Риданские истории. Мрачные обрывки из жизни Э. М

Одиннадцатый день октября тысяча четыреста шестьдесят восьмого года. Прохладная сухая осень без дождливой мороси и промозглого ветра. Конец долгого пути, начатого на юге, в далеких болотистых землях Сель-Алстран, населенных травниками, охотниками и лиходеями. Застывающие в покорном смирении, заслышав лишь только имя своего владыки Партуина, пришедшего к власти силой – низвергнув в небытие предшественника – своего кузена, пропитанным ядом клинком. Среди жителей Сель-Алстран не нашлось смельчаков, способных помешать восхождению на престол братоубийце. Суеверные простолюдины шептались, что Партуин обладает могучей силой, способной призывать нечисть из иных миров, да такой неведомой силы, с которой не сравнится ни один из смертных. Но уже спустя несколько лет своего правления, Партуин скончался в собственной постели, украшенной пышным балдахином пурпурного цвета. Цвет могущественных чародеев и заклинателей. Поговаривали, что его сгубила внезапная страшная болезнь, опустошающая без остатка тело и разум, названия которой нет.
В то же время, случайно или того хуже, в тех землях объявилась жуткая черная тварь, схожая с гадюкой, только ее тело было более бревенчатым, и покрытое треугольными загнутыми иглами. Не имеющая природной гибкости и не способная обвить жертву так, как это делает любой аспид, проводя удушающий прием, она впивается этими самыми иглами в тело обреченного на страшную смерть и вытягивает из него душу до тех пор, пока тот не превратится в безмолвный не движущийся скелет с пустыми глазницами, похожий на старое продавленное кресло, обтянутое потрескавшейся мертвой кожей. Этого змея в страхе и скорби нарекли Могильщиком.
Но вопреки своей разрушительной гибельной силе, эта тварь была еще и трусливой. Она выбирала в пищу только отбившихся от своих семей зверей и птиц. И никогда не нападала на целые стаи. С человеком был тот же случай. На шумных оживленных площадях или в кабаках среди толпы людей вряд ли кто повстречает затаившуюся перед смертельным прыжком черную бесформенную тень. Однако несколько сорвиголов, готовых в любой момент срезать легкий кошелек с беспечного зеваки в темноте грязных улиц или парочка влюбленных, жадно притягивающие к себе друг друга на жестком сене в полумраке какого-нибудь сарая – не такие уж и счастливчики. Ставлю восемь из десяти, что они будут мертвы уже к полуночи.
Что ж, пора представиться. Мое имя Эллиот Моррис, и я стрелок из лука. Самого удобного лука, который только довелось держать в руках. Он был изготовлен моим отцом из гикори – орешника. Древки стрел сделаны из лиственницы - легкие и прочные, а оперение из гусиных перьев. Наконечники стальные, конусообразные и тонкие. Такие было легко доставать из поверженной дичи, мясом которой мы с моей сестрой Агнес питались в последнее время, скитаясь по бескрайним равнинам, глухим лесам и коварным топям. Она тоже неплохо владела стрельбой, но в метании кинжалов она преуспела больше.
Мы жили на границе с землями Сель-Алстран. Когда Могильщик нещадно расправился с нашими родителями, работающими от зари до зари в поле, я поклялся уничтожить это дьявольское порождение. Я не тянул Агнес за собой, напротив, я как мог, всеми уговорами пытался избавить ее от своего общества. Ведь цена моей предпринятой компании – больше, чем на половину – смерть, а шансы на успех были настолько малы и ничтожны, что с трудом верилось в победу над злом. Но переубедить сестру в совместном походе за справедливостью и отмщением было подобно поимке белой акулы на бамбуковую удочку. Ее некогда живые зеленые глаза наполнились печалью, смешавшейся с желанием поквитаться за гибель близких. Она молча убрала оружие в ножны и вывела двух лошадей из стойла. Я больше не сопротивлялся. Собрал в дорогу еды на первое время, и мы отправились по следу Могильщика.
Через несколько недель мы потеряли лошадей на переправе через бурную реку и нам, каким-то чудом выжившим в бушующем потоке, пришлось продолжать путь пешком, что заметно отдалило нас от твари. Постепенно в городах и деревнях распространялся слух о смертоносной тени, пожирающей все живое. Мы шли, что называется, по трупам, поэтому без труда ориентировались в направлении, в котором следовал Могильщик.
И вот, примерно шесть месяцев назад нам посчастливилось нагнать исчадье ада в одном мелком поселении среди желтеющих холмов. Название того места легко выветрилось из моей головы, унеслось к открывшемуся вдали горному перевалу и скрылось за макушками высоких гор. Но это и не важно. Важно то, что там мы ранили Могильщика, пробив его тело стрелой и вдобавок отсекли ему часть хвоста, пусть и незначительную. Тогда мы сделали для себя парочку интересных открытий, и это была уже небольшая победа для нас.
Произошло все довольно-таки быстро. Солнце в тот вечер уже клонилось к закату и раскрашивало небо в огненно-оранжевые тона. Вокруг царил такое спокойствие, что можно было бы услышать голос певчего дрозда на расстоянии целой мили. Мы старались не сопровождать шумом свое движение, следуя крадучись по пятам этой твари. Подбираясь все ближе и ближе к какой-то неизвестной нам деревушке, мы молили лишь об одном: что бы Могильщик проскочил это поселение стороной. Но он неумолимо следовал вперед в ста шагах от нас по каменистым, покрытым мягким мхом холмам, держась в тени низкорослых деревьев и громадных округлых валунов, беспорядочно разбросанных по земной тверди.
Следует отметить, что у любой ситуации есть две стороны монеты, и одна из них гораздо неприятнее первой. Выпустив стрелу сейчас, я бы мог спасти кого-то от неминуемой гибели, но волею случая я мог и промазать, спугнуть Могильщика, потерять его след и еще долгое время гоняться за ним. И в этой дьявольской гонке несомненно пострадает гораздо больше народа. А сегодня, возможной ценой всего лишь нескольких жизней, имелся шанс покончить со злом раз и навсегда. И я выбрал этот путь. Тварь забредет в деревню подкормиться, потеряет бдительность, и тогда мой лук не промажет. Я был уверен в этом. Я так думал…
Мельком переглянувшись с Агнес, я прислонил указательный палец к своим губам. Она, конечно, все поняла без слов, тихонько взяла меня за руку и на мгновение сжала ее своей разгоряченной ладонью. Это был наш и только наш семейный знак. Таким образом в трудные минуты мы говорили о том, как сильно любим и переживаем друг за друга.
Впереди на самом высоком холме расположилась ветряная мельница, медленно и с натруженным скрипом вращающая громадные лопасти на ветру. Примерно в тридцати ярдах вниз по склону от возвышенности, на которой стояло строение, виднелся бревенчатый пузатый мостик с перилами, переброшенный через узкий хрустальный ручей, что бежал мимо деревянных домов с соломенными крышами и устремлялся под откос прямиком в горную долину.
В небо, подхватываемый на лету ветром и уносящийся вдаль, клубился серый дым из глиняной трубы одного из домов. Это пыхтел кузнечный горн в деревенской кузнице. Там же монотонно позвякивал тяжелый молот в чьих-то невидимых глазу руках, и повсюду кудахтали куры. У трех высоких яблонь, обосновавшихся в центре поселения, словно деревянный памятник, две старушки разводили руками перед лицами друг друга, обсуждая какую-то интересующую их тему. Напротив, под уличной потрескавшейся от времени скамьей, дремал лохматый пес, лениво отмахиваясь куцым хвостом от назойливого гнуса. У ручья, плескаясь ладошками в воде, играла с брызгами маленькая девчушка в простеньком холщовом платьице. Рядом с ней на земле распласталась тряпичная кукла, таращащая нарисованные глаза в огненную медь заката.
– Ты видишь ее, Агнес? – с беспокойством спросил я, указывая на девочку.
– Нужно увести ее как можно скорее, – смекнула сестра. – Я смогу это сделать, а ты не своди глаз с Могильщика. Я уверена, он как крыса станет прятаться под каждым камнем, пока не выберет первую жертву. Не упусти его, Эллиот, и будь начеку.
Мы разделились. Агнес крадучись пошла напрямик в деревню, а я свернул правее, двигаясь тем же маршрутом, что и змей. Кажется, он направлялся к мельнице. Я медленно заправил стрелу в тетиву и был готов в любой момент выстрелить, только дернись он к ребенку.
Могильщик двигался бесшумно. Изредка он приподнимался на заднюю часть тела, словно зверь на задние лапы, потрясывал иглами и как будто ловил запахи на ветру. Затем ложился на землю и вновь продолжал лавировать среди камней и растительности. Уже вскоре, никем не замеченный он вошел в деревню и, как я предполагал, юркнул в дверь самого высокого строения. Я украдкой бросил взгляд через левое плечо. Агнес держала улыбающуюся девчушку за крохотную ладошку. Из домика выбежала молодая девушка и устремилась к ним, по-видимому, мама дитя. Она выхватила из рук Агнес дочь, заволокла малышку за спину и, испуганно глядя на рукояти подвесных кинжалов на ремне моей сестры, стала что-то быстро тараторить. Старушки прекратили свои разговоры и нацелили свое внимание на них. Агнес развела в стороны руки и замотала головой, давая понять, что им нечего бояться, и чужак в ее лице не причинит им никаких беспокойств.
В этот миг в мельнице раздался душераздирающий мужской крик. Затем сдавленный стон и удар тела о деревянный пол второго этажа с мельничным механизмом. Пес вскочил из-под лавки и залаял во все горло, распугав кур. Затих звон инструмента, и из кузницы выбежал молодой рослый мужчина с густой рыжей бородой и вьющимися до плеч волосами. В руках он держал внушительного размера стальной молот. Он бросил беглый взгляд на Агнес, а затем на меня. Увидев натянутый лук, он скорее всего принял меня за какого-то убийцу или разбойника, напавшего на деревню, потому что сразу же, не теряя времени помчался бегом в мою сторону, неистово бранясь и размахивая в воздухе своим тяжелым оружием.
Из домов выскочили остальные жители, и мужчины - кто с граблями, кто с вилами - бросились к мельнице под недоуменные взгляды своих женщин. У Агнес не было больше времени, чтобы успокаивать людей словами. Она поспешила мне на помощь, пытаясь успеть встать между мной и горсткой разгневанных мужей во главе с кузнецом. Я же в этот момент был полностью сосредоточен на Могильщике.
Мне послышалось, как в окошке над моей головой что-то зашуршало. Я поднял голову вверх и увидел тварь, которая никак не решалась спрыгнуть вниз. Я выпустил первую стрелу, которая с треском вонзилась в доску. Могильщик юркнул внутрь и скрылся из виду. Бегло оглядев мельницу, я не заметил дыр и отверстий в строении, а значит, единственный выход для Могильщика наружу – это дверь. Пинком выбив ее нараспашку, я отступил на несколько шагов назад и спрыгнул с холма вниз. Не было никакого смысла стоять напротив и ждать, когда эта тварь прыгнет тебе на лицо. Я забрался с ногами на перила моста и, с силой натянув тетиву, замер, сосредоточенно наблюдая за темным проходом, оказавшимся мне теперь точно на уровне глаз.
– Что вы сделали со старым мельником? – взревел кузнец, замахиваясь на Агнес своим оружием. Он в ярости глядел то на незнакомую черноволосую девушку, то за ее спину, высматривая мельника.
– Ваш человек мертв, и тому виной мерзкая тварь, имя которой - Могильщик! – как на духу выпалила Агнес, не опуская вниз своих рук. Обращаясь к нему, сестра осторожными шагами перемещалась в сторону, подальше от затаившегося за стеной змея. – Или, живя отшельниками от всего остального мира, вы еще не получали вестей о черной тени, питающейся живыми душами?
– Что ты выдумываешь, девица? – кузнец двинулся ей навстречу. – Я не верю в пустую болтовню и лживые истории, а вот разбойников и душегубов встречал не раз! Стой, где стоишь, – пригрозил он ей молотом, – а ты, – он грозно обратился ко мне, – брось свой лук, иначе я размозжу твоей подружке мозги.
Последние слова рыжебородый произнес скорее озадаченно, обратив внимание на то, что наконечник стрелы повернул отнюдь не в его сторону, а на дверь мельницы, и это было даже как-то странно. Он недоуменно вскинул одну бровь вверх. А я не дернулся и, конечно, не опустил лук.
– Фоули, проверь, что там внутри, – неуверенно обратился кузнец к одному из мужчин, кивнув на вход в мельницу.
– Эй, Баркл! – тот сразу же бросился к темному проему. – Ты жив, старик? Помощь уже близко!
– Не ходи туда, погибнешь! – взмолилась Агнес, с опаской поглядывая на кувалду кузнеца и не решаясь сойти с места, чтобы остановить безумца. Фоули лишь усмехнулся и шагнул во мрак строения.
Если бы он только поверил Агнес, то не свалился бы замертво через мгновение. Поверженное змеем сухое тело раскинулось у самого входа, и перед глазами людей предстало склизкое шипящее существо, не имеющее ни глаз, ни пасти. Лишь тоненькая пульсирующая прорезь виднелась на плоском блестящем лбу, откуда и исходили угрожающие звуки, издаваемые змеем. Как и все ползучие гады, он был чувствителен к вибрациям и шуму. Его загнутые иглы агрессивно шевелились, готовые в любой момент вцепиться в очередную жертву.
Я ждал только этого момента. В мгновение ока я отпустил тетиву, что со свистом отправила стрелу вперед, и пригвоздил Могильщика к одной из мельничных лопастей, которая за счет силы ветра потащила извивающуюся тварь по кругу, поднимая все выше к небу. Я вскинул лук вверх и выпустил еще одну стрелу, пробившую Могильщику хвост. Змей дернулся в сторону и, порвав вбок свое мягкое тельце, соскочил с первой стрелы. Истошный визг, издаваемый раненым змеем, резал слух, проникая глубоко в наши мозги. Он изворачивался и глухо бился о деревянную поверхность. В воздухе раздался гулкий свист стали, и кинжал Агнес разрубил Могильщика на две части у края хвоста. С шумом упав вниз, тварь ударилась о жесткую поверхность земли и с немыслимой скоростью покатилась под откос в глубокую горную долину, оглашая окрестности диким криком.
Жители деревни словно онемели, безмолвно наблюдая за происходящим. Не в силах сойти со своих мест, пригвожденные неописуемым страхом. Время для них как будто застыло, и только мы с Агнес сохраняли спокойствие. Когда лопасть опустилась к земле, я вынул стрелу из отрубленной части Могильщика. Этот вялый змеиный кусок шмякнулся у моих ног, и я прижал его сапогом к земле. Я чувствовал в нем непогасшую жизнь, ощущал мышечные сокращения. Казалось, частица змея тянулась и рвалась вслед за хозяином, желая соединиться с ним вновь. Нам стало любопытно это, и мы с Агнес решили не избавляться от обрубка Могильщика и понаблюдать.
Поселенцы без злобы выслушали все, что мы знали. Они не благодарили нас за то, что почти всем им посчастливилось уцелеть сегодня, так же, как и не корили за то, что мы, единственные, кто мог остановить Могильщика на пути в эту деревню, допустили вторжение змея в их жизнь. Не стали они устраивать и правосудие над трепыхающимся остатком твари, всецело доверившись нашим познаниям и желаниям.
Простившись через несколько дней со скорбящими об утратах жителями поселения, мы отправились дальше – вглубь гор, попутно изучая тварь по повадкам ее живущего своей жизнью хвоста. Оказывается, иглы ее были настолько слабыми, что не могли пробить даже легкий кожаный доспех, поэтому зачастую бросалось на лицо, ища мягкие ткани для проникновения. Мы с Агнес облачились в чешуйчатые колеты и кожаные штаны с тонкими стальными накладками. Закрыли руки наплечниками, наручами и перчатками. В одном из городов заказали кузнецу шлема, закрывающие полностью наши лица. Прорези для глаз в них были инкрустированы прозрачным стеклом. Таким образом мы были надежно защищены от укуса этой твари и могли без страха стоять с ней лицом к лицу. Следующее, что мы выяснили: отрубленная часть действительно тянулась к Могильщику, и стала для нас чем то, вроде компаса, заключенная в стеклянную бутыль с плотно закупоренной пробкой. Нам оставалось лишь наблюдать, в какую сторону бьется игольчатый хвост, и продолжать свой путь, ведомые к цели могучим злом. Но самое странное было то, что со временем стеклянная тюрьма для нашего пленника стала тесновата. Да, конечность росла отдельно от головы, а значит, Могильщик так же регенерировался, отращивая недостающую часть своего тела.
Несколько месяцев мы следовали направлением, задаваемым нашим живым компасом. В каждом большом или малом городе, в каждой деревушке, расположенной на плодородной земле или на забытом Богами отшибе, никто и не слыхивал о смертоносной тени. Мы уже начали сомневаться в своих открытиях, когда необъяснимые страшные смерти возобновились. Тварь снова была в строю и продолжала упрямо следовать на север. Вскоре к нам пришла догадка, куда держит путь Могильщик. Это могло быть лишь одно место на Земле. Ридан, проклятый каменный город, пожирающий человеческие жизни самыми загадочными способами, куда тянулась вся нечисть. Мы с Агнес слышали о нем от отца. Этому городу всего двадцать три года от роду, но он успел себя зарекомендовать центром исключительного Зла. Кем он был построен – неведомо. Известно лишь то, что однажды он просто появился на том самом месте, где и стоит по сей день. Там зачастую пропадают люди, многие теряют рассудок, клянясь, что видели собственными глазами крылатых монстров в ночном небе, озаренном молодым месяцем. В глухих переулках периодически находят мертвецов с растерзанными телами, и невозможно определить, каким оружием были нанесены смертельные раны. Эти раны не похожи на следы от рассечения клинком, дробления булавой или когтей диких животных, случайно забредших в город. Там всегда происходит что-то другое, дикое и пугающее. Незнакомое. В тавернах стали поговаривать о мифических монстрах, внезапных видениях, сводящих с ума людей и непреодолимом желании насытиться свежей плотью. Будто это Ридан, что живет сам по себе, решает, кому встретиться со своими страхами, выбирая новую жертву для сумасшедшего смертельного аттракциона.
Я и Агнес не знали, какое проклятье таит в себе Ридан. И надеялись, что никогда не узнаем, ведь этот таинственный город из рассказов отца был за сотни миль от нашего дома. Но теперь все стало иначе…

Итак, одиннадцатое октября. Мы пробрались за Риданские стены под покровом темноты. Городские стражники, от которых несло дешевой выпивкой и грязным телом, не были бдительны, а нам, облаченным в доспехи, совсем не хотелось объяснять им цель нашего позднего визита. Мы наконец-то нагнали Могильщика. Он тенью скользил вдоль каменных стен, прячась за пустыми деревянными ящиками и бочками, громоздившимися на слабо освященных горящими факелами улицах. Он скрывался в сточных каналах, затем выбирался вновь на поверхность. Укрывался под животами каменных мостов и замирал во тьме самых непроглядных мест города, если его путь пересекал отряд патрулирующих стражников или громкие праздные гуляки в компании смеющихся продажных женщин. Он уже успел полакомиться бродячим псом, с любопытством вышедшим змею навстречу, но это было ничтожно мало для того, чтобы утолить его нестерпимый голод. Отрубленная часть змея бесновалась в бутыли на дне заплечного мешка Агнес с удвоенной силой, чувствуя присутствие хозяина. В городе было немноголюдно - в это время простые жители старались скрыться за дверьми собственных жилищ, обезопасив себя от воров и убийц, прячущихся по темным закоулкам и сжимающих в загребущих руках острые ножи.
Мы с Агнес искали удобное место – дать последний бой и уничтожить эту тварь, раз и навсегда. Могильщик петлял и менял направления, словно брел по лабиринту и не мог найти конечной цели. Мы прошли несколько вымощенных булыжником коридоров улиц мимо невысоких серых домов, миновали одну шумную таверну через ее крышу. Дальше наш путь лежал сквозь круглую городскую площадь, заставленную пустыми торговыми лотками. В центре ее была установлена громоздкая обсидиановая статуя сгорбленной старухи с жестоким лицом, облаченной в лохмотья. Одну из своих рук с длинными кривыми пальцами она взметнула вверх, а второй держала на ладони перед собой человеческий череп, размером походящий на череп ребенка. На худом плече пристроился голосящий во все горло потрёпанный ворон. Каким образом этот вулканический материал, из которого была высечена статуя, попал в Ридан – еще одна из загадок. Но черная сверкающая фигура, отливающая таинственным блеском в свете молодого месяца, отлично вписывалась в мрачную атмосферу города. Своим великолепием она восхищала и пугала одновременно.
Мы выбрались с площади, прошагали еще несколько грязных кварталов незамеченными городской стражей и остановились недалеко от нависшего над головами бездомных бродяг полукруглого моста. Они жгли костры и жарили некое подобие еды на длинных древесных прутьях в жарком пламени. Сидя прямо на земле среди разбросанного тряпья, разбитой глиняной посуды и прочего хлама, не пригодного для использования, они вдыхали крепко обосновавшийся в воздухе запах собственных нечистот, оставленных у каждого куста этой бродяжьей стоянки.
Могильщик расправился с ними быстро. Всего за несколько минут от людей остались сухие тела скрюченных кукол в оборванных одеждах и застывшим диким ужасом на мертвых лицах.
Не имея при себе выдержанного долгими размышлениями плана, мы на удачу шли в нескольких десятках шагов от змея, продолжая высматривать достаточно удобное место для точного выстрела. Я и Агнес не говорили ни слова друг другу, и вообще старались издавать как можно меньше звуков при ходьбе, благо подошва на наших сапогах была выделана из мягкой кожи.
Впереди все реже стали попадаться постройки, а мостовые превратились в расквашенную лошадиными подковами дорогу, по которой мягко скользил Могильщик. Глазам открылось желтеющее кукурузное поле, нескошенное и разлитое небольшим озером за горсткой окраинных домов Ридана. Среди поникших кукурузных стеблей виделся приземистый амбар, сколоченный, скорее всего, для хранения сена, так как неподалеку располагалась небольшая конюшня. Об этом рассказало нам тихое ржание, доносившееся из-за стен строения. Людей слышно не было.
– Есть способ покончить с этой тварью, – шепнул я сестре, озаренный внезапной идеей. – Нужно заманить Могильщика в поле и поджечь. Трава повсюду достаточно сухая, вспыхнет точно тополиный пух.
– Нам нужны горящие факелы, – спохватилась Агнес, тут же вспомнив, что совсем недавно они остались без огнива, которое потерялось где-то на горных перелазах, и стала оглядываться в поисках источника пламени.
– Достаточно одного, – я поспешил ее успокоить. – А еще понадобится животный жир или смола. Держу пари, что в каком-нибудь из этих домов что-то да найдется. Я обмакну наконечник стрелы в горючее и запущу ее в нужное место. Так я буду отсекать все пути отхода для твари. В конце концов она окажется в огненном кольце и сгорит в нем. После, мы расправимся с обрубком хвоста, и все закончится.
– Тогда нельзя терять ни минуты, – решительно проговорила Агнес и взяла меня за руку. Хоть мы были одеты в доспехи и перчатки, но я по-своему ощутил родное тепло ее ладони.
Могильщик скребся о стену одного из спящих домиков, чувствуя за ней свежие души. Царапая шипами деревянные доски, он непрестанно колебался телом от нетерпения. Хвост в заплечном мешке трепыхался все сильнее, в такт движениям своего хозяина, желая соединиться с ним в одно целое, как раньше. Агнес обнажила кинжалы и, пригнувшись к земле, торопливо отправилась на поиски огня к ближайшему жилищу, расположенному по другую сторону от дороги. Я наблюдал за тварью, так явственно различимую в лунном свете, и не сводил с нее глаз.

Навалившись плечом на хилую дверь, Агнес ввалилась внутрь. Там горел жаркий очаг, поддерживающий тепло. Шум от проникновения разбудил пожилого мужчину, распластавшегося у дальней стены на тряпичном тюфяке. Он с недоумением посмотрел на Агнес заспанными глазами.
– Какого лешего тебе здесь… – пробурчал он, но девушка его перебила резким шепотом.
– Молчать, – шикнула она и пригрозила ему холодной сталью. – Факелы и горючее у тебя есть?
– Чего? – не понял тот.
– Быстро отвечай, факелы и горючее где?
– Ну, есть, – протянул мужчина. – В ящике под столом, вон там, – он указал в дальний угол дрожащей рукой. – А жир в бочке, рядом. Зачем тебе?
– Лежи тихо и не двигайся. Останешься жив.

В этот миг послышалось невнятное бормотание, шедшее изнутри домика, возле которого я караулил Могильщика. Затем немолодой женский голос более четко произнес слова:
– Эй, Дарли, малыш, это ты? Где тебя носит так поздно, ушастое ты создание? Погоди, мамочка сейчас тебе откроет. Проголодался, поди…
«Не смей этого делать, – сказал я про себя с горечью. – Это далеко не тот гость, которого ты ждешь…»
Я достал стрелу, жалея о том, что Агнес копалась так долго. Только бы не испортить дело, отходя от задуманного…
В доме раздался приглушенный скрип половиц. Змей жадно затрепетал иглами и затаился у порога в мелкой траве. Тут кто-то положил руку на мое плечо, напугав меня до чертиков. Это была Агнес. Она держала за спиной горящий факел и глиняную тарелку с горючим.
– Это было легко, – прошептала она, улыбнувшись краешком губ.
– Ты просто умница, – торопливо проговорил я, а затем перешел на крик, обратившись к неизвестной хозяйке за стеной. – Не открывай, слышишь!? Спрячься подальше и не шевелись! – шаги тут же стихли, а я почувствовал маленькое облегчение. Могильщик резко обернулся на мой голос. Я без раздумий отправил стрелу в его сторону без особой надежды на попадание. Так и получилось. Ловкая тварь запросто увернулась, отскочив в сторону. Следующая стрела вонзилась в землю всего в ярде от него. Но мне только этого и было надо. Слепыми маневрами я гнал Могильщика в ловушку, направляя его в гущу увядшей растительности. Вслед ему засвистел кинжал Агнес, и змей нырнул в поле, исчезнув среди поникшей желтизны. Шевеление кукурузных стеблей подсказывало нам его путь.
Я обмакнул оставшиеся стрелы наконечниками в жир и убрал все, кроме одной, обратно в колчан. Зажег ее в огне горящего факела и одним движением запустил далеко вперед. Сухая трава вспыхнула незамедлительно. Раз за разом я поджигал все больше, силясь загнать Могильщика в амбар, словно в большой капкан. Поле уже жутко полыхало, выбрасывая клубы дыма в небо, ярко озаренное пожаром. Из домов повыскакивали люди с ведрами, и бросились к колодцам, но разве была у них возможность справиться с бушующим пламенем?
Огонь переметнулся на конюшню, где истошно ржали кони. Какой-то мужчина прорвался сквозь дым и жар к стойлам. Через мгновение он спешно вывел из ворот трех испуганных животных под уздцы. Но те сразу же вырвались из его рук и, не разбирая дороги, на полном скаку двинулись прямо на нас, бряцая металлическими подковами.
Я был так увлечен гоном Могильщика, что не обращал внимание на то, что происходило вокруг. В последний момент Агнес оттолкнула меня в сторону, и, падая навзничь, я краем глаза успел заметить шевеление занимающихся огненными языками стеблей совсем близко с амбаром. Мимо меня пронеслись шальные скакуны. Я слышал тупой звук от удара, хруст стекла и через несколько секунд крик Агнес. Она лежала на спине и боролась с невидимым противником. Агнес извивалась и каталась по земле, пытаясь стряхнуть с себя что-то, заставляющее ее защищаться. Для меня все это вдруг стало происходить словно в замедленном времени. Вокруг горело как в аду, жители домов метались с ведрами и лопатами, отсекая всепожирающее пламя от своих домов. Я сквозь слезы, проступившие от невыносимой гари, смотрел на Агнес не в силах подняться. Всего миг, и она распласталась без движения и затихла, а я протягивал к ней дрожащие руки, пытаясь дотянуться до ее лица. И только спустя растянувшиеся в вечность секунды, отдающиеся тяжелыми ударами в моей голове, я пришел в себя. Новый прилив сил и колючая боязнь за сестру заставили меня вскочить с потеплевшей земли, подхватить Агнес на руки и как можно скорее добраться до центральной площади Ридана, в надежде отыскать какого-нибудь лекаря среди дремлющих коридоров городских улиц.

Агнес тихонько скончалась через шесть дней после пожара. Ее заплечный мешок объяснил мне причину угасания ее жизни. В тот момент, когда сестра спасла меня от ошалелой лошади, она сама попала под удар мощных копыт, который раздробил бутыль с обрубком змеиного хвоста. Изголодавшийся кусок твари тут же нашел доступное место для укуса на запястье Агнес, забравшись под одежду между наручем и перчаткой на левой руке. Он превратил ее руку в сухую недвижимую ветвь, походящую на скрюченную длань статуи старухи с площади, а после улизнул во тьму.
В ту же ночь в просторной комнате одной из Риданских таверн, не приводя Агнес в сознание, я отсек ее мертвую конечность под наблюдением городского целителя, спешно поднятого мной с постели уже за полночь. Я дал ему десять серебряных монет за мази и припарки и еще две сверху за то, чтобы он помалкивал об увиденном здесь. Вопреки моим молитвам и надеждам, улучшения состояния Агнес не последовало. Сильный яд, выпущенный тварью, проник в ее кровь и медленно пожирал тело, пока не поглотил Агнес целиком.
Я придал ее почти невесомый труп земле на окраине Ридана позади заброшенного одноэтажного дома с худой крышей, в котором и поселился. Среди мутных прудов, затянутых тиной, и плешивых холмов, недалеко от старой лесной чащи, где пахло мхом и гнилыми деревьями.

                * * *

Прошло двадцать четыре года, как я поселился в этих краях. Я прикупил себе небольшого жеребца с черной как уголь гривой, чтобы добираться в город за припасами, и назвал его Джобси - подходящее имя для молодого строптивца. Пока еще хватало сил охотиться на бескрайних равнинах и продавать шкуры животных, зарабатывая на жизнь. Вот только жизнь ли это была, или я умер в тот день вместе с моей Агнес у ее постели? Каждый раз, когда я вычищаю жесткой щеткой Джобси и касаюсь его густой гривы, мне кажется, будто я возвращаюсь в беззаботное детство и в сотый раз помогаю Агнес расчесать ее длинные непослушные волосы деревянным гребешком под утренними лучами летнего солнца на заднем дворе. Но снова и снова в мои печальные грезы врываются мерзкие очертания Могильщика, забравшего от меня Агнес. Но я терпелив. Я знаю, что настанет день и тварь сама найдет меня. Змей придет за тем, что сокрыто в запечатанном замками кованном сундуке в подвале моей последней обители.
Той далекой осенью на следующий день после пожара я вернулся на пепелище, чтобы отыскать сгоревший труп Могильщика. Побродив среди почерневшей травы, я пробрался через обугленные головешки внутрь того, что осталось от амбара. И был вознагражден. Я нашел останки змея, забившегося под лестницу, словно жалкое насекомое. Он был похож на сожженный в печи башмак, приклеенный расплавленной кожей к полу. Голова с прорезью на лбу еще трепыхалась и шевелила уцелевшими иглами. В ярости я хотел размозжить его сапогом и уже занес ногу, но что-то дернулось во мне, и я замешкался. Часть его, укусившая Агнес скрылась и затаилась в глубокой норе на неопределенный срок, да так, что не сыскать ее теперь всем миром. Но если повторить практику с живым компасом, возможно появится шанс напасть на его след.
Оставшийся от Могильщика кусок, что я отделил острым ножом от сгоревшей туши почти четверть века назад, надежно спрятан в сундуке и ждет своего часа. Пройдет совсем немного времени, когда изнутри станет раздаваться стук. И с каждым днем он будет все настойчивее. И когда удары о стенки многолетней тюрьмы станут такими частыми и громкими, что терпеть их станет невыносимо, когда послышится треск сухих деревьев, доносящийся из леса, когда птицы взметнутся в небо, оглашая окрестности своим криком… Устроившись у входа в мое ветхое жилище на деревянном стуле со спинкой, со стареньким луком из гикони в ослабевших с годами руках, я шепну тебе, моя милая, родная Агнес: «Ждать осталось совсем недолго!»