Мулёля

Рассказ без прикрас или повесть про нас

Она улыбалась ему так, будто была знакома с ним давным-давно, но они много лет по каким-то причинам не виделись. И теперь она не знала: то ли броситься к нему с объятиями, то ли соблюсти приличия и просто протянуть свою руку. А писатель взглядывал на неё во время выступления и всё думал, где же он с ней виделся. Никак он не припоминал это улыбающееся ему как старому знакомому лицо.

А они и не были знакомы. Она его впервые увидела на этом поэтическом вечере, где он читал стихи и фрагменты своего романа. Только писатель об этом не догадывался и всё ломал голову, откуда он её знает. Было неловко – он никак не мог вспомнить момента их знакомства. И когда литературная встреча закончилась, он от неловкости поторопился в общую комнату в конце коридора, где были навешаны друг на друга пальто и куртки зрителей и выступающих. На этой встрече с читателями он выступал не один.

Когда он уже натянул свою коротенькую куртку и застёгивал молнию, ему сзади на плечи вдруг накинули прозрачный плащ-дождевик. Он резко обернулся. Это была она.
– Смотри, какой дождь на улице! Промокнешь.
Окно действительно было затянуто сплошной пеленой влаги. Наступала весна, а дождь зарядил какой-то нудный, осенний.
– Спасибо! Извините, вижу, что мы знакомы, но никак не вспомню, как мы познакомились.
– Это неважно, – она поправила ему воротник дождевика и вдруг притянулась к нему и поцеловала его в губы.

Вот это номер! На него пахнуло душными духами и губной помадой. Ну, значит, точно, он с нею знаком! И что теперь делать? Пригласить её куда-нибудь? Или здесь расспросить? Неудобно. Стоишь, как дуболом, и не знаешь, чего делать.
– А как же Вы без дождевика?
– Не беспокойся, у меня тут целый запас таких дождевиков, – и она, подняв со скамьи, показала ему прозрачный пакет, действительно набитый такими простенькими плащами. – Я тебе его дарю.
Может, она всем преподносит такие сюрпризы? А что, если она не в себе? Уж больно странно она себя ведёт. И никак не вспоминается, откуда он её знает. А дождь и правда как из ведра.
– Спасибо, я Вам его верну. Или давайте заплачу.
– Ещё чего! Должен будешь. Знаешь что, дай мне перо. – Он достал из сумки авторучку. – А теперь протяни  ладонь.
Он протянул, и она, схватив её крепкими пальцами, нацарапала прямо на коже номер телефона:
– Позвони мне. Я подумала, что заберу дождевик.
Он озадаченно смотрел на свою ладонь.
– А как Вас зовут? Кому звонить?
– Лёля.
– Спасибо, Лёля!
– Что ж ты всё спасибо да спасибо! За что?
– Ну-у… – он сначала замялся, а потом облегчённо рассмеялся, – дурацкая привычка интеллигентская.
– Со мной не надо по привычке.
– А как надо, Лёля?
– Душой.
– Во как! Ну хорошо. Спаси… ой, извините, Лёля, до встречи!

И он ушёл, провожаемый её радостным взглядом. Дождевик пригодился. На улице по-прежнему лило, он зябко переминался на остановке, поджидая автобус, потом отогревался в метро, затем шёл пешком. А перед самым домом дождь перестал лить свои бесконечные струи. В холостяцкой квартире, стягивая мокрый плащик, он наткнулся глазами на её телефон на руке. И решил: а чего ждать-то, позвоню прямо сейчас. И, раздевшись, набрал её номер.
– Здравствуй, Лёля! – Он обратился к ней на ты и сразу почувствовал, как она стала ему ближе. – Я уже дома. Готов вернуть плащ. Дождь наконец закончился, могу привезти его куда скажешь.
– Зачем? Пригласи меня к себе!
– Во как! Прямо сейчас?
Она ответила его словами:
– А чего ждать-то?
– Хорошо, я тебя встречу у метро.
Он назвал станцию, и она проговорила:
– Буду через полчаса.

Приехала она почти через час, но он почему-то был готов к этому и даже внутренне не психовал. По дороге они зашли в сетевой магазин, и он, спросив, чего она хочет, накупил всякой снеди. Дома, в прихожей, помогая снять с неё на удивление тяжёлое пальто, он хотел притянуть её к себе и поцеловать. Но сдержал себя, сам не зная почему. Обычно он так и делал с женщинами, которых приводил в свою квартиру. И она не тянулась к нему, как ещё недавно, а сразу, сунув ноги в предложенные тапочки, прошла в комнату и села на диван.
– Уютно тут у тебя.

Юбка натянулась, открыв её круглые колени. Он увидел это из двери, проходя с покупками на кухню. И крикнул уже из кухни, где разгружался:
– Да брось, Лёля, что тут может быть уютного. Женской руки явно не хватает.
И осёкся, иметь дома постоянные женские руки в его планы не входило. Но она не воспользовалась моментом, чтобы предложить свои. «Слава богу», – подумал он. Любая бы сразу, пусть и шутливо, но спросила: «Ты делаешь мне предложение?» И пришлось бы как-нибудь отшучиваться, стирая неловкость момента. Лёля просто спросила:
– Хочешь, я уберусь у тебя?
– Потом-потом, помоги мне на стол собрать.

Он разложил на кухне всяческую нарезку. На плите пузырилась в сковородке яичница. Из холодильника он достал водку. Она уже сидела рядом:
– Ой, мне совсем чуть-чуть, а то я пьяная дурная.

Да ты и трезвая странненькая, подумалось ему. Может, не надо с ней связываться? Когда выпили и закусили под тост за встречу, повисла неловкая пауза. Он тогда сразу налил по второй, она чуть отпила. И тут её прорвало. Она стала говорить, какой он гений, какие у него великолепные стихи и что она пишет тоже и читает тоже в их литобъединении. Тогда он встал и, нагнувшись, накрыл ей рот поцелуем. Провёл ладонями по груди, отчего она напряглась, выгнув спину, и, заведя свои руки ей под мышки, поднял её и прижал к стенке всем своим большим телом. Она чуть дрожала.

Он повёл её к постели. Ещё стоя, расстегнул кофточку и молнию сзади юбки. Стал, присев,  стягивать с бёдер тугую ткань, но она схватилась за пояс и прошептала:
– Я стесняюсь!

Во как! – подумал он, и вновь потянул за подол. Она отпустила руки и, держась за его плечи, переступила через спущенную юбку. И тут до него дошло, чего она стесняется. На ней под колготками были розовые панталоны. Таких уже сто лет как никто не носит. Он такие видел только в своём детстве развешанными на верёвке да в кино про прежние времена. Именно такие привёз когда-то французский актёр и певец Ив Монтан из своих гастролей по Советскому Союзу и высмеял перед всеми эту интимную принадлежность, оставшуюся в ходу только среди советских женщин.
 
Ему вдруг стало смешно и пропало желание к ней прикасаться. Он молча снял с себя всё вплоть до трусов и повалился на постель. Она тут же притулилась рядом. Он без энтузиазма расстегнул и снял с неё белый бюстгальтер, но не дотронулся до колготок и розовых панталон. Его младший брат, как он представлял женщинам свой член, не проявлял никакого интереса. И что теперь делать? Это была нетипичная ситуация.
– Лежи-лежи, я всё сделаю сама, – тихо проговорила она и опустилась к его паху.
Вялыми губами и языком она осторожно ласкала головку его члена, который наконец-то стал просыпаться. Чувствовалось, что она делает это впервые или, во всяком случае, это для неё очень редкий процесс. Он обеими руками нагнул её голову, чтобы член вошёл глубже, и стал ритмично опускать и поднимать её. Наконец его сотрясла волна оргазма, и она, замерев, приняла его сперму в рот. Когда его «брат» перестал дёргаться, выбрасывая скользкую жидкость, она вскочила и, морщась, понесла её за сомкнутыми губами в ванную.

Вернувшись, она не нырнула к нему под одеяло, а стала быстро и неловко одеваться.
– Ты чего, Лёля? Торопишься?
– Да, мне пора.
– Ну ты даёшь, Лёля-Мулёля! Полежи отдышись, потом пойдёшь.
– Нет-нет, мне надо.

Он встал и, накинув халат, проводил её до двери. Вечером, в двенадцатом часу, она прислала ему смс-ку: Спокойной ночи милый
Он уже засыпал и потому ничего не ответил. Но на следующий день на аналогичную вечернюю смс-ку: Спокойной ночи родной – он уже написал: Спок ночи! И получил сразу ответ: Спасибо дружок
Дружком он до «брата» называл свой член, потому он хмыкнул и перевернулся на другой бок. Его разбудил пискнувший мобильник: Вчера упала, бежала на автобус. Разбила коленку и очки, обидно.
Он вспомнил её круглые колени и посмотрел на светящиеся в темноте часы. Было без десяти два. Пока он решал, проснулся он уже или нет, прилетела следующая смс-ка: Завтра у нас концерт, я буду петь, читать стихи свои, приглашаю тебя. Время укажу позже.
Он понял, что уже проснулся. Это подтвердила следующая смс-ка: Буду ждать с букетом цветов.

Ну, влип, подумал он. Теперь и не поспишь. И будто отвечая на его ночные думы вновь пискнул мобильник: Счастье ты моё.
И через минуту ещё раз: Счастье ты моё.
Отвечать он не стал, чтобы не втягиваться в бесполезный трёп. Ни на какую встречу он также не пошёл. Два дня было спокойно. На третий прилетел вопрос без знака вопроса: Как настроение, голова не болит у дятла
Голова действительно болела. Но ему было некогда. Он набрал: Привет, побаливает. Собираюсь на выступление. Пока.
  И получил пожелание: Попутного ветра вам в спину.

Выступление прошло хорошо. Ему аплодировали, он вернулся довольный. Потому на традиционное почти в двенадцать ночи: Спокойной ночи родной, – ответил радостно: Спок ночи, Мулёля!
Тут раздался звонок, Она стала рассказывать, как молилась за него, чтобы его выступление прошло успешно. Что она всегда будет его музой и что она готова повенчаться с ним. Он, огорошенный, молчал или мычал в ответ что-то невразумительное. Она положила трубку, и тут же мобильник пискнул смс-кой: Завтра спим до 11 ладно.
Но это вряд ли бы получилось, потому что вслед полетели и смс-ки, и ммс-ки:
Мне очень хотелось услышать сегодня твой голос, вот я несла всякую чушь про венчание, прости меня пожалуйста малыш.
Затем пришла ммс-ка с видео – открытый наполовину автомобиль с какой-то антенной типа мини-шаболовки в кузовочке. Сверху выползает надпись: С новым годом, с новым счастьем дружок не храпи.
И следом ещё одна – шикарная красная иномарка (модели не разобрать, мелко) и надпись: Моя машина
И наконец смайлик с пожеланием: Споки

Она что, совсем уже трёкнулась? Он зло натянул на себя одеяло. На часах половина первого. Так она совсем выбьет его из рабочего ритма. Он решил забыть её. Но она решила иначе. Через день прилетела опять ммс-ка – её портрет по грудь и надпись: Люблю тебя
Затем смс-ка: Как дела?
И ещё одна: Ты придёшь на мой очередной концерт? Жду.

Он понял, что надо что-то предпринимать. Позвонил ей и нудно стал объяснять, что у него сейчас совсем нет времени на любовные приключения, что у него очень напряжённая работа над романом, что она хороший человек, но в конце концов женщина, которая ему нужна, должна быть совсем другого типа и так далее и тому подобное. Она положила трубку. И не давала знать о себе целую неделю. Он внутренне ликовал. Жизнь стала входить в привычный ритм. Но он рано радовался.

Когда он почти забыл о ней, прилетела новая смс-ка, начинавшаяся с какого-то номера телефона. Дальше шёл текст:
Гульнара Називовна Гареева у неё сегодня день рождения дочери 23 года звони поздравь у неё свой Магазин, люблю тебя буть счастли, она моложе и вдова
Пока он соображал, что это за абракадабра, прилетел дубль этого послания. Тут до него дошло, что Мулёля так устраивает его судьбу. Он вновь решил забыть её. И забыл бы, если б спустя почти месяц в одной литературной тусовке кто-то между прочим не сказал ему, что Лёля попала под машину. Он вскинулся:
– Она жива?
– Да жива, что с ней сделается.

В какой больнице она лежит, собеседник не знал, но где-то в Подмосковье. Писатель решил, что она бросилась под машину из-за него. До дома эта мыль не выходила у него из головы. Прямо в прихожке он начал звонить ей. Она трубку не брала. Он перекусил и снова позвонил. В трубке  только длинные гудки. В конце концов он набрал и отослал смс-ку: Мулеля, звякни, пж.

Она позвонила поздно вечером и говорила полушёпотом, объясняя, что в больнице уже был отбой и разговаривать запрещено. Она в коридор вышла.
– А что ж ты раньше не позвонила? – тоже почти шёпотом спросил он.
– Да я была на процедурах, а мобильник оставила в палате. Сейчас только увидела смс-ку.
– А ты где вообще находишься?
Она назвала подмосковный город.
– А как ты там очутилась?
– Да я у друзей на даче была.
– А под машину как попала? – этот вопрос он задал, подавив внутреннее сопротивление.
– Да сдуру на рынок пошла посмотреть чего тут есть, – беспечно ответила Мулёля, – а он возьми да наедь на меня.
– Кто?
– Ну этот, водитель рыночный.

У него отлегло от сердца. Даже какая-то благодарность появилась к ней. Но тут на той стороне началась непонятная возня, и Мулёля придушенно сказала:
– Меня гонит в палату дежурный врач. Иначе, говорит, выгонит.
Писатель быстро проговорил:
– Слушай, пришли мне свои координаты, я к тебе приеду. Что тебе привезти?
– Да ничего не надо, ты сам мой подарок.
Через пару минут прилетела смс-ка: Пирогова 9, травма, палата 19.

На следующий день, купив дежурные яблоки и апельсины, он трясся в духоте сначала на электричке в подмосковный город, а потом по жаре на местном автобусе по сбегающим под гору улицам. Хорошо, что в мобильнике был навигатор, он помог найти здание больницы на окраине. Пустили его не сразу, день был неприёмный. Пришлось убеждать, что он пусть не очень знаменитый, но всё-таки известный писатель и поэт, и другого времени у него нет.

Дело дошло до главврача. Тот вышел к нему, оказалось, что он что-то знал из его вещей, и попросил почитать стихи для персонала и больных. Писатель, конечно, согласился. Пока организовывали в общем фойе концертный зал, собирая стулья, его провели к Мулёле. Она с растрёпанными волосами сидела на кровати в палате. Увидев его, вскочила и побежала, насколько можно было бежать на загипсованной ноге, к писателю. Под раскрывшимися полами серого казённого халата белела ночнушка. Она обхватила его и прижала голову к его груди.
– Альберт, забери меня отсюда! Счастье ты моё!
Он погладил её по спине.
– Конечно заберу. Но сегодня не получится. Главврач сказал, что тебе нужно сделать операцию. Да я ещё выступить сейчас обещал.

Скоро их позвали на «концертную площадку». Мулёля сидела в первом ряду и во все глаза смотрела на писателя. Ему аплодировали. Его проводил главврач, рассказав, что Мулёле придётся, как он выразился, править ногу, потому что что-то там неправильно срослось. Расстались все довольные друг другом.

Утром его разбудила смс-ка со смайликом: Доброе утро страна
Он посмотрел на часы, девять утра. Слава богу, кажется она в больнице пришла в себя и не трезвонит по ночам. Тут прилетела следующая: Вчера ты покорил всех дамочек
Ну, началось, подумал он, и оказался прав, потому что дальше смс-ки сыпались каждые две-три минуты:
Но я то знаю, что читал ты для меня (смайлик)
Я прочетала твой первый рассказ. Мне понравилось. Ты мозг вселенной (смайлик)
Ты мне очень нужен... Я пытаюсь вас забыть сер, и не могу!!! Полностью увязла в тебе (смайлик)
Хочу на твою кухню чистить картошку и конечно под бочок, чтоб никто не уволок (смайлик)
В слове прочитала сделала ошибку, ты мой корректор... Люблю тебя, и очень горжусь этим. Позвони когда слезишь с бабы (смайлик)

Тут он не выдержал и набрал её номер.
– Привет, Мулёля! Нет у меня никакой бабы, не до них мне сейчас. Я готовлю книгу в издательство и у меня очень сложно со временем. Поэтому, пожалуйста, не пиши мне пока и не звони. Я сам буду тебе звонить. Хорошо? Ты не обижаешься?
– Нет, что ты! Конечно! Буду ждать! Очень! – и положила трубку.

У него действительно были дела в издательстве, готовилась к печати его книга, которая должна была быть представлена на очередной книжной ярмарке. Но дело, понятно, было не в этом. Слишком Мулёли было много для его относительно размеренной жизни. Подготовка и сами выступления в библиотеках и других «очагах культуры» тоже занимали время. Не говоря уже о самом процессе писания!

В общем он не звонил Мулёле неделю, если не дней десять. Закрутился, забыл. И однажды, уже засыпая, услышал писк мобильника. Он сразу вспомнил о ней. И не ошибся: Альберт ты всё мне наврал, я знаю у тебя куча баб. Просто хочу к тебе.
Писатель решил, что уже спит и никакой смс-ки не видит. Он проворочался с полчаса, но никакого продолжения эпистолярного романа не последовало. Он успокоено заснул. Днём его замучила совесть, и он послал ей смс-ку: Привет, Мулёля! Что с операцией? Всё прошло хорошо?
Она ответила через несколько минут: Пока не знаю, начали делать физиотерапию, забери меня к себе, буду тебе ноги мыть.

Он позвонил ей и стал успокаивать, что скоро заберёт её, что надо потерпеть и так далее. Сюсюкался как с ребёнком. А она как ребёнок капризничала, и он подумал, что надо как-то избавляться от этой привязанности. Наконец Мулёля вроде бы успокоилась. Договорились, что он позвонит на следующий день. Но вечером опять прилетела смс-ка: У меня есть кеды, я пойду с тобой в парк. Ты только позови (смайлик). А то я всё реву...

Он промолчал. А на следующий день ему позвонил с мулёлиного телефона главврач и сказал, что их пациентка здорова и её можно забирать хоть завтра. Писатель поблагодарил главврача и попросил передать трубку Лёле. Ей он сказал, что завтра он приедет за ней и чтобы она была готова. Потом, помешкав, спросил:
– А куда тебя везти? Где ты живёшь?
Её радостный тон сразу утих. Она помолчала и сказала:
– Я тебе завтра скажу.

День выписки оказался пасмурным, почти дождливым. Он спросил её смс-кой, готова ли она. Мулёля ответила как всегда со смайликом: У меня всё нормально, не забудь зонтик

Писатель решил шикануть. Он попросил своего автомобилизированного приятеля съездить с ним за Мулёлей. Они подкатили к больнице в середине дня. Она вышла под ручку с главврачом, и писатель поразился. Лёгкая её кофточка была порвана у плеча, юбка мятая и полосой проходило какое-то пыльное пятно. До него дошло: одежда пришла в такое состояние, когда она свалилась под ударом рыночной машины. Но почему ж она не привела её в порядок перед выпиской?

Но говорить ей он ничего не стал. Поблагодарил главврача и взял Мулёлю под руку. Уже усевшись с ней на заднее сиденье, он спросил:
– Куда едем? В Москву?
– К тебе?
– Ко мне сейчас нельзя, – он не стал уточнять почему.
Она отвернулась и молчала целую минуту. Писатель её не торопил, успокаивающе кивая приятелю-водителю через обзорное зеркало. Наконец она повернулась к нему:
– Отвези меня на дачу к друзьям, у которых я была. Они тут рядом живут. Они меня навещали.

Они тронулись и поехали по её подсказкам. Дача действительно оказалась недалеко, на окраине городка. Когда водитель притормозил, она сразу открыла дверцу и вышла из машины. Писатель поспешил за ней:
– Ты познакомишь меня с друзьями?
Он сам не понимал, зачем ему это знакомство. Мулёля резко  обернулась:
– Нет. Тут не друзья мои, тут живёт мой любовник.

Писатель встал как вкопанный. Затем повернулся и молча пошёл к автомобилю. Приятель-водитель ни о чём его не спросил, и до Москвы они доехали практически в полном молчании. Полмесяца прошло в разных делах и заботах, и писатель стал забывать о Мулёле. А ведь всё к лучшему, думал он, изредка вспоминая о ней. Сам ведь хотел избавиться от этой зависимости. Но Мулёля как всегда неожиданно напомнила о себе странной смс-кой: Читаю твой роман на даче у любовника, а ты недоступен. Роман то о тебе. Не думала что ты так чувствуешь женщин. Тебе трудно найти пару, ты же понимаешь, что все бабы дуры, кроме одной курицы. Пора потоптать её. Согласен

Он ничего не ответил. В полночь она прислала новую: Милый, как жаль, что я так далеко. Хочется прижаться к тебе.
Он опять промолчал. В восемь утра его разбудил писк мобильника: Доброе утро мой милый писатель. Пусть оно принесёт тебе новых творческих вояний. У тебя есть я и это самое главное сейчас.
Он не стал отвечать. Вечером пришла ещё одна смс-ка со смайликом: Жаль что тебе нельзя меня обнять
Через час добавка, опять же со смайликом: Не грусти, что в выходные мы не будем вместе, главное ты мне очень нужен

Он понял, что так просто он не отделается. Надо было направить её энергию в другое русло. И он не придумал ничего лучшего, как позвонить ей и сказать, что он совсем без денег, издательства не платят, в библиотеках за выступления дарят книги, а различные досуговые культурные центры обходятся вообще коробкой конфет. Просить, а тем более требовать он не умеет. Может, она найдёт ему какую-нибудь подработку? Но, конечно, творческую…

И она пропала. На три недели. Он говорил ей, что по ночам работает над текстами. Это действительно было так. Но не каждый же день так. В одну из последних ночей августа в четыре утра его разбудила смс-ка: Проснулся? Работаешь?
И следом: Давай я предложу Миле чтобы ты писал сценарии

Он не знал никакой Милы. И знать уже не хотел. Но что было отвечать? Ведь он сам напряг Мулёлю на отыскание работы для себя. Пока он раздумывал, приходя со сна в себя, прилетела очередная смс-ка со смайликом: Ответь мой писатель
Он просто написал: Позвоню утром.

В шесть утра его вновь разбудил писк мобильника: Доброе утро страна
Послание как всегда венчал смайлик. Не успел он собраться с мыслями, как прилетело очередное письмо: Как хорошо что ты есть на свете
И следом весёлая рожица смайлика с призывом: Возьми меня за руку

Писатель вспомнил в эмоциональном выплеске не самые благородные выражения великого и могучего. За…долбит ведь! Все мозги вы…ест! Чего же, б…лин, делать? Можно было, конечно, просто послать её далеко и надолго, но он не мог позволить себе поступить так с женщиной. Какой бы она ни была. И чего бы она ни хотела. А чего она, кстати, хочет? Замуж за него или просто трахнуться? Насколько разыгралась её безумная фантазия? Надо всё же с ней поговорить!

Но писатель не успел воплотить свой замысел, как она позвонила сама:
– Я вчера гуляла по Красной площади, а там книжная выставка-продажа. И твоя книжка продаётся. Я хотела купить, но у меня денег с собой не было.
Он удивился, книжная ярмарка должна была пройти в одном из павильонов ВДНХ. Но мало ли чего в жизни не бывает! Может, издательство какую-нибудь ещё организовало. Он спросил:
– А какую книжку продавали?
Должны были последнюю, другие вроде все распроданы, но чёрт его знает…
– Ой, вылетело из головы. Там их так много было, я столько пересмотрела, пока на твою наткнулась…
Писатель проговорил название своей последней книги, сданной в издательство.
– Да-да, именно эту. Вот ведь забыла… Ты не хочешь меня увидеть?
Он замялся, но потом решил расставить все точки над i и поговорить с ней окончательно. Но теперь было неудобно рвать с ней по телефону. Надо встретиться и объясниться.
– Хорошо. Ты хочешь приехать ко мне?
– Нет, теперь ты ко мне. Жду тебя в гости.
И она назвала адрес и рассказала, как до неё добраться общественным транспортом:
– Я буду ждать тебя на остановке трамвая.

Он мог приехать только вечером, днём была куча неотложных дел. Освободившись, он кинул ей смс-ку, тут же получил подтверждение договорённости и поехал. Она действительно ждала его, не опоздала, как это обычно свойственно женщинам. И не бросилась к нему, как прежде, а просто взяла его под руку и повела к себе. Дом её оказался старой пятиэтажкой в десяти минутах ходьбы от остановки, как, собственно, и у него самого.

Квартира на третьем этаже с окнами, выходящими на такое же пятиэтажное строение через подобие сквера. Было ощущение, что время в этом жилище застыло лет двадцать назад. Вся мебель была какой-то стародавней и казалась пыльной. Даже телевизор был не современным, плоским, а с огромным футляром позади, который своей тяжестью, казалось, тянет экран назад. Маленькая кухонька со столом, застеленным цветастой клеёнкой. Холодильник, весь завешанный разноцветными магнитиками из разных российских городов.

Мулёля достала из холодильника нераспечатанную бутылку водки и глубокую тарелку с солёной капустой. Включила электрочайник, достала керамические кружки, а в пустой заварочный чайничек засыпала горсть крупнолистового чая. Бросила в кастрюльку на плите сосиски, а в маленькую сковородку уже почищенные и разрезанные пополам варёные картофелины.  Всё это время они почти не говорили.

Писатель не мог себя заставить сказать главное, ради чего он пришёл, и оттягивал разговор до более располагающей к откровенности беседы. Надо было хотя бы выпить водки и расслабиться. Он пока задавал пустые вопросы, типа как давно она здесь живёт и прочее, чтобы как-то заполнить время, а она рассказывала какие-то несущественные подробности, вроде того что платить приходится всё больше, а мусор всегда вывозят с опозданием.
 
Наконец всё варево и жарево перекочевало с плиты на кухонный столик.  Он пошёл в туалет, а потом в ванную комнату, чтобы сполоснуть руки. Проходя коридорчиком обратно, он заметил через дверь в комнату фото в рамке, стоящее на комоде, застеленном белой дырчатой вязаной накидкой. Там она, молодая, с высоким начёсом по моде далёких годов, стояла в обнимку с мужчиной, оба они положили руки на плечи стоящих перед ними двоих детей – мальчика и девочки.
 
– Это муж и дети? – спросил он и, пройдя в кухню, сел за столик. Она кивнула, и у неё мотнулись стянутые в пучок крашеные под блондинку волосы на затылке.
– И где же они?
– Муж на даче, а дети... – она неопределённо качнула головой.
– Это на той даче, где ты была у любовника? У него значит? Он твой любовник?
– Да у нас уже давно у каждого своя жизнь. Как и у детей. Они за границей.
– Во как! Знаешь, давай наливай, а то тут без ста грамм, я чувствую, не разберёшься.

Она налила в рюмки водку, и они чокнулись за здоровье. Она чуть пригубила, а он опрокинул маленькую стекляшку махом. Зажевав горечь алкоголя хрусткой капусткой, он сразу налил сам себе вторую, а Мулёля протянутую к её рюмке бутылку отвела рукой.
– Мне и этого хватит.

Тут ему в голову пришла мысль, которую он решил сразу проверить.
– Мулёля, скажи честно, ты ведь никакой моей книги на Красной площади не видела?
– Ну не видела, и что?
– Чего ж ты всё врёшь-то?
– Ничего я не вру, просто тебя хотела увидеть.

Это его тронуло. После третьей, когда уже слегка ударило в голову, он колебался: сейчас поговорить с ней начистоту о разрыве или ещё погодить и посидеть с ней, дав ей как бы продлить удовольствие встречи с ним. Глупая мысль, определил он сам. И решил начать разговор.
– У тебя горчички нет? – жевать неаппетитную сосиску было невкусно.
– Нет, только соль и перец.
– Ну дай хоть перец.
Она протянула, и он поперчил и сосиску, и картошины на своей посудине.
– Знаешь что…
– Погоди, – прервала она его, – не говори сейчас ничего. Ты поел?
– Ну да, – сказал он с набитым ртом, дожёвывая содержимое тарелки. – А чай будет?
– Потом. Пойдём со мной.

Она взяла его за руку и повела в комнату. Усадила на кровать и включила телевизор.
– Тебе хорошо?
– Мулёля, давай… – она, стоя, накрыла ему рот ладонью. Потом надавила на плечи, и он безвольно опустился на подушку.
– Мулёля, я больше не могу…
– Я всё сделаю сама! – перебила она его, и стала расстёгивать ему ширинку. Он подумал: ну пусть, в последний раз он сделает ей приятно. И подчинился.

Она старалась, работала языком и губами, а он всё никак не мог кончить. Время от времени Мулёля взглядывала на него и спрашивала:
– Тебе хорошо?
– Д-да-а! – подтверждал он, и она опускала лицо и продолжала.

Наконец он взял её голову в свои руки и стал помогать процессу. И процесс пошёл. Он скоро кончил, и она побежала в ванную, неся во рту его солёно-тягучую жидкость. Он застегнул ширинку, хотя, конечно, надо было бы вымыться. Однако писатель решил ускорить события. Было уже довольно поздно, скоро на общественном транспорте уже не уедешь. Вернулась Мулёля.
– Послушай… – начал он.
– Подожди! – она опять перебила его. – Ты хотел узнать про мою семью? Сейчас я тебе покажу кое-что.

И она воткнула в огромный видеомагнитофон под телевизором, которых, как ему казалось, сейчас уже и не сохранилось,  большую коробку-кассету с ленточной катушкой. Он вздохнул и поудобнее сел на кровати. Это была запись какой-то телепрограммы из девяностых. Молодой усатый диктор начал рассказывать о новой методике воспитания детей, которую практикует семья, проживающая в одном из районов Москвы. Тут камера сдвинулась, и напротив него оказалась та самая семья.
 
Это были они – Мулёля с мужем и двое их детей, как на фото, мальчик и девочка.
Молодым задорным голосом Лёля стала рассказывать, как счастливо они живут, доверяя и помогая друг другу. Эту методику, которая проста, как сама жизнь, придумал и осуществляет её муж. Время от времени весомо вступал сам муж, а дети периодически радостно подтверждали сказанное родителями. Передача длилась минут пятнадцать, и закончилась на оптимистической ноте.

Писатель пару минут сидел, не проронив ни слова. Затем поднялся и, пробормотав:
– Прости, прости… – бросился в прихожку, оттянул защёлку замка и выбежал за дверь. Мулёля не стала догонять его.

Общественный транспорт уже не ходил. Он вызвал такси, почти сразу подкатившее к нему, и забрался на заднее сиденье. У него ныло сердце. Ещё недавно он воспринимал Мулёлю как несуразное существо, выдумывающее от своей бесполезности всякие нелепости. И вдруг ему раскрылась такая огромная и несчастливая жизнь одинокой женщины, что он ничего больше не смог сказать ей, кроме банального «прости!»

Приехав домой, он добавил ещё водки без закуски, и бросился на кровать. Спал писатель плохо, наутро встал разбитый. Мулёля не выходила из головы. И тем не менее он больше никогда не позвонил ей. Самое удивительное, что и она больше никогда не набрала его номер.