Три жизни Гения. Роль длиною в жизнь... гл. 38

ГЛАВА 38. Десятая годовщина смерти Косицыной


Я продолжила сеансы с Ники. Каждый из них был для нас обоих маленьким праздником, мы возвращались в прошлое, хоть и жили в реальном времени.
Через несколько дней мы начали занятия, не прекращая сеансы. Самым трудным был первый "урок".
#- Ну, что, - я сидела за роялем. - Поём?
#- Да, - уверенно ответил ответил Ники. Ему не терпелось начать.
Ники начал распеваться так, как будто делал это каждый день.
Мы оба были счастливы. Моё сердце снова сжалось от счастья, когда я услышала его голос. Он не сильно изменился. Только лирика ушла. Теперь у него был драматический тенор. Но тенор!
#- На сегодня хватит, - решила я через полчаса работы. - Начнём с малого. Это не должно стать стрессом. Как Вы себя чувствуете?
#- Потрясающе! - воскликнул Ники. - Я счастлив! Как никогда. Мне не хватает только Её рядом. Но я знаю, что всё сразу не бывает. И я не жалуюсь. Я счастлив! Спасибо Вам огромное!
#- А как голос? - я вообще-то про это спрашивала. - Как связки? Не сильно устали? Ведь эти годы напряжение было направлено на другие мышцы.
#- Всё нормально. Слегка неуютно - но я знаю, что так бывает всегда, когда долго не поёшь. Это нормально. Спасибо, - повторил он.
#- Рано ещё благодарить, - я улыбнулась. - А что ты скажешь, Андрелло?
Моррези сидел рядом на всех занятиях. Он не оставлял меня одну.
#- По-моему, здорово. Не хочу сглазить, но раньше ты звучал хуже, - признался баритон.
#- Спасибо! - Ники был вдохновлён и окрылён. - Но ещё действительно рано судить. Но я всё равно счастлив.
Занятия продолжались ежедневно, продолжительность и частота "подходов" в день возрастала. Сеансы я проводить перестала почти сразу - в них уже не было необходимости, а вот здоровье моё они портили порядком.

Между тем всё чаще стал звонить Альфред. Он навязывался уже окровенне и наглее. Мне надо было что-то придумать.
В оркестр я бы в любом случае не вернулась. Но работать хотелось. И хотелось отомстить Альфреду. Мне его измена была безразлична - раздражал сам факт!
И я, конечно же, придумала!

Должна здесь отметить, что строительство моего концертного зала в России продвигалось очень успешно - обещали сдать через год с небольшим.
И вот к презентации зала мне надо было придумать что-то особенное. И я решила объединить это с местью Альфреду. Получилось, по-моему, гениально.
Я решила создать свой собственный оркестр, свой личный оркестр. Через СМИ (и Бьянко в первую очередь) я объявила конкурс среди музыкантов на работу в оркестр Агаты Камю.
Требований было очень много. Все конкурсанты должны были быть мужского пола, в возрасте от тридцати до сорока лет, естественно с высшим образованием, с тремя и более дипломами первой премии (или Гран При) с самых крупных международных конкурсов, с хорошими инструментами и огромными амбициями. Это что касалось профессионализма. Самое интересное начиналось дальше. Все должны были быть европеоидной расы, красивыми, аккуратными (я, к сожалению, не могла это проконтролировать, но положилась в этом пункте на опытных стилистов и имидж-мейкеров). У всех длолжен был быть хороший, тонкий вкус, изысканные манеры, широкий кругозор и богатый словарный запас. У них не должно было быть никакой личной жизни (ни подружек, ни тем более семьи). И с ориентацией тоже проблем не должно было быть (только «традициалы»).
Это что касается основных требований. Круг претендентов резко сужался. Зато не было ограничения на языки и страны. Я всегда была в некоторой степени расисткой - ну, не хотела я видеть у себя в оркестре ни негров, ни азиатов, ни арабов! В конце концов, это мой оркестр!
Количество мест основного состава - две тысячи человек, камерного - пятьсот человек.
/хор, который мне иногда требовался в симфониях, на первое время я решила приглашать сборный для разовой работы; свой хор у меня появился только с появлением оперного театра/
Ажиотаж был сумасшедший. Я доверила вести все хозяйственные дела Пьеру - нанимать сколько понадобится и какой понадобится специальности людей, снимать помещения и делать всё, что он посчитает нужным.
Приём заявок начинался первого августа и заканчивался тридцать первого декабря. За распространение информации я была спокойна.
Вопреки моим опасениям (я боялась, что требования покажутся несуразными и нереальными), заявки хлынули просто лавиной. И решающим фактором оказались обещанные мною гонорары, которые я огласила предварительно.
Я хотела собрать лучший оркестр, самый красивый, молодой, живой и профессиональный. Я и тут хотела стать лучшей.
Но пока всё это было поручено Пьеру. Сама я решила вступить в действие только на последней стадии отбора.
Альфред чуть не умер, когда узнал об этом!

А я продолжала работать с Ники под чутким наблюдением Моррези. И только через два месяца я решила, что дальше он может справляться и без меня. Честно говоря, я просто выбилась из сил.

#- Только кого я смогу петь? - вздохнул Ники. - Я ведь уже достаточно стар. Скоро мне будет пятьдесят, - это был наш последний разговор перед его отъездом. Уже «в дверях».
#- И что?! Вы считаете, что для зрелого голоса ничего нет? Это же глупо. Поверьте, для меццо написано гораздо меньше, чем для зрелого драматического тенора. Начиная с того же Радамеса, весь Пуччини, Вагнер и сотни других опер и композиторов. Вы просто привыкли судить о теноре как о молодом пылком любовнике. Вам придётся поменять ориентиры и сместить акценты с техники и красоты собственного голоса на глубину и содержательность музыки и эмоций, которые она передаёт.
#- Вы правы, - он согласился, выслушав меня. - Вы себе даже не представляете, сколько для меня сделали и делаете. Я не знаю, как Вас отблагодарить.
#- Пойте! Это будет для меня лучшей наградой. И Косицына будет счастлива, я уверена. Что ж, на этом, полагаю, моя миссия завершена. Дальше Вы должны взять свою жизнь в собственные руки и направить её в нужное русло. У Вас всё для этого есть. Я сделала всё, что от меня требовалось. Простите, если что-то было не так, - я вынуждена была поставить точку, как бы мне не было хорошо с ним. Мне пора было уже решать свои проблемы.
#- Спасибо! Спасибо за всё! Всё было удивительно, замечательно! Давно я не был так счастлив. Спасибо, что помогли мне снова увидеть Её. Я никогда этого не забуду, я буду благодарен Вам до конца своей жизни, - он поцеловал мою руку.
#- Будьте счастливы! Удачи Вам. Если Вам понадобится моя помощь или совет Косицыной - Вы всегда можете ко мне обратиться. Я никогда Вам не откажу. Счастливого пути!
#- Ещё раз, ещё тысячу раз спасибо. Я буду иметь это в виду. До свидания, - он ещё раз поцеловал мою руку.
Моррези вышел вместе с Ники.
"Мне тяжело было сказать "до свидания", но не больно. Я знаю, что он вернётся. Теперь мы уже никогда больше не потеряем друг друга, никогда! А пока мы должны разобраться каждый со своими делами".

*- Я уже начал чувствовать себя лишним, - заметил Андри, вернувшись из аэропорта.
*- Я тебя уже просила: перестань! - спокойно проговорила я. - А он молодец! Как поёт!
*- Вот здесь я с тобой согласен. Здорово, ничего не скажешь. Надеюсь, его восстановят в Большом.
*- А я попрошу Сашу заняться записями.
*- Не советую, - ухмыльнулся Моррези. - Я бы на его месте... - он замолчал.
*- И что же?
*- Выгнал бы его для начала. Теперь он сам себя прокормить может.
*- Ну, и о чём с тобой можно говорить? - вздохнула я. - Ты ничего не смыслишь в бизнесе!
*- Может быть, но я им и не занимаюсь.

После отъезда Ники Моррези перестал быть таким раздражительным. Он стал таким, каким был до начала этой истории.

А Саша меж тем очень продвинулся по делу Жени. Он, конечно, был очень обижен на меня за то, что пока он копался в грязном белье Шульцев, я проводила время с Ники. Обижен - мягко сказано, он был очень зол на меня. Единственное, что хоть немного его утешало - это то, что рядом с нами всегда был Моррези. Ему он верил. Он знал, что итальянец не позволит мне перейти черту "благочестивых" взаимоотношений.
Что касалось дела по убийству, Саша уже смог доказать, что Фридрих его сын от Косицыной, и он уже почти раскопал всю поднаготную Шульцев. Он рассчитывал поставить точку в этом деле к Новому году. Всё оказалось не так сложно - Шульцы очень много следили (как в прошлом, так и в настоящем) и оставили очень много долгов и "обиженных". Уже даже вышли на "крышу", и он активно сдавал всю информацию, какой только распологал.
Я в Нюрнберг больше не ездила, общалась с сыном только посредством видений.

Дела с подбором кандидатов в мой оркестр тоже шли полным ходом. Некоторые оркестранты Парижа, которые работали со мной, не поверили прессе и решили проверить правдивость информации, подослав "засланного казачка" - Жоржа.
&- Мадам, добрый день.
&- Привет, Жорж, - я была совершенно искренне рада его слышать.
&- Как Ваше здоровье?
&- Спасибо, хорошо. Точнее, также. А как Ваши дела? Работаете?
&- Пока нет, - честно ответил он. - А я у Вас хотел спросить. Это правда, что Вы к нам не вернётесь? Никто в это не верит.
&- К сожалению, правда. Я думаю, ты понимаешь причины моего ухода.
&- Если честно - нет. Вы всегда дирижировали по памяти, без партитур. Лично я не вижу препятствий для Вас. Вы ведь Гений!
&- Хоронить только меня не надо. Рано пока признавать, - усмехнулась я. - Я думала, ты понимаешь, что моя слепота - это только отговорка для прессы, моё прикрытие. Я не хочу вовзвращаться в оркестр ... из-за Альфреда, - Жорж был один из немногих, кто был в курсе истории с выкидышем и нашей ссоры.
&- Мне казалось, Вы его простили.
&- Почти, - согласидлась я. - Но работать под его руководством я не хочу. Честно. Надеюсь, это между нами?
&- Конечно, - он поспешил меня успокоить. - А можно ещё один вопрос?
&- Давай.
&- Вы действительно хотите создать свой оркестр?
&- Да, это так.
&- В две тысячи человек?
&- Да, - снова утвердительно ответила я.
&- Но где вы будете репетировать?
&- Какой ты материалист! Ты не спрашиваешь, где я возьму столько красивых, неженатых и гениальных музыкантов, ты спрашиваешь, где я буду репетировать! - я удивилась. - Это пока секрет. У меня уже всё продуманно.
&- А Вы знаете, из нашего оркестра уже человек тридцать собрались к Вам перебираться, - "по-секрету" сказал он.
&- Но у нас нет столько холостяков!
&- Они готовы развеститсь и поставить крест на личной жизни, только чтобы работать с Вами.
&- Скорее за те гонорары, которые я обещаю, - заметила колко я. - Но всё равно я польщена. Но им в любом случае предстоит выдержать несколько отборочных туров. И проводить их буду не я. Так что ты их предупреди, чтобы они на меня не обижались. Я своих протаскивать не буду, да и не смогу, - предупредила я.
&- Хорошо, передам. А Можно попросить Вас от коллектива об одном одолжении?
&- Смотря о каком?
&- Вы не могли бы дать у нас хоть один концерт. Мы скучаем по Вас и по нашей работе, - попросил он.
&- Я подумаю, - пообещала я.
&- Спасибо. Простите, если задержал Вас.
&- Всё хорошо. Я позвоню тебе, когда решу. Всего доброго.
&- До свидания, - ответил он.
"А почему бы и нет?!".
Несколько дней я придумывала программу. И решила дать серию концертов из симфоний Бетховена.

Через несколько дней я перезвонила некогда своей первой скрипке.
&- Жорж, я подумала и решила, - я сделала паузу. - Я согласна. Но! У меня много "но". Боюсь, вы ещё пожалеете, что попросили меня об этом.
&- Ну, что Вы! Мы столько уже прошли...
&- Конечно. Итак, через месяц у вас должны быть партии всех симфонии Бетховена. И не просто на на руках, а разобраны.
&- Через месяц?! - он не поверил своим ушам.
&- Я предупредила. Либо так, либо никак.
&- Конечно, я понял. Через месяц все симфонии Бетховена? - он уточнил.
&- Верно. Сыгрываться будете со мной. И Альфреду ничего не говорите.
&- Хорошо. Начнём прямо сейчас.
&- Удачи! До встречи через месяц, - попрощалась я.
&- Всего доброго.
Мне самой предстояло за месяц сделать девять партитур. Ну, с первой, второй, третьей, пятой, шестой, восьмой и девятой мне было проще - их я когда-то учила, надо было только вспомнить, а вот четвёртую и седьмую надо было разбирать с нуля. Как - я пока не знала.
Оказалось, всё не так страшно. По слуху получалось даже лучше, чем по нотам - я не отвлекалась на значки.
Таким образом, за месяц я довела все девять симфоний до совершенства (в жесте). Я работала много и с увлечением. Это была единственная сфера, где мне не мешала моя слепота.
В конце сентября я приехала в Париж. В концертной зал я зашла под руку с Пьром (Моррези остался в Байрёйте).
Оркестр, который я предупредила накануне, уже собрался в зале.
Пьер проводил меня до подставки и помог подняться. Все сидели молча. На глазах у меня была чёрная повязка (без шляпок и вуалей).
&- Добрый день, - поздоровалась я.
Раздался художественный шум-приветствие
&- Я рада слышать вас. Надеюсь, все знают, почему я здесь. Не ради концетного зала - я здесь больше не работаю. Я здесь исключительно ради вас. Я хочу, чтобы мы подготовили за месяц все симфонии Бетховена. Мы должны их испонить со второго по пятое ноября - в десятую годовщину смерти великой Косицыной и в её сорокалетие, увы, не состоявшееся. Итак, вы готовы? Вы хотите работать и помочь мне?
В ответ снова раздался художественный шум, более насыщенный.
&- Замечательно, - я приняла это как согласие. - Открываем первую симфрнию, - без лишних слов я начала репетицию.
Я, как и раньше, не зависимо от продолжительности, не позволяла себе даже присесть. Мы работали много и плодотворно.
Оказалось, что оркестр тоже знает уже не одну симфонию, а именно: первую, третью, пятую, шестую и девятую. То есть новыми были только четыре симфонии. Это значительно облегчало нашу работу.

К десятой годовщине моей смерти готовился вес мир. И в первую очередь - Россия. Жаль, что я не могла этого видеть - почти вся Москва была завешана моими портретами: это были и фото со спектаклей, и за роялем, и в Консерватории со студентами (и даже со Славиным!) и многие, многие другие. И на всех была я! Точнее, Косицына. Такая, какой она была десять и больше лет назад. Ещё молодая и полная энергии даже накануне смерти. Сильная женщина, умеющая и жаждущая жить. Она была прекрасна!
Каждый крупный город в России готовил что-то своё, никто не хотел остаться в стороне.
И снова, как и в предыдущие мои годовщины, ставились "мои" спектакли, исполнялись мои песни (и те, которые исполняла я, и написанные мною), играли весь мой репертуар.
Честно говоря, казалось, что всем это уже порядком поднадоело.
Но что самое смешное - ни Бах, ни Росса не должны были остаться в стороне. А у меня на эти дни были назначены выступления с оркестром со всеми симфониями Бетховена.
Слава Богу, соображалка у меня всегда работала хорошо!
Бах должна была дать небольшой концерт из произведений всё того же Баха (ну, кого ещё можно играть с таким же успехом вслепую?!) плюс двадцать четыре прелюдии и фуги Шостаковича (я надеялась-таки их сыграть - слишком хорошо я их знала).
А Росса должна была тоже дать "небольшой" концертик из самых популярных арий, исполненных Косицыной. На него были приглашены Моррези и Альтов (вовермя я ему голос восстановила).
Проблема была с накладками. Но так как Косицына умерла дважды, следовательно, годовщины отмечали со второго по пятое ноября. Это решало многие проблемы, но не все.
Второго чила обязательно должна была петь Росса плюс обязательно надо было отыграть две симфонии. Поэтому симфонии я поставила на утро, а концерт Росса - на вечер, это было важнее.
Так как велась прямая трансляция, Камю объяснила это тем, что не хочет ставить в тупик тех, кто хочет посмотреть оба концерта, кроме того, она сама очень хотела сходить на концерт Росса.
Вот программа десятой годовщины смерти Косицыной:
Второе ноября: Утро. Париж. Первая и вторая симфонии Бетховена (Камю)
Вечер. Милан. Концерт Росса с участием Моррези и Альтова.
Третье ноября: День - вечер. Париж. Третья, четвёрта, пятая симфонии Бетховена (Камю)
Четвёртое ноября: Утро. Париж. Шестая, седьмая симфонии Бетховена (Камю)
Вечер. Берлин. Концерт Александры Бах
Пятое ноября: День-вечер. Париж. Восьмая и девятая симфонии Бетховена (Камю)
И всё это мне предстояло "пережить".
Месяц до выступления (впрочем, как всегда) я пахала уже даже не по двадцать часов, а по двадцать два часа в сутки (я бы сказала даже все тридцать). Весь месяц я буквально провисела в воздухе над Европой в перелётах между Францией и Италией (надо заметить, что к тому моменту у меня уже было несколько своих аэродромов, два самолёта и два вертолёта - это было очень удобно, учитывая характер моей работы).
Про сон я забыла, только ела изредка (иначе петь вообще не смогла бы). Я подсела на сильный экстази, благодаря которому могла работать без сна, отдыха и еды, не проваливаясь в видения и другие параллельные миры без своего на то желания.
Вот с того-то момента и началась моя тотальная зависимость от лекарств. Я уже так и не смогла от них отказаться, сколько попыток не предпринимала после.
Зато сколько я сделала! Столько, сколько и за несколько самых плодотворных лет не делала.
Самым дорогим подарком для меня стало моё здоровье. Впервые в жизни на важном концерте у меня не было никаких проблем (ну, кроме слепоты, с которой я уже даже свыклась). Моя голова была занята только творчеством.
Подъём сил и вдохновения был колоссальным! Причём у всех: начиная с меня, заканчивая оркестром, с которым пела Росса.
Кстати, оркестр у неё был из Байрёйта с главным дирижёром.
В принципе, там-то и была у меня главная проблема. Ладно соло, а как дуэтом петь? С Моррези-то я ещё спою, но Ники? Как ему всё объяснить.

Я не могла ничего придумать, слишком короток был срок (один день). Накануне репетиции я решила посоветоваться с Андрелло.
*- Андри, что мне делать? - взмолилась я. - Я же не могу с ним петь!
*- Да, проблема, - согласился он.
*- А может рассказаться ему? - осторожно предложила я.
*- Нет! - категорично заявил он. - Только через мой труп! Он ничего не должен знать. Я предупрежу его, что у тебя возникли проблемы со зрением.
*- Но это вызовет подозрение, - предположила я. - Слишком кричала я о слепоте Камю.
*- Так откажись от этой затеи.
*- Ни за что! Я лучше признаюсь ему во всём!
*- Я тебе не позволю! - уже крикнул Андри.
*- Что мне делать?! - безнадёжно воскликнула я.
Несколько минут стояла тишина.
*- Я придумала! – воскликнула я. - Я буду петь в видении!
*- Ты думаешь, получится? - усомнился Моррези.
*- У меня нет другого выхода. А так, по крайней мере, я буду его хотя бы видеть.
*- Но тебе всё равно придётся снять повязку.
*- Как раз и не надо. Я ему так и скажу - вместо меня будет петь Косицына! Я уже знаю, насколько надо поднять цены на билеты, - я довольная улыбнулась.
*- Ты хочешь изменить имя на афишах?
*- Не изменить, а дописать. Это будет сногсшибательный концерт. "Спиритический сеанс с Косицыной на сцене La Scala. Специально для вас!", - я уже представила рекламу.
*- А ты не перегибаешь?
*- Нет. Кроме того, я смогу наконец-то петь сопрановые партии! - довольно воскликнула я. - Голос-то у меня мой остался и восстановился полностью. Я ещё и запись разрешу. Пусть потом сравнивают. Представляешь, какая шумиха будет, когда голоса будут идентифицированны. Они поймут, что пела Косицына, а не Росса.
*- Готовишь почву для возвращения? - тяжело вздохнул Андри.
*- В том числе. Ну, и как тебе идея?
*- Как всегда - гениально, - вяло проговорил он.
*- Он будет счастлив! - сама себе сказала я и погрузилась в "счастье".
*- Я тоже, - добавил Моррези.
*- Вот и здорово! Все будут счастливы. Я - спокойна. Всё будет по высшему разряду!

Ники, приехавший на следующий день, действительно был счастлив, когда я сообщила ему эту новость. А мне не пришлось снимать повязку.
Всё шло просто гениально.
Только пришлось увеличить дозу наркотика...
Все труды нашли благодарное вознаграждение.
Эти четыре дня стали для меня одними из самых счастливых дней в моей жизни. Я уже и забыла, что такое счастье (артиста)!
О подобном дне рождения любой артист может только мечтать! За четыре дня я покорила всю Европу и получила сногсшибательные гонорары плюс доходы от трансляций и записей. Я заработала чуть ли не больше, чем все деньги, полученные мною потом и кровью за эти десять лет. И я была счастлива! Я занималась любимым делом, меня окружали любящие люди - что ещё нужно для полного счастья?
Единственное, за что я боялась - за начало. Вся эта концертная эпопея открывалась первыми двумя симфониями Бетховена - мягко говоря, не самыми популярными произведениями. Я боялась, что не соберу зал.
Но как же я ошибалась!
Зрители были готовы заплатить сумасшедшие деньги только, чтобы просто посмотреть на меня!
За последние два месяца работы я начала применять на практике свой экспериментальный способ дирижирования - пальцевую дифференцацию. Так я могла охватить почти все группы инструментов только пальцами, словно играя на невидимом рояле. Оркестранты это заметили, но поняли, что это значит, далеко не сразу. Однако когда разобрались - им стало намного легче вступать и играть. Каждая группа знала, какой палец ей соответствует.
Таким образом, я продолжала самосовершенствование. До последнего своего вздоха я буду совершенствовать эту систему.
Однако мне пришлось отказаться от палочки - она занимала слишком много места в руке, а толку от неё было очень мало.
Думаю, такого приёма первые две симфонии Бетховена ещё никогда не видели и не слышали! Это был настоящий триумф. Должна признать, оркестр сыграл очень даже недурно, особенно учитывая, что вторая симфония стала для нас премьерой.
Мне понравилось, как мы сделали это. Публике тоже. Мне пришлось провести на бис Эгмонта. Вот он уже точно был сделан просто идеально. Зал просто бесновался и устроил нам почти часовую овацию.
Я бы с радостью осталась подольше, но мне надо было лететь в Милан - это было для меня важнее всего!
За сценой (в Париже) меня ждал Моррези. Мы вместе поехали в аэропорт. В Милане сразу из аэропорта мы поехали в театр, где нас уже ждали. По дороге (ещё в воздухе, на самом деле) я переоделась.
Я уже почти полностью свыклась со своей слепотой и перестала воспринимать её как какой-то деффект. Она мне не мешала, не сказать бы наоборот. Всё, что мне надо было видеть, я видела при помощи своих видений, зато восприятие у меня стало тоньше.

Можно упомянуть один довольно интересный казус, связанный с моей слепотой, который произошёл на одной из оркестровых репетиций в Милане. Дирижёр хотел уточнить у меня характер жеста.
#- Мне всё равно, как Вы дирижируете. Главное - чтобы оркестр Вас понимал. Я на дирижёров не смотрю - я пою не для них, а для зала. Поэтому потрудитесь следить за мной, когда я буду петь на сцене.
#- Но...
#- И никаких "но"! - перебила я. - В следующий раз я буду сотрудничать только с немыми дирижёрами. И не отвлекайте меня больше по пустякам.
&- Это наглость! - уходя, бросил дирижёр.
#- Что Вы сказали? - медленно спросила я.
#- Я сказал: как пожелаете, - он ехидно улыбнулся, что чувствовалось по интонации.
#- Хорошо. И ещё должна напомнить, что петь буду не я, а Косицына. Вот с ней и разговаривайте, если Вам так хочется. Только, боюсь, для этого Вам придётся отправиться на тот свет. &Счастливого пути, малограмотный дурак!
Дирижёр онемел и покарснел, Моррези, стоявший рядом, рассмеялся, и и мы с ним отошли в сторону, оставив хама размышлять над своими словами и поведением.
Вот ведь как интересно получилось. Какое-то время назад, когда меня только пригласили в Байрёйт, этот самый дирижёр едва ли не на всех моих репетициях сидел, помогал, когда я вставала к пульту. Но стоило мне получить малую долю популярности, как его отношение ко мне резко изменилось. И потом, он заметил, что оркестр на мои жесты реагирует охотнее и активнее, чем на его собственные. Естественно, его это ущемляло и раздражало. Между нами медленно, но уверенно зрел конфликт, хотя лично мне он был неприятен и не нужен.

С Ники перед концертом я решила не репетировать. Так мне было легче - не хотелось чувствовать себя неловко.
Концерт состоял из трёх отделений: первое - соло Моррези, второе – я и наши дуэты с итальянцем, третье - Ники и я. Наконец-то! И для меня, и для него, и для зрителя.
В начале своего отделения я отпела все известные меццовые вещи из репертуара Косицыной (в манере Росса, разумеется). Это было красиво, содержательно, намного лучше, чем у Косицыной в своё время, но не так инетерсно, как то, что было дальше.
С Моррези уже стало интереснее. Туда вошли уже и сопрановые вещи. А закончили мы отделение заключительной сценой из "Онегина". Её по сценарию пела уже Косицына.
Я без труда смогла вызвать видение и перенестись на сцену Мариинки - лучше, чем тогда, я в своей (Косицыной) жизни никогда не пела.
Когда я вступила, зал замер. Я пела в своей старой манере, но немного улучшив качество, разумеется. Я снова жила той минутой, когда закончилась моя карьера. Ради Моррези, Ники, зрителей я готова была пережить всё это ещё раз.
Не знаю, что чувствовал Моррези, но пел он очень вдохновенно и правдиво... Но не настолько, чтобы снова покончить с собой. Теперь-то он знал, что я - с ним.
Зал вынудил нас спеть на бис всю заключительную сцену. Это было поистине потрясающе! Как я была счастлива!
Но третье отделение! У меня даже нет слов, чтобы это описать. Я уверена, что если бы не выпила слегка и не приняла бы две дозы успокоительного, моё сердце этого бы не выдержало.
Мы с Ники пели наши лучшие дуэты (за которые нас и окрестили лучшим дуэтом мира). Только пели мы их значительно лучше. Я чуствовала, как наши души сливаются в одно целое. Казалось, что поёт только один человек - настолько мы были едины. Благодаря всему пережитому, музыка наполнилась большей глубиной, содержательностью и лёгким оттенком печали. Сила чувств возрастала с каждой минутой, секундой, с каждым звуком, с каждым словом!..
Никто не остался равнодушным. Другой вопрос: поверил ли кто-нибудь, кроме Ники, в то, что это пела не Росса, а Косицына. Но все поверили, что те два образа, от имени которых мы пели, поистине любят друг друга.
Мы с Ники были так счастливы, как не были никогда (ни до, ни после). Я хотела бы умереть в этот момент, чтобы не знать больше ни слепоты, ни разлуки, ни той боли, которую я была вынуждена терпеть без него.
Я не хотела выпускать его руки из своих. Вся моя повязка была мокрой от слёз, которые я не могла и не хотела сдерживать. Я плакала от счастья. И он тоже! Мы оба понимали, что очень скоро мы снова разбежимся, каждый в свою сторону, и одному Богу известно, когда мы вновь встретимся.
Ники вставал на колени, обнимая мои ноги и рыдая прямо на сцене. Он, я думаю, тоже предпочёл бы умереть, но не прерывать эту минуту бездонного счастья.
На бис мы пели больше часа. Зал не хотел нас отпускать, мы друг друга - тоже.
Когда, как мне показалось, опустили занавес, я поцеловала Ники горьким поцелуем, долго не выпуская его из своих объятий.
- Любимый! Я люблю тебя большего всего на свете! Я без тебя жить не могла. А теперь страдаю ещё больше, чем на земле. Прости меня, но я должна уйти, - с этими словами я потеряла сознание (что для меня уже почти стало нормой).
Как оказалось, занавес был поднят, а микрофоны включены, и весь зал это слышал и видел!
Но я была бы не я, если бы не сделала из этого сенсацию и не заработала бы на этом деньги!

Когда я пришла в себя, я смогла понять только одно - раз я в маске, значит, рядом есть или могут быть посторонние. Поэтому я пошла конём:
*- Андри, подойди ко мне, пожалуйста, - позвала я, уверенная, что он рядом.
*- Да, cara, - я не ошиблась. - Как ты себя чувствуешь? Всё в порядке? Тебе что-нибудь принести?
*- Всё хорошо, спасибо. Только голова болит. Принеси, пожалуйста, два аспирина и чего-нибудь выпить.
Через полминуты мне был предложен аспирин и ... стакан воды.
*- Что это? - я поперхнулась. Таблетки-то я не запивала, и Моррези это знал. А про выпить я сказала специально в контектсе аспирина (который мне, пропитанной самыми разными наркотиками, был что мёртвому припарка), чтобы если кто-нибудь услышит этот разговор, ничего плохого не подумал.
*- Вода, - спокойно ответил Андри, понимая, однако, что именно я имела в виду.
*- Может, очень холодная? - я услышала рядом с собой голос Ники.
*- Скорее наоборот, - нашлась я. - "Ну, ладно, потом поговорим". - Но ничего страшного.
#- Простите меня, синьора, если я забрал у Вас слишком много сил. Но я Вам так благодарен! Вы себе не представляете, что это значит для меня, - восторженно сказал Ники.
#- Вам не за что извиняться. Я всегда рада помочь вам обоим. Мне всегда были глубоко симпатичны ваши отношения. Если бы я могла умереть за Косицыну, я бы сделала это, - с дуру ляпнула я.
#- Ну, что Вы! Нельзя так говорить. Всё идёт так, как должно идти.
#- Да, наверное, Вы правы. Простите, но не могли бы Вы нас оставить наедине с моим мужем?
#- Конечно. Я понимаю. Я буду недалеко, - он вышел.
*- Какого хрена ты подсунул мне эту дрянь?! Ты ведь прекрасно меня понял! - сразу выпалила я и встала.
*- Cara, должен напомнить: здесь нет шумоизоляции. В коридоре всё слышно, если тебя это волнует, конечно. А что касается воды - тебе надо держать форму. Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра у тебя ответственные выступления. И я никогда не подам тебе стакан с ядом, как бы ты меня не проклинала. Я не могу тебя убить. Я готов к тому, что ты будешь кричать, можешь всё сломать, возненавидеть меня. Я всё переживу и стерплю, но не причиню тебе своими руками зло.
*- Ладно. Хватит источать благородство, - я успокоилась (мне была приятна его забота, реальная, а не на один только словах). - Как тебе наши дуэты?
*- Я не слушал, - честно признался он.
*- Даже так? С чего вдруг? Боялся принять его за Матаделли?
Моррези тяжело вздохнул.
*- Я, по-моему, уже просила отвечать, когда я спрашиваю! - напомнила я.
*- Да, прости. Просто ты вряд ли сможешь меня понять. Не могу я видеть вас вместе! Видит небо, мне было легче смириться с твоей смертью, чем с тем, что ты любишь его, а мне нет места в твоём сердце!
*- Я тебя понимаю, - неожиданно даже для себя сказала я. - Это ужасно. Прости, но сердцу не прикажешь. Успокой себя тем, что я не с ним, а с тобой. И не думай, что я не страдаю. Мучаются все: ты – потому что я не люблю тебя, он - так как уверен, что я мертва, я - так как не могу быть даже рядом с ним, а больше всех Саша - он все годы нашей совместной жизни был вынужден терпеть незримое присутствие Ники, зная и видя, что мы любим друг друга, а теперь он даже не может быть со мной. Да ещё и воспитывает детей Ники! Ты уже, наверное, знаешь, что Рома и Юля - его дети, а не сашины?
*- Да, Александр мне рассказал это, - вздохнул Андрелло.
Наступила тишина.
*- Лучше бы я не рождалась, - тихо произнесла я. - Столько горя в этот мир принесла, столько жизней сломала. А доброго ничего не сделала, никому не помогла. От меня одно зло. Должно быть, мне сам Сата** благоворит - иначе я бы давно уже умерла. Я проклята! Но я сделаю всё, чтобы на моих детей это проклятье не легло!
Моррези решил промолчать, видимо понимаю, что как раз на них ложится ещё больше.

Утром следующего дня я была в Париже и в отличной форме (и всё благодаря моему спасительному наркотику).
Триумф возрастал с каждым днём. Третью и пятую симфонии мы исполняли на бис. А после этого ещё и "Картиинки" (в обработке Равеля, разумеется).
Переночевала я в своём загородном доме. Немного позанимавшись за роялем, я хотела поспать – но мне это не удалось… Немного помедитировав, я продолжила занятия.
Шестая и седьмая симфонии продолжили вчерашний успех, подогревая публику всё больше и больше.
Берлинский концерт тоже прошёл шикарно. Я впервые попробовала вызвать видение за роялем. И у меня-таки получилось! Я видела клавиатуру вполне реально. Играла я очень спокойно. Это было чудесно!
Завершилось моё триумфальное шествие двумя последними симфониями Бетховена. Финал девятой пришлось исполнить на бис аж четыре раза! После чего я провела сюиты из "Щелкунчика" и "Спящей".
Этим я поставила точку в "праздновании" своей десятой годовщины смерти.
Осталось дело за малым: написать с десяток статей и разослать их по изданиям. С этим я справилась в течение недели.
Когда с последним изданием было покончено, я смогла облегчённо вздохнуть. Огромный груз свалился с моих плеч.
Я была вымотана и разбита. Мне было лень даже подсчитать свои гонорары. Одно я знала наверняка - мои внуки (даже если их будет десятка три) обеспечены до своей смерти и могут жить на широкую ногу.
Мне уже можно было ничего не делать. Но это немного не совпадало с моими планами. У меня было ещё очень много задумок. И кое-какие из них уже шли по пути воплощения в жизнь.

продолжение: http://proza.ru/2022/01/05/1960