Участие юнкера артиллерии, графа Льва Николаевича

Какие степи, горы и моря
Оружию славян сопротивлялись?
И где веленью русского царя
Измена и вражда не покорялись?
Смирись черкес! И Запад и Восток,
Быть может, скоро твой разделят рок
Настанет час – и новый грозный Рим
Украсит Север Августом другим!

М.Ю. Лермонтов

О службе в рядах Отдельного Кавказского корпуса будущего классика мировой литературы известно крайне мало, только то, что он служил в 20-й артиллерийской бригаде (командир полковник Левин), и что его 4-я батарея (командир подполковник Никита Петрович Алексеев) имела расположение в станице Старо-Гладовской. В январе 1852 г. после сдачи экзамена на юнкера, граф Лев Николаевич Толстой в следующем месяце был зачислен «фейерверкером 4-го класса» в 4-ю батарею 20-ой артиллерийской бригады». В приказе по Отдельному Кавказскому корпусу от 13 февраля 1852 г. о зачислении Толстого на службу фейерверкером 4-го класса 4-ю батарею 20-ой артиллерийской бригады, старшинство было определено с 14 января. [1]  Каких-либо подробностей с описанием мест боёв, хода сражений, количеством потерь, награжденных, и всего того, что связано с боевой службой Льва Николаевича, ни в его дневнике, ни в его рассказах мы не находим! Такое впечатление, что граф Толстой сознательно избегал этой темы, скрывая некоторые факты из своей боевой биографии, относящиеся к собственной воинской службе на Кавказе!? Надо полагать, что за 2 года службы юнкер Толстой был участником многих боёв и походов. Время его службы выпало на 50-е годы ХIХ века, которые были пиком Большой Кавказской войны, наиболее активным ее периодом, предшествовавшему полному разгрому многоплеменного союза горцев на Восточном Кавказе в составе имамата Шамиля и добровольной сдачи в плен их лидера. В рассказах Л. Толстого «Набег» [2], «Рубка леса» [3], посвященных этому периоду, мы не находим описания боевых сцен, хода сражений по примеру его многочисленных современников, которые в своих воспоминаниях детально расписывали маршруты движения войск, названия аулов, топонимов, количества войск, имен сослуживцев и много другой информации. В упомянутых рассказах Толстого мы наблюдаем только описание кавказской природы, диалоги между военнослужащими, армейский быт, а боевые эпизоды с его участием автор даже не упоминает! Хорошо известная повесть «Казаки» [4] написана в аналогичной манере. В ней описан казачий быт, местная природа, романтические отношения героев повести, и всего два эпизода, относящиеся к особенностям несения службы гребенскими казаками на кордонах по Тереку, их борьба с абреками.
Совокупно дневники графа Толстого и его кавказские рассказы мало информативны для его биографов и поклонников его творчества с точки зрения изучения его непосредственного участия в боях против горцев. На первый взгляд может показаться, что не имея послужного списка юнкера Толстого, узнать подробности о его боевой службе уже вряд ли получиться! Между тем, немаловажным источником информации являются близкие друзья писателя, с которыми граф в дружеских беседах вспоминал некоторые эпизоды из своей службы. Одним из таких является его близкий друг Иван Янжул, благодаря воспоминаниям которого можно установить несколько боевых эпизодов, в которых граф Толстой принимал участие. Полагаю, что Янжул на сегодня единственный источник подобной информации.
В воспоминаниях Янжула упоминаются два боевых эпизодах с участием юнкера Толстого, которые произошли на реке Мичик в феврале 1852 и 1853 годов. На мой взгляд, особенно важно и примечательно в этих воспоминаниях то, что за отличия в боях в феврале 1852-1853 годов граф Толстой был дважды представлен к награждению Георгиевским крестом. Кроме этих двух представлений было еще одно, правда за какое отличие, установить не представляется возможным. Об этих боевых отличиях многие из его почитателей даже и не подозревают, и этот факт вполне может стать вновь отрывшимся обстоятельством в его биографии, которое Лев Николаевич сознательно укрывал от публичной огласки!
Первое награждение Георгиевским крестом «За отличие в зимнем походе 1852 г. в составе Чеченского отряда», не состоялось вследствие опоздания бумаг об его увольнении с гражданской службы. Очень прискорбный факт, искренне жаль, что из-за бюрократических проволочек военные скрижали так не получили еще одного Георгиевского кавалера Русской Императорской армии.
Янжул Иван Иванович сообщает об этом походе следующее: «Князь Барятинский 17 февраля двинулся вглубь Чечни, на Мискир-Юрт. В состав отряда вошли 2 орудия 4-ой батареи под командой юнкера графа [H. H.] Толстого... До аулов Цацын и Эманы отряд следовал почти беспрепятственно и взял эти селения лишь при ничтожном сопротивлении. Но далее начался целый ряд настойчивых и ожесточенных преследований со стороны горцев, особенно при переправе через Хулхулау... Вечером колонна прибыла в Майюр-туп. Отсюда оставалось около 10 верст прямого пути до укр. Куринского, но в виду упорного сопротивления горцев, князь Барятинский послал приказание полковнику Бакланову выступить к нему навстречу через р. Гонсаул к аулу Гурдали, чтобы тем отвлечь силы Шамиля и дать возможность отряду пройти в Куринское без большой потери. Полковник Бакланов вышел из укрепления в 3 часа утра 18 февраля с пятью ротами пехоты и своим 17-м Донским полком, при 2-х легких орудиях 4-ой батареи, бывших в ведении поручика Макалинского, и со взводом мортир.
Колонна эта..., пройдя Качкалыковский хребет ..., на рассвете спустилась в долину Мичика и, быстро перейдя через эту реку, почти без боя заняла аул Гурдали, покинутый разбежавшимися жителями. Остановив здесь свои войска и расположив их к бою, полковник Бакланов приказал... сделать несколько сигнальных выстрелов, чтобы известить князя Барятинского о своем приходе. Вскоре послышалась ответная пальба со стороны Майюр-тупа, а вслед за тем обе колонны соединились и, при беспрерывной перестрелке, последовали к Гонсаулу. Потом они приблизились к реке Мичику, где сосредоточилось до 6 тысяч горцев, с 4-мя орудиями, под личным предводительством Шамиля, который не замедлил тотчас же атаковать отряд. Но, несмотря на все усилия неприятеля остановить наше движение, колонна полковника Бакланова, составив арьергард, усиленный до 12 орудий, и отстреливаясь картечью, с успехом отражала все атаки и тем дала возможность вполне свободно пройти главным силам в укрепление Куринское». [5]
К подробностям боя, рассказанным Янжулом, вернемся чуть ниже. А пока следует упомянуть, что в свой первый поход юнкер Толстой выступил сразу, как приехал в станицу Старо-Гладовскую из Тифлиса. Это произошло 19 января 1852 года. В тот день Толстой был откомандирован с одним единорогом в укрепление Герзель-аул, находившееся в тылу, вне поля военных действий. В этом укреплении он находился несколько дней, после чего вернулся в Старо-Гладовскую, а уже 5 февраля вновь выступил в поход. Свое боевое крещение граф Лев Николаевич Толстой принял в февральских боях 1852 года, в отряде под командованием легендарного Якова Петровича Бакланова. Поясню, что с началом зимней экспедиции 1852 года, которая вошла в историю Кавказской войны под названием «Погром Чечни» [6], 4-я батарея 20-й артиллерийской бригады находилась в укреплении Куринском, и входила в подчинение полковника, впоследствии генерал-майора, Бакланова. До прибытия в батарею юнкера Толстого личный состав батареи, по свидетельству участников событий, уже принимал участие в боях против чеченцев, как минимум, 15-16 и 18 января.
Надо полагать, что боевое крещение Льва Николаевича произошло 13-го февраля 1852 года. В тот день полковник Бакланов с отрядом из 10 рот Кабардинского, Дагестанского и Самурского пехотных полков, 5 орудий 4-ой батареи 20-й артиллерийской бригады, 2-х орудий 7-ой Донской батареи, 11 сотен казаков 17-го и 18-го Донских, Гребенского и Кизлярского полков, выдвинулся на Качкалыковский хребет. Когда отряд появился на вершине хребта, то увидел, что все канавы, прилегавшие к чеченскому кордону, были наполнены людьми. Стало понятно, что чеченцы ожидали русских и были готовы к бою. Расположившись по левой стороне просеки, отряд начал рубку намеченной просеки. По мере того, как отряд углублялся в лес, артиллеристам все время приходилось вести обстрел завалов (укрытий), занятых чеченцами, находившимися на противоположном берегу Мичика.
Понимая, что с приближением отряда к этим завалам на ружейный выстрел, чеченцы откроют стрельбу по пехоте, Бакланов приказал расчистить, по возможности, один из спусков к реке Мичик. Когда переправу наскоро приготовили, он приказал сотне 17-го Донского полка на всем скаку подлететь к чеченским завалам и зажечь их. Донцы лихо исполнили этот приказ. Чеченцы не успели опомниться и сгруппироваться у своих укрытий, как они были объяты пламенем. Только после этого они открыли ружейную стрельбу, но казаки повернули лошадей, и, отстреливаясь на карьере, благополучно отступили.
Потеряв укрепления первой оборонительной линии, чеченцы поняли, что отряд Бакланова в скором времени начнет атаку на второй ряд их укреплений, которые, в числе нескольких редутов, находились немного выше. Поэтому отряды чеченцев, выскочив из канав, быстро устремились к редутам второй линии и там скрылись.
Когда работы по расчистке леса подходили к концу, полковник Бакланов, направил на чеченские редуты 5 орудий 4-й батареи, бывших на правой стороне Мичика. А сам, со всем 17-м Донским полком, с 2-мя донскими орудиями и ракетной командою, пошел в атаку на чеченские редуты. Атакующие казаки были встречены яростным ружейным огнем. Впрочем, при крайне безалаберной стрельбе она оказалась почти безвредной для наступавших казаков. Чеченцы, торопясь, стреляли впопыхах, наудачу. Это адский, к счастью, не прицельный огонь не остановил казаков, а, наоборот, позволил им стремительно продвигаться вперед. Когда чеченцы поняли, что бешеный поток живой силы остановить невозможно, и что эта атака, наверное, раздавит их быстротой своего неудержимого удара, они тотчас бросили редуты и разбежались в разные стороны, преимущественно в лес. Мгновенно обскакав редуты, остановив там орудия и ракетную команду, Бакланов открыл по бегущим чеченцам перекрестный огонь и приступил к уничтожению их укреплений. Когда запылал огонь, чеченцы будто отрезвели, оглашая окрестность пронзительным гиком, со всех сторон открыли ружейную пальбу, надеясь сбить казаков с занятой позиции и вернуть свои редуты.
В ответ на стрельбу чеченцев последовали выстрелы нескольких сотен винтовок спешенных казаков, беглый огонь артиллерии и ракет. Шум, грохот орудий, непрерывная, неумолкаемая с обеих сторон ружейная пальба обратили бой в нечто похожее на какое-то генеральное сражение, в котором будто решалась участь 2-х солидных отрядов. Два часа без остановки продолжалась эта сумасшедшая пальба. Обе стороны как бы стремились превзойти друг друга в скорости стрельбы, но из-за спешки результаты этой стрельбы не стоили и десятой части стоимости израсходованных зарядов.
За эти два часа Бакланов ни на шаг не отступил от занятых редутов, выжидая, пока они сгорят дотла и будут разрушены до основания. Дождавшись, когда завалы сравнялись с землей, Бакланов скомандовал отступление. Оно производилось так же быстро, как и наступление. Казачьи сотни исполнили его перекатами, и в несколько мгновений были уже за рекой Мичик.
Только после отступления казаков чеченцы выскочили из леса. Первым делом они бросились не для преследования казаков, а для осмотра своих сгоревших завалов. Но, увы! Построек в редутах и самих завалов, будто никогда и не было. В отчаянии и негодовании они выкатили откуда-то одно орудие и начали им обстреливать быстро удалявшийся отряд Бакланова. Все до одного выстрела из этого орудия, были бесполезны и безвредны для русского отряда. Впоследствии оказалось, что это орудие чеченцы выкатили из леса, куда привезли его еще к полудню, но побоялись выставить его из опасения, что «шайтаны-казаки» непременно попытаются отбить его.
За все время продолжительной перестрелки и стремительной атаки в конном строю, потери в отряде состояли из 1 раненого казака и 1 контуженого урядника.
Бодрые и жаждавшие боя войска главного «Чеченского отряда» под командованием князя Барятинского должны были еще дальше углубиться в самое сердце Большой Чечни, разбить собранные там отряды чеченцев и уничтожить заготовленное ими продовольствие. После этого, окончив разработку просек на Шалинской поляне, идти от Бердыкельского аула к подножию Черных гор, взять аул Майюр-туп и через всю Большую Чечню пройти прямо в Куринское укрепление.
Запланированные работы по рубке просеки окончены были 14-го февраля. В этот день войска были распущены по своим квартирам, а ночью Шамиль с огромным отрядом явился на Мичик.
В час пополудни 16-го февраля, с башни, стоявшей у самого подножия Качкалыковского хребта, дали знать в Куринское, что по ту сторону гор, по направлению к аулу Майюр-туп, слышны частые орудийные выстрелы. Взяв две сотни своего полка, Бакланов выскочил с ними на просеку и увидел отдаленный, тянувшийся за Мичиком, лес, весь укутанный белыми клубами дыма. По выстрелам можно было догадываться, что это князь Барятинский штурмует Майюр-туп, чтобы оттуда идти в Куринское, и, следовательно, с минуты на минуту надобно было ждать приказания выступить к нему навстречу, а между тем войск под рукою не было. Отряд, рубивший просеку, был распущен и мог собраться не ранее, как через 4 дня. К тому же из самого Куринского две роты пехоты отправились утром в Хасав-Юрт, а с остальными 3-мя ротами идти за Мичик, когда переправа охранялась самим Шамилем, было делом слишком рискованным. Оценив положение, полковник Бакланов тут же, не слезая с коня, написал записку, чтобы полковник Ктитарев из Герзель-аула, с ротою 12-го Кавказского линейного батальона и ротою Кабардинского полка, при одном орудии, прибыл к полуночи, форсированным маршем, в Куринское укрепление.
Другая записка такого же содержания была отправлена на Карасинский пост, откуда войсковой старшина Поляков должен был прибыть с двумя казачьими сотнями. По три казака отправлены были и в ту, и в другую сторону. Когда они явились к Якову Петровичу, он только погрозил им пальцем и сказал лаконично: — Двум лечь, третьему доставить записку по назначению!.. С Богом!.. Казаки отвечали: - Рады стараться! и, повернув лошадей, пустились в опасную дорогу.
В полночь в Куринское прибыл лазутчик, и передал записку князя Барятинского, который приказывал собрать в Куринское какие только можно войска и выступить с ними за Мичик, чтобы к рассвету быть у майюртупского орешника, в старом Аки-Юртовском ауле, и захватить переправу через Ганзолку. К счастью, по запискам Бакланова, в Куринское уже сосредоточились к этому времени весь 17-й Донской казачий полк, 5 рот пехоты и 2 полевых орудия. С этими силами решено было идти за Мичик.
Ровно в час пополуночи, 17 января, отряд под командованием полковника Бакланова, вышел из укрепления и, дойдя до Исти-су, повернул налево в дремучий лес, по обоим скатам Качкалыковского хребта. Вдруг передние ряды остановились, упершись в крутой овраг. По дну оврага, с глухим рокотом, бежала речка. Эта речка и была Мичик, через нее должны были переправиться войска. В это время стало уже немного проясняться. Перейдя Мичик, войска остановились вновь в нерешительности, не зная куда повернуть, направо или налево, чтобы выйти на старую аки-юртовскую дорогу.
Однако, присмотревшись внимательнее, слева заметили чеченское кладбище, пестревшее разноцветными флажками. Оказалось, это и был старый Аки-Юрт. Подойдя к этому месту, отряд очутился на углу, при слиянии двух рек, Гансол и Мичика, отвесные берега которых обеспечивали его защиту от нападения с фронта. С правой стороны чернел майортупский перелесок. На этом месте Бакланов остановился и решился ожидать князя Барятинского.
Между тем, чеченцы с рассветом отправили сильные разъезды, один из которых, случайно завернув к Аки-юрту, с ужасом увидел русский отряд, стоявший в овраге по ту сторону реки Гансол. Вскоре показались толпы конных и пеших чеченцев. Они остановились от отряда в двух пушечных выстрелах, ограничиваясь одним наблюдением. Шамиль, оценив позицию отряда Бакланова, убедился лично, что выбить русских с этой позиции нет никакой возможности, а, значит, не было возможности занять майортупский орешник, чтобы расстроить планы князя Барятинского по возвращению в Куринское укрепление.
Так прошло утро, приближался полдень, а со стороны Майюр-тупа все еще никто не показывался. Вдруг, на исходе первого часа, послышались ружейные выстрелы и вслед сигнальный рожок. Это шел князь Барятинский. Он медлил нарочно, чтобы дать Бакланову время занять Гансол и закрыть майюртупский орешник, славившийся в Чечне непроходимою гущей.
Солнце клонилось уже к закату, когда соединившиеся отряды начали переходить речку Гансол, обледенелые берега которой представляли неимоверные трудности для спуска колесного обоза и кавалерии. Первым перешел казачий полк Бакланова и вместе с 2-мя линейными сотнями (Хоперской и Волгской), тотчас двинулся вперед, чтобы до наступления сумерек овладеть завалами и восстановить переправу, уничтоженную чеченцами на Мичике. Для поддержания этой атаки по следам кавалерии послали 1-й батальон Кабардинского полка, с четырьмя орудиями и с двенадцатью ракетными станками. В то же время особая колонна полковника князя Чавчавадзе приняла правее, вошла в лес и стала обходить редут, стараясь отвлечь на себя главные силы Шамиля. Бакланов повел кавалерию рысью. Влево от него тянулись небольшие, сделанные из фашинника, укрепления, покинутые чеченцами. Справа, на самой опушке леса, возвышался редут, а от него в обе стороны, неправильными и ломаными линиями, тянулись завалы, охватившие широким полукругом целую поляну.
Более тысячи чеченцев, поклявшихся Шамилю не пропустить русских, лежали в этих завалах и с напряженным вниманием следили за казачьей кавалерией. Подойдя к чеченским окопам, Бакланов развернул свой полк к атаке, приказав линейцам держаться на флангах. Едва он произнес обычное: «С Богом — вперед!» и, выхватив шашку, пустил во весь опор своего скакуна, как вдоль чеченского завала разом прокатился грохот ружейного залпа. Это не остановило казаков, увлеченных стремительной атакой. Чеченцы еще не зарядили ружей, а казаки уже спрыгнули с коней и полезли на завалы.
В первую минуту растерявшиеся чеченцы отшатнулись назад, но скоро оправились и с гиком бросились в шашки. В завалах пошла ожесточенная свалка... Чеченцы колебались, но к ним подходили свежие силы и бой начал клониться на сторону сильнейшего. Мюриды одолевали!..
В это самое время артиллерия показалась из лесу. За ней сверкали штыки пехоты. Бакланов приказал пехоте следовать правее, в лес, и взяв 4 орудия с двенадцатью ракетными станками, в карьер понесся к своему полку и, заехав из-за правого фланга, разом открыл огонь вдоль чеченского завала. Чеченцы совершенно смешались. В эту минуту, казаки услыхали знакомый голос: «Вперед!» и, напрягая последние силы, кинулись в атаку. Через несколько минут князь Барятинский, следивший за битвой, увидел черный баклановский значок, развевавшийся уже над чеченскими окопами. Переправа через Мичик была свободна. Героями дня были донские казаки Бакланова.
Когда последние повозки из отряда князя Барятинского переправились и стали подниматься на Качкалыковский хребет, Бакланов получил приказание принять начальство над арьергардом, оставленным на левом берегу Мичика, и удерживать позицию как можно дольше, чтобы дать возможность всему обозу отойти в Куринское.
Задача была нелегкая. Правда, к отряду Бакланова прибавили еще 6 батальонов пехоты и 12 орудий, но силы эти, по слабой численности пехотных рот, все-таки были малы в сравнении с массами чеченцев, имевших на своей стороне выгодную местность. Позиция, занятая Баклановым, опиралась левым флангом на завалы, отбитые у чеченцев, и имела то неудобство, что перед фронтом ее, ближе чем на пушечный выстрел, находился дремучий лес, наполненный чеченцами, а в тылу были обрывистые берега Мичика. Чеченцы сторожили из лесу каждое движение отряда и, при первом шаге к отступлению, готовились обрушиться всей массой. Вдобавок, уходившая пехота князя Барятинского зажгла береговые укрепления и пожар, осветивший темную ночь, хорошо показал чеченцам весь отряд. Отступать в таком положении было нелегко. Вдруг, со стороны чеченцев, из лесу послышались какие-то странные, заунывные звуки: это мюриды запели свою предсмертную песню — знак, что они готовились броситься в шашки. Медлить более нельзя было ни минуты.
Понимая опасность создавшегося положения, Бакланов собрал к себе всех ротных командиров. План Бакланова был следующим. 8 орудий на всем скаку уходят за Мичик, захватив на себе лишь необходимую прислугу. Остальным войскам по его команде «Все налево кругом!» должны были бежать на ту сторону реки, за орудиями, без оглядки «кто шибче», без выстрела.
Легким 4-м орудиям приказал остаться на месте и максимально участить стрельбу, чтобы чеченцы не догадались о начале отступления. Для прикрытия легких орудий он оставил своих казаков с черным значком. Бакланов рисковал, если бы чеченцы поторопились, могли погибнуть и казаки, и 4 легких орудия. Но Бог спас, и замысел этот удался как нельзя лучше.
Чеченцы, заслышав шум на переправе, открыли ружейный огонь и вызвали с нашей стороны сильную канонаду. Когда горевшие укрепления при помощи особых команд были потушены, и Бакланов убедился, что пехота и 8 орудий уже за Мичиком, находятся вне опасности, тогда, прекратив канонаду, подхватил легкие орудия на передки и с посаженной прислугой в сопровождении кавалерии быстро поскакал за речку. Казачий полк с четырьмя орудиями перешел Мичик и занял позицию на высоком холме, который возвышался над противоположным берегом. Остальные 8 орудий расположились над спуском к Мичику и зарядили орудия картечью, а пехота, выдвинутая несколько вперед, залегла в кустарнике под небольшой покатостью, которая создала ей укрытие от чеченских выстрелов.
В первую минуту тишина, мгновенно наступившая за грохотом ружейной перестрелки, совершенно ошеломила чеченцев. Но, поняв, что произошло, они с пронзительным гиком кинулись догонять отступавший арьергард Бакланова. Это была минута, от которой зависела участь целого отряда. Чеченцы уже достигали берега, где столпилась масса наших солдат, в беспорядке перебегавших Мичик, как вдруг 12 орудий, незамеченные чеченцами, дали убийственный залп картечью. Гиканье мгновенно прекратилось...
Когда же рассеялся дым, там, где были чеченцы, лежали только груды убитых, а все, кто остался в живых, в паническом страхе бежал назад; но пушки грохотали за ними вслед, и картечь, сыпавшая градом, настигала бегущих ...
Надо полагать, что горячий свинцовый душ из орудий разом охладил любителей хорового пения и надолго отучил их петь песни, не завершив сражение. После залпа из 12 орудий, практически в упор, попыток атаковать или преследовать русский отряд чеченцами не производилось.
По знаку Бакланова артиллерия смолкла и отряд, оставив на переправе казачий полк, с песнями и барабанным боем двинулся в Куринское. При лунном свете отряд прибыл в Куринское и расположился бивуаком вокруг укрепления.
В Куринском, между тем, никто не ложился спать: там слышали страшную канонаду и не знали, в чем дело. Когда Бакланов, опередив войска, явился к князю Барятинскому, он нашел его ходившим в сильном волнении взад-вперед по комнате.
— Дед (обращение князя Барятинского к Бакланову)! Где отряд? — были первые слова князя.
— Идет в Куринское, — отвечал Бакланов. Князь Барятинский перекрестился.
— А потеря большая? — спросил он, помолчав несколько времени.
— Ни одного человека! — отвечал Бакланов.
Князь Барятинский подошел и обнял Яков Петровича. [7]
Первым делом медики оказали помощь 147 раненым и контуженным, из которых треть были ранены или сильно контужены ядрами и гранатами, убитых оказалось 17 человек. Это потеря очень небольшая для Кавказских экспедиций, если принять во внимание двухдневные бои с многочисленными толпами чеченцев, часто переходившие в рукопашные схватки. По полученным от лазутчиков сведениям потери чеченцев в течение 17-18 февраля составили 150 убитых и более 400 раненых.
Во время отступления героями дня были артиллеристы. Благодаря их слаженным действиям была успешно и достойно завершена эта экспедиция. В числе сводной артиллерии отряда, давшей заключительный аккорд этой экспедиции, была и 4-я батарея с братьями Львом и Николаем Толстыми.
В своем дневнике 28 февраля 1852 г. Толстой записал: «Состояние мое во время опасности открыло мне глаза: — Я люблю воображать себя совершенно хладнокровным, и спокойным в опасности. Но в делах 17 и 18 я не был таким». Далее, 20 марта 1852 г. они запишет: «Февраль прошел в походе — собою был доволен». [8]
Вероятнее всего, в этой экспедиции Лев Николаевич находился во взводе, которым командовал его родной брат Николай Николаевич, это выделено скобками рукой Янжула. Эти двухдневные бои для юнкера Льва Толстого завершились очень удачно, ведь по завершению их он был представлен к награждению Георгиевским крестом!  Надо полагать, этот поход был звездным часом в непродолжительной военной карьере молодого юнкера. Драматизм событий, судя по описанной хронике, нельзя забыть всю оставшуюся жизнь. Принимая во внимание запись, сделанную Львом Николаевичем в своем дневнике 18 февраля 1897 г. «45 лет тому назад был в сражении», так оно и было, он всю жизнь помнил эти жаркие сражения на реке Мичик. [9]
Через год, 4-я батарея юнкера Толстого вновь принимала участие в зимней экспедиции в Большую Чечню под командованием генерал-адъютанта князя Барятинского. В хронике Кавказской войны, главным образом из воспоминаний участников: генералов Бакланова Я.П., Потто В.А., Ольшевского М.Я., барона Николаи Л. и других, о ходе этой экспедиции известно следующее.
Еще летом 1853 года, перед наступлением покоса, князем Барятинским было решено, что будущая зимняя экспедиция будет производиться на реке Мичик. По этой причине в укреплении Куринском было заготовлено большое количество сена. В это же укрепление к концу года было свезено продовольствие на 2 месяца для 10.000 человек, а из Грозной и Хасав-Юрта доставлен запас зарядов на 20 орудий и патронов на 10 батальонов.
Зимние военные действия должны были начаться не позже середины января. Поэтому 10 января в Куринском сосредоточились войска: 10 батальонов пехоты, дивизион нижегородских драгун (2 эскадрона), 6 сотен казаков и 26 орудий, не считая гарнизона этого укрепления. Главная причина, побудившая князя Барятинского предпринять эту экспедицию, заключалась в том, что территория между реками Мичик и Гудермес была заселена чеченцами плотнее сравнительно с другими местами Большой Чечни, и мичиковцы чаще других чеченцев беспокоили Кумыкскую плоскость своим набегами. По этим причинам следовало заставить чеченцев или переселиться на равнину, или уйти в горы.
На рассвете 31 января князь Барятинский с войсками, двинулся к Исти-су, где, поднявшись на Качкалыковский хребет, расположился лагерем у бывшего аула Хаби-Шавдон. Все расстояние между лагерем и Мичиком было покрыто зарослями густого орешника, со всех сторон лагерь был окружен горами, глубокими оврагами и непроходимым лесом. По оврагу, находящемуся с левой или южной стороны, протекал небольшой ручей Хаби-Шавдон, именем которого назывался аул. Кроме того, здесь же находилось много родников чистой, хорошей воды.
Расположение русского отряда на высоте Хаби-Шавдон заставило чеченцев оставить свою прежнюю укрепленную позицию, находившуюся напротив Куринского укрепления, собраться в значительных силах для противодействия нашим войскам в окрестности аула Гурдалой и в углу, образуемый слиянием рек Мичик с рекой Гансол.
Войска Чеченского отряда были направлены на вырубку леса к ущелью, находившемуся в стороне реки Мичик, чтобы сделать свободное сообщение между Кумыкскою плоскостью и равнинами Большой Чечни, откуда доставлялось все продовольствие. Потом занялись вырубкой леса вправо и влево от лагеря. С 6 по 16 февраля, весь лес на высотах и по склону к реке Мичик был вырублен. Оставалось сделать переправу через реку Мичик, но берега его, при впадении в него реки Гансол, с обеих сторон были очень круты и отвесны примерно на 8 сажень.
- Нет, русские не могут перейти Мичик! - говорили чеченцы, глядя на высокие и отвесные берега Мичика, которые были обрыты во всех местах, где имелась малейшая возможность к переправе. Чтобы поверить в невозможность перехода русских через Мичик, Шамиль заставлял чеченцев по ночам на левом берегу строить завалы и земляные укрепления. На левом берегу реки Мичик Шамиль собрал около четырех тысяч горцев с десятью орудиями, ставшие над берегом в специально оборудованных фашинах.
Князю Барятинскому необходимо было овладеть переправой чрез Мичик. Он хорошо понимал, что фронтальная атака, из-за большой крутизны берегов реки, обойдется слишком дорого. Идти в открытую, на подобную позицию было немыслимо, поскольку потеря могла составить до половины всего отряда, а успех мог быть очень сомнительный. Требовалось обходное скрытое движение.
16 февраля, Барятинский, вечером, позвал к себе в палатку Бакланова и сказал:
- Дед, переход через Мичик открытый, повлечет за собой страшные потери. Ты знаешь всю местность, не можешь ли обойти во фланг Шамиля?
Бакланов попросил два дня, чтобы через разведчиков найти место выше или ниже, незанятое чеченцами. В ответ Барятинский сказал: - Время не терпит, в эту же ночь узнай, а с рассветом ты, дед, окончательно должен идти!
– Сколько тебе, дед, надо войска? – спросил князь.
Бакланов ответил; -
- Позвольте мне взять Куринского полка 3 батальона, мой полк (17-й Донской), дивизион драгун (2 эскадрона), Сборный-Линейный полк (6 сотен), и 8 орудий.
– Бери и иди с Богом! Надеюсь на тебя, сумеешь выполнить поручение, я же сейчас двинусь к Мичику, открою артиллерийский огонь и этим замаскирую твое движение!
Выходя от Барятинского, Бакланов сказал, что если его отряд раньше времени будет обнаружен чеченцами, то не следует посылать ему на выручку ни одного человека. Потому что это будет напрасный труд, никакие вспомогательные силы не спасут его отряд, а только увеличат потери.
Рано утром 17-го февраля отряд генерал-майора Бакланова был направлен на старую переправу, где должен был перейти через реку Мичик и двинуться мимо оставленных чеченцами завалов, к месту слияния рек Мичик и Гансол.
На рассвете густой туман покрыл всю местность, этим самым прикрыл движение отряда Бакланова. По северному склону Качкалыковского хребта отряд двинулся вперед. Пройдя Куринское укрепление, круто повернул влево и через дремучие леса и овраги дошел до Мичика. Переправившись никем не замеченный, отряд направился вниз, вдоль реки Мичик. Во время движения отряд Бакланова наткнулся на большое стадо коров и овец. Казаки прошли сквозь это стадо, а чеченские пастухи в этот момент стояли как вкопанные, опираясь на свои ружья, не смея пошевелиться. Никто из казаков их не тронул, все были заняты другими мыслями.
К 12 часам пополудни туман рассеялся, и Шамиль увидел отряд Бакланова, подходивший к его правому флангу. Ошеломленный таким неожиданным появлением, имам Шамиль быстро отступил от Мичика. Вслед за пехотой, чеченцы были стремительно атакованы с правого фланга кавалерией генерал-майора Бакланова.
Одновременно с наступлением кавалерии Бакланова две колонны, находившиеся в отряде князя Барятинского (одна: 3-й батальон Орловского и 2-й батальон Кабардинского полков под командованием полковника Линевича и другая: 3-й и 5-й батальоны Кабардинского полка флигель-адъютанта полковника барона Леонтия Николаи) атаковали горцев со стороны лагеря. Обстреляв противоположный берег из 10 батарейных и 4-х легких орудий, пользуясь туманом, эти войска приблизились к самому берегу реки Мичик. Немедленно пехота барона Николаи начала переправу и ударила с фронта на чеченцев. [10]
Далее привожу слова Янжула, вернее, его пересказ со слов Льва Николаевича. «Подойдя к реке, артиллерия расположилась невдали от берега в одну линию и открыла сильный огонь частью по завалам и преимущественно по шамильским пушкам, на которые были направлены 8 орудий 4-ой батареи, бывшей под командой подполковника Алексеева и штабс-капитана Олифера. В первое время горцы отстреливались упорно, но спустя немного, принуждены были замолчать, так как орудия их были подбиты. Ослабив таким образом неприятельскую батарею, наша артиллерия сосредоточила свои выстрелы преимущественно на завалах и на скрывавшихся зa ними толпах. После двухчасовой непрерывной канонады среди горцев произошел видимый беспорядок, пользуясь которым вся артиллерия приблизилась по эшелону к берегу реки и открыла огонь дальнею картечью. В начале 1-го часа появилась в тылу неприятеля обходная колонна и решила исход сражения. Чеченцы не выдержали двойного натиска и всею массою бросились в разные стороны ... они понесли громадный урон». [11]
В этом бою чеченцы, понеся значительную потерю убитыми и ранеными, спешно укрылись в лесах Большой Чечни, преследуемые казаками. Около 200 тел убитых горцев осталось на поле боя: 3 наиба были убиты и 1 ранен. В числе погибших оказался наиб Эски и зять наиба Талгика[12]. С нашей стороны оказалось ранено: 2 офицера и 9 нижних чинов.
Как видно из описания хода боя, 4-я артиллерийская батарея приняла самое активное участие, более 2-х часов вела непрерывный огонь по чеченцам, чем существенно облегчила атаку пехоты и кавалерии. За отличие в этом бою Лев Николаевич вторично был представлен к награждению Георгиевским крестом, но в этот раз он, по намеку командира батареи, отказался в пользу своего солдата, посчитав его более достойным получить эту боевую награду. Согласитесь, редкий и показательный случай проявления благородства потомственным дворянином по отношению к рядовому солдату. В письме к П. И. Бирюкову от 1905 г. Толстой о своем представлении к Георгиевскому кресту написал: «Второй случай был, когда после движения 18 февраля 1853 г. в нашу батарею были присланы 2 креста, и я с удовольствием вспоминаю, что я не сам, а по намеку милого Алексеева согласился уступить крест ящичному рядовому Андрееву, старому добродушному солдату». [13]
Годом позже за отличие в бою 17 февраля 1853 г. юнкер Толстой был произведен в прапорщики (приказ, согласно формулярному списку, последовал 9 января 1854 г.). Надо полагать, производство в прапорщики было компенсацией (заменой) вместо награждения Георгиевским крестом!
По признанию Льва Николаевича, был еще один боевой эпизод, за который он был в третий раз представлен к награждению Георгиевским крестом, но из-за дисциплинарного проступка награждение было отклонено! «Третий случай был, когда Левин, наш бригадный командир, посадил меня под арест за то, что я не был в карауле, и отказал Алексееву дать мне крест. Я был очень огорчен». [14]
Приказ об аресте Толстого:
«Командующему дивизионом 4-ой батареи 20-ой артиллерийской бригады, господину поручику и кавалеру Агалину.
7 марта 1853 г.
По приказанию г. начальника артиллерии Чеченского отряда арестовывается командующий батарейным взводом фейерверкер 4-го класса граф Толстой. Почему покорно прошу ваше благородие отправить фейерверкера графа Толстого с дежурным по дивизиону в 5-й батальон князя Чернышева полка, где по распоряжению начальства он и должен содержаться под арестом впредь до приказания.
Командующий 6-ю орудиями штабс-капитан Олифер.». [15]

После зимней экспедиции в Большую Чечню Лев Николаевич принимает решение завершить службу и уйти в отставку! По каким именно причинам было принято такое решение, остается только предполагать. Возможно, произошло разочарование службой, отсутствие перспектив сделать удачную карьеру военного, неудачи с получением наград, дисциплинарные проступки, или что-то еще!? Несмотря на все предположения история показала, что Русская Императорская армия не получила в свои ряды полководца графа Толстого, но благодаря этому обстоятельству отечественная литература, наоборот, приобрела писателя с мировым именем!
В дневнике 16 апреля 1853 г. Толстой записал: «Хотел выходить в отставку, но ложный стыд вернуться юнкером в Россию решительно удерживает меня. Подожду производства, которое едва ли будет». Далее запись 28 мая: «Нынче прислал мне Алексеев бумагу, по которой Бриммер обещает уволить меня в отпуск с штатским чином. Как вспомню о своей службе, то невольно выхожу из себя». «Бумага», это вероятно рапорт капитана Мооро Григория Александровича, дежурного штаб-офицер при управлении начальника артиллерии Отдельного Кавказского корпуса от 18 мая.

УПРАВЛЕНИЕ начальника Артиллерии Отдельного Кавказского корпуса №816.
18 Мая 1853 года г. Тифлис.

Командиру 4-й батареи 20-ой артиллерийской бригады, господину подполковнику и кавалеру Алексееву.
Исправляющего должность дежурного штаб-офицера.

РАПОРТ.

Согласно желания фейерверкера 4-го класса вверенной Вам батареи Графа Льва Толстого, и по приказанию Г. Начальника Артиллерии, имею честь донести, что он, на основании 56-й статьи 5-го тома свода военных постановлений может быть уволен от службы без именования воинским званием, а потому, если пожелает этого, то не угодно ли будет Вашему Высокоблагородию войти о том с представлением по команде к Г. начальнику артиллерии установленным порядком, для сделания надлежащего распоряжения.
Капитан Мооро. [16 ]

29 мая в дневнике Толстого записано: «Решился просмотреть 56 статью, выходить в отставку и просил об этом Алексеева». 56 статья 1 книги II части «Свода военных постановлений» (о прохождении службы по Военному ведомству) изд. 1838 г. гласит: «Если кто из желающих поступить в военную службу не согласится остаться в ней на том сроке, какой инспекторским департаментом будет назначен по рассмотрении их документов, может получить увольнение от военной службы с разрешения начальников дивизий без именования воинским званием».
В ответ на рапорт Мооро, ответил рапортом Н. П. Алексеев, о котором узнаем из письма Мооро к Толстому от 15 июня 1853 г.:
«Милостивый государь Лев Николаевич! Вследствие письма вашего ко мне, полученного 11-го сего июня, — имею честь уведомить, что об увольнении вас по необходимым домашним обстоятельствам от службы без именования воинским званием, на основании 56-й статьи 5-го тома Свода военных постановлений, — получен того же числа от батарейного командира, подполковника Алексеева рапорт за № 665-м, и как на таковое увольнение никаких препятствий не усматривается, — то и последует вскоре от г. начальника артиллерии представление к г-ну инспектору всей артиллерии, а от него в инспекторский департамент Военного министерства; — приложенное же при означенном письме Вашем прошение, как не нужное, при этом возвращаю и прошу принять уверение в уважении моем к Вам.
Георгий Мооро. 15 июня 1853 года. Г. Тифлис».

В этой статье Лев Николаевич Толстой предстает несколько непривычно для многих его поклонников. С одной стороны, видим храброго командира взвода, который за отличия в боях с чеченцами 3 раза был представлен к награждению Георгиевским крестом. С другой, человека способного найти «приключения на свою голову», о чем свидетельствует его содержание на гауптвахте.
Если внимательно почитать дневники Льва Николаевича, в них можно встретить много того, что присуще обычному человеку в молодости. Временами это хандра, разочарования в чем-либо, выпивка и дружеские застолья, игра в карты, волочение за симпатичными казачками, критика вышестоящего начальства и многое другое, что в конечном итоге повлияло на формирование писателя с большой буквы. Все, что он написал в своих произведениях, в большей степени это собственные переживания, поэтому он хорошо понимал и пережил те же чувства, которыми сполна наделил своих литературных героев!

Источники:
1. Докладная записка командующему войсками кн. М. Д. Горчакову. http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/pisma/1844-1855/letter-82.htm
2. Л.Н. Толстой, «Набег», Лениздат (избранное), 1976г.
3. Л.Н. Толстой, «Рубка леса», Лениздат (избранное), 1976г.
4. Л.Н. Толстой, «Казаки», Лениздат (избранное), 1976г.
5. Янжул. Восемьдесят лет боевой и мирной жизни 20-й Артиллерийской бригады. 1806-1886 : Ист. очерк войны и владычества русских на Кавказе / Сост. той же бригады кап. Янжул; Под ред. артиллерии ген.-майор Чернявского.  т. II, стр. 103—104.
6. Волконский Н.А. Погром Чечни в 1852 г. // Кавказский сборник, Том 5. 1880г.
7. В.А. Потто Из записок кавказца. (Восемь лет в Куринском укреплении) // Военный сборник, №5. 1871г.
8. Из письма Т. А. Ергольской. 2 марта 1852г. Станица Старо-Гладковская. Полное собрание сочинений Л.Н. Толстой 1844-1855 гг., Том 59.
9. Там же.
10. А.В. Венков "Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова", стр.81 http://tolstoy-lit.ru/tolstoy/pisma/1844-1855/letter-59.htm
11. Янжул. Восемьдесят лет боевой и мирной жизни 20-й Артиллерийской бригады. 1806-1886 : Ист. очерк войны и владычества русских на Кавказе / Сост. той же бригады кап. Янжул; Под ред. артиллерии ген.-майор Чернявского.  т. II, стр. 126—128.
12. Барон Л.Николаи. Материалы для истории кавказской войны//, «Кавказская старина», г. Тифлис, стр. 34
13. Из письма князю А. И. Барятинскому (черновое). 15 июля 1853г. г.Пятигорск. Полное собрание сочинений Л.Н. Толстой 1844-1855 гг., Том 59.
14. Из письма П. И. Бирюкову. 24 декабря 1905г. Полное собрание сочинений Л.Н. Толстой 1844-1855 гг., Том 59.
15. Полное собрание сочинений Л.Н. Толстой. Том 46. Дневник 1847-1854г.г.
16. «Русская старина» февраль 1900г., стр. 35
опубликовано в журнале «Отрадненские историко-краеведческие чтения» 2020г., вып. 8, ст. 226-236.