Часть первая
Полусонная муха, восхитительная в своей наглости, липла к закрытому окну в тщетной надежде найти выход на волю. Очевидно, ей хотелось улететь прочь из этой мрачной, душной палаты. За прозрачным стеклом голубело июньское небо, - раскаленный день только вступал в свои права, и совсем скоро находящееся в зените солнце начнет со свойственной ему безжалостностью выжигать пока еще зеленую траву и плавить полотно асфальта.
Лежа на больничной кровати, я лениво наблюдала за тем, как назойливое насекомое бьется о невидимую преграду в обреченной на провал попытке избежать моего общества. Я могла бы, пожалуй, обременить себя добродетельным поступком и, отодвинув раму, выгнать бедолагу из своей темницы, но злая усталость после изматывающих тело и душу обследований лишила меня напрочь чувства сострадания, поэтому, рывком поднявшись со своего неудобного ложа, я схватила рулон салфеток и придавила им муху, которая в одно мгновение превратившись в бесформенный и смятый комок, повалилась на подоконник, дрыгнула пару раз тоненькими лапками и застыла навсегда, а я поймала себя на мысли о том, что издали трупик убитого мной насекомого напоминает кусочек изюма.
Рухнув затылком на подушку, я вытянулась на матрасе и, повернув голову к источнику света, долго смотрела на неясные росчерки облаков, столпившихся у самого горизонта, и на сетчатке моих глаз, будто на нечетком полароидном снимке поверх разглядываемого пейзажа отпечатывались призрачно-белесые червячки, смутно напоминающие сперматозоиды. Извиваясь и кружась, они перетекали из нижнего левого угла в правый верхний, и, поскольку в отличие от мухи, были лишены физической оболочки, истребить их не предоставлялось возможным. Все, что я могла сделать в данной ситуации, - сомкнуть очи и позволить себе провалиться в чернично-фиолетовое марево полусна, обещающего покой, умиротворение и безмятежность.
Сказать, что мне было хреново, - не сказать ничего. Я, почувствовав себя живой на время, пока проходила МРТ и КТ, спустя сутки ощутила, как превращаюсь в стеклянного человека: тело плохо меня слушалось, мысли стали вялыми и тягучими, как клочья снега в хмурый зимний день, а собственные движения казались мне настолько заторможенными, что я, бесясь оттого, что окружающий мир отторгает меня, словно я была чем-то инородным, предпочла, как полагается максималистке, делящей все только на белое и черное и не признающей полутонов, отдаваться сладкому ничегонеделанью.
Дня четыре я пробыла в странном состоянии, которое можно было охарактеризовать как «полукома». Я вроде бы и не находилась в царстве Морфеуса, но и бодрствующей назвать меня было нельзя: полуприкрытые глаза, различающие только блики и тени, черная дыра в голове, и полное отсутствие каких-либо желаний, воспоминаний, стремлений, - я была абсолютно пустотой.
Поскольку анализы мои были в пределах нормы, и компьютерная томография никаких нарушений не выявила, неделю спустя меня отправили домой, посоветовав сходить к психотерапевту, которыей выпишет мне нейролептики. Тетя Лима - если сия женщина и впрямь является старшей сестрой моей матери, усадив меня на заднее сидение своего внедорожника, привезла меня в двухуровненую квартиру в центре Рио. Узкая улочка, идущая вверх, упиралась в маячащую вдалеке лазурную даль - километрах в двух от моего жилища располагался пляж, на котором развлекались только серферы, поскольку вода в Пангейском океане подобна жидкому льду даже в разгар знойного лета, и купаться в ней отважится далеко не каждый. Хоть я и утратила все свои воспоминания, я твердо знала, что Эрика не особо любит воду, потому что не умеет плавать, однако ей очень нравится совершать неспешные променады по каменистому побережью, наблюдать за волнами, бьющимися о выступающие валуны, любоваться небесным сводом, подсвеченным уходящим за линию горизонта светилом, - на фоне розовато-оранжевых облаков как угорелые носятся чайки, суматошный визг которых слегка портит идиллию безлюдного вечернего пляжа.
Я могла отчетливо представить себе хрустящую под ногами гальку, - мое воображение так четко нарисовало сию картину, что я, вдохнув влажный воздух, решила как можно скорее отправиться на прогулку. Кто знает, быть может, мне удастся восстановить цепочку событий, которые привели меня в больницу, где я, по словам тети, сначала умерла, а затем чудесным образом воскресла.
Оказавшись в своей комнате, напоминающей безликий номер в пятизвездочной гостинице, я усомнилась в том, что жила в этом неуютном месте, однако стоящая на письменном столе размером с теннисный корт овальная рамка, в которую был заключен мой портрет, говорила об обратном. Распахнув дверцы шкафа, я пошевелила плечиками и без труда отыскала синюю блузку, в которой позировала для снимка. К слову, вся одежда в моем гардеробе являла собой образцы делового стиля, - ни легкомысленных платьев, ни помпезных вечерних нарядов я не нашла. Щеголять в брюках от Корнель желанием я не горела, посему, откопав в самом дальнем углу комода упакованный в шуршащий целлофан бежевый свитерок с треугольным вырезом и рукавами в три четверти, который Эрика ни разу не надевала, я отрезала маникюрными ножницами бирку и бросила на кровать черные джинсы, после чего, с трудом сгибая и разгибая колени, закрылась в ванной комнате, где часа два отмокала в джакузи, и, стоило признать, горячая вода меня малость взбодрила.
Смыв с себя остатки грима, который нанесла на мое лицо танатокосметологиня, я, посмотревшись в зеркало, ужаснулась тому, насколько бледной была моя кожа. Складывалось ощущение, что я действительно умерла, ибо у живого человека не может быть настолько заметной синевы на веках. Или я преувеличиваю, - стоит мне лишь хорошенько проспаться, и когда мой внешний вид придет в норму, а я превращусь в роковую красотку из фоторгафии, что была обнаружена in my room.
Поставив смотрящую телевизор тетю в известность о том, что желаю прогуляться до бурных вод Пангейского океана, я клятвенно заверила явно беспокоющуюся за меня женщину, что вернусь до десяти вечера, и, прихватив с собой сумочку, в которой лежал кошелек, смартфон и пачка салфеток, отправилась бродить по узким улочкам родного города. Пару раз дорогу мне перебегали сурикаты и еноты, коих в Рио-де-Феврейро было великое множество. Размером с лошадь дворняга, высунувшись из-за угла, с любопытством трехлетнего ребенка уставилась на меня. Причмокнув губами, я подозвала ее к себе и потрепала по загривку. Влажный нос благодарно ткнулся мне в ладонь, а затем собака, внезапно шарахнувшись в сторону, тоненько взвизгнула, словно я ее сильно разочаровала.
Решив, что всему виной запах могра и больницы, от которых я, вероятно, не до конца избавилась, я присела на корточки и, когда псина, боязливо озираясь по сторонам, вновь приблизилась ко мне, я провела пальцами по ее выпугклому лбу, приговаривая:
- Не бойся, дружочек.
До пляжа мы добрались вдвоем, - я была до безумия рада отважившейся составить мне компанию дворняге и болтала без умолку, рассказывая своей спутнице о том, в какую историю меня угораздило влипнуть. Собака слушала с интересом, и, убедившись в том, что обзавелась надежным другом, я прибавила шаг, и на побережье мы с Люси прибыли в аккурат к семи вечера, когда половина огненного диска дневного светила уже скрылась за верхушками гор.
Я села на лавочку, чувствуя ломоту в костях. Собака легла чуть поодаль, под тополем, положив остроносую голову на вытянутые лапы. Какое-то время я бездумно пялилась в сгущающиеся сумерки, с наслаждением подставляя лицо прохладному бризу, однако воспоминания меня, увы, так и не посетили. Я знала, что мне двадцать восемь лет, была в курсе того, что у Эрики Джо Джонсон жесточайшая аллергия на моллюсков и персики, мне было известно, что я вроде как обожаю индийскую кухню и терпеть не могу сладости, - данные факты пронзали мое сознание острыми иглами, появляясь словно из ниоткуда, но я так и не смогла вспомнить ни тетю Лиму, ни событий, которые происходили со мной в течениии последних двадцати лет. Только несколько эпизодов из совсем уж раннего детства мне удалось вытащить из самых глубин подсознания, и то я не могла сказать с уверенностью, было ли это именно мое childhood, или же сии memories принадлежат не мне, а вычитаны из какой-нибудь книги.
Судя по всему, материальных проблем ни я, ни тетя не испытываем, а значит, Эрика либо богатая наследница, либо зарабатывает неплохие деньги самостоятеольно. Учитывая обилие строгих костюмов в моем гардеробе, я могла с легкостью представить себя в офисе, облаченную в приталенный пиджак, с собранными в низкий хвост волосами, вытянутыми на утюжок. Только почему мне так неприятно слышать собственное имя? Оно кажется мне чужим, будто я - самозванка, занявшая место настоящей мисс Джонсон, похожая на Эрику как две капли воды, но по факту ею не являющаяся. Отчего, помня о своих вкусовых пристрастиях, я оттограю this name? Может ли это означать, что я не жаловала его, и, придумав кличку, просила звать себя как-то иначе?..
Сделав несколько глотков из купленной в киоске бутылки, я подозвала Люси к себе и, сложив ладонь ковшиком, вылила в нее остатки воды. Напоив свою новую подругу, я опустила смятую тару в урну для мусора, вытерла мокрую ладонь одноразовым бумажным полотенцем и медленным шагом отправилась в обратный путь, то и дело оборачиваясь затем, чтобы убедиться: собака легкой трусцой следует за мной. Если я правильно все понимаю, то двухуровневая квартира принадлежит мне, так что уверена, тетя не будет устраивать сцен, когда я вернусь в компании очаровательной дворняги. Не знаю, хотела ли Эрика из прошлого обзавестись питомцем, но нынешняя я совершенно не прочь познакомиться поближе с очаровательной собаченцией, чьи глаза напоминают стылое декабрьское небо.
Однако собака, к сожалению, моего стремления продолжить наше общение не разделяла, потому как, стоило мне, погрузившись в пучину размышлений, переключить свое внимание на внутренний мир, как Люси, незаметно отстав от меня, шмыгнула в одну из подворотен - и была такова. Заметив пропажу своей новообретенной подруги, я остановилась в растерянности и принялась озираться. Метаться по дворам и звать собаку было бессмысленно, так что, вновь почувствовав себя одинокой, слабой и беспомощной, я расстроено вздохнула и домой вернулась в ужаснейшем настроении.
Проигнорировав вопросительный взгляд встречающей меня на пороге тетушки, я поднялась по винтовой лестнице на второй этаж и закрылась в своей комнате. Бездействовать я не собиралась, поэтому, собрав волосы в пучок, я принялась рыться в ящиках стола, надеясь отыскать там что-то, что может являться ключом от моего ящика с воспоминаниями.
Мои попытки увенчались успехом: я обнаружила серебристый фотоаппарат, и, не теряя времени, включила стоящий на подоконнике ноутбук, моля всех существующих богов, чтобы на экране не появился запрос ввода пароля для входа в систему. Молитвы мои были услышаны, и, подключив камеру к компьютеру посредством USB-провода, я перенесла все данные с устройства на жесткий диск и, включив стоящий в углу торшер, легла на кровать и принялась остервенело листать снимки. Несколько фотографий океанского побережья, цветущие вишни на фоне бирюзового неба, стоящая на подоконнике кружка с дымящимся кофе, - все это красноречиво свидетельствовало о том, что друзей у мисс Джонсон не было, да сей факт, в общем-то не вызвал у меня удивления, учитывая, что Эрика была трудоголичкой, пропадающей на работе целыми днями.
Порядочно утомившись, я уже хотела закрыть папку с бессмысленными картинками, когда мой взгляд зацепился за иконки двух последних снимков, на которых были изображены люди. Открыв выделенные файлы, я, чувствуя щемящую тоску в области сердца, уставилась на сделанное мною селфи: Эрика, счастливо улыбается в объектив, а чуть позади нее стоит высоченный мулат и задумчиво смотрит в сторону. На втором фото был слегка изменен ракурс, остальные же детали оставались неизменными: я давила лыбу на фоне красавчика, который не обращал на меня никакого внимания. Складывалось впечатление, что симпатия Эрики не была взаимной, что неудивительно, ведь, несмотря на то, что дурнушкой назвать меня было нельзя, на фоне этого сногсшибательного парня я выглядела бледной молью. Ему в пару годилась разве что Марни Морион, актриса, признанная красивейшей женщиной на планете.
Я невольно залюбовалась молодым человеком. Все в его внешности казалось мне идеальным: обритая под «ноль» голова, упрямо сжатые губы, четко очерченная линия подбородка, раздаженно трепещущие крылья носа, мускулистый торс, татуировка в виде крыльев чуть ниже линии ключиц. Пусть я не помнила, какие именно отношения нас с ним связывали, я осознавала, что, находясь в кромешной тьме, сумела-таки отыскать путеводный свет далекой звезды. Молодой человек, к которому неровно дышала Эрика Джонсон, может знать ответы на мои вопросы.
Открыв браузер, я обнаружила в закладках «Хейсбук», который - я это помнила совершенно точно! - являлся социальной сетью. Участившееся дыхание выдавало мое волнение, когда, зайдя на свою страничку, я начала просматривать список так называемых «френдов» и обнаружила среди них того, кто меня интересовал. Под фотографией профиля, на которой смуглокожий Аполлон стоял, скрестив руки на груди, значилось «Барт Митчелл». Я кликнула на «show more» и с легкостью выяснила, что живет этот человек в Нонтмюрее, столице штата Айла-Бамма.
Свидетельство о публикации №222010601527