Мне повезло умереть в утробе матери, так и не появившись на свет, после чего я, сгусток нейтральной энергии, очутилась в месте, которое чем-то напоминает библейский Лимб, поскольку здесь концентрировалось чудовищное количество аур белесого цвета - подобный колер сущность имеют лишь младенцы и эмбрионы, не успевшие родиться.
    Добрый дядюшка Харон нас не охранял, и бурные воды зловещего Стикса не грохотали, ввергая нас в трепет, - in this place мы были обречены на вечное умиротворение в безмолвии, и лишь моя мятежная «душа» чувстовала себя здесь как синяя птица в золотой клетке и жаждала поскорее выбраться на волю. Мне, непоседе, до безумия хотелось окинуть взором новые горизонты, я была слишком подвижной, чтобы тепеть унылость бытия в «Лимбе» средь беспечных жертв аборта, каждую минуту созерцая наводящий тоску пейзаж.
    Исследовав окрестности нашего обиталища вдоль и поперек, я наткнулась на зияющую прямо в пространстве шарообразную воронку, кажщуюся черной до такой степени, что было невозможно представить внутри нее даже крошечную миличастицу света. Быть может, это - Черная дыра, в которую обратилась-таки нестабильная Бетельгейзе, информация о которой менялась каждые десять лет, и жителям Земли (или Эмблы?) было непонятно, что означает ее пульсация, - сей гигант уже сбросил свою оболочку, обратившись в сверхновую, или же это очередная вспышка мощных протуберанцев, потревоживших плотную газовую туманность, что окружает гигантскую звезду.
    Мне хотелось думать, что данный «портал» - кротовая нора, так что, не позволив себе погрузиться в пучину сомнений, я, тогда еще безымянное существо, лишенное плоти, с разбегу бросилась внутрь червоточины, и, миновав кромешную тьму, в которой эхом звучали чьи-то встревоженные моим присутствием голоса, оказалась близ невероятно красивого поля, усыпанного желтоглазыми ромашками. Милые, лично у меня ассоциирующиеся с наивностью цветочки не колыхал даже ветер, и они, изо всех своих крошечных сил стоящие на тонюсеньких стебелечках и тянущие к небу свои белобрысые головки, вызывали у меня стойкий приступ умиления.
    Осмотревшись, я заметила, что поле резко заканчивается пропастью. Сто сорок шагов приблизили меня к поставленной цели, и, склонившись над бездной, я узрела гильдию крошечных островков, парящих прямо в воздухе. Некоторые участки земли были покрыты тропической растительностью, другие - усыпаны галькой или песком и напоминали побережье Пангейского океана, на котором я никогда не была, однако знание о том, как выглядит папоротник, произрастающий в Сиэддле и каковы на вид бесконечные пляжи Лос-Демоньоса, находилось у меня в голове с тех самых пор, как я осознала себя в «Лимбе».
    Лежа животом на каменистой почве и любуясь открывшейся мне картиной, я испытала нечно, похожее на умиротворение и чуть было не заснула прямо там, когда небесный свод, грохоча, обрушил на самый дальний из островов дождь из лавы. Сгустки раскаленной магмы, влекомые непонятно как работающей гравитацией, медленно падали лишь на один клочок суши, и, сколько я ни вглядывалась наверх, не могла понять, откуда появляется сей таинственный rain of fire, - громадные капли возникали из пустоты, словно были творением могущественного чародея.
    Тихий стон я уловила далеко не сразу, но, как только до меня донесся этот наполненный отчаянием полувсхлип, я, влекомая любопытством, подпрыгнула в воздух, уверенная в том, что сохранила способность левитировать, и только шмякнувшись на землю, осознала, что парить мне было дано только в «Лимбе», и отныне я - не просто лишенная плоти аура, а существо иного порядка. С недоумением уставившись на крошечные белые пальчики с аккуратными розовыми ноготочками, я какое-то время разглядывала полупрозрачную, похожую на чиндайский фарфор кожу, и до меня далеко не сразу дошло, что пялюсь я на собственную длань.
    Резво вскочив на ноги, я внимательно себя осмотрела, осознавая тот факт, что мое первоночальное воплощение, трансформировавшись, видимо, во время моего прохождения через ромашковое поле, обрело человеческую форму. Отныне я не просто сгусток of pale aura, теперь я - маленькая девочка в сиреневом платьице.
    Я помотала головой, пыталясь проанализировать новые ощущения, и несколько белых прядей упали на мое лицо, однако уделить еще больше времени своему внешнему облику я не могла. Сделав вывод, что до источника звука мне придется добираться на своих двоих, я хорошенько прицелилась и спрыгнула на ближайший островок, на котором расло тоненькое деревце, усыпанное золотистыми грушами. Не теряя времени, я разбежалась и перескочила на следующий клочок земли. Эмбляне, если я не ошибаюсь, называют то, чем я сейчас занимаюсь, смешным словом «паркур», которое лично у меня ассоциируется с сидящей в бане курицей, однако, в отличие от живых людей, я проделывала свой путь более изящно, потому как сила притяжения в этом месте была незначительной, и мое донельзя компактное тело повисало в воздухе точно пушинка. Приходилось отталкиваться изо всех сил, дабы достигнуть следующего «островка».
    Выделывая немыслимые кренделя, я сосредоточилась лишь на одном: поскорее добраться до места, где, скорее всего, кто-то есть. Я потеряла счет времени и уже почти выдохлась, а мои босые ноги были сбиты в кровь, когда перед моим взором открылось чудовищное зрелище: на громадном каменном кресте был распят до умопомрачения красивый парень с лицом херувима. Полуистлевшая, оборванная одежда неравномерно покрывала его тело, чередуясь с ожогами третьей и четвертой степени, ушибами и фиолетовыми кровоподтеками. Я явственно видела, как его раны медленно покрываются корочкой спекшейся крови, однако способность к быстрой регенерации не отменяла того факта, что он испытывал сильнейшие мучения, терзаемый безжалостным огнепадом.
    Не ведающая прежде о том, что такое сострадание, я ощутила болезненный укол в груди, а в следующую минуту кадык парня дернулся, и он, медленно опустив голову, неверяще посмотрел на меня, словно я - призрак его давно потерянной возлюбленной. Мы таращились друг на друга несколько секунд, после чего юноша, закашлявшись, потерял сознание. С разбитых губ на обожженную грудь тоненькой струйкой стекала вязкая кровь. Меня поразило то, что он даже не пытался попросить меня о помощи, и это подстегнуло меня на решительные действия.
    Во мгновение ока мои ноги оказались на раскаленной докрасна почве. Горячие камни царапали и без того поврежденную кожу моих ступней, однако я, почти не обращая внимание на дискомфорт, устремилась к парню и, схватившись за колючую проволоку, что опоясывала его ноги, дернула ее на себя. Мои импульсивные действия видимого эффекта не принесли. Шипы только разодрали тонкую кожу ладоней, и ступни юноши обагрила черно-красная жидкость, сочащаяся из обретенного мной непонятно каким образом тела.
    - Никто не сможет меня освободить, - прохрипел, едва шевеля потрескавшимися губами, пленник. - Но за попытку облегчить мои страдания я тебе благодарен, о, юная дева.
    Над нашими головами раздался грохот, и я, понимая, что проклятая лава вот-вот опять обрушится на беззащитного мальчика, не в силах мириться с подобным положением вещей, вскарабкалась по кресту и обняла юношу за плечи, стараясь укрыть его собой, чтоб хотя бы немного облегчить стадания бедолаги.
    - Что ты творишь? - простонал парень, кося своим рубиновым глазом. - Беги отсюда, малышка, ты погибнешь…
    Но я не слушала его. Меня переполняло некое чувство, название которому я не могла дать, однако во мне пышным цветом распускалась уверенность в том, что я делаю все правильно.
    Пылающие капли обрушились на нас, и я, не обращая внимание на запахи горелой плоти - его и своей, - прижималась щекой к острой скуле юноши, обхватив кровоточащей ладонью его длинную шею, и в этот самый миг крест начал крошиться, и, понимая, что мы оба погибнем, упав в бездну, я прошептала ему в ухо единственное, что может сказать в данной ситуации одно существо другому:
    - You are not alone.
    Бесконечная тряска сменилась падением, которое продолжалось, по моим скромным подсчетам, тысячу отрезков бесконечности. Все это время я крепко обнимала парня, и внутри меня заплескался мед ликования, когда я поняла, что его ослабленные руки покоятся на моей спине. В какой-то момент я то ли заснула, то ли потеряла сознание, а когда продрала глаза, обнаружила себя в месте, где господствовал полумрак. Я лежала на боку, и моя голова покоилась на коленях моего Аполлона, который сидел, привалившись спиной к огромному валуну и, прикрыв глаза, размеренно дышал. Кряхтя от натуги, я встала на колени и прижала подушечки пальцев к сонной артерии, тщетно пытаясь нащупать пульс.
    - Я не живой, как и ты, - вымученно улыбнулся мой товарищ по несчастью, и я, желая проверить его утверждение, потянулась к своему запястью. Отчего-то я была уверена в том, что раз уж располагаю вполне себе человеческим телом, то наверняка впридачу к нему обзавелась такими штуками как «смертность» и «сердцебиение».
    - Всего лишь сосуд, оболочка, - прошелестел парень, криво улыбаясь. - Все высшие сущности по умолчанию обладают формой как у homo sapiens, ведь их, как мы знаем, лепили по образу и подобию древних божеств… Не хочешь рассказать мне, как ты оказалась на Других островах?
    Не ведая смущения, я уселась на его скрещенные ноги и поведала красноглазому юноше, к которому прониклась безудержной симпатией, о своем существовании в «Лимбе», из которого сбежала через таинственный портал.
    - А, потерянная аура неродившегося младенца, - протянул красавчик, легонько прижимая меня к своей груди. - Удивительно, что ты сумела без проблем пересечь поле асфоделей, ведь эти цветы источают дурман, дарующий забвение.
    - Я, конечно, не сильна в биологии, однако позволь не согласиться: поле было усыпано ромашками, - заметила я, нахмурившись. - И еще я бы хотела, чтобы ты открыл мне свое имя.
    - Samael mini nomen est, - представился мой собеседник, и, погладив меня по макушке дрожащими пальцами, добавил:
    - Ты наконец-то пришла ко мне, Камилла. Я так долго тебя ждал…
    Срывающимся то ли от волнения, то ли от упадка сил голосом Самаэль поведал мне о том, что когда-то давно он, недовольный правлением Самого Главного, бросил тому вызов и схватку проиграл, за что в назидание (чтоб другим неповадно было) был заточен на кошмарнейших Других островах, обреченный на вечные муки под огненным ливнем. Его сестры, Эффа и Луллу, подняв бунт, погибли в жестоком бою, ибо нет никого могущественнее Самого Главного, однако мелкие божки, добравшись до островов, нашептали узнику древнее пророчество о девочке, которая сможет пересечь поле забвения, ибо только под ее проницательным взглядом зловещие асфодели обратятся в невинный цветок - обычную полевую ромашку, символизирующую нежную безмятежность. Чистая энергия нерожденного ребенка, не в силах закрыть глаза на несправедливость, провозгласит себя Мессией Тьмы и освободит дарующие равновесие силы, потому как чрезмерная добродетель намного хуже неотвратимого malum necessarium.
    - То есть ты назвал меня Камиллой из-за того, что я увидела ромашки вместо асфоделей? - уточнила я и, дождавшись утвердительного кивка юноши, прощебетала:
    - Что ж, меня это устраивает.
    Я хотела о многом расспросить своего визави, - меня интересовало не столько пророчество, сколько наша дальнейшая судьба, однако наш приватный разговор был бесцеремоннейшим образом прерван седобородым дядькой в сияющих доспехаха. Отшвырнув меня от Самаэля, этот нахал начертил в воздухе над моим Аполлоном похожий на скандинавскую руну знак, в результате чего на лбу моего bel ami  образовалась метка, из которой начал клубиться сизый дымок. Но самое ужасное было в том, то обессиленный молодой человек даже не пытался бороться за свою жизнь. Бросив на меня взгляд, полный тоски, он зажмурился и, откинув голову, расслабился, не споря с финалом, что был ему наверняка известен.
    То, с какой покорностью он подставлялся под удар, не делая ни малейших попыток защитится,  выбесило меня. Мои туго соображающие извилины прокрутили перед внутренним взором идущих на заклание козочек и овец, прекрасно осознающих, что их жизнь вот-вот оборвется, но не имеющие никакой возможности сделать хоть что-нибудь. Явственно увидела я и скотобойню, где, подвешенные за ноги вниз головой коровы и свиньи, визжат от ужаса, пока из раны в районе шеи стекает похожая на сок граната кровь.
    Отчаянно не желая терять своего друга - первого и единственного, я, задыхаясь от обиды и ярости, подползла к Самаэлю и попыталась рукой прикрыть отметину на его лбу, чтобы остановить извержение ауры из этого прекрасного тела, однако, разумеется, мои действия успеха не возымели, и my friend обратился в лишенное души  изваяние прямо у меня на глазах. Бывшая доселе горячей, поверхность его окаменевшего сосуда дарила только прохладу, так не свойственную обладателю бурлящей аки пламя крови.
    - И это, по-вашему, милосердие? - взвизгнула я, не соизволив даже повернуться в сторону Самого Главного. - Обречь Самаэля на бесконечные страдания а затем уничтожить?.. Почему тогда вы сразу его не убили? Нравилось наблюдать за тем, как он мучался?..
    - Дитя, - раздался обманчиво-ласковый голос за моей спиной. - Позволь прояснить…
    - Не позволю, - рявкнула я, пожирая взглядом едва различимую пентаграмму на шее окончательно поверженного Самаэля. Крошечный пятиконечный символ манил, и я, прислушавшись к своим желаниям, внезапно поняла, что хочу сделать. Обхватив ладонями ледяной торс моего Аполлона, я наклонилась и со всей дури вгрызлась зубами в кадык своего мертвого товарища, словно была жаждущим крови вампиром, а он - моей жертвой.
    Мои зубы на удивление легко раскусили верхний слой каменистой породы, и из образовавшегося отверстия забрезжил рыжеватый цвет, который, разрастаясь с каждой секундой, превращался в воронку. Не обращая внимания на протестующие вопли седобородого старца, который, как я уже поняла, был не способен уничтожить меня, я, прикрыв глаза, принялась ловить ртом сочащуюся из Самаэля энергию, и воронка, словно услышав мое приглашение, изменила свое направление и хлынула в мою сторону, просачиваясь словно нейтрино сквозь  оболочку и оседая внутри моего тела настолько чудовищной мощью, что я без преувеличения могла сказать: я с легкостью сверну все горы на планете.
    Когда последние частички сияния покинули моего Аполлона, он рассыпался в прах, а я поднялась на ноги и с легким недоумением отбросила за плечо длиннющую прядь волос, которые, видимо, стремительно отросли из-за того, что я поглотила столь беспощадную энергию, способную смести все на своем пути. Я ощущала легкое жжение под челкой и знала: на моем лбу полыхает рассветным небом остроугольная пентаграмма.
    - Камилла, - испуганно прошептал Самый Главный. - Умоляю, не делай поспешных выводов.
    - Это так ты меня умоляешь? - осклабилась я, делая сложные пассы левой рукой, которая, не подчиняясь моему сознанию, жила своей жизнью. - Может быть, для начала попробуешь встать предо мной на колени?..
    - Я не хочу войны, детка, - забубнил мой оппонент, пятясь куда-то в бок и трусливо озираясь в поисках убежища.
    - Не будет никакой битвы, дядя, - хохотнул, некто, завладевший моей оболочкой. - Я просто покончу с тобой и высвобожу Хаос. Arrivederci!