Наливашка

Снаружи что-то стукнуло. Футляр сильно тряхнуло. За стенкой раздался громкий шорох. Его сменили царапанье и постукивание. Затем футляр затрясло с новой силой. Всё его содержимое подпрыгивало, ударялось о стенки, пугливо охало.
Было не так больно, как страшно. Что происходит снаружи, чем всё закончится? Ясность отсутствовала. Да и какая может быть ясность, если связи с миром нет? Страшнее неизвестности может быть только неизвестность. Хичкок это хорошо знал.
Коробочка вильнула влево, затем - вправо, стремительно двинулась вперёд. Наступило затишье. Надолго ли? Час от часу не легче! Неужели одни неприятности пришли на смену другим?
Тишина снаружи перестала быть безопасной. Ручка напрягла всё своё внимание, прислушалась. Каких сюрпризов можно ждать после изоляции и долгого забвения? Только неприятных!
Хорошо, не изоляция. Резервация! Как ещё можно назвать плотно закрытую отдельную коробочку из пластмассы? Даже если она выстлана синим бархатом.
Это тебе не деревянный пенал с выдвигающейся крышкой. Дерево дышать любит. В пенале всегда маленькие щёлочки есть. Через которые не только воздух и звуки проникают. В некоторые щели кое-что и увидеть можно. Если знать, куда и как смотреть. Щели снизу, например, годятся, когда пенал на боку, в портфеле лежит. Тогда видны тетрадка, дневник или учебник.  Альбом для рисования или нотная тетрадь иногда.
Если пенал на столе лежит, надо прокатиться к передней стенке. Слева и справа пазы глубокие, крышка плотно прилегает. Но до конца её никто не закрывает. Двинут крышку чуть вперёд, и всё. Щель широкая остаётся. Обзор шикарный: ровная чёлка хозяйки, бантик на косичке соседки за передней партой, кусочек зелёной доски со словом «…бота», формула сокращённого умножения, написанная простым карандашом на стене. Как щель на увеличение пошла, значит сейчас писанина начнётся. Тут уже любопытствовать некогда. Только успевай по тетрадному листу скрипеть.
На перемене ещё интереснее. Девчонки прямо над пеналом правила или стихи твердят, если урок серьёзный. Перед пением или рисованием всё больше истории рассказывают, мальчишек и книги обсуждают. Увлекательнее всего про графиню де Монсоро было. Неделю страсти бушевали, Шутом Шико восторгались. Про проклятых королей тоже интересно было. Плохо только, что с перерывами. Новые тома в обмен на макулатуру не сразу в магазин привозили. Так волнами, по мере поступления книг, эта история с полгода обсуждалась.
На воспоминаниях о проклятых королях футляр снова пришёл в движение. Синий бархат вздохнул, промямлил мягким шёпотом:
- Ох, что же происходит?
Твердая подложка из папье-маше, лежащая под ним, проворчала:
- Сейчас узнаем.
Она энергично подпрыгнула несколько раз, подбросила ручку вверх. Ручка чувствительно стукнулась о крышку футляра. Вежливо попросила:
- Поосторожнее.
Подложка сухо отозвалась:
- Я бы рада. Да этот паршивец иначе не отзовётся.
- Это кто тут паршивец?
Глухим тенорком отозвался футляр.
- Никакой благодарности за мои заботы.
- Заботы?
Искренне возмутилась ручка.
- Благодарности?
Усмехнулась подложка.
- Это твой долг! За долг благодарностью не платят.
- А чем платят?
Поинтересовался футляр.
- Ничем.
Отрезала подложка.
- Долг - это миссия, имеющая альтруистический смысл.
- Что?
Футляр выразил искреннее удивление. То ли формулировкой, то ли поведением подложки. Та в тонкости вдаваться не стала, не тот у неё характер.
- Проще говоря, тебя для этого сделали, нас беречь. Вот и старайся. Береги как следует. Не то заменят. Нам всё равно, в чём лежать.
-  Прозябать.
Поправила ручка. Бархат немедленно возмутился.
- Пааазвольте.
Нарочито нежно произнёс он. В изрядном волнении бархат всегда путал звуки и растягивал гласные.
- Я, гааааалубушка, вас соооогревать не нанимался.
- Что, вы, право слово, как школьный ластик. Чужие ошибки выискиваете.
Пробормотала подложка. Ручка не дала закончить ей мысль:
- Столько лет меня укутываете! Так и не поняли. Письменная принадлежность моего уровня не может половину бесконечности изнывать от жажды в обнимку с бархатом.
- Вот это номер!
Глухо захохотал футляр.
- Где вы видели половину бесконечности? Гааалубушка
Передразнил он интонации бархата.
- Петля.
Не задумываясь ответила ручка.
- Какая петля? На чулке? Или на стене?
- На листе. Бесконечность – две петли, тонкими концами друг с другом соединённые. Половина бесконечности – одна петля.
Хохот раздался с новой силой. Что именно развеселило пластмассовую коробку, ручка спросить не успела. В состоянии неуёмного веселья футляр сотрясался и подпрыгивал всем телом. Забыв о предосторожности, в очередном прыжке он скинул крышку, растеряв ненароком всё содержимое.
То ли потому, что была тяжелее, то ли по чистой случайности, ручка летела дольше всех. После синего бархатного полумрака она на некоторое время перестала ориентироваться в пространстве. Яркий свет, цветные пятна, громкие звуки – всё мелькало и кружилось.
- Так и растеряться недолго.
Пробормотала она и скинула колпачок. От интенсивного верчения после долгой неподвижности ей стало жарко.
- Пить.
Жалобно попросила ручка и посмотрела вокруг. Она лежала на полу, под ёлкой. Блестящие игрушки и лёгкая мишура раскачивались на колючих ветках. Под колючим деревцем сидела изящная черная кошечка. Её усатая мордочка светилась от удовольствия.
- Бабушка.
Раздался мужской голос.
- Муся снова похозяйничала. В ящик письменного стола залезла. Интересно, как она умудрилась его открыть?
Кошечка невинно моргнула огромными жёлтыми глазами, протянула лапку к ручке. Продолговатый предмет с блестящими деталями её явно привлекал. Ручка напряглась и поёжилась. Перспектива стать кошачьей игрушкой её страшила.
- Ну-ка, стой. Поди сюда, баловница. Дай мне, что ты раскопала.
Чья-то рука привычным жестом подхватила пушистое кошачье тело. Другая взяла ручку. Молодой человек в светлых джинсах и свитере с оленями внимательно рассматривал добычу.
- Спасена!
- Надо же! Мою школьную наливашку Муська откопала.
Пожилая женщина в фартуке забрала у парня общую любимицу.
- Почему наливашка? Это ж ручка перьевая, для каллиграфии в самый раз.
- Чернила внутрь набираются. Поэтому наливашка. С пипетками были и с поршнями. Эта с поршнем. Нам в начальных классах только такими разрешали писать. Считалось, что шариковые почерк портят.
- А потом?
- Потом кто как. Я все школьные годы ею пользовалась. Мне её папа подарил.
- Давно такую искал. Не знал, что у тебя есть.
- Так разговора не было. А я голову ломаю, что тебе на Новый год подарить. Бери, пиши.
Ручка слушала, затаив дыхание, не веря своему счастью. Она была готова расцеловать усатую шалунью Мусю, которая вытащила её из глубин письменного стола.
Права была тётушка чернильница, когда говорила, что слова материальны.  Сказала бы она сегодня просто «бесконечность», так бы и пролежала остаток дней в футляре.
Половина бесконечности кончилась!
Чернила вновь заполнят её резервуар, перо прикоснётся к бумаге. И начнёт свой бесконечный путь.
Осталось немножко, совсем чуть-чуть, потерпеть.