Королева

На молодом деревце липы, растущем на пересечении двух улиц, расположилась стайка воробьёв. Из-за пёстрых, серо-коричневых кафтанчиков, в кроне дерева они были не сразу заметны. Поэтому издали казалось, что трещат, щёлкают и пинькают ветки дерева.
Ещё с осени на них осталось много круглых орешков. Подле матовых светло-коричневых горошин трепетали тонкие, почти прозрачные, паруса. Нежно - кофейные пластины едва слышно шуршали при столкновении с ветками и шероховатой поверхностью мелких шариков. От бестолковой, на первый взгляд, возни птиц они непрерывно мелко дрожали. Орешки картинно раскачивались между ними на длинных стебельках. Они привлекали воробьёв нежным миндальным вкусом. Пичуги торопливо хватали клювом твердые шарики с ветки, ловко лущили оболочку, с видимым удовольствием глотали вкусное ядрышко. На мгновение блаженно прищуривались. Звонко сообщали собратьям своё мнение о продукте. И перескакивали за очередной порцией лакомства.
Никакая другая птица не сравнится с воробьями умением наслаждаться жизнью. Снег ли, жара, дождь, ветер, тучи или ясно солнышко, они довольны любой погодой. И вида у этой птицы никакого нет: коготки короткие, лапки слабые, крылышки маленькие, оперение неприметное. Спрятаться бы с такой наружностью в укромное место и сидеть тихохонько, молчать себе в клюв.
Не тут-то было! Из любой лужи море сделают. Нет лужи? На обочине песчаную сауну сообразят. Встряхивают крылышками, подначивают друг друга на своём воробьином наречии, покрикивают на весь белый свет. Даже от одного воробья шуму, как от пяти лягушек. А уж когда в стаю соберутся, сплошное беспокойство окружающим: шум, гам, суета, толкотня, суматоха. От их торопливого чириканья и беспечной возни на душе становится светло и легко. Хочется проскакать на одной ноге вслед за солнечным зайчиком, запущенным блестящим боком оцинкованного ведра. Раскинуть руки в стороны, запрокинуть голову вверх и покружиться на месте до звонкой лёгкости в висках.
Колонка покосилась на свою единственную ногу: массивная, устойчивая, с толстыми стенками. Нога хорошо сохранилась и была хоть куда: ровный голубой цвет, никакой ржавчины и кракелюра. На такой и поскакать можно, и на одном месте покрутиться. Жаль, должность не позволяет. Приставлена к воде, подавай пример. Будь любезна стоять прямо, дышать ровно, на раздражения реагировать спокойно.
Как королева. Иначе пронырливая вода ринется не в ту сторону. Аварии не миновать и визита экскаватора тоже. С его нудным и неуклюжим ухаживанием. Шесть зубов на одном ковше, а туда же: Шударыня, буТьте любезЖны, вашу ноШку…ФФФууу…
Колонку тряхнуло от одного воспоминания о немилом поклоннике. Труба внутри неё уркнула и плюнула воздухом.
Так что на одной ножке пусть мальчишка поскачет, который с ведром идёт. Кстати, где он? На воробьёв, что ли засмотрелся?
Да, батюшки! Наперегонки с ними орешки грызёт! Что ты будешь делать! Ещё и ведро новое, неопытное, не догадается упасть или перевернуться. Будет стоять столбом, пока мальчишка не вспомнит, зачем пришёл.
Люди последнее время совсем испортились. Ходят за водой по одиночке. Очередей к колонке лет тридцать уже нет. Самое большее человека три столпятся. Хозяйки перестали за водой приходить. Вот таких мальцов присылают. Или мужей. От них какой толк? Стоят, молчат. Прямоугольники в руках держат и молчат. Прямоугольники эти наглые, высокомерные. Телефонами зовутся. Как будто я телефона не видела. Сорок лет телефонная будка напротив стояла. Я каждый звяк её помню. Не то, что внешность в подробностях.
Ко мне пятнадцать кварталов, три улицы и шесть переулков на поклон ходили. Ну, да! И сейчас кланяются! А деваться им некуда. Без поклона воды не получат. Вода в хозяйстве первое дело. Без неё ни пол помыть, ни борщ сварить.
С утра, бывало, хозяйки с вёдрами-коромыслами ко мне идут. Вёдра издалека здороваются звонко, Коромысла на плечах женских дугой лежат, ко мне сгибаются подобострастно. Женщины пока очереди своей ждут, все новости обсудят, сплетни расскажут: характер толстой Райки в овощном ларьке, новый узор крючком, когда в книжном новый том «Жизнь растений» ожидается. Станут кружком, как придворные дамы.  Я королевой, в самой серёдке. Всё вижу, всё слышу, обо всём в курсе. Разговаривают громко, ни одна новость мимо меня не пролетит.
Я, конечно, к этому тоже своё старание приложу. Струёй водной что есть силы по дну ведра бью. Дно металлическое барабанным гулом весело отдаётся. Вода из крана с шумом вырывается, своё мнение высказать спешит. Пока кран не закрыли. Воды хозяйки наберут, наговорятся всласть. И до вечера. Летом и вёдер, и народу больше. Воду для полива всей семьёй носили. Разговоров поменьше. Друг друга да меня только поторапливали: скорей-скорей…
Да где ж этот желторот оголодавший? Ну, вот оно, счастье! С воробьями воюет. Да нет! Это воробьи с ним в перепалку вступили. Ай, молодцы, налетают с умом. К ведру гонят.
Ох, батюшки!!!! Жив ли, паршивец? На ведро со всего маху налетел. Ээээ…помял маленько. Новое ведро испортил. Достанется теперь дома. И поделом, нечего на воробьиную еду зариться. Сейчас реветь будет. Ай, нет. Хохочет во всё горло. На воробьёв помятым ведром замахнулся.
Ижжж, ты. Неужели?
Про меня вспомнил! Ну, давай, кланяйся, милок, пониже. Не то полного ведра до мокрого заговенья ждать будешь.