Газетная проза. Почему я не встретился c Вл. Сем

ГАЗЕТНАЯ ПРОЗА.
ПОЧЕМУ Я НЕ ВСТРЕТИЛСЯ С ВЛАДИМИРОМ СЕМЕНОВИЧЕМ

Эта статья написана нашим давним автором майором милиции Борисом Комиссаровым.
1 января 1998 года он отметил свой пятидесятилетний юбилей и был награжден за многолетнюю плодотворную служебную и общественную деятельность Почетной грамотой Администрации Читинской области. Мы присоединяемся к поздравлениям и добрым пожеланиям Борису Ильичу и предлагаем вниманию читателей его статью, написанную к юбилею Владимира Семеновича Высоцкого.
Я СОВЕРШЕННО точно должен был встретиться с Владимиром Семеновмчем Высоцким в сентябре 1976 года в салоне авиалайнера, выполнявшего международный рейс Москва – Белград. Но не встретился. Так как мне отказали в туристической поездке в Югославию. Годом раньше не пустили с туристической группой в Италию.
------------------------------------------

Я СОВЕРШЕННО точно должен был встретиться с Владимиром Семеновмчем Высоцким в сентябре 1976 года в салоне авиалайнера, выполнявшего международный рейс Москва – Белград. Но не встретился. Так как мне отказали в туристической поездке в Югославию. Годом раньше не пустили с туристической группой в Италию.

*  * *
...Представьте себе молодого впечатлительного человека, не остывшего от пионерской и комсомольской романтики, верившего в идеалы. Еще он писал и публиковал в местной газете лирические стихи, занимался музыкой. Его пригласили в редакцию: в 18 – литсотрудник, в 20 – зав.отделом, в 23 – ответственный секретарь, в 25 – зам.редактора районной газеты. В 26 окончил заочное отделение журналистики Иркутского госуниверситета почти с красным дипломом (не хватило для общего процента одной «пятерки»).

* * *
...Из стабильного, не сменяемого годами коллектива в старинном  таежном Сретенске, где вырос с детства, сектор печати обкома партии уговорил меня перевестись во вновь образованный степной пограничный район в поселок Забайкальск. Там в редакции – развал. Я месяцами заменял часто болевшего шефа, вкалывал с утра до ночи почти один – и доказал, что неплохо справляюсь. Взысканий, само собой, не имел. Никакой, словом, зацепки, чтобы объявить недостойным.

* * *
...Коммунистическое мировоззрение получило смертельный удар после собрания, на котором редактору поручили не утвердить подписанную им же мою характеристику для выезда за «бугор». Характеристику все-таки утверждают большинством голосов. Против лишь редактор и его жена. Это абсурдное собрание с несогласованной повесткой мне же и пришлось вести, как секретарю парторганизации.

* * *
...Много чего было после этого. На целый роман хватит. Например, судебный иск о клевете на партсобрании. Заседание районной комиссии по выезду за границу, ответ из областной комиссии (устный, чтоб без следов), кассационная жалоба на определение районного суда, направленное мной в областной суд...

Конфликт привел, в конце концов, к моему отъезду из Забайкальска. Но прежде высокие обкомовские чины, рангом не ниже зав.отделом, приезжали разбираться со мной и вели себя очень аккуратно, как с ненормальным, играющим против всяких правил.

* * *
Партийная ненависть против меня не угасла даже в 1990 году, когда без законных оснований отменили мою, УЖЕ состоявшуюся регистрацию кандидатом в депутаты Читинского областного Совета. В областной избирательной комиссии это по сей день единственный случай за всю историю свободных выборов, в которых участвовали тысячи кандидатов. Однако я добился успеха через два месяца при повторном выдвижении и выборах в своем округе. Мне отдали почти 70 процентов голосов, хотя было три кандидата. Затем работал на постоянной основе в Совете, возглавлял фактически до конца 1993 года комитет по правам человека, законности и правопорядку, а также демократическую депутатскую фракцию.

* * *
Но вернемся в 76-й год. Тогда вместо меня поехала в Югославию радиоорганизатор Татьяна. Как секретарь парторганизации я подписал ей характеристику на выезд, хотя сам был признан недостойным.

Еще большим абсурдом было то, что ее мужу, врачу психоневрологической больницы, не разрешили поехать в Югославию вместе с женой. Сергей увлекался гитарой, но однажды отказался участвовать в каком-то смотре патриотической песни. Это выставили причиной его неблагонадежности. Психиатру высокой квалификации, заведующему отделением больницы, не в силах было это понять. И пока жена Сергея загорала на пляжах Адриатики, мы с ним пили вино в моей или его квартирке, слушали Высоцкого, обсуждали часами наши судьбы и всю эту... «Манчжурию», как выразилась несравненная Лия Ахеджакова в замечательном фильме Эльдара Рязанова.

...А Татьяна летела в одном салоне с Владимиром Высоцким. Во время полета его окружали люди, которым он успевал еще петь свои песни. Наш Аэрофлот допускал тогда большие поблажки на международных линиях: можно было выйти на площадку в хвосте, встать в кружок, курить и петь. Такое не забудешь.

Годы спустя, я сверил по публикациям хронологию того периода жизни Высоцкого. Он действительно выезжал на 10-й международный театральный фестиваль БИТЕФ в Белград с группой артистов театра на Таганке в сентябре 1976 года.

А Сергей оказался настоящим другом. Все испугались, а он – нет. Собственноручно написал для меня свидетельство о том, что 1 мая, в праздник пролетарской солидарности трудящихся, мы с ним сидели в ресторане станции Забайкальск, и спокойно, без надрыва пели под его гитару русскую народную песню «Степь да степь кругом» на английском языке. Никто к нам претензий не предъявлял и тем более под руки пьяных не выводил. Сами пришли и сами ушли.  Мы – интеллигентные люди, у всех на виду. Ресторан и вокзал в захудалом тогда Забайкальске были довольно приличные – как-никак, а пограничные ворота СССР, кормились там и иностранные представители соседней державы.

После провалившегося собрания, где «Случай в ресторане» (название одной из песен Высоцкого) стал заглавным компроматом, к секретарю райкома вызывались по одному сотрудники редакции, которым раскрывалась моя тайная личина. Попробуй не испугайся!

Мучил вопрос: за что? «Кто здесь враг таинственный»? То ли за графу за пятую, как Мишку Шифмана, то ли за критически острое перо, отточенное на безобразиях нашей действительности, то ли за все вместе. Я лез на рожон, пытал об этом, нарушая всякую субординацию первого секретаря. Все больше и больше записей личных бесед на эту тему и документов накапливалось у меня для будущего несостоявшегося романа, замысел которого тлел еще лет двадцать. Даже предисловие придумал, выписал на карточки близкие к действительному звучанию имена, и все накапливал и заносил на листочки мысли, воспоминания, вырезки из газет со своими комментариями.

* * *
В том же году первый секретарь отпустил меня с миром из района. Я мог ехать к отцу – отставнику военной службы в Курск. Мог к тете в Ленинград. ОНИ этого и хотели и карточку учетную в один из партийных райкомов города Курска отправили. А я с огромными проблемами устроился и затерялся в Чите на неприметном месте, поскольку на областном радио, куда меня телеграммой тайно пригласили, не приняли. Конспирация подвела, обком пронюхал и запретил, а председатель радиокомитета побоялся даже признаться в своем желании перехватить меня на пути в Европу.  («Кто  ты там будешь?  Затеряешься»,- уговаривал он меня).

Условием моего отъезда из Забайкальска поставили отзыв мною кассационной жалобы из областного суда. Юридически она была настолько грамотной и обоснованной, а отказ районного суда незаконным, что ее пришлось бы непременно рассматривать областным судом, который тут же доложил обкому о сложившейся щекотливой ситуации. К слову, мою жалобу неофициально посмотрел, как юрист, районный прокурор и одобрил без единого замечания. Ведь закон-то я тоже изучил достаточно хорошо.

* * *
Вся эта история 1975-76 годов нанесла сокрушительный удар по моему коммунистическому мировоззрению. Годы ушли на выживание в этой системе с моим далеко не стальным здоровьем, на подъем и восстановление моего общественного и человеческого статуса.  Конечно, я был «весь в свету», «мою фамилью, имя отчество прекрасно знали в кэгэбэ».

В 1980 году мне опять отказали в профсоюзной путевке в Венгрию-Югославию. И я по новой очертил круг моих встреч и бесед, но уже на областном уровне. Председатель областного совета профсоюзов юлил и кивал на областную комиссию. Все отрицал генерал – начальник областного управления КГБ. И, наконец, второй секретарь обкома пообещал дать разрешение в следующем году. Слово свое он сдержал в 1981-м, но... вместо полукапиталистической, как тогда считалось, Югославии с ее свободным въездом и выездом для своих граждан мне подсунули правоверную (после ввода войск в 1968 году) социалистическую Чехословакию – члена СЭВ и Варшавского договора.

* * *
Всю дорогу – в поезде, в самолете, автобусе – я напевал от начала до последнего куплета одну песню Владимира Высоцкого:

Я вчера закончил ковку,
Я два плана залудил
И в загранкомандировку
От завода угодил

Те, кто знает эту, довольно длинную «Инструкцию перед поездкой за границу»,  поймет, что не петь ее мне было невозможно: она просто скалькирована с моей жизни и с этой вот поездки, которой добивался шесть лет. Добился, но не туда. Хотя и там встретил много интересного и познавательного.

* * *
В 1988 году, когда уже явственно подул горячий воздух свободы, характеристики были отменены, но оставались еще рекомендации «треугольника», в том числе секретаря первичной парторганизации. Оставался и ненавистный «пятый» пункт в заполняемой анкете. Но меня наконец-то облагодетельствовали. Кто-то решил, что хватит ему, то есть мне, так долго мучиться, вдруг опять завопит: «Свобода где?». В 88-м (как время меняется) мы еще хвастались и подчеркивали на каждом шагу: это партия начала перестройку! Потом за это же самое проклинали отступника Горбачева...

Итак, меня облагодетельствовали незабываемой поездкой в две страны: чаушесковскую, сталинистскую, по сути, Румынию и свободную Югославию – с нудистскими пляжами, порнушкой (только на последнем сеансе в двух столичных кинотеатрах), безработицей и инфляцией. Но – шикарными прилавками, улыбчивым народом, веселыми и безопасными, между прочим, ночными городами с добродушными, лишь слегка поддатыми прохожими. Да и наша экскурсоводша сказала: кто хочет, работу находит.

Один словенец подвез меня ночью, когда я заплутал по городу и вышел не на той остановке автобуса, на своем автомобильчике. Остановился у моего отеля и хотел возмутиться, услышав позвякивание в моем кармане. Успокоился, когда увидел, что я достаю не деньги, а советские значки общества охраны памятников истории и культуры, где когда-то занимался общественной деятельностью, раздавая бесплатные значки и платные марки членских взносов.

* * *
А в Румынии боролись за экономию электроэнергии, стояли в очереди за дешевым коньяком и развешивали кругом плакаты: «Чаушеску – героизм, Романия – коммунизм». Язык у них простой: камера переводится, как комната. Я быстро научился считать до десяти, образовывать составные числительные и просить по местному телефону отеля соединиться с соседней «камерой».  К тому же мне так не везло: в обеих поездках назначался старостой группы, приходилось помогать руководителям, путешествующим бесплатно, и держать в уме, где и кто находится, чтобы не заблудился и не отстал: «Сели в экскурсионный автобус, посчитали по головам, пан староста!».

* * *
Зато песня Высоцкого, которую я всюду распевал в югославской поездке и с которой в 1981 году еще не был, к сожалению, знаком (не дошла тогда до меня даже на пленке) была настолько удивительной и созвучной всему, что происходило!

Перед выездом в загранку
Заполняешь кучу бланков –
Это еще не беда.
Но в составе делегаций
С вами едет личность в штатском
За-всег-да!

Была у нас такая личность, мы ее вычислили... А какой контраст мы увидели и почувствовали, когда пересекли границу двух стран и сели в мягкий автобус с кондиционером и телеэкраном. Водитель включил «видик»: разноцветные краски, приятная музыка, видеоклипы, мультики – то, чего мы тогда не видели в СССР.

Когда на Балканах вдруг разгорелась междоусобица, я вспомнил слова нашего милого югославского гида, молодой женщины с прекрасным славянским именем Ясна: «Если бы нам запретили свободный выезд, мы бы побили нашего президента». Разговорились на пляже с молодым торговцем тапочками, пока я сидел в кресле, и примерял его товар. На очень близком к русскому языке он сказал: «Славяне – дураки. Германцы – молодцы, английцы, французы, американцы живут правильно. А мы?»

Точно: чужая душа потемки. А душа других народов, если она есть? Ну, не душа, так психология, нравы. Наша интеллигенция за югославские свободы в ножки бы поклонилась КПСС и никакой перестройки больше не потребовала. Из-за нашей прошлой абсурдной неволи и зависимости, мелочной регламентации и тотального контроля за личной жизнью, мы малость свихнулись на политических и духовных свободах, на правах человека:

«За свободу за мою
захотите ежли вы -
Изобью для вас любого,
Можно даже двух!»
(«Песня-сказка про джина»)

Сербам, хорватам, словенцам, черногорцам этой свободы оказалось недостаточно для продолжения спокойной мирной жизни, а впрочем, и нас одно это, вероятно, не спасло. Чуяли дальновидные деятели: открой лишь форточку – снесет лавинной логикой событий «руководящую и направляющую» с ее строем.

* * *
Высоцкий мне всегда нравился, но моим кумиром, духовно и душевно близким человеком, настоящим старшим братом, с которым, увы, не пришлось «вживую» встретиться, он стал в семидесятые. Тогда я начал добывать о нем все, что мог узнать, услышать, прочитать. За десять лет (1987-1997), когда появилась такая возможность, сделал о нем и его творчестве десяток крупных публикаций в читинских газетах, в том числе и «Забайкальской магистрали», две передачи на «Русском радио». Все публикации  и аудиокассету привез не так давно в Москву, передал в журнал «Вагант» – самый надежный и единственный в своем роде  источник знаний о любимом поэте. Предложил осветить в журнале читинскую страницу из книги о жизни после смерти Владимира Высоцкого. Меня попросили написать вступительную статью к этим публикациям, рассказать о себе. Что я и делаю.

* * *
В настоящее время работаю пресс-секретарем в Забайкальском управлении внутренних дел на транспорте. Совсем не хотелось длинно писать о себе, а больше – о Владимире Высоцком. Но именно описываемые факты того периода моей биографии стали основой для единения с Владимиром Семеновичем. И неимоверная, понятная только российским поколениям в полной мере, сила его художественного воздействия объединила общей духовной атмосферой и продолжает объединять сотни миллионов людей.

* * *
Владимиру Высоцкому – 60. Он живет, получает новые знания, познает новую действительность на земле, обогащает свой жизненный опыт. Такое у меня представление. Из уважения к возрасту называю его все чаще по отчеству, хоть и был мне Володей в молодости – по реальному ощущению дружбы и братства. Вот в этом реальном мире чувств и мыслей реальных людей и живет Владимир Семенович. Мощный, сильный, свежий, как его почти одногодок Иосиф Кобзон. И нашему агинскому депутату Госдумы России тоже спасибо за то, что встретился в свое время с Высоцким, оценил его гений, поддержал и помог в трудную минуту.

Нет, не умер Высоцкий. Ему только шестьдесят.

Борис КОМИССАРОВ.
(Газета «Забайкальская магистраль»
за 23 января 1998 г.)