Лидка

             
      

               
               
               
  Был март 1960 года. Лидка стояла возле барака, рукавичкой заслоняя глаза от искрящегося на солнце белого, как молоко, снега, и смотрела на похоронную процессию. Людей было много. Гроб несли на руках. Шествие замыкал небольшой  военный духовой оркестр.
 - И опять похороны, - грустно подумала Лидка.
 
  Только вчера приехала она с братом Лёшкой к тётке Вале в этот маленький посёлок на Чукотке, с названием «Угольные копи». Добираться пришлось долго: сначала поездом до Хабаровска, а потом – самолётом. Ещё свежи были в памяти похороны отца, а следом и бабушки, а новое место жительства встречало её таким же грустным событием.Процессия поравнялась с Лидкой, и оркестр во всю мощь своих  медных инструментов грянул похоронный марш, оповещая окрестности о горе, обрушившемся на родственников погибшей девушки.Сердце Лидки вздрогнуло, из глаз брызнули слёзы. Звуки музыки вызвали в её душе бурю сострадания к чужому горю и разбередили  ещё не зажившую свою рану. Она рыдала, размазывая слёзы рукавичкой, убирая с глаз кудри волос, выбивавшиеся из-под  шапочки. Люди останавливались, провожая взглядом похоронную процессию, и снова бежали по своим делам. 
   - Как же так? – неслось в голове девчонки, – Почему одни умирают, а другие продолжают жить, ходить, смеяться? Почему? Почему не меркнет солнце, а продолжает светить? Почему? И я тоже могу умереть? Как это страшно! Лежать в земле и ничего не чувствовать. А жизнь будет продолжаться без меня. Нет! Не хочу умирать, хочу жить!
   
   Лидке было пятнадцать лет, а той, которую хоронили – семнадцать. Лидке и дальше предстояло жить, любить, кем-то в жизни стать, а у этой девушки жизненный путь прервался в семнадцать. Семнадцать лет – это так мало! Любить она только ещё училась, а стать в жизни могла оперной певицей, потому что была лучшей солисткой школьного хора. И…всё: могила в вечной мерзлоте. Её гибель стала горем для семьи, школы, гордившейся её талантом, поэтому и хоронили с оркестром, и гроб несли через весь посёлок на руках.
 
   Обо всём этом Лидка узнала, когда пришла  в единственную в посёлке одноэтажную, деревянную, с печным отоплением школу,  в класс, где училась сестра погибшей девушки – Анька. Они подружились. Они обе уже познали горе, и это делало их взрослее сверстников.
   
   Люди часто сходятся на сочувствии горю. Если  один человек откликается  на горе другого,  воспринимает его беду как свою,  берёт часть душевной боли на себя, это становится основой большой дружбы. О большой дружбе все мечтают, а в пятнадцатилетнем возрасте особенно. Есть с кем поделиться самым  сокровенным, и есть надежда, что тебя поймут и не предадут.Они стали неразлучны.
 
   Посёлок, где они жили, делился на две части. Основная – та, где находились: школа, госпиталь, шахта, клуб, военный городок. Она состояла из вполне приличных одно-двух этажных домов. В другой части посёлка, где жила Анька, и где поселилась Лидка, располагался  банно-прачечный комбинат с бараками вокруг. В них жили «гражданские», работающие в шахте и на предприятиях, обслуживающих военных.
 
   Барак тёти Вали стоял на горе, возле дороги, одна сторона которой вела к комбинату и кладбищу, другая – уводила в основную часть посёлка. Анькин же дом находился внизу, под горой, недалеко от речки Угольная.Весной, когда таял снег на сопках, вода, устремляясь по руслу к морю,  взламывала лёд на реке. Льдины, переворачиваясь, громыхая и крошась, плыли к уже пробитым водой промоинам подо льдом. Наползая одна на другую, нагромождаясь, они не давали яростно шумящему водяному потоку, пробиться к морю. И тогда речка разливалась почти до Анькиного дома.  Ребята, пользуясь этим, кто на лодках, а чаще на самодельных плотах, плавали по реке, воображая себя мореплавателями, рискуя быть затянутыми под лёд. Лёд  уходил, вода спадала, и река становилась узкой и мелководной. По галечным перекатам её можно было перейти вброд и даже наблюдать, как по мелководью, переливаясь всеми цветами радуги, извиваясь, идёт горбуша.   
   
   Анька, поднималась по тропинке, заходила за Лидкой, и они вместе шли в школу. По дороге Лидка делилась впечатлениями о событиях, происходящих в её новой жизни.
Трудно приходилось Лёшке и Лидке у тётки. Тётю Валю по имени никто не называл, звали по прозвищу Гудымиха. И она соответствовала этому прозвищу из-за вспыльчиво-скандального характера и грубого голоса.

   Это  была дородная женщина, с сильными мужскими руками, крупными чертами лица, большим, в крапинку от оспы, носом, с глазами-буравчиками василькового цвета, с кудрявыми седыми волосами. На правой щеке у неё красовалась большая висячая  родинка.  Жили они вдвоём с дядей Сашей, детей у них не было. В доме часто собирались гости, а где гости, там  обязательно и застолье.
 
   В поселковом магазине спиртное не продавали, но люди пили. Спирт где-то доставали, а Гудымихе  ещё и родственники с Украины присылали  самогонку посылками в резиновых аптечных грелках. Она трезвая-то была нрава крутого, пьяная же могла кинуться в драку даже на мужиков, а после пьянок, заставляла Лидку убирать в доме блевотину, перемешанную с окурками и разбитой посудой. И если в доме начиналась гулянка, Лидка старалась сбежать к Аньке. Осуждая безобразную пьяную жизнь, с драками, какой жили многие в посёлке, девчонки мечтали совсем о другой жизни, красивой, интересной, такой, о которой писалось в книжках. Лидка читала книги запоем и Аньку пристрастила к чтению. И ещё у Лидки была мечта: найти свою мать.
 - Ты знаешь, - говорила она, - у меня такое чувство, что она жива, и я буду её искать. Вот только закончу школу. -
 
   Сколько Лидка себя помнила, они жили с отцом и бабушкой в небольшом городке возле Байкала. Отец пришел с фронта инвалидом. Не женился. Жилось трудно. Правда, последние годы тетка с Чукотки присылала им деньги. С раннего детства приходилось помогать бабушке и по дому, и на огороде. Лидка росла сорванцом, лазала по деревьям, любила играть с мальчишками. Грубовато – резкая по характеру, она была большой фантазеркой и выдумщицей, заводилой в играх, но очень любила сидеть одна на берегу Байкала, часами смотреть на его прозрачные воды, разноцветные камешки на дне и плавающих рыбок, на огромное красное солнце, уходящее за синие горы дальнего берега, и мечтать. Мечты были чистые, как вода в Байкале. А о чём было мечтать девчонке, лишённой материнской ласки? Конечно, и о матери, светлый образ которой она сама себе придумала. И об этой мечте она рассказывала Аньке, и они вместе строили планы будущего поиска. А что Лидка о ней знала? Да ничего! Что её, якобы, посадили за растрату денег в магазине. И всё! Ни бабушка, ни отец о матери ей не рассказывали.
 
   Когда Лидка с Лёшкой остались одни, тётка Валя «выписала» их к себе, прислав на дорогу денег. Оказалось, что внешне они были похожи  на свою тётку: кудрявые волосы, цвет глаз, а у Лидки даже родинка была на той же щеке. Отношения не сложились сразу. Характеры тоже были чем-то похожи. Схожесть характеров часто приводит к конфликтам. Лидка, живя с бабушкой и с отцом,  привыкла к почти полной свободе, а здесь попала под  жёсткий контроль и болезненную подозрительность тетки. А тут ещё и  пьянки!Но когда пьяные оргии в доме тётки стали невыносимы, Лёшке на работе дали комнату, куда они с Лидкой переселились. Тётя Валя и там  не давала им покоя, появляясь в самые неожиданные моменты и устраивая скандалы. После окончания восьмого класса, Лидке дали направление в училище в город Магадан. Лёшку вскоре забрали в армию. Анька с Лидкой расстались, обещая писать друг другу.
 
   Прошёл год. Тётя Валя после очередной попойки начала заговариваться, бросаться на дядю Сашу с кулаками. Её увезли в госпиталь и, признав  психически больной, отправили самолетом в Магадан в психбольницу.  Лидка стала навещать её, в душе всё ей простив. Как-то, придя в себя, тётя Валя слабым голосом, стала просить у неё прощение за  грубость, несправедливость.
  - Да, тётя Валя, кто старое помянет … - Лидка не успела договорить.
   - Не тётка я тебе, а мать, - прошептала она, - простите меня. Простите меня за брата моего, он не женился из-за меня, взял вас на воспитание, стал вам отцом. Простите, если сможете… -
 
   Последний выдох угодил Лидке в лицо. Она сидела возле кровати своей тётки–матери, оглушённая, задыхаясь от нестерпимой душевной боли. А потом были слёзы, много слёз. Она плакала обо всём: о своём детстве без матери, о потере светлой мечты о  матери. Плакала за всех: за мать-тётку, за её недобрую судьбу, за мать, которая, через много лет, обретя вновь своих детей, так и осталась для них тёткой.  Плакала за дядю, искалеченного войной и посвятившего свою жизнь им, своим племянникам. Плакала за бабушку, взвалившую на свои плечи непосильную ношу заботы о внуках и до конца дней  носившую в душе тайну  их матери, своей дочери.
16 июня 2003г.