Толпа

Светланка отказывалась ехать к бабушке.
- Ты соображаешь, что говоришь? – Кричала на неё Надежда Ивановна, - дела, дела… Дел всегда много, а бабушка одна. Ничего, что в десятый перешла, лето большое, всё успеешь.
  Она попыталась задеть дочь больнее:
 - Неизвестно, сколько нам, вообще, осталось ездить. Бабушка старая и больная.
  Но на Светланку и это не подействовало. Тогда Надежда Ивановна, оставив уговоры, категорически приказала ей все дела бросить и собираться.
  На вокзал прибежали за десть минут до отхода электрички. Даже здесь, в перронной суете, их провожали взглядами. Обе высокие, стройные. На мать всё ещё обращали внимание, на дочь уже начинали поглядывать.
  Бабушка, мать Надежды Ивановны, седая добрая женщина, встречала их у калитки. Защитив ладонью глаза от солнца, она ещё издали приметила гостей.
 - Электричка что ли опоздала, все глаза проглядела, вас ожидаючи?
Пока мать хлопотала на кухне, собирая, чем перекусить им с дороги, Надежда Ивановна прошлась по дому, заглянула во все уголки. Каждый раз приятно ей было убеждаться, что тут ничего не меняется со времён её детства. Она прилегла на диван, прикрыла глаза. Много лет она зовёт мать переехать к ней в город, а та всё откладывает. Последний раз она вроде согласилась, вот, мол, ещё одно лето на свежем воздухе проживу, а там уж к вам подамся. Плохо представляла себе Надежда Ивановна их будущую совместную жизнь. Сколько врозь прожито. Одно дело в гости друг к другу ездить, другое – всё время рядом быть. У каждого свой характер. В отдельности все люди неплохие, а каково всех в одну кучу собрать. Видно, и мать этого боялась, потому и тянула с переездом. Зять мужчина принципиальный, внучка, хоть и любимая, а норовистая. Да и дом жалко, и дочери потом поехать не к кому будет.         
  - Мама, где Светланка?
 - Пошла моё огородное хозяйство проверить, - откликнулась мать из кухни, - ну, иди, чайку попей, да вот огурчик первый сорвала…
 День пролетел незаметно. Не успела Надежда Ивановна с матерью наговориться досыта. Она знала все материнские дела, всех её подруг. Каждый раз выспрашивала у матери мельчайшие подробности их жизней, и когда они, приходя к матери, начинали говорить о себе, она только головой кивала, знаю, знаю…
  Светланка при этих разговорах присутствовала, пристроится где-нибудь с книгой в руках, а у самой ушки на макушке. Ну, и пусть, думала Надежда Ивановна, ничего крамольного в их разговорах нет, а глядишь, жизнь со всех сторон увидит, людей уважать начнёт, чужую боль понимать. Сама Надежда Ивановна от матери научилась вникать в чужие дела. Только рассказывать начнут, а у неё уже душа кипит, сама, чаще всего, и напрашивается на помощь. Нахватает, наобещает, потом раскаивается, своих дел по горло. А характер такой – обещала, выполнит. Материны подружки это знали, заранее у той выпытывали, когда Надя приедет.
 И мать, нет, чтобы скрыть от них её приезд, пожалеть дочь, ещё письма в город шлёт с их просьбами.
  Вот и сегодня явилась Федосеевна, задавленная недугами и неудачной жизнью старуха. Жаловаться начала, ноги не ходят, некому в больницу сводить. Хорошо, что сегодня выходной, подумала Светланка, а то пришлось бы матери её в больницу тащить.
  Слушай, мам, - возмутилась дочь, когда Федосеевна ушла, - тебе не кажется, что это уж слишком, у неё же здесь сын.
 - Да разве он поведёт её, - вмешалась бабушка, - сам не предложит, а она не попросит.
  - А меня, значит, можно просить? Надоело мне это. Всем не поможешь. Пупок можно надорвать. Порой думаю, мне бы кто помог, можно подумать, у меня в жизни всё тишь да гладь…
  - Всем не поможешь, так ведь, и не откажешь. А люди ищут, где проще. Сын от неё отмахнётся, вот она к тебе и идёт, знает, что сделаешь…
Светланка слушает эти разговоры, её раздражает беспомощность людей, которые лезут со своими бедами к её матери и бабушке. Такими, легко разрешимыми, кажутся ей их заботы. Она  злится на мать, когда та, занятая выполнением очередных обещаний, отказывает ей во внимании.
  - На всех этих старух у тебя есть время, только на меня не хватает.
  - Светка, ты молодая и энергичная особа, учись свои дела сама делать. На старух злишься, а сама чуть что, мама, помоги.
  Вечером уходили на электричку. Бабушка, как всегда, проводила их до перекрёстка, каждую троекратно поцеловала, а потом долго из-под руки смотрела им вслед. А они всё оглядывались до самого поворота, а рукой помахать не могли, нагруженные всякой огородной снедью.
  Электричку, как всегда, брали штурмом, хотя здесь, на конечной остановке, мест хватало всем. Молодые спортивные парни в бархате и коже, оттирая от дверей всех, первыми проникали в вагон, и каждый занимал по целой скамейке для многочисленных дам их любвеобильных сердец. Потом в вагон заходили матери с детьми, люди постарше и не столь спортивные, и последними заползали старухи. Они долго ходили по вагону, отыскивая местечко.
 - Сыночек, тут свободно?  Сыночек небрежно отвечал, что занято. Старушки рассаживались только тогда, когда электричка трогалась, и становилось ясно, что приток дам сердец иссяк.
После посадки Надежда Ивановна долго не могла успокоиться, воевала с одним наглецом, не пустившим старушку на свободное место, хотя он только что пытался затащить на это место Светланку. Победа досталась не Надежде Ивановне. Очередной сыночек нашёл очередную даму сердца и усадил её рядом с собой. Светланка взглянула на него с презрением.
  Вдоль вагона гуляли горячие сквозняки, жаркие лучи уже уходящего солнца, казалось проникали не только в окна, но и сквозь стены. Два часа в этом пекле томились пассажиры. Наконец, электричка достигла областного центра. Измочаленные, нагруженные сумками люди, ломились в подземные переходы, чтобы первыми успеть на транспорт. Надежда Ивановна со Светланкой решили ехать на такси, устали за день. На стоянке уже ожидали машину человек двадцать. Бросив сумки на тротуар, мать с дочерью с наслаждением подставили разгорячённые лица уже прохладному вечернему воздуху. Надежда Ивановна окинула взглядом впереди стоящих, пытаясь их сосчитать. Прямо перед ними две пожилых дамы, потом пьяненький тщедушный мужичонка, перед ним, видимо, кавказец, а впереди интеллигентного вида мужчина в белой шляпе, а дальше  те наглые парни из электрички. Точно, человек двадцать.
  Очередь оживлялась, когда подходила очередная машина, все дружно поднимали вещи и переставляли их ближе к месту посадки. В один из таких моментов в очереди возник конфликт. Пьяный мужичок, перенося свою сумку, натолкнулся на стоящего впереди кавказца, поднял на него глаза и заводил у того перед носом пальцем. Ты, брат, здесь не стоял. Он попытался отодвинуть южанина плечом. Тот, зная свою правду и снисходительно прощая пьяному человеку забывчивость, (ведь он стоял в очереди прямо за ним) необидчиво отводил его руки от своего лица и оставался на месте. Пьяный тоже вполне добродушно продолжал утверждать: - нет, друг, тебя тут не было.
  Пожалуй, всё на этом бы и закончилось, но уже нашлись любопытные. Что там происходит, кто там без очереди? Толпа загудела:
  - Кто это там без очереди? – Оглянулись нагловатые парни, - этот армяшка что ли? Сейчас мы его на базар отправим, пусть торгует.
  По лицу обвиняемого пробежала тень, но он держал себя в руках. Только челюсти крепче сжал и встал, прочно расставив ноги.
  Надежда Ивановна возмутилась внутренне, опять эти наглецы,  не пустившие старушку на свободное место.
 Мужчина в шляпе, стоявший впереди, заинтересованно оглянулся. Самоуверенность южанина ему не понравилась, ишь как встал, ничего, миленький, мы тебя сейчас причешем.
  - Товарищ, - он слегка задел армянина за плечо, - вы, действительно, здесь не стояли. И мы убедительно Вас просим покинуть очередь и не создавать инцидент.
 Кавказец метнул на него такой взгляд, что тот руку мгновенно отдёрнул, точно ожёгся.
  - Нет! - Возмущённо воскликнул он, призывая очередь в свидетели,-  вы только посмотрите, я с ним культурно, а он без очереди влез, да ещё зверем смотрит.
 -  Послушайте, - громко сказала Надежда Ивановна, видя, как заинтересованно следит Светка за ходом перебранки, - когда мы подошли, этот товарищ стоял впереди нас четвёртым по счёту. Между прочим, прямо за Вами, - добавила она, обращаясь уже к хозяину шляпы.
  На её слова никто не обратил внимания, будто их и не было. Уставшая, измотанная толпа жаждала разрядки. Машины не подходили, ожидание томило людей. Назревающий скандал мгновенно наэлектризовал всех.
  - Они думают, им всё можно, всех купить могут. – Вставила своё слово дама, стоявшая перед Надеждой Ивановной.
  - Дерут с нас на рынке бешеные деньги и ведут себя просто нагло, - добавила вторая.
- Чернозадый, - раздалось впереди, веселились молодчики, - катись к себе на Кавказ, а то мы тобой поужинаем.
  Толпа захихикала. Светка взглянула на мать.
  - Озверели, - пробормотала та.  Она страшно устала, хотелось скорей домой, принять ванну и растянуться на постели. И потом, она уже своё слово сказала.
Армянин застыл. Выдержка у него была завидная, только видно было, как гнев сводит судорогой его губы. Однако, он не позволил себе ни одного бранного слова.
  - Господи, - думала Надежда Ивановна, - ведь почти каждый из них бывал на Кавказе. А если бы их там так принимали? Совести у людей нет, и при чём тут базар, может, он просто здесь в командировке или в гостях. Будто наши на базаре всё даром отдают, ещё больше дерут. За три пёрышка лука отдай сотню. Как странно, не может быть, чтобы все эти люди оказались плохими. Ну, те наглецы, ладно… А эти? Ну, хоть  бы кто ни-будь возмутился. Человек в толпе теряет себя, забывает о личной ответственности. И этот тоже, лидер нашёлся, самоутверждается. Она взглянула на мужчину в шляпе. Поди, у жены под каблуком и на службе подхалим…
  События тем временем развивались. Пьяный, почувствовав поддержку, разошёлся. Ухватил южанина за борт пиджака и тянул из очереди.
  - Выходи, паршивый армяшка, у тебя много денег, да? Привык на такси?  Ничего, на автобусе прокатишься. Пусть тебе там бока помнут, - он ударил себя в грудь кулаком. – Я рабочий человек, а ты вперёд меня лезешь…
  Кавказец с силой оторвал от себя его руки, и тот, не удержавшись, повалился на рядом стоящих. Соседи заботливо его поддержали.
  - Гражданин, - теперь уже интеллигент обращался к нему так, - ведите себя прилично, Вы дважды нарушили порядок. Влезли без очереди, толкнули человека.
  - Во, любитель порядка! – Шепнула матери с восторгом Светка. Та поморщилась от её тона.
  Пьяный, наконец, выпрямился и, набычившись, пошёл на армянина.
  - Так его!  А ну, давай, покажи наших! – Юнцы сзади забавлялись вовсю.
  Армянин повернулся к пьяному, резким движением вынул руку из кармана, сказал тихо и твёрдо: - Прикоснёшься, сволочь, зарежу.
  Мужчина в шляпе ахнул:
  - Товарищи, у него нож, он грозится зарезать. До чего распустились, и это в нашей стране. Просто так угрожают ножом, куда смотрит милиция?
 Толпа задвигалась, загудела, все вытягивали головы, стараясь разглядеть, не упустить подробностей. Надежда Ивановна представила, как они обо всём происходящем будут рассказывать домашним и на службе.
  - Молодец, - подумала она, - иначе их не остановишь.
  Мужчина в шляпе действовал. Не побоявшись упустить очередь, он отлучился на минутку и появился, держа под руку милиционера. Наклонившись к нему, он отчаянно жестикулировал, обрисовывая ситуацию, показывал на южанина.
  Милиционер подошёл к очереди.  – Он Вам угрожал? – Спросил у пьяного
  - Угрожал! – Икнул тот, - я, говорит, тебя зарежу, нож у него, во! – пьяный развёл руки.
  - Свидетели есть? – Спросил милиционер.
  - Конечно, - отозвалась шляпа, - я видел, как он нож показывал.
  Светка умоляюще смотрела на мать. Всё, что здесь происходило, казалось ей нереальным. Сначала ей было забавно, а теперь… Будто фильм смотришь, конечно, не наш, заграничный. У нас же такое невозможно.
  - Гражданин, предъявите нож, - потребовал милиционер.
  - Ну, голубчик, теперь загремит, отторговался, - прозвучало сзади. И Надежда Ивановна не выдержала.
  - Товарищ милиционер, - начала она так решительно и твёрдо, что тот сразу поверил ей.
  - Всё, что Вам тут преподнесли, это ложь…  То есть факты вроде те же, только всё было совсем иначе. Его просто довели, этого человека. Я на его месте тоже бы не выдержала.
  Она громко и подробно описала милиционеру всё, что здесь происходило. Как все эти порядочные люди полчаса травили человека.
  - А эти, - добавила она, показывая на юнцов, - просто мерзавцы.
 - Я Вам верю, - успокоил её милиционер, - разберёмся, но он всё-таки угрожал ножом?
  - Да разве это нож? Игрушка, я видела.
   Только сейчас кавказец позволил себе расслабиться, он улыбнулся и разжал руку. На ладони лежал изящный кинжальчик. Это была авторучка. Пьяный возмущённо  тряс милиционера за плечо:
 - Значит, ты его отпустишь? Он меня зарезать хотел, а ты его отпустишь…
 - Пройдёмте, - милиционер взял его за руку, - с Вами мы там разберёмся.
 - Своего, значит, берёшь, а этого отпущаешь? – артачился пьяный.
  - А тот от него откупился,  раздалось сзади, - притихшие было юнцы, оживились.
  - А ну, подойдите сюда, - потребовал милиционер.
  - Это зачем ещё?
  - Сейчас узнаешь, быстро сюда!
  Ребята поняли, что шутки плохи, чуть попятились, и рванули в сторону так быстро, что догнать их было бы трудно. Впрочем, милиционер и не собирался этого делать. Он извинился перед южанином и, забрав с собой сопротивлявшегося пьяного, ушёл.
  Светка прижалась к матери: - Ты, ма, молодец…
  Кавказец постоял ещё минуту, окинул очередь взглядом, брезгливо передёрнул плечами, поклонился Надежде Ивановне и ушёл в сторону автобусной остановки. И тут снова послышался голос человека в шляпе: - Как вам понравилась заступница?
  - А что? Он мужик денежный, ни один десяток таких оплатить может, почему бы и не вступиться? Вмешалась дама, стоящая впереди.
  Надежда Ивановна вспыхнула, наклонилась к сумкам, - бери вещи. Она уводила Светланку. А толпа брала реванш: - Ишь, заспешили, бегите, бегите, голубушки, - раздавалось вслед. Надежде Ивановне показалось, что это голос Шляпы. По Светланкиному лицу текли слёзы. Ей стало жутко, казалось, что эти люди могут с ними сделать что-то нехорошее, может быть, даже убить.
  В автобусе мать обняла её за плечи: - Ничего, страшно быть не против них, страшно быть за одно с ними. Посмотри, какой закат.
 Автобус катил по набережной, за рекой опускалось в тёмную зелень леса усталое солнце. Его слабые лучи сияли розовой короной. – Завтра будет хороший день!