Чёрная Рубашка и другие прекрасные вещи

     Эту историю мне рассказал один испанец, когда я остановился на постоялом дворе заброшенного местечка Макондо.
     На обед хозяйка подавала ахико, молодое вино и санкочо. В таверне сидело человек девять. Слева от меня за соседним столом в полутьме прятался странный здоровяк с огромной книгой. Читал он как-то нервно, то примеряя маску клоуна, то бледнея печалью Пьеро, рисуя что-то в воздухе пальцем, боязливо при этом оглядываясь.
     У дальней стены в два этажа стояли серьёзные ящики, излучая фламенко, на которых сумрак свечей отражали латунные буквы «VOX». В центре стояли барабаны и три гитариста. Средний – весьма привлекательный, в соломенной шляпе, чёрной батистовой рубашке и льняных брюках – проникновенно пел про Сеговью:
   - одиннадцатого ноября в семь часов вечера дождь лил, как из ведра. Площадь тонула в трупах. Весь северо-восток Антиокии был залит кровью...
     Где-то раздались гулкие раскаты далёкой канонады, а может быть, грома. В груди защемило. Щеку обожгла слеза. Я выпил вина. Дым табака, обращаясь в липкий туман, стал дурманить взор. Как вдруг я услышал:
   - Амиго, позвольте пришвартоваться к вашей пристани.
Рядом стоял человек средних лет в бороде, усах, с волнистыми посеребрёнными прядями до плеч, ясным взглядом и доверительной улыбкой.
   - Прошу Вас... – кивнул я на стул.
   - Мигель – представился он, присаживаясь, – бывший военный и немного писатель.
   - Серж, – улыбнулся я – просто Серж.
     Он попросил хозяйку принести ещё вина, еды и поведал то, о чём я сказал в начале. На это ушло несколько часов и литров.
     Углубляясь в повествование, я понимал насколько близок мне этот человек: его убеждения, мысли, действия, чувства. А когда Мигель закончил свою странную, трогательную, ироничную, жестокую, но весьма романтичную драму, – в нём я уже видел, по меньшей мере, родственную душу.
     Сверху опять громыхнуло. Гроза приближалась.
   - Весьма необычно, нелепо и трагично... – попытался я осмыслить рассказ нового друга, – но зачем Вы меня нарядили в эти смешные доспехи, заставили биться с деревянными истуканами, совершать бессмысленные поступки да, к тому же, обозвали каким-то странным именем?
   - Во-первых: нам пора перейти на «ты». А во-вторых: я ни кого не заставлял – ты сам уже много лет сражаешься с «ветряными мельницами» и натворил столько глупостей, что другим хватило бы на десять жизней. А имя вполне нормальное, если не сказать большего, – Дон Кихот. И звучит гордо! – он засмеялся, похлопывая меня по плечу.
     Мне тоже стало смешно, должно быть, от осознания своих, казалось бы, умнейших поступков и дум. Я расхохотался и, грозя пальцем, выдавил сквозь смех:
   - точно, Мигель, точно. Совершенно верно!
     Тут музыканты, вторя нашему веселью, «врезали» зажигательное колумбийское регги, а мы стали прихлопывать в такт вместе со всеми. Оказалось, что таверна уже полна бродяг и простого люда, пришедших снять усталость, глотнуть вина, поболтать и послушать песни Хуанеса. Так звали того симпатичного парня с гитарой, а точнее – Хуан Васкес. Он крикнул в микрофон: «Ля камиса негро!». Небесный вулкан вновь напомнил о себе. Народ взревел, а певец запел:
   - У меня чёрная рубашка. У моей любви траур. На мне чёрная рубашка, а под ней мертвец...
     Какая же жажда жизни скрывалась под рубахой этого мертвеца. Она наполняла людей невероятной силой, вселяла надежду и веру. И все пели. Плясали. Жили!
   - А теперь – сказал Васкес, жестом понизив накал фиесты до «пиано», – сюр-приз... Встречайте! Наш великий... Габриэль!!! – Он вытянул руки вперёд, а из толпы вышел совершенно обычный человек в строгом костюме и обнял Хуана. Все зааплодировали, а они продолжили с помощью сотен друзей.
   - Я видел Габриэля в тысяча девятьсот восемьдесят шестом, – сказал я Мигелю, – он пел «Don,t give up» вместе с Кейт Буш. Но сейчас на сцене кто-то другой.
   - Да, – согласился мой друг, – порой происходят необъяснимые метаморфозы пространства и времени, например: историю Дон Кихота, что Вы услышали, я написал четыре века назад, а сейчас мы даже не в Испании. Но по поводу Габриэля, Серж, Вы абсолютно правы: ваш Габриэль – певец, а этот – писатель Гарсиа Маркес.
     В этот миг раздался такой оглушительный взрыв, что крыша таверны подпрыгнула, ослепив нас молнией.
   - Аурелиано Буэндия! – раздался пронзительный крик, – я знаю, ты здесь!
Новый удар, сине-белая вспышка и загзаг электрической дуги воспламенил потолок слева от меня, вырвав из мрака человека с книгой.
   - Буэндия, закрой её! – ревел в микрофон Маркес, продираясь сквозь толпу.
Здоровяк испуганно оглянулся. Меня осенила догадка и я рванулся к нему. Габриэль, перепрыгивая стол, упал, разбил микрофон и бровь. Аурелиано крикнул: «Нет!» и стал судорожно водить по странице пальцем, преследуя его взглядом. Маркес, истекая кровью, крикнул мне:
   - Останови его!
     Следующий разряд грозы раздался, казалось, прямо в таверне, выбив окна, разбросав пламя по потолку. Головой я ощутил удар толи стихии, толи Буэндия, вцепился в книгу, вырвал её из рук Аурелиано и накрыл своим телом. Он бросился на меня, обхватил за шею и начал душить.
     Последний гром деликатно приподнял крышу и погасил пламя. Уже теряя сознание, я почувствовал как рука здоровяка слабеет и он падает возле меня.
     Когда я пришел в себя, все кричали: «Вива Виктория!», пили вино и «Рон»; хором примеряли «Чёрную рубашку» и другие прекрасные вещи. Напомнив Дон Кихота, от смерти меня спас Мигель, разбив стул о голову Буэндия. Затем его связали, а Габриэль устало изрёк:
   - Ещё не время, сынок, не время... – и спрятал книгу.
     Сервантес познакомил меня с Васкесом и Маркесом. Прощаясь, мы обнялись, пожали друг другу руки и я с грустью сказал:
   - Спасибо вам друзья: Хуан... Мигель... Габриэль! Вы навсегда со мной!
27.06.2021