Долгое прощание

               
                «Германия — моя любовь!
                …………………………….
                Нет ни волшебней, ни премудрей
                Тебя, благоуханный край,
                Где чешет золотые кудри
                Над вечным Рейном — Лорелей».
                Марина Цветаева.

    Как ни странно,  но первые мои  «чувства»  к Родине  связаны именно с Германией. До  выезда за границу я её не ощущал.
    Родину.
    Ни географически, - никак.
    Маленький был.
    И, по началу, переезд представлялся мне просто интересным приключением, путешествием. Слово Германия ни о чём мне не говорило.  Тревога и волнение родителей, воспринимавших немцев  не абстрактно, а горьким прошлым, пока никак не трогали меня. Между тем, отец в шестнадцать с половиной лет «ушёл на войну», провоевал почти год, стал фронтовиком и орденоносцем. Мама промучилась два с половиной года в оккупации и пережила такое, чего хватило бы не на одну судьбу.

     Со временем пересечение «Рубикона», пограничной реки Буг, стало обыденным. Но чем дальше, тем больше чувствовалась  непохожесть этих миров не только разницей  жизни, цивилизации, культуры, хотя, даже в мои юные года это было очевидно, а тем, что сегодня называется мудрёным словом «менталитет». Они и мы  не просто разные, нет, мы - другие.
    Не хуже и не лучше, а именно другие.

    И покидая на время родительского отпуска комфортную и цивилизованную Германию, я почему-то очень ждал встречи с неблагоустроенной, а иногда,  по европейским меркам, просто дикой, но родной своей землёй.
    Мне завидовали многие. Ну, как же, - большую часть детства я  прожил за границей, в Восточной Германии, жизнью, желаемой и малоизвестной абсолютному большинству граждан Советского Союза. Обустроенный быт, двойные офицерские оклады, возможность посмотреть мир – разве не сказочная мечта моих соотечественников из страны «развитого социализма».

       Заграница! Волшебный сон. И сегодняшние мои воспоминания о Германии больше походят  на такой сон. Неметчина столько раз снилась мне! В  таких деталях и подробностях, которых на самом деле и не было, что я начал путать реальную жизнь с жизнью из сновидений.  Описывать эти  рефлексии буду ещё не раз.
     Германия – незабываемая земля и страна. И в сердце моё, по малолетству, вошла она прекрасной рождественской картинкой: с тихой прелестью природы, мягким и спокойным климатом, заботливой ухоженностью полей и нив, разумной благоустроенностью  разных «штадтов» и «дорфоф», и людьми,  я это уже видел и мог оценить,   любящими трудиться и умеющими отдыхать. Как же и почему, благодатная земля эта дважды родила страшные войны? Разве можно забыть чудовищные зверства нацистов?

     С другой стороны, теперь, когда я вырос, меня не отпускает чувство "вины" перед… немцами. Зачем мы вовлекли их в это «социалистическое» переустройство? Завлекли миражами и фантомами  «коммунистической идеи». Помогли создать мощную экономику, армию, науку, культуру, спорт. Разведка ГДР – «Штази» считалась одной из лучших в мире.
     А потом мы их бросили.
     Ради неизвестных  большинству людей и сиюминутных политических выгод.
     Разве мы не отвечаем за тех, кого мы приручили?
     Что обрели немцы теперь в объединённой Родине?
     Много вопросов…

     Как-то, мучаясь бессонницей, ночью  смотрел документальный фильм о судьбе восточных немцев в ФРГ глазами самих немцев. Сколько радости о воссоединении Германии и горечи от несбывшихся ожиданий в  рассказах зрелого поколения. И даже тоски по «канувшей в Лету» социалистической родине, особенно теперь, после «вкушения» всех благ капиталистического рая. Как теряется поколение за поколением молодых немцев. Как вспоминают они нас, отмечая в первую очередь человеческие качества русских.
 
     Честно скажу, были слёзы на глазах. Горько за нашу Родину. Самые боеспособные части Советской Армии были выведены из Восточной Германии  в никуда, где беспомощно ржавели «в полях под снегом и дождём»… А люди?  Америкосы расформировывали свои базы (единичные случаи!) по тридцать лет. Собирали всё до последнего винта… Обустраивали жизнь не только каждого бывшего военнослужащего, - каждого сантехника, повара или полотёра…

    Опять на меня накатывает.
    Зелёный и тенистый городок Крампниц. Живём мы, как я уже повествовал выше, в добротном, построенном в начале века из серого ракушечника, двухэтажном коттедже.  Дома эти  строились для офицеров местной кавалерийской школы и  делились  ровно пополам,  на две семьи. У каждой  был свой вход и соответствующие двухэтажные  прелести. У нас, на первом располагались зал и огромная кухня, из которой можно было пройти в ванную комнату. Отсюда можно был выйти  в подсобное помещение и сад, а так же в жутко холодный не отапливаемый  туалет. Как известно, закаливание не помогло немцам в последней войне, и этот факт некоторое время грел мне душу, но каждый «поход» в сортир, особенно зимней ночью, памятен, и только  жеребячье здоровье детства неуклонно  возвращало меня после пережитого «в объятия Морфея». Прямо от входа в коттедж, наверх, на второй этаж, вела деревянная винтовая лестница, где были моя и родительская спальни.

     В немецких домах не было центрального отопления, и в  комнатах стояли печи. Их растопка – целый ритуал, который ежедневно  совершала мама. Я не помощник, поскольку «домой не загнать».  Иногда, когда болел,  или в иной напасти,  я всё же  помогал ей. Мы шли в подвал и набирали в корзину прессованный в брикеты уголь, а затем растапливали одну за другой печи.   
    На кухне, чтобы ужинать.
    В зале, чтобы смотреть телевизор.
    В спальне.
 
    Уголь давал большой жар и сгорал почти без следа, а комнаты быстро наполнялись теплом. Становилось уютно, покойно на душе. Как сейчас вижу: ранние  зимние сумерки, в ванной комнате греется титан, предстоит «помывка» - для меня событие. Мыться я не любил и, если бы не мама, был бы «зачуханный» вконец.
     Но меня выловили на улице и приговорили.
     И вот сижу я на маленькой скамеечке, обхватив колени руками,  бездумно смотрю на огонь через неплотно притворённую печную дверцу. Ноги от снега мокры, щеки горят..  Улица ещё шумит-гудит во мне снежными баталиями. И реальным снежком, засвеченным в ухо, этим приятелем-предателем Вовкой, которого так и не догнал, чтобы закатать  в снежную бабу.
 
   Рядом в кухне за стряпнёй хлопочет мама. Слышно как она ходит, «шурудит» посудой, раскладывая снедь.  Согреваюсь.  Скоро   буду лежать в огромной пенной ванне, затем мама принесёт махровое полотенце, нагреет его о титан, завернёт с головой  и отнесёт на диван.  Потом придёт отец, и мы будем долго сидеть за большим столом под зелёным абажуром, а за окном будет падать снег…
     Это, если  мама не нажалуется отцу о моих проделках.
 
     Тогда предполагался несколько иной сценарий: с  моей ретирадой по  деревянной лестнице на второй этаж. Здесь  в мансарде, рядом с родительской спальней, у меня была своя комната, небольшая, но очень уютная, с изразцовой печью и оконцем в  сад. Отсюда меня  извлекали на «свет Божий» для вразумления. Сад был небольшой, в пару-тройку  «соток» и мама летом культивировала здесь яблоки, вишню,  черешню, крыжовник, смородину,  какие-то овощи. Заканчивался он «непроходимым»  забором из рядов колючей проволоки, за которым находились  немецкие фермерские  хозяйства с роскошными персиковыми и черешневыми деревьями. Иногда после поздних дружеских посиделок  взрослые совершали набеги на немецкие угодья.
     Возмещали, так сказать, невыплаченную военную контрибуцию.
     И, чтоб этим фрицам  «жизнь мёдом не казалась»…
    
     К слову о школе:  в нашем военном городке часть педагогического коллектива  не была профессиональной –  здесь работали жёны офицеров, преподававшие нам примеры собственного «домашнего» воспитания. Одна из них «Ашлапиха», мама моего приятеля по 5-му «а» классу  Крампницкой восьмилетки, Сережки Ашлапова.
     Вылитая Брунгильда из Вагнеровских  «Нибелунгов».
     Дородная блондинка с мощной грудью, таким же голосом и толстой косой, уложенной на голове по моде того времени  в башню.
     Точь в точь, как  крампницкая,  при въезде в военный городок.
     Она «строила» наш класс, как своего сына, организовывая ему прилюдно разборки «по-домашнему». Рукоприкладствуя и не выбирая слов. Правда и Серёжка был не подарок.

     Другая моя «классная», ещё  по начальной школе – стильная, всегда модно одетая, какая-то очень правильная, приятная женщина,  похожая на Валентину Терешкову, тоже оставила о себе не  очень приятные воспоминания.    
     Хотя, объективно  всё делала как надо. Ведь я был тот ещё ребёнок. И траву вокруг городка жгли и, доигравшись, крольчатник спалили. Пиромания- не единственный мой грех. То голову разбил до крови другу Генке (не специально конечно,  в игре), то сгоряча  локтем заехал в глаз приятелю Вовке (в ненастоящей  схватке  между улицами),  то «выяснял отношения» с соседом по кличке  «Рукиша». Где вы, ребята…
    А успеваемость?

    Ещё жирная чернильная двойка не высохла в журнале, как  «классная»  уже стучится в нашу дверь. До сих пор мороз по шкурке: из окна вижу,  идет она, поблескивая очками и сворачивает к нашему коттеджу, я- наверх,  в мансарду,  к себе в комнату,   вроде бы не при делах. Звонок в дверь.  Прислушиваюсь, о чём там бубнят взрослые? Не слышно… Всеми  «фибрами» души понимаю: не просто так пришла, ох, не просто…
   Может, пронесёт?
 «Женик, иди сюда!»- сладким, таким, противным голосом звала мама.
   И всё!

   Что мне было делать, как не мимикрировать,  подстраиваться и переживать «школьные годы чудесные» по возможности  органично, как необходимое зло.  К счастью, школа, особенно этой поры, оставила в большей части светлые воспоминания.  И,  даже незабываемо-счастливые.  Например, каждую весну, 19 мая наш класс отправлялся в крампницкий лес отмечать   День Пионерии, где целый божий день мы «отрывались» на природе.  Если говорить об ощущении счастья, то оно оттуда.

    Лет до 12-ти я был очень худой,  и «загнать» меня поесть было не просто. Но, вот до сих пор не могу воссоздать неповторимый вкус блюда, готовившегося тогда  нашими преподавателями  в эмалированных  вёдрах на костре: вода, пшёнка,  рыбные консервы с доминантой из незабываемых бычков в томате и всё приправлено кусками сливочного масла…  Это было потрясающе вкусно. Или мы просто были голодны?
    В классе пятом родители отправили меня в международный лагерь советской и немецкой ребятни  имени Мориса Тореза,  был такой деятель коммунистического движения. Среди прочего, запомнилась немецкая кухня «из всего».   
    Как мне казалась.
    То есть – не было разницы между первым и вторым. Рагу - подобные супы и супо - подобные рагу. Очень вкусно. И на полдник молоко и булочки с джемом - блюдо,  выходившее тогда за пределы наших национальных кулинарных фантазий.
    Теперь понятно,  откуда  мои сегодняшние кулинарные экзерсисы…

     Боже ж ты мой! 
     Как же я мечтал, как мечтал всю свою жизнь,  хоть на минуту, хоть на секунду вернуться сюда, в наш военный городок. Посмотреть, подышать этим воздухом детства. Всё отдал бы за это… К счастью, Мефистофель не встретился мне.
     Но и без него всё  свершилось.
     Побывал в Германии  через сорок семь  лет после описываемых событий. Это была большая паломническая поездка по православным святыням четырёх европейских стран.  Маршрут нашего  путешествия проходил рядом с  моей второй «родиной». И, пока народ осматривал парки и дворцы Сан-Суси в Потсдаме, которыми  наслаждался ещё в детстве, я в припадке ностальгии на три часа уехал за семь километров  в… детство.
 
     Сколько раз через интернет  рассматривал с высоты птичьего полета наш городок, сколько фото исследовал в архиве родителей и на многочисленных интернетных  сайтах, где, контуженные на всю жизнь памятью,  поколение за поколением, бывшие дети, бывшие подруги, бывшие сослуживцы, бывшие…, -  вспоминают «свою» Германию.      
     Сколько раз снилась она мне.
     Сегодня на немецких картах тёмная метка этой земли называется «территория бывшей советской воинской части».
     Крампниц.
     Господи!!!
     Что я хотел там увидеть через столько лет?
     Что найти?

     Судорогами памяти реанимировать, воскресить хоть на минуту ощущения безграничного, бездонного, счастливого моего детства?
     Вот она, огромная, почти чёрная башня из моего прошлого. Руины КПП (контрольно-пропускного пункта). Зданий почти не видно, так всё заросло деревьями. «Аки тать» проник через забор с колючей проволокой и многочисленными упреждающе-кричащими  надписями на немецком: «Achtung!».
      Ни-ни!
      И не думай лезть туда…
      Да куда там!

      Затерянный, ирреальный мир встретил меня.  Густо растущие деревья как в джунглях,  переплелись лианами.  Под ними сумрачно и влажно до озноба,   - и это в солнечный-то жаркий день. Всё, даже железобетонный плац, в высокой траве и подлеске. Немцы никак не используют эти земли и в здешних развалинах иногда снимают кино про войну. И это в центре Европы, где ухожен, облагорожен и обсчитан каждый метр земли!
     Вот направо от КПП, вижу асфальтовую дорожку и спешу к гарнизонному Дому офицеров. 
     Стоит,  «как живой».
 
     В детстве – такой огромный, монументальный, а на самом деле всего в два этажа. Но, даже без фасадного ремонта, хоть сейчас открывай и запускай! А ведь соединение покинуло эту территорию  ещё в 94-ом…
     На видео одного из сайтов фанаты Группы советских войск в Германии выложили панорамы внутренних помещений Дома офицеров с замечательно сохранившейся потолочной лепниной, паркетом из ценных пород дерева,  зеркалами, огромными люстрами. Всё теперь – и двери, и окна после наездов «ностальгирующих» и «бывших» заколочены толстыми листами фанеры.
     Сколько памятного связано с этим местом!

     Здесь, в центре Зала боевой славы дивизии стоял огромный двуручный меч, подаренный когда-то «братьями по оружию» - британцами,  рядом с которым нас  принимали в пионеры.
     Здесь,  в прекрасной библиотеке я «дневал и ночевал», познавая бесподобный мир книги.    
    Здесь, перед сверстниками и учителями на Новогодней ёлке плясал «Гопак» в школьном танцевальном ансамбле.
     И здесь же, с ребятами на утреннем десятичасовом сеансе в полупустом зале  был выморожен самым жутким в моей жизни фильмом - «Вий»,  с неожиданной,  завораживающей  панночкой  Натальей Варлей.

     Спешу дальше, -  кончается отпущенное время.  Вот наша аллея, ведущая к школе. Какие-то незнакомые здания.
      Где школа. 
      Нет, всё не так.
      Не так как отпечаталось в памяти.
      Или уже в снах?
 
      Нереальная какая-то тишина: ни птиц, ни животных, ни души… Только шлёпанье  моих шагов по брусчатке мостовой, глохнущее в вате космического этого безмолвия. Пустые глазницы окон брошенных зданий и всюду мерзость запустения.  На, когда-то ухоженных, великолепных тенистых аллеях влажно-зелёный мох и везде следы поспешного, будто вчера, бегства тысяч людей: скрученные в спираль неведомой силой кровати, перевернутая детская коляска, брошенная грязная  офицерская шинель,  части мебели,  обувь с безмолвно раззявленными ртами-подошвами…
   Ничего не узнаю.
   Где всё?
   Наша Берёзовая аллея?
   Наш дом?               
                «По несчастью или к счастью
                Истина проста:
                Никогда не возвращайся
                В прежние места.

                Даже если пепелище
                Выглядит вполне,
                Не найти, того что ищем,
                Ни тебе, ни мне…»   
                Г.Шпаликов