А вьюжными зимними вечерами

                «А вьюжными зимними вечерами…»
Не спешите зябко передернуть плечами:  давайте, пока, посидим в жарко натопленной избе- пятистенке (четыре стены и перегородка с сенями), и не просто посидим…
В укромном уголке районного музея, рядом со старинными часами, висит небольшой портрет  пожилой женщины.   Простая картонка с изображением …моей мамы. Будучи студентом, я написал этюд «типичного человека в типичной ситуации». Женщина одета в затертую от времени меховую телогрейку, перебирающая волну- овечью шерсть, в своих грубых руках.   Да, это мама, Мария Леонтьевна, для родственников- Маруся. Которой в этом году исполнилось бы сто лет, но, уже десять, мы, её дети, живем без неё. А тогда ей было где- то за шестьдесят, как теперь мне …  Смотрю, а перед глазами не картонка-  дверь и дорога в теперь далекое- предалекое прошлое, время маминого детства. И вот здесь,  с этого невзрачного этюда, уже, и  видя другие лица и  слыша, незнакомую, но такую дорогую речь, мысленно переношусь в старинную каменную избушку, «под солому», в далекой отсюда, Синявке, что в паре километров от уже прихваченного льдом и заснеженного Дона- мамину родину.  Её рассказы завораживали меня, надеюсь, заворожат и Вас.
Зимой дрова берегли к большим морозам, а когда они подступали, обычно к крещенью, уже жалеть их было ни к чему. Хоть рабочей порой считалось лето, зима не уступала ей в людском труде, судите сами. Избушка- пятистенка на два окна, в зиму забита «рабочим людом»и «деловым струментом». Посредине, к стене, где «середа»с «судним» окном, по нынешнему- кухня, королева- печь. На середе, на лавке, две дежи с замесом «хлебов» на шесть ковриг- а как же, в доме двенадцать ртов. Накормить их-  работа мамы наутро, пока малолетние ребятишки спят. Посреди избы еще один «король»- ткацкий стан. Мама возле него свечеру только и знай- отстукивает, да покачивает в люльке только что народившегося Колюшку.
Стол к углу уже почти пустой- поели, убрали горшки и чашки на полки. Теперь на нем только пяток клубков шерстяных ниток- белых, черных, и даже крашеных свеклой- малиновых. Это уже для девичьих чулок.  «Под- святыми», на самом светлом месте, у керосиновой лампы «молния», пятнадцатилетняя Маша, средняя сестра, вяжет, и  носки, и чулки. На «конике», по левую руку от неё тринадцатилетний весельчак Ваня- плетет корзину, корове и лошади солому носить.  Лёля с другой руки от Маши- он серьезный, насупленный- пыхтит над севалкой. Тут в ход идут и ржаная, отборная солома и расщепленные прутки лозы- работа для аккуратных. Лёле уже десять годков, потому папаша и доверил. А сам, он, чуть подалее, «нырет» доплетает.  Закончит, на очереди сеть. Семнадцатилетняя Наталья, считай уж невеста, прядет рядом с папашей, сундук себе готовит. Невольно вспоминается частушка «от Роговского»:
                «Пойду плясать, каблучками тук- тук,
   Ребята женятся, надеются на девичий сундук!»
Лавки все заняты- ближе к кровати Тихон- разумник лапти доплетает- ловко у него выходит! Пора б, уж малому- тринадцать скоро. Молодец! И лыка надрал, и «кочетыгом» управляется, не хуже самого папаши. Ну и наконец, самый главный человек- сосед, дядя Митроха Дорошин. Сидит на самой середине избы- чтоб всем был виден и слышен. У него-то из детей- только засиделая дочь на печи, ну и жена- она по дворам не ходок, а  хозяйства - шаром покати, вот так и живут. Потому ходит к Лявон- Григоричу вечерок скоротать.  Его конечно ждали- рассказов, побасенок и веселых историй во всей деревне столько ни кто не знал, да и так рассказать не умел. Расстегнутый полушубок, в руке шапка- малахай и  под рокот прялки, пристукивания стана, речь его льется ручейком, пока не захохочут все слушатели. А он, переждав, продолжает по привычке раскачиваться  на скамеечке взад- вперед и не улыбнувшись, досказывает историю, до очередного взрыва хохота. Но не менее забавное окончание истории будет чуть позднее. На палатях, вверху, малышня из своих двоих Маруси и Миши, и двоюродных- Морьки и выдумщика и шалуна  тетенькина Яши, устраивают себе забаву. В дырочку от выпавшего сучка видно, как прямо под ними ходит туда- сюда дяди Митрошина кучерявая голова с плешинкой посредине.  Все, по очереди плюют в дырочку, стараясь попасть «в десятку». Каждому хочется быть ловчее! Встанет дядя Митрошка уходить, шасть за лысину, а там как птенчики в гнезде насиделись.
-Ах, анчихристы, а я чую, что- то капает, и не пойму…
 Конечно, чуток мамина хворостинка обязательно приласкает, того, кто поближе к краю. Папаша жалел- поругает и на том сходило. Но ночь только начинается… А  впереди еще снега и холода. И дела.
Сотня лет- высказать не просто, а представить почувствовать вживую- ещё сложней. Но, так было. Было и с нашей, и ещё, и ещё с чьей- то мамой, или чьими- то папами, которых уже нет давным-  давно, и только их шаги по земле, слова, дела хранит наша, человеческая память, и становится теплее на душе от всего этого. Даже в крещенские морозы.                23. 01. 2019г.                Колесник А.В.