Мурзик Второй-котейка повышенной деликатности

Если у вас есть кошка, вы возвращаетесь не в дом, а домой. (Пэм Браун)

Те, кто читал историю про Мурзика Первого, помнят, что этот непоседливый котяра сбежал во время переезда с острова Сааремаа в поселок Клоога.

Итак, наш грузовичок с пожитками, но уже без Мурзика Первого, который остался улучшать породу на острове Муху, прибыл в маленький поселочек Клоога.

Сейчас в поселке чуть больше тысячи жителей. А тогда, подозреваю, было побольше с учетом военных и членов их семей. Вот и мы, переехав в Клоога, улучшили статистику на три человека.

В далеком семнадцатом веке некий Ганс Клюген приобрел в этих благословенных местах поместье. Его имя и осталось в названии поселка, только жители приспособили его к своему языку и Клюген стал Клоога. У Ганса губа была не дура, коль для своего поместья он выбрал такое уютное и живописное местечко. Не знаю, сколько приходилось ему скакать на лошади, наезжая в столицу, но в нашу бытность в Клоога электричка довозила до Таллинна за какие-то двадцать пять — тридцать минут. А до побережья Финского залива к шикарному пляжу Клоога ранд — той же электричкой можно было доскакать ( пардон — доехать!) за две минуты. Скакать пришлось бы дольше.

От Гансова поместья остались развалины мызы, куда любят наезжать туристы. Впрочем и от военного городка, где мы жили — страшно сказать! - шестьдесят лет назад — тоже остались только развалины. И как яркий пример забытости, словно айсберг в океане безвременья — Дом офицеров, на фоне которого так любят селфиться современные туристы.

Поселочек располагался в сосновом лесу на берегу озера. Местные жители охотно и купались в этом озере, и рыбу ловили. А вот второе озеро по молчаливому согласию обходили стороной. Но это отдельная, очень печальная история, о которой я как-нибудь расскажу.

В Клоога располагался танковый полк, в котором должен был продолжить службу мой отец.

Нас поселили в военном городке на втором этаже деревянного дома.

В трехкомнатной квартире можно было на велосипеде кататься. Но велосипеда у нас не было. Да и мебели особо — тоже. Поэтому мы с легкостью разместились в двух комнатах, третью же использовали как кладовую, а зимой — как холодильник. Она так и называлась — холодная. Превратить ее в холодильник ничего не стоило, мы просто не топили печку в этой комнате. А в двух других — топили.

Впрочем, трудности быта в то время, в мои семь лет, меня совершенно не занимали. Поэтому более детального рассказа об устройстве нашего быта не ждите. Быт меня не волновал, зато очень даже волновал окружающий мир. Например, мне очень хотелось прокатиться на карусели около магазина. Эта была совершенно особенная карусель: четыре металлических сиденья намертво приварили к металлическому кругу, который надо было раскрутить, потом ловко запрыгнуть на круг и плюхнуться на сиденье. На этой карусели всегда вертелись мальчишки и соревноваться с ними я не рисковала.

А тут вдруг такой удачный случай: мама первый раз в моей жизни послала меня в магазин за хлебом. Выдали мне три рубля и сетку-авоську, наказали сдачу зажать в кулачке, хлеб положить в авоську и на посторонние предметы в пути не отвлекаться. Я все выполнила в точности, но заветная карусель в тот момент оказалась свободной. Ни души вокруг. Как можно было не воспользоваться таким счастливым случаем. Авоську с хлебом я положила на травку, однако сдача, зажатая в кулаке, мешала в полную силу раскрутить карусель. Сдачу — два рубля бумажками и мелочь, я пристроила на той же травке рядом с авоськой.

И началось веселье. Оказалось, что раскрутить карусель не так-то просто. Я пыхтела, кряхтела, упиралась, сандалии скользили по траве, я почти ложилась на землю, но карусель останавливалась, как только я пыталась запрыгнуть на нее. Приходилось все начинать сначала. Пот лил с меня градом, но я не сдавалась. Я трудилась, как бурлак на Волге с известной картины классика. И в результате мне все-таки удалось проехать на карусели метра полтора. Довольная успехом, я собралась было продолжить покорение карусели, но соседка, проходившая мимо, сообщила, что мама меня ищет и очень сердится.

Я бросилась бежать домой, но вовремя вспомнила, что меня посылали за хлебом. Вернулась. Авоська с хлебом была на месте, правда, после всех моих трудов припорошенная землей и травой. А вот сдача — бумажные рубли — исчезла. Должно быть унесло ветром. Пособирав мелочь, я подхватила авоську и помчалась домой, шепча мамин наказ не отвлекаться на посторонние предметы. Я еще не определилась, была ли карусель посторонним предметом, на который нельзя было отвлекаться, как на меня свалилась новая напасть. Прямо на тропинке сидел котенок, с виду очень голодный, словно только меня и дожидался. Пришлось угостить его хлебом, а чтобы добраться до хлебного мякиша, мне пришлось обгрызть твердую хрустящую корочку. Ну, а после совместной трапезы я уже не могла бросить котенка на произвол судьбы. На всякий случай я спросила, где он живет, но объевшийся хлебом котенок только сыто щурился и молчал. Так мы и предстали втроем перед рассерженной мамой: я, объевшийся котенок и объеденный хлеб. И тут выяснилось, что и сдача тю-тю!

- Признавайся, - строго спросила мама, - у кого ты купила котенка за два рубля?

- Ты что! - возмутилась я, - котенок сам нашелся, а два рубля куда-то делись, пока я каталась на карусели. Мама задумчиво оглядела мою замурзанную физиономию, грязный сарафан, коленки в зеленых разводах — бурлачила я на совесть, не щадя ни сарафана, ни коленок — и вздохнула.

- Ладно, заноси заморыша, сейчас я вам устрою баню.

Так в нашем доме появился Мурзик Второй.

И если Мурзик Первый по натуре своей был лентяй и вымогатель, Мурзик Второй, хотя и не мог похвастаться породистым происхождением, оказался котом повышенной деликатности и невиданной воспитанности. Может быть, эти качества у него и были врожденными, но я подозреваю, что именно отец привил юному коту правила хорошего кошачьего тона, например, не проверять наши тарелки на предмет чего-нибудь вкусненького, не спать на кухонном столе. И вообще с приходом отца домой Мурзик Второй предпочитал скрыться с глаз долой, что он и делал, забираясь в диван. Зато, когда папа уходил на службу, Мурзик Второй вырывался из диванного заточения и радостно носился по квартире, набегавшись, забирался на спинку дивана и вроде бы дремал, но вполглаза, чутко контролировал все, что происходит в доме, особенно кухню.

Да, забыла сказать: в воскресенье отец повел меня на злосчастную карусель и целых сто лет катал меня и другую ребятню, пока головы у нас не закружились. А потом мы все вместе катали папу. Незабываемый день!

А вскорости случилось событие, которое перевернуло жизнь кота напрочь.

Но это уже другая история.
На фотографии мама с Мурзиком Вторым.

Продолжение http://proza.ru/2022/01/07/1013