Московские. Ч. 2. День второй

             Начало истории: http://proza.ru/2021/12/23/1447

 Для  осознания счастья мало надо: чья-то забота, сырники,  чай…  жизнь  впереди…  и всё это должно быть в прошлом.

 Моё первое  утро в Москве было безоблачным  во всех отношениях. Я выскочил из подъезда – сама серьёзность.  Но майская зелень,  стайка воробьёв,  дворник с чёрным  шлангом в облаке сирени…   Идти с портфельчиком в гражданке так запросто…  – Я не помнил, когда такое было в последний раз.

 Красный бегунок  остановил нас, рьяных, у дороги.  Поливалка – рыжая  цистерна  тонкой струйкой прочертила на проезжей части  старт, зелёный человечек на столбе дал отмашку, и мы пошли. На той стороне Открытого шоссе потоки соединились –  лавина ринулась в метро…

 Ещё недавно, следуя провинциальной моде, я пенял столице: «Муравейник… Большая деревня… Пробки…  Народу столько, что не продохнуть…» После  безлюдных  степей Гамбирая и Гулемхана  я трепетал от счастья в  этом водовороте.  Слух, привыкший  улавливать  бег шакала, оглох. Боковое  зрение гребло девичьи головы с сектором охвата не менее двухсот семидесяти  градусов, и я смеялся над хмурыми лицами собратьев. С лотка на ходу купил газету и спрятался за неё  в  вагоне метро, боялся задохнуться.

  Военному заведению было не до меня – старшие курсы готовились к выпуску.  Я написал  отчёт о командировке и заявление на отпуск.

 В  столовой за два года мало что изменилось. На десерт так же предлагали полстакана сметаны, варёное яйцо под майонезом с зелёным горошком, «Птичку» –  одну шестнадцатую прямоугольника в шоколадной глазури. Но, если этого не брать, то  можно было прилично пообедать за один рубль.
 
– Молодой человек! «Птичье молоко» – торт целиком, сколько стоит? – спросил я широкую спину в белом халате и её коротко стриженный затылок.
– А! Это Вы о мечте курсанта?  – повернулся ко мне  дородный  повар с бородкой, он сделал пару шагов и заглянул  в подсобку. –  Вам точно хватит. Три пятьдесят  в кассу,  – сказал он и добавил гордо, –  Фабрика, с которой я вожу эти торты, для  Брежнева их пекла в своё время!
– Тогда  понятно, почему в кулинарии напротив у него совершенно другой вкус, – улыбнулся я.
– Ну что Вы? Наша «Птичка» на целый сантиметр выше! – шутливо не согласился он. – Обедайте спокойно, подойдёте потом, торт никуда не денется.
 
 Была пятница. Начальник отпустил всех раньше, и я летел  с полными авоськами продуктов, с «мечтой курсанта» в надежде порадовать моих женщин.  От перехода  срезал по нестриженой траве. Ноги вдруг стали дёргаться  в коленках.  Замедлил шаг –  чудо пропало, ускорил – повторилось. Носок цеплял траву, и возникало непроизвольное движение в ногах.  Ходьба по каменистым тропам  ночью на ощупь въелась  в мышечную  память и  требовала дисциплины: по газонам не ходить! Вот она – расплата за лёгкую жизнь –  за то, что отряд летом щеголял на боевых выходах в кроссовках.  Адидас Ереванского производства был у каждого бойца, жаль, что недолго.
 
 Я вошёл в квартиру добытчиком. Женщины были дома – ждали меня.

– Отличные эскалопы! – похвалила Кира Георгиевна в своём бархатном бардовом, раскладывая на кухонном столе продукты, небрежно отодвинув торт в дальний угол.
– Других не было, – улыбнулся я, поняв, что с «Брежневской Птичкой»  облажался перед москвичками по полной.
– Вот это я понимаю! – вознесла руки ладонями вверх Вера Ивановна, войдя на кухню в зелёном элегантном платье.
– Мы голову сломали, Витя, чем тебя кормить? – призналась Нина, стоя у окна в салатном сарафане.
– Сегодня будет жареная картошка! – безапелляционно сказала Кира Георгиевна.  – Да, женщины, – на сале, с мясом на ночь. Иногда надо.

 Из сушилки над мойкой она достала бокалы, и тут раздался звонок в дверь. Кира с Ниной недоумённо переглянулись, а Вера быстренько выскочила в коридор.

– Заходи! Здравствуй, Олечка! Наконец-то пришла! – послышалось из прихожей.

 Младшие женщины бросились вперёд, я застрял в кухонных дверях.

– Здравствуйте! Я – Оля, – представилось за спинами невидимое меццо – сопрано, – у метро в  кондитерской свежие профитроли и эклеры – не удержалась.
– Очень вовремя! Мы как раз собираемся пить чай. Я – Кира Георгиевна – дочь! – сказала она почти басом и смерила гостью взглядом. – Поверьте, в мои годы это дорогого стоит! – приняла она от неё коричневый бумажный пакет.
– Нина – наша младшая – репетитор от бога! – сказала довольная Вера Ивановна. – Я тебе, Олечка, про неё рассказывала. Витя! Что ты там прячешься на кухне?! Костин друг – издалека. Стесняется – для его возраста это хорошо. Обувай! Вот мои новые розовые тапки – будут тебе в пору.
– Вера! - усмехнулась Нина Борисовна. – От Бога – это учителя!
– Расскажи мне!
– Всё! Соловья баснями не кормят, – распорядилась Кира, – давайте к столу!
 
 Я улыбался, но сердце моё как-то стало бухать непонятно. Ну, нет! Такого со мной не могло случиться.

 Кухня была большая, вытянутая, метров двенадцать. Мы с Ниной отодвинули стол, и мне досталось место с широкой стороны у стены, Вера Ивановна села справа, Оля в джинсах и белой кофточке с рюшками – напротив, за её спиной Кира хлопотала с чаем у плиты, Нина раскладывала пирожные в две синие фарфоровые вазы.
 
– Сто лет не ела профитроли, – зычно, радостно сказа Кира Георгиевна, – Если кто хочет птичий торт, Витя режь!

 Желающих не нашлось. Нина села рядом с Олей, Кира слева от меня, спиной к окну. На столе перед каждым стоял бокал, накрытый блюдцем, рядом тарелочка с голубой каёмочкой, у столовых приборов полоска была золотой.
 
– Нина, вот что ты скажешь? – начала хитрая Вера Ивановна. – Оля у нас собралась в пединститут.
– А есть варианты? – не ожидала вопроса Нина Борисовна, она отложила в сторону чайную ложку. – Почему педагогический? Какой факультет? – она склонила очки в её  сторону.
– Исторический – нравится, но вряд ли. Всё-таки биология, – ответила та.
– Это же совершенно разные экзамены! – задохнулась Нина от возмущения. – В школе, какие предметы идут легко? Предполагаются пятёрки?
– Кроме геометрии пятёрки были по всем, в прошлом году.
– Интересный поворот! – не удержалась Кира. – И как же?
– Поступала в медицинский – не прошла.
– Вот почему на биологию! – всплеснула руками Кира. – А у меня мозг пухнет. Что такое? – Cлышу и не вижу логики. Люди по три раза в медицинский поступают. Нельзя сдаваться!  Нужно работать в больнице, получать направление!
– Я и работаю в Двадцатой, на Бабушкиской, младшей медсестрой, –  сказала Оля без оптимизма.
– И что? – продолжила Кира. – Не хотят давать направление? Ещё год требуют отработать?
– Воюю я со всеми, – невесело улыбнулась Оля, – Комиссия приехала, старшая сказала: всем – постельное с иголочки! А у меня лежачая: "Дочка, оставь старую, тонкую, она чистая. Не могу я на новой – кожа как бумага". Проверяющие и не заметили, но только не старшая сестра… Я в десятом классе, пока скорая приехала, роды у соседки приняла, фельдшер глазам не поверил; во дворе всем знакомым уколы делала, считала – врач по жизни.  А этой весной парень пятнадцать лет у меня в палате. Нога гниёт и гниёт. Её пилят и пилят… И я заболела – ничем не могла помочь… На биологию я буду поступать. Это мне ближе всего. Давайте, я вам лучше про бабушку мою Фёклу расскажу. Она у меня рыбница…

 Я не шевелился,  смотрел на моих женщин, как они, разные, проникались общей болью. Нина насупилась в очках, обиделась на весь свет, Кира – самурай сжала кулаки, Вера Ивановна с умилением и слезами внимала каждому слову. И тут я вдруг понял, как же они с Олей похожи! Словно вот – один человек сейчас передо мной, и он же справа через семьдесят лет! Тот же рост, овал лица, прямой тонкий нос, разрез глаз. Волосы! Волосы спутали меня, не дали разглядеть это сходство с самого начала. У Веры Ивановны – прямые белые, спрятанные в пучок под старинный гребень, а у Оли – вьющиеся, темно–русые до плеч.

 Продолжение: http://proza.ru/2022/02/01/1544