Северное сияние. Из цикла Песни с Севера

               
— Она откуда приехала? — спросила торговка у Светы, когда они подошли забирать чемодан.— Такая доверчивая, оставила вещи, не побоялась.
  Аня в недоумении подняла глаза. У неё даже и мысль не возникла, что это могло быть опасно. Она привыкла доверять людям. Там, где она жила, воровства не было. Двери не закрывались на замки, порой и деньги в доме лежали на виду. И торговок на улице никогда не было, всё покупали в магазине.
— С Чукотки,— ответила Света.
— То-то такая худенькая и бледненькая,— сказала торговка.
— Молоденькая… Ещё смотрит на мир через розовые очки,— вступила в разговор другая,— а мир-то — не розовый, а серый и порой даже чёрный.
— Если и дальше будет видеть всё в розовом цвете — то это её счастье. Но не дай Бог, кто-нибудь пройдется по душе грязными сапожищами… Ну, а от серости и чёрных полос в жизни никто не застрахован: жизнь прожить — не поле перейти. Главное не дать себя затянуть в серое болото, сохранить, не испоганить душу и при любых жизненных обстоятельствах остаться с душой, какую создал Бог.
— Бог или кто там создает всех с чистыми душами, а что же потом случается? Откуда появляются подонки, воры, убийцы?
— Так они сами себя такими делают. Я же и говорю про душу — не испогань!
Чтобы прервать случайно возникший из-за поступка сестры разговор умудрённых жизненным опытом женщин, Света подняла чемодан.
— Спасибо вам, что покараулили,— сказала она женщинам.

***
 Симпатичная, среднего роста девушка с серыми глазами, с волосами цвета соломы, заплетёнными в две косы,— такой увидела Аня свою двоюродную сестру, когда открыла дверь в их квартиру.  У Светы был такой же курносый носик, как и у её матери, полной, малоподвижной, глуховатой  женщине, интересы которой ограничивались тем, чтобы приготовить бесхитростный обед — вроде рыбы на воде, да сходить в магазин и принести из очереди за хлебом местные сплетни. Потом Валентина Петровна могла часами сидеть и смотреть в окно, раскачиваясь на скрипучем стуле, грызя ногти, причмокивая губами. Дядя, худой, среднего роста, рано постаревший мужчина, с глубокими морщинами на нездоровом лице, очевидно, из-за хронической болезни легких, с бесцветными, когда-то голубыми глазами.  Работал он на отвале, куда вывозили мусор. Зарплату платили маленькую, но у него был приработок: стеклянные банки и бутылки из-под молока и водки, которые он собирал и сдавал. Материально семья жила крайне стеснённо. Но как говорила Валентина Петровна: «Лучше жить бедно, но честно». Она после замужества нигде не работала, потому что считала, что живёт за мужем. Приезд племянницы обрадовал  дядю. Двадцать лет ничего не знал он о судьбе своей сестры: в 1937 году его посадили, а она уехала по вербовке на Чукотку. Сестра была неграмотна, поэтому писем они друг другу не писали. Подросли её дочери, они-то и разыскали его.

   Квартира, в которой жил дядя с семьёй, находилась в одноэтажном барачного типа доме и состояла из кухни и комнаты. «В тесноте, да не в обиде», — сказал дядя.
Аня еле дотащила до их дома узел с периной и проклятую сумку с маслом, пропитавшуюся жиром за длительную дорогу. Июль месяц. Когда она улетала с Чукотки, там было 12 градусов тепла, а в Хабаровске, где садилась на поезд через двое суток,— уже 40 градусов жары. Да ещё четыре дня в поезде! Масло — подарок семье брата от матери. В 1962 году в стране возникли проблемы со сливочным маслом, сахаром, хлебом.
--Хорошо, что мама не отправила ещё мешок с сахаром!» — думала она. У Ани уже не было сил тащить этот груз, и она оставила чемодан с вещами возле магазина.

   Её решение «уехать», было воспринято матерью болезненно.
- Не пущу! — была первая реакция. Два года прошло после гибели старшей дочери, а тут младшая засобиралась уезжать. Хотя, даже врачи советовали отправить дочь на материк. Слишком суров климат севера. Многие страдают из-за нехватки кислорода, недостатка солнца, отсутствия витаминов. Аню часто мучила ангина. И от решения своего она не отступала. Не помог и разговор с директором школы.
— Не уезжай,— говорил он, вызвав её в кабинет,— ты здесь родилась, учишься хорошо.  Закончишь школу, мы тебя направим в Ленинград в институт народов Севера.
— Нет, я уже решила, что уеду,— ответила Аня.

***

   Развал Советского Союза.
  Словно жесткие руки хирурга прошлись скальпелем по живому организму огромной страны, связанному кровеносными сосудами, нервами; прошлись по людям — этим маленьким частичкам, казалось бы незаметным в огромном организме. Но что бы этот организм делал без них? Они воевали, побеждали, восстанавливали, строили, работали на его будущее, порой не думая о личном, довольствуясь малым, расползаясь по зову в самые отдалённые уголки, чтобы там, в невероятно тяжелых условиях, отыскать, поднять спрятанные в недрах богатства для любимого организма. Они хотели, чтобы он рос, развивался, становился могучим русским богатырем, способным защитить всё и всех. Они надеялись, что под защитой русского богатыря всем будет одинаково комфортно жить в большом и дружном государстве. И вдруг этот организм дал сбой. Злокачественная опухоль, появившаяся в мозговом центре, начала разъедать столь слаженно работающий организм. И люди стали заложниками, особенно те, кто оказался на окраинах бывшего Советского Союза.
   
   Вот она черная полоса! Аня оценит её масштабы, уже став пожилой женщиной, когда освоит интернет и увидит покинутый ею пятьдесят лет назад барачный посёлок, ставший за прошедшие с тех пор годы современным городком, с высотными зданиями, где до черной полосы было создано всё для нормальной жизни людей. Но сейчас дома смотрели на неё своими пустыми глазницами.
— Как же так!? — словно говорили дома.— Почему мы никому не нужны? А нас на этой вечной мерзлоте строили с таким трудом! Неужели организм до такой степени деградировал, что не считает моральных, материальных и физических сил, затраченных людьми и государством?
   Черная полоса пришла и навалилась на всю страну, и тяжестью была сравнима только с военными годами. Но во время войны люди знали, за какое государство воевали, и что они хотели от этого государства. А сейчас души этих людей были раздавлены, растоптаны, как будто вновь прошёлся враг, захватывая всё то, что было завоевано, восстановлено и заново отстроено.
Но это будет впереди.

***
   
   А тогда, принимая решение уехать, эта пятнадцатилетняя девочка, совершенно неосознанно брала на себя ответственность не только за свою судьбу, судьбу своих родителей, которые бы просто не пережили нового крутого поворота жизни, что происходило со многими, но и за судьбу своих будущих детей и внуков.

   Возможно, вы скажите, что она убегала от серости, в которую обычно втягивает жизнь в маленьком поселке? — Нет.  У неё были свои, как ей тогда казалось, очень веские причины уехать, если она отказалась от жизненной дороги, по какой непременно направило бы её государство, главным в политике которого, была забота о квалифицированных кадрах. Это с возрастом те причины могли показаться ничего не стОящими, а в том возрасте они переплелись в огромный ком, который терзал её душу…
   Мало того, что подводило здоровье, она оказалась одна: не стало сестры, подружки разъехались, отец с матерью перевелись на «точку» охранять склады далеко от посёлка. Мать разрывалась между отцом и ею. Но больше всего угнетало внимание солдат. Видя взрослеющую девочку, они искали любой повод, чтобы познакомиться. Ну, кто такие солдаты? Те же ребята, которые оторваны на целых три года от своих домов, где остались их родители, подружки и невесты, а им так хочется общаться с девушками, побывать в домашней обстановке, и они ищут знакомства с теми, кто проживает вблизи их воинской части. И предметом внимания оказалась и Аня. А она не хотела этого внимания, она его боялась. И когда одноклассник Вовка принёс ей записку от солдата, она выгнала его и сказала, чтобы он больше не приносил  дурацких записок.

   Одно знакомство всё же состоялось, и произошло оно благодаря её матери.
Мать лежала в госпитале с сотрясением головного мозга: возвращались с «точки» на собачьей упряжке, Аня всегда спрыгивала с нарты перед поворотом к дому, потому что собаки начинали нестись со всей силы.
— Мама, слезай, а то выпадешь,— попросила она мать.
— Да, ничего, доеду,— только и успела сказать, как собаки рванули с места.
Отец пытался тормозить. Из-под металлического наконечника остола летели искры. На крутом повороте нарта перевернулась. Мать упала на оголенный галечник и на двадцать один день попала в госпиталь.

***
      Аня пришла к ней в палату.
— Познакомься,— сказала мама,— это Виктор, он уже шесть месяцев лежит в госпитале. Помнишь, горела подстанция, так Виктор тушил пожар и обгорел. Ему уже сделали несколько пересадок кожи на пятки. Он у нас герой!
— Ну, что вы? Какой я герой? Так поступил бы каждый.
На Аню внимательно смотрели карие глаза симпатичного высокого парня с тёмными кудрявыми волосами.
— Я уже знаю, что вас звать Аня. Ваша мама очень интересная рассказчица.
— Да, это она умеет,— ответила Аня. Её смутил изучающий пристальный взгляд, и она опустила глаза.
— Совсем юная девушка. Лицо иконописное,— подумал Виктор, и в груди его сладко заныло.
— Мама, я принесла тебе пельмени, мы с папой делали их из оленины со свининой.
— Это твои первые самостоятельные пельмени.
— Да! Я тесто делала, а папа — фарш. Разводить фарш бульоном заставил меня. Я влила. Но ему показалось, что мало. И он заставил меня еще долить. Потом фарш пришлось вылавливать. Зато пельмени получились такие сочные!
— Вот мы с Виктором и оценим. Он давно не ел домашней еды.
В следующий ее приход Виктор напросился проводить.
— Так вам же ещё нельзя долго ходить, вы можете стереть пятки.
— А я ваты подложу. Хоть немного прогуляюсь.
— Ну, хорошо,— сказала недовольная собой Аня,— только недалеко.

   Чистый морозный воздух обжигал щеки. Они горели или от мороза, или от смущения, что она впервые шла со взрослым парнем. Она боялась поднять глаза, а ещё больше боялась встретить знакомых. Ведь поселок маленький, и ты тут весь как на ладошке. Могут пойти разговоры.
   А Виктора потянуло к этой девушке с первой встречи. Ещё девочка, но с таким взрослым строгим взглядом. Он видел, что она смущена, и это его еще больше притягивало.

   Анна шла медленно, понимая, что каждый шаг ему даётся с большим трудом. Говорили о школе, о родителях. Так дошли до поворота.
— Ну, всё, дальше я пойду одна,— решительно сказала Аня.
— Аня, а вы разрешите мне встречать с вами Новый год? Вы же будете не одна, с подружками?
— Да, с подружками. До Нового года ещё две недели, я поговорю с ними и вам скажу.
— Хорошо! –
 
***
   Всю неделю Аня шила себе платье из парчи. Их учили шить в школе, и уже к седьмому классу Аня самостоятельно шила себе всё. Тогда же, в седьмом классе, перед новогодним вечером классный руководитель — Мария Николаевна показала девочкам, как накручивать волосы на бумажки с тряпочками, и все девчонки пришли на новогодний бал с красивыми прическами. Костюмы шили из накрахмаленной марли: половина девочек — в черных, половина — в белых. Костюмы тоже были придуманы Марией Николаевной и назывались «шахматы». В жизни Ани это был первый бал. Под музыку фигуры делали «па», важно раскланивались и плавно переходили от одной фигуры к другой. По школьному конкурсу класс отметили как лучший.
   
   И вот снова подходит новый год уже 1962. Время идет, взрослеет Аня. Она уже в девятом классе. И жизнь страны тоже не стоит на месте. Что останется в памяти из уходящего 1961 года? Смена денег — из больших они превратились в маленькие. Но самое главное событие — первый полет в космос Юрия Гагарина.
   На встречу нового 1962 года Аня пригласила подружек и уже готовится – шьёт платье.

   Тишина. Аня полюбила тишину.  В тишине идет работа души. Она наполняется тем, что живет в твоём сердце, растёт и расширяется то, что заложила в тебя природа. И, конечно же — работает фантазия. Понимание этого придет позже, а сейчас в жизни Ани всё произошло случайно, и минуты тишины она заполняла своими любимым занятием.
   Аня себя нарядами не баловала. Ходить было некуда — в клуб на танцы – стеснялась.  А сейчас приближался первый в  жизни праздник по-взрослому и  появилось желание сшить новое платье.  Она не баловала себя нарядами ещё и потому, что хотела, чтобы мать больше тратила денег на себя.
- Ты ещё молодая, шей себе,— говорила она матери.

   А на дворе был уже космический век. Летал, передавая сигналы на землю, маленький шарик — спутник. Советский Союз — первый! А полёт в космос Юрия Гагарина стал всенародным праздником, вероятно, таким же, как День Победы. Все радовались и гордились за страну. Страна устремлялась в космос, и гордость, такая же, как после победы над фашистами, подкреплялась всё новыми достижениями, за которыми забывались порой нужды простого человека. Да, люди и не были в обиде: есть что надеть, есть что покушать, образование — бесплатное, лечение — бесплатное. Жильё? Страна строила, и многие получали бесплатное жилье. В завтрашний день смотрели с уверенностью.

   К новогоднему празднику отец соорудил елку: сделал крестовину, к ней прикрепил брусок, в котором просверлил дырочки, в них вставили высушенные веточки. На веточки набросали ваты, украсили цепями, вырезанными из газет, склеенными между собой в кольца. Север — есть север. Снабжение осуществлялось в основном морским путем и ёлки не завозили. 

***
 
   «Северный морской путь. Еще в девятнадцатом веке о нем мечтал вице-адмирал С. О. Макаров. В 1897 году он подал обстоятельную записку с программой освоения Северного морского пути с помощью ледоколов. Уже тогда Макаров предвидел бурное освоение Россией севера и северо-востока страны и сделал все, чтобы уже через два года после подачи записки ледокол «Ермак» сломал лед, запирающий Петербург. Кто при этом присутствовал, все испытали чувство гордости за русский народ, за Россию».
 
   Когда-то дымящийся паровоз казался чудом, теперь уже и корабли по льду стали ходить, а в двадцатом веке, в 1961 году Россия впервые отправила своего сына уже и в космос. Было чем гордиться России!
   И по Северному морскому пути, и с Дальнего востока шло обеспечение развивающегося севера и северо-востока страны, шла техника, стройматериалы, продукты питания, все, что было необходимо для жизнедеятельности края и охраны государственных границ.
   А елки — не предмет первой необходимости. И такая елочка, сделанная своими руками, доставляла радость тем, кто собирался в кампанию для встречи самого любимого праздника — Нового года.
    Ведь радость не в том, чтобы это была богато наряженная красавица-елка, дорогие наряды, обильный стол, а чтобы рядом были люди, с которыми интересно и весело.
   Ах, молодость! Ожидание чуда! И это чудо зависит от тебя, твоего настроения. В молодости всё весело, любая мелочь может рассмешить. Да, в то время и люди были проще, жили эмоциями, больше дружили, не были подвержены желанию щегольнуть друг перед другом богатством, зато веселились от души.

***

   Новый год Аня впервые встречала в кампании с парнем. Она чувствовала, что нравится ему. Это было приятно, но и настораживало. Приехала из Комбината ближайшая подруга Тамара с сестрой Людмилой и другом Олегом. Пришли двое соседей. Так собралась кампания. Приготовили закуску: отварили сушеную картошку, открыли баночки с консервированными крабами, на стол поставили вымоченные из рассола пупки кеты, привезённые отцом, и тарелочку с красной икрой. Бочка с квашеной капустой стояла в кладовке. Аня нарубила её заранее и теперь ходила вокруг, время от времени отправляя в рот аппетитные мелко нашинкованные полоски капусты, хрустящие на зубах. Впервые на столе появилась бутылка с шампанским, принесённая гостями.
   Около десяти часов вечера в дверь постучали.
— Виктор,— сказала Аня. Она открыла дверь. На неё смотрели смущенно-восторженные глаза.
— А вот и я! –.
— Проходи. –
   Аня видела, с каким трудом Виктор преодолел нелёгкий путь от госпиталя до её дома. Лицо его было бледное. Он с трудом снял с себя валенки и переобулся в тапочки, подложив под пятки вату. Аня увидела его не в госпитальной одежде, а в военной форме.
    Как меняет человека казенная форма! Он другой, более официальный и более взрослый. И это сразу воздвигло непреодолимый барьер между ней и им. Она себя ещё не ощущала взрослой, и была не готова к взрослым отношениям, и ей жаль было этого парня, случайно появившегося в её жизни. Она чувствовала, что он тянется к ней всей душой, но её сердце ещё молчало, только льстило, что такой симпатичный взрослый парень, кажется, в неё влюбился.

   Виктору в тапочках стало легче. Пятки с тонкой кожицей, пересаженной не так давно, горели от длительного перехода, но ему так надоела казенщина, что он с удовольствием напросился в домашнюю кампанию. Он смотрел на Анну. Вроде бы совсем ещё девчушка, а внутренний стержень уже чувствуется. В глазах — какая-то не детская мудрость. Его тронула её забота: принесла и заставила надеть отцовские носки из собачьей шерсти.

   Топилась печь,  было тепло, уютно, хотя очень скромно.
   В доме было две комнаты. Большую часть первой занимала печь. В углу, рядом с печью,  деревянная лежанка, возле окна стоял небольшой стол.
В другой комнате — две железные кровати, на кроватях перины, застеленные покрывалами.  Гора подушек. На стенах — вышивки крестом. В углу, на почетном месте, ламповый приёмник с проигрывателем и пластинками. Посередине комнаты — самодельный круглый стол. На окнах, наполовину занесённых снегом,— вышитые занавески.
— Аня, а кто у вас вышивает и вяжет?
— Мама. И любила вышивать сестра. Я больше люблю шить.
— Я знаю, какое у вас случилось несчастье, мама говорила.
— Да… Вот теперь я одна…
— У тебя красивое платье. Ты сама его шила?
— Да.

   Чтобы прервать разговор, Аня предложила сесть за стол. Виктор сел напротив.  Беспокоил его пристальный взгляд, и она старалась не смотреть на него.
Людмила была постарше и старалась втянуть Виктора в общий разговор, чтобы отвлечь его внимание от Ани. Она видела, что та смущена.
— Виктор, ты уже отслужил или остался сверхсрочно? — спросила она
— Считай, что получилось сверхсрочно, потому что уже полгода лежу в госпитале.
— Да, Аня говорила, что ты обгорел на пожаре. А откуда ты призывался?
— Из Иркутска.
— Долго тебе еще лежать?
— Вероятно, еще месяц или два, как скажут врачи, а потом «дембель», и полечу домой.
— Что собираешься делать на гражданке? — спросил Олег.
— Пока не знаю. –

  — Ребята, уже осталось десять минут до Нового года. Олег, открывай шампанское.
Олег открутил проволочку, пробка с шумом вылетела, и по стаканам полился игристый напиток.
— Ну, девчонки, давайте проводим старый 1961 и встретим новый 1962 год,— сказал Олег,— пусть всё плохое останется позади, а впереди будет только хорошее.

   А впереди Анну ждала дальняя дорога, новые встречи, друзья. Она не думала, какой будет дальше её жизнь, но очень хотелось, чтобы она была хорошей. Она верила, что многое зависит от тебя самого.
Аня отпила  искристого, шипучего напитка и вскоре  ощутила, что ей стало легко и весело, скованность, которая охватила от внимания парня, ушла.

   — А вы знаете, что Анна у нас очень хорошо поёт,— сказала Тамара.
— Аня, спой,— закричала Людмила.
Виктор с интересом посмотрел на неё.
Анна запела. Ее задушевный голос завораживал. Хотя она пела для всех, а ему казалось, что она поёт для него.
Поставили пластинку, и зазвучало танго.
— Аня, пойдем танцевать,— предложил Виктор.
— Ты не боишься стереть пятки?
— Мы потихоньку. — .
 Ему хотелось прижать её к себе, но Анна положила руки ему на грудь так, что определила расстояние, и чувствовалось, что ближе она его не допустит.
— Да, чувствуется характер,— подумал Виктор.
   Но ему и не хотелось обижать эту чистую девушку. Он попал под её обаяние и понимал, что как бы ему не хотелось чего-то большего, он себе этого не позволит. Просто было приятно ощущать рядом с собой такое хрупкое создание. Как же давно он не был в женском обществе!

   — Ребята, пойдемте на улицу, посмотрим на небо, оно на Севере не такое, как везде,— сказала Тамара.
— Быстро оделись и выскочили на улицу.
— Виктор, оставайся, не ходи,— сказала Аня.
— Нет, я с вами.
   
   Домишки утопали в снегу по самые крыши. Только торчали печные трубы, из которых кое-где белым столбом курился дым. Посёлок спал. Это им, молодым, не спалось.
   Тёмный купол небосвода, сверкая мириадами звезд, опрокинулся над ними. Небо и звёзды казались так близко — протяни руку и упадет на ладонь звезда.
Сполохами играло северное сияние. Прекрасными  разноцветными полосами оно рассыпалось, переливалось по ночному небу, исчезая в одном месте и появляясь в другом. Как будто невидимый художник рисовал огромной кистью свои волшебные рисунки. И было ощущение чего-то  таинственного, необычного, необъяснимого.

   — Какое небо, какие краски! — выдохнул из себя Виктор.
— Где ты еще увидишь такое? — воскликнула Тамара.
— Смотрите, видите — мигает! Это наш спутник летит,— воскликнул Олег
— Ура!!! Закричали все. И гордостью наполнились души.
— Мне эта ночь запомнится,— подумал Виктор.

   Новогодняя ночь пронеслась весело и быстро. Они фотографировались, танцевали, пели и смеялись над любой шуткой.  Анна  заставила Виктора отдохнуть перед дорогой, а потом всей гурьбой проводили его в госпиталь.

   Мать смотрела на Анну вопросительно.
— Мама, что ты так на меня смотришь? Я уже взрослая. Но ты же знаешь, что лишнего я себе не позволю.
— Да, ты у меня уже совсем взрослая,— сказала мать,— и за тебя я спокойна.

   До отъезда домой Виктор старался использовать любую возможность, чтобы встретиться с Аней. Она же была этому не очень рада, но хотелось сохранить дружеские отношения, и сказать парню «не ходи», она не могла. Если позволяла погода, они гуляли по улице. Он грел её замерзшие руки, взяв их в свои огромные ладони. Трепет от прикосновения к ней пронизывал всю его мужскую сущность, но он не позволял себе ничего. Он боялся разрушить мир теплых чувств, который возник у него к этой девочке. Он был благодарен ей за то, что она есть, что её чистота вызывает в нём чувства бесконечного обожания. Он восхищался её внутренней силой, которая чувствовалась в ней. Он завидовал тому, кого она полюбит, с кем она будет в жизни. Завидовал потому, что она ему представлялась очень надёжным и верным другом, внимательной заботливой женщиной в будущем, о какой мечтает каждый мужчина. Он понимал, что не он будет на этом месте. Слишком она ещё молода, и пути их скоро разойдутся и, возможно, уже больше никогда не встретятся. И от этого ему становилось грустно. Но даже это не давало ему права перешагнуть ту грань дозволенного, которую она установила. И она была благодарна ему за это.

***
   Руки. Сколько эмоций испытывает человек от прикосновения к рукам любимых! Порой достаточно просто прикоснуться, чтобы вызвать всплеск эмоций, нежных чувств. Они затопят тебя всего и запомнятся на всю жизнь. В прикосновениях рук — основа всех любовных переживаний. Кто этого не испытал, кто в отношениях переходит сразу к постели, тот многое теряет. Так думал Виктор.  Руки только у человека. И ему достаточно было держать её тоненькие пальчики, которые вздрагивали при каждом прикосновении. При появлении любого встречного, она выдергивала свою руку и прятала в рукавичку. Эти минуты остались в его памяти на всю жизнь. И, будучи уже человеком пожилым, он всегда удивлялся, когда парни позволяли в присутствии девушек и нецензурную брань, и вольности на виду у всех. Он сравнивал девушек с той, и понимал: она бы этого не позволила.

***

   Его выписали из госпиталя. Поправилась и мать Ани. Он пришел проститься.
— Аня, я завтра улетаю домой. Ты будешь мне писать?
— Да.
Он смотрел на неё. Что он мог ей сказать?
Что он бесконечно благодарен судьбе за эту встречу, чтобы она сберегла себя такой же чистой на долгие годы, сберегла себя для того единственного, которого встретит в своей жизни. Но он промолчал, и только взгляд его говорил о том, что он и рад тому, что едет домой, и что ему грустно расставаться с уже ставшими ему дорогими людьми.
   Мать напекла ему в дорогу пирогов и велела писать.
— Конечно,— сказал Виктор.
Он ушел. Ушел навсегда. Ушел и унёс с собой  память о чем-то чистом и светлом, что в жизни не так часто встречается.

***
   
   Учебный девятый класс подходил к концу. Аня сшила себе в дорогу брюки, в них удобнее будет в дальней дороге. А путь предстоял неблизкий — сначала самолетом до Хабаровска, а потом поездом до Н-ска. Если повезет с билетами, на дорогу уйдёт неделя.
И вот она с подружкой едет к самолету в кузове грузовика, мать в кабине. С отцом попрощалась дома. Скупой на слова, он и при расставании сказал:
- Ну, решила, значит поезжай!.

   Машина пылит по галечной дороге. Справа, до самого горизонта, расстилается тундра. Лето на Севере скоротечно, и природа торопится воспользоваться теплом. Всё цветёт. Мелькнул голубичный кустарник. Островками возвышаются над равниной кочки,— значит поблизости вода, а там на них цветет белыми цветками морошка. Отцветет, и появится оранжевая солнечная ягодка, тающая во рту, а рядом, в траве притаится бордового цвета княженика. Колышутся под ветром травы. В них прячутся низкорослые цветы. Стелятся по земле кустарники и карликовые деревца. А вот полетела бабочка, взмахивая своими коричневыми с причудливым узором крылышками. Снуют, собирая мошек, мелкие птахи. Слева виднеется берег лимана, водная гладь его блестит под огромным солнечным диском, на фоне которого мечутся с криками чайки. Вдали синеют горы.
    Как хрупка природа Севера! Вот продавленный вездеходом след раной остался на теле тундры. Когда-то затянется? А тут окружили кучу мусора, вываленного на обочину, мелкие беленькие цветочки, своей красотой пытаясь закрыть бездушное отношение к природе временщика.

   Что же ты делаешь на земле, человек? Что ты оставишь после себя потомкам? Кучи мусора? Не будет цветов, бабочек и птичек. Загаженные реки и озера станут мертвыми. Не пора ли тебе опомниться и отвечать за свои шаги по земле, за каждый брошенный мешок, банку, коробку и даже окурок? Никакие законы не помогут, если слово «совесть» стало произноситься почти с насмешкой. Все меньше совестливых людей.

   И болит душа у Ани, глядя на красоту родного края.
Она смотрит по сторонам. Надолго ли уезжаю?
— Ты мне пиши,— говорит она подружке,— если у отца с матерью опять будут конфликты, напиши сразу, я всё брошу и приеду. Я им об этом сказала. Вроде бы пообещали жить мирно.

   Наивная! Сними очки и посмотри, как далеко ты уезжаешь!
Она не знала, что уже никогда не сможет преодолеть это расстояние в обратном направлении. А может быть, и незачем ворошить в себе то, что осталось в другой жизни, где на мир ты смотрела через розовые очки?

9 февраля 2011 г.