Парк на двоих. Рассказ - 9

9

– Остальные папки пустые? – удивилась Карина, выслушав Самоедкина. – Очень странно. Я подойду через некоторое время, без меня не трогайте, хорошо?
– Пока она идёт, я сам всё-таки продолжу намеченную прогулку по дому, – сказал Роман Миле. – Если ты высохла после душа, то можешь присоединиться.
– Я сейчас! – сразу согласилась она. 
 Нижний этаж дома был  обычным общественным пространством с зимним садом, маленькими прудиками и довольно большим общим холлом, из которого широкие траволаторы поднимали на второй этаж к лифтам. Роман сразу обратил внимание, что людей почти не было. Из робокафе звучала тихая музыка: там  сидели две молодые пары; со второго этажа спустилась и прошла на улицу женщина с ребёнком, за которыми роботележка везла объёмный чемодан. Около прудика с цветомузыкальным фонтаном сидел какой-то  старик. Романа он сразу чем-то заинтересовал, и он повёл Милу в ту сторону.
– Простите, мы не нарушим ваше уединение? – поинтересовался Самоедкин и, получив доброжелательный ответ, представил себя и свою спутницу.
– Тадеуш Ковальски, – улыбнулся старик. – Прошу вас, присоединяйтесь. Фонтан сейчас играет любимую композицию моей юности: «Парк на двоих».  Я приехал сюда, чтобы посетить дорогие сердцу места и проститься с ними уже навсегда.
Роман с трудом сдержался, чтобы не выдать своё волнение. О Ковальски упоминал Петерс, но он не говорил, что старик направляется в Женеву. Так вот он какой! Самоедкин видел перед собой невысокого человечка с седыми волосами, скованно державшего левую, явно больную, руку. На чертах некогда красивого лица лежала печать какой-то обречённости. Одет он был в обычный земной «комбожакет» для прохладного времени года, тёмные брюки были заправлены в  мягкие «космофлотовские» полусапоги, из всего его гардероба только обувь могла намекнуть на профессию пилота.
Тихая, проникновенная мелодия завораживала. Казалось, каждая нота падала на тонкие струйки фонтана, как на клавиши, отзываясь завитками и цветом. Не сразу Роман понял, что звучат две мелодии, а не одна, что они обвивают и целуют друг друга, как страстные влюблённые перед неминуемой разлукой. В какой-то момент ему стало казаться, что в сплетении водяных струй можно различить два силуэта.
– Вы остановились в этом доме? – поинтересовалась Мила, когда музыка стихла.
– Нет, в другом месте. Но я бывал в этом доме раньше. Тут жил мой друг. Мы с ним часто сидели у этого фонтана и слушали разные композиции, но эту – «Парк на двоих» – чаще всего. А однажды он прочитал мне своё стихотворение, я его запомнил, хотите послушать?
Получив согласие, старик коснулся пальцев высокого ворота, расстегнул его, вытащил синтекристалл на крепкой цепочке, обнажив худую, поросшую рыжими волосами шею. Аккомпанировать, однако,  он себе не стал,  поднялся и стал громко читать, несколько смешно запрокинув голову назад, что сделало его похожим на птицу:

На дороге времени
Не найти пристанища,
Рядом не присядется,
Чтоб передохнуть,
Сгинет всё, что временно,
Сущее – останется,
И спешит – торопится
Человечий путь.
Белое ли, красное,
Правое – неправое,
Сразу не рассудится,
Если посмотреть,
И дорога времени
Зарастает травами –
Душами упавшими,
Сколько их – не счесть.
Наши жизни – мигами
Промелькнут под звёздами,
Если потеряемся
В суете сует,
Знаю, снова встретимся
Рано или поздно мы –
На дороге времени
Расставаний нет…*

________
*Стихи автора

Голос вдруг резко оборвался. Роман и Мила не сразу поняли, что случилось: Ковальски вдруг икнул, вытянулся как струна и рухнул навзничь в фонтан, подняв облако брызг.  Со стороны робокафе раздались крики. Молодёжь покинула свои столики и бежала на помощь. Общими усилиями старика подняли и опустили на пол, кто-то стал растирать ему руки и ноги, кто-то вызвал Службу Жизни, а какая-то девушка побежала в дом за диагностом.
Медики появились одновременно с Кариной Виттер. Оценив ситуацию и, видимо, узнав старика, она склонилась над ним, а потом что-то сказала приехавшей бригаде, уже готовой констатировать смерть. После её слов сразу появился реанимационный бокс, и сами медики заметно засуетились.
– Вам везёт на встречи, – внимательно посмотрела Виттер на Романа с Милой. – Вы хоть знаете, кто это?
– Знаем, – спокойно ответил Самоедкин. – Тадеуш Ковальски. Но встретился он нам  действительно случайно. Мы просто вышли в холл…
– Что он тут делал?
– Сидел у фонтана и слушал композицию «Парк на двоих», пригласил послушать вместе. Действительно, душевная музыка, – ответила ей Мила. – Карина, я не понимаю…
– Тут и понимать нечего, – печально ответила ей Виттер. – Не уберегла я его. Это мой отец. Он встретил мою мать, когда ей было семнадцать лет, но сам Тадеуш был много старше. У них был бурный роман, родилась я, но отец неожиданно исчез. Мама стала физиком, она погибла на Луне вместе с супругами Рейс – настоящими родителями Влады Кивиной, им там поставлен мемориал теперь, тогда целая группа физиков погибла… Я выросла с бабушкой, которая терпеть не могла  упоминаний об отце. Когда я выросла, я стала сама искать отца. С трудом нашла его среди пилотов  на дальних линиях Внеземелья, пыталась связаться, но он не отвечал мне. А несколько дней назад он вдруг появился здесь сам… Для меня это был шок, понимаете?  Вы меня извините, я полечу с ними, – кивнула она на врачей, уже подключивших свою аппаратуру к телу и закрывающих крышку бокса. – Надежды мало, но повезу к самому Ивину…
– Да, конечно, – кивнул ей Роман. – Не бойтесь, мы не станем ввязываться в случайности, постараемся, по крайней мере.
Карина только покачала головой, но ничего не сказала. Когда она улетела, Роман увидел, что я фонтане что-то блестит. Нагнувшись, он извлёк из воды оторвавшийся от цепочки синтекристалл Ковальски. Повертев его перед глазами, Самоедкин не нашёл ничего необычного и положил приборчик на левую ладонь.
– Когда-то в юные года я неплохо играл на этой штуке, – сообщил он Миле, присев рядом с нею. – Попробую, вроде купание ей не повредило…
С этими словами он накрыл кристалл другой рукой и медленно стал поднимать и двигать её ладонь, ловя точку резонанса. После нескольких бесплодных попыток Роман оставил свою затею.
– Рома, а без старика фонтан исполнит нам «Парк на двоих»? – вдруг спросила Мила.
– Я не знаю, – пожал плечами Самоедкин. – Попробуй.
– Фонтан, исполни пьесу  «Парк на двоих»! – попросила Мила.
Роман увидел, как засветился синтекристалл на ладони и одновременно свились и распались  струи фонтана под упавшие откуда-то тягучие звуки мелодии. Но что-то в ней звучало не так, как при старике. Самоедкин поморщился и попросил фонтан отменить исполнение.
– Странное применение синтекристалла, однако, – пробормотал он, снова рассматривая гранёный камешек с отломанным креплением для цепочки. – Но что-то мы уже поняли, спасибо. – С этими словами он посмотрел в сторону робокафе. Молодёжи уже там не было. Роман предложил Миле пойди туда: робобаристы в таких кафешках обычно были разговорчивыми и могли рассказать больше, чем кто-либо о доме и его жильцах, если попадался такой же разговорчивый посетитель. Самоедкина интересовал только один жилец – Яр Самборо. Правда, надежды, что робот его застал, особой не было – лет прошло много. Местный бариста был представлен барменшей-полуандроидом в виде молодой девицы с пепельными волосами. Приняв заказ, она спросила, какую музыку и оформление предпочитают клиенты.
– А какую музыку и оформление предпочитал Яр Самборо, когда жил в этом доме? – сразу спросил Роман, решив действовать без обиняков.
– Яр Самборо? – изобразил удивление на лице робот. – В доме будет музей Яра Самборо. Но я могу запросить банк данных…
– Запросите, – кивнул Роман. – Мне нужно увидеть кафе времён Яра Самборо, если, конечно, оно тогда существовало.
– Данные получены, – сообщила барменша. – Сейчас… –  Она вытащила откуда-то снизу экран и скрылась за ним. Кафе изменилось. Нет, стойка, за которой сидели Роман и Мила, никуда не делась, просто она продолжилась деревянным столом. Вместо баристы на столе кипел большой пузатый самовар, стоял заварочный чайник и две чайные чашки с золотой росписью. Вокруг был изумительной красоты и покоя пейзаж маленькой горной долины с руслами трёх рек. На площадке была видна сверкающая под солнцем кристаллическая пирамида.
– Не верю глазам, – прошептал Роман, – это же «Трёхречье»!
– Это то, что вы просили, – послышался голос барменши. – По данным банка клиентов, Яр Самборо заказывал чай из самовара и пейзаж с картины известного художника Яна Петерса, оригинал которой хранится в музее-галерее художника в посёлке Загорный. Вам нужны координаты галереи? Яр Самборо никогда не пользовался общей барной стойкой, перед вами макетный вид его гостевого уголка, сохранённый в нашей базе. Сейчас в нашем кафе гостевых уголков  не предусмотрено, вместо них оборудована караоке-сцена, но вы можете подать заявку. Наш сервис внимательно следит за веяниями времени и адаптируется к ним…
– Спасибо за информацию, – поблагодарил Роман. – Можно вернуть к исходному виду.
Вновь появившаяся перед ним барменша явно ожидала новых вопросов, но Самоедкин не спешил. Тогда она проявила инициативу и включила ненавязчивую фоновую музыку.
– Скажите, а Орсеры, Жанна и Франсуа, были среди ваших гостей? – прервал Роман затянувшееся молчание.
– Жанна Орсер несколько раз встречалась у нас со своими гостями, Франсуа Орсер не посещал ни разу, – быстро отреагировал робот.
– Жанна тоже заказывала особое оформление?
– Нет, её устраивало текущее. Понимаете, дизайн нашей системы робокафе постоянно совершенствуется…
– Спасибо, – остановил Самоедкин явное намерение прочитать ему лекцию про развитие дизайна  робокафе. – Вы можете что-то ещё рассказать о Яре Самборо?
– На днях был загружен видеоролик по его мемориальной квартире для туристов, – сообщила барменша. – Вы хотите его посмотреть?
Получив согласие, она устроила показ на выдвинутых из барной стойки экранах. Роман почему-то вздрогнул, когда послышался голос Карины Виттер.
– Из холла квартиры мы попадаем в жилые апартаменты, – рассказывала она. – После Яра Самборо владельцами квартиры были брат и сестра Орсеры. Направо – апартаменты брата, налево – сестры, прямо – стологостиная, тренажёрный зал, гардеробные и туалетные. В гостиной сохранилась подлинная обстановка, окружавшая знаменитого архивиста Самборо.
На экране появилась гостиная, оформленная в стиле древнего альпийского дома, с деревянным потолком, с выступающими тёсаными и тёмными от времени лагами, массивным деревянным столом и стульями с высокими прямыми спинками, коричневым диваном у стены, камином с мраморной доской и панорамным окном во всю стену. Из окна открывался вид на Мейран с постройками под черепицей, аккуратно выровненными изгородями палисадов и близкими  снежными вершинами Альп на горизонте. Вдоль окна стояли вазоны с густой зеленью и цветами, образуя живой порог перед заснеженными вершинами.
– Эффектно, – вздохнула Мила.
Далее был показан кабинет Франсуа Орсера, стены которого были обвешаны результатами личных поисков и раскопок Франсуа, как сообщил голос диктора. Камера показала  диски, на которых когда-то тиражировали музыку, и  размалёванные маски для каких-то ритуалов. На отдельной полке над диваном сидела коллекция пупсов из грубого пластика, и стоял деревянный игрушечный паровоз без нескольких колёс. Никаких книг и шкафов в кабинете не было, около письменного стола торчала стойка терминала электронной библиотеки. Стол, диван и библиотека были личными вещами Яра Самборо. Из кабинета арки вели в маленькую  спальню и большую комнату с  бильярдом. Диктор сообщила, что здесь будет скоро развёрнута мемориальная экспозиция Самборо, и уже начата её подготовка.
– Мне что-то не хочется туда идти, – пробормотал Роман.
– Не хочется – и не надо! – вздрогнул он от нервного голоса Виттер за спиной.
Карина подошла села рядом с ними, уткнула лицо в ладони и заплакала. Всё стало ясно: Ковальски умер. Мила пересела к Виттер и обняла за плечи, шепча слова сочувствия. Роман скорбно опустил голову. Барменша, уловив настроение посетителей, выключила музыку, и наступила тишина.
– Он так и не узнал, что я – его дочь, – глухим голосом произнесла Карина, подняв заплаканное лицо. – Мы всего  раз с ним увиделись, вчера утром, у меня не хватило духа ему сказать о себе. Я для него была просто сотрудником музея. А сегодня он хотел мне рассказать что-то важное…
– Похоже, что он рассказал, только не вам, а нам, – вздохнул Роман, доставая синтекристалл. – Вот, возьмите, Карина. Это кристалл вашего отца, он его вытащил зачем-то, когда читал стихи, а потом уронил в фонтан. Я сперва подумал, что это простой синтекристалл для музицирования, но, думаю,  ошибся. Вы разберётесь лучше меня. Этот кристалл может попросить фонтан исполнить «Парк на двоих», например…
– Так давайте попросим! – воскликнула Карина. – Громко, всем домом, всем, что тут есть, – «Парк на двоих»! – Она вскочила, сжала кристалл в руке и выбежала из кафе. Роман и Мила бросились за нею. Добежав до фонтана, Карина высоко подняла руку с кристаллом и горлом начала выводить мелодию. Фонтан подхватил, потом его мощно поддержали потолок и стены… Роман и Мила оказались погребены под звуковой лавиной. Краем глаза Самоедкин заметил, что кто-то вошёл с улицы и спокойно миновал холл, словно в нём ничего не происходило. Как только Роман подумал, что это – странно, грохот музыки стих.
– Слышали? – спросила бледная, как мел, Карина. – Я могу взаимодействовать с этим кристаллом!
– Мы слышали грохот музыки и чуть не спятили от неё, – ответил ей Роман. – Только я пока не понимаю: это только на нас она действовала? Люди спокойно входили и шли мимо, словно ничего нет.
– Грохот?! – с недоумением уставилась на него Виттер. – Откуда грохот? Не понимаю, о чём вы?.. Мила, в самом деле было громко?
– «Громко» – это слишком мягко сказано, – простонала Мила, с силой растирая виски и уши. – Просто одуреть можно от такого рёва звуков. Вы же сами попросили «громко, всем домом», Карина, вот и получили… Рома, я еле стою на ногах, сейчас упаду, если не лягу!
Виттер согласилась, что всем надо отдохнуть. Самоедкину ничего не оставалось, как увести жену домой. Очутившись перед кроватью, Мила сразу рухнула на неё и заснула. Роман вытащил плед, накрыл им жену, поправил ей подушку под головой и присел рядом в кресле. Он уже понял, что «случайности не случайны» и почувствовал холодок опасности. В голову настырно лезла мысль, что и лавина музыки была неким предупреждением им самим. Если к этому присовокупить стойкое интуитивное нежелание видеть жилье Самборо, то, кажется, ясно: путь закрыт, и ломиться напролом не стоит. Рука сама собой вытащила коммуникатор и послала вызов.
– Ион, – устало сказал Роман, когда Петерс возник на экране, – умер Ковальски, отец Виттер.
– Уже знаю, – кивнул Петерс.
– Я как раз собирался побродить в «Парке заповедных троп»…  А теперь думаю: стоит ли? Ощущаю какое-то ментальное предостережение.
– Тогда повремени, успеется,  – посоветовал ему Петерс, сослался на занятость и отключился.
Роман посмотрел на спящую Милу, вздохнул, и заметил на столе архивные папки, про которые совершенно забыл. Четыре папки были сложены стопкой, одна лежала отдельно. Роман взял её, хотя Карина просила ничего не трогать. Бумаги внутри что-то держало. Поколебавшись немного, Самоедкин потряс папку и легко вытащил наружу содержимое. 

Продолжение http://proza.ru/2022/01/05/984