The chunk 63 The message -379-

Every day Olga was photographed for Ahmed, standing in front of the mirror of the wardrobe in the office, because this was the only way to take a full-length photo.
The mirror was engraved with a pattern that cast shadows on her figure, and the harsh lighting from the LEDs on the dark brown bottomless ceiling made the shadows on the face rough. She tried to turn and adjust the camera in different ways, but the photos, despite all her efforts, turned out to be improperly sharp, she looked either younger or older than her years. "Well, okay," she thought, "he doesn't care, but I need to have the courage to take and send my photos to anyone. It takes some getting used to." She promised to send him a photo of herself every day, and she kept her promise almost always.
Sometimes she took pictures of herself in the mirror room in training. Her heart still beat faster each time she pressed the send arrow.
March 24, 2020
On that day, the whole morning was free, there were no customers and no work per se because people were agitated to stay at home because of the coronavirus. Many people were scared.
Olga spent the entire morning before lunch on the practice of English, namely, writing letters to Ahmed.
Instead of lunch, almost every day, she spent forty-five minutes practicing in the nearest gym. Usually, Olga did a warm-up on a treadmill and then went to the martial arts hall. The hall, covered with mats, was small and uncomfortable, but almost always empty. Sometimes men and guys came in there to box, they tortured the suspended bags with their feet, hands, and elbows. Sometimes a girl came boxing, very plump. Wearing boxing gloves, she had been torturing a 60 kg punching bag under the guidance of her trainer.
Olga did not have a coach. A personal trainer is a paid service now. In her youth, she attended the gym for the company with a friend. This thought, to become stronger, came to her mind because her brother often hurt her. She was 16-17 years old and wanted to be strong so that no one would ever touch her in order to be able to defend herself. Therefore, a friend was able to persuade her, a homebody, to go to the gym.
There was a very good coach of about forty years old. He showed in detail how to perform each exercise, insured the barbell, and gave recommendations on training and nutrition. In those years, the coach's guidance was not only free but also necessary, since the coach was responsible for those who attended the gym. This was the first and only legal gym at that time in her town.
Olga herself read about strength training, about wushu, about fitness: they had books on bodybuilding at home, because her older brother was fond of building a harmonious strong body. He could not attend a gym, because doctors, due to poor eyesight, did not give him a certificate for such exercises, so he bought dumbbells, a kettlebell, a barbell, equipped a bar at home, hung up a bag that he had sewn with his own hands and stuffed it with dry peas, and exercised with his friends at home. Our mother tried to hide the weights from him, took one 16-kilogram weight and the heaviest pancakes from the barbell to the neighbors, but he persisted and bought another. She had to come to terms with his hobby... So, without the guidance of a coach, illiterate training, he made his heart weak, which is why, partly, he died in his early years, he was not 31.
Olga later, at the age of 20, continued to visit the gym, but the coach was already different, he did not help. Self-training was often complicated by overtraining and myositis. Once her hands were swollen, she went to a doctor and for some reason, he pierced her joints. Several times she overloaded her legs so much that she went to university on tiptoe because it was painful to get up on her feet. So she ruined her veins. A green vein appeared under the knee joint at the age of 35 and she had to start wearing compression garments every day at the age of 40. She preferred fishnet stockings and now, in winter and summer, every morning, she, getting out of bed, pulled them on and took them off only when she went to bed. Apparently, she was a bad student of her coach.
The doctor forbade her heavy loads, but she did not want to deprive herself of the pleasure of training, deciding for herself, when after several years without exercises, her legs began to swell and it even hurt to slap the muscles of her legs, that sitting without movement was a much greater evil than doing weights. Now, after a year of training, there were no such pains and she felt better. She trained herself very safely now.
Olga was in a good mood, she took a picture in the mirrored wall of the hall with mats and, as usual, with some trepidation, sent the photo to Ahmed, continuing her independent studies.

The message  71
Hello, Ahmed.
There are people of high culture and down-to-earth people. All have something to tell, to retell, to say, to do or not to do demonstratively, what to show, how to behave. Nobody remains silent when things touch one's mind. It is the most difficult thing to keep his mouth closed even if you are not one who talks much. All that garbage we call culture in a wide sense.
Then our culture stratifies itself. As petroleum. Human society is not homogeneous, it is hierarchically defined. And the garbage of people stratifies: this thing is belonging to high culture due to some wise people claim it is, so other people have written that fact in a book and other people appoint the book's level among all the rest of the books. And this thing has to go through many cycles of the complicated hierarchical process. During its process of complexity, the thing itself does the stratification of people and vice versa. This is a constant incessant process depending on changes in society. The influence of all parts of society is directly or implicitly. Each person is important even in case it seems they are outsiders staying aside.

The message  72
Hello, Ahmed.
I must confess, for I want to be honest with you.
Having sex with my husband sometimes I can see your image in my head suddenly. I am feeling at that moment something middle between shame and a passion struck me. I cannot recognize it, but my blood at that moment becomes hot, I feel it is boiling-like in my veins. I always banish all such thoughts immediately because I understand they are just plays of my mind. Recently I was playing with your photos and now my brain is playing with your image. I need to see you alive, to listen to your voice, to feel your smell, and so on to fall for you, but I doubt it would happen anytime in the flesh. Maybe it would turn out you are disgusting to me as a male and as a person.
I have to admit, my brain decided your images are attractive physically for me. When I kept your images on my PC at work, sometimes I casually opened the file with your images, I often felt the same in my blood. Good is that I deleted them.

The message  73
Hello, Ahmed.               
I don't know what you did with your women so bad that they came away or you chased them off. I read some information because you decided to share with me your private matter. It's contradictory. One says in Algeria only men can apply for divorce and divorce has very bad consequences for women, other writes women can leave her husband with children and it is disgraceful for the man but the woman can live alone until her former husband allows her to get married. I don't know what among all of that is true. Probably depends on a person. My first feeling after reading some article was you really made two big mistakes because you spoiled the life of two women, but now I don't know what to think. I tend to consider that you have money (because marriage is an expensive deal in Algeria), you as a man have more rights in your country and in your religion, you have to have more responsibility in marriage even more so you got married to a woman almost twice younger than you. And it was just your caprice to get married to them and then to give them to go. I am sorry if I am wrong in accusing you. I don't want to make you feel pain. Have a nice day.

The message  74
Her face froze in an expression of crying. My mother died when I was 19. All the faces of  my other dead relatives I saw were cold, impassive. My father looked representative and formidable even in his coffin. My brother in his coffin looked like in his photographs when he was a kid: smart and eagerly alive. My grandma, uncles…I missed only the funeral when my father was buried: relatives decided I must remember him alive because I was 11. It was a solemn funeral. There was a crowd of people, an orchestra, many flowers, and funeral wreaths when I left it. I was left alone in my aunt’s flat with their dog. I spent that sad time typing on a piano key (they had a piano but I couldn’t play it) and the dog was singing. It sounded very mournful. I felt I should be sorrowful.
I had known about the death of my father after I saw on my mother’s shoulders his sportive jacket. I knew he was dressed in it in the hospital so I immediately knew that he passed away. Nobody will put on the clothes which were brought for washing. My mother hugged me and said: “Everything will be fine.”
Then were the funeral repast after they buried him. Many formidable people came to our house. I remember only one. One woman, young enough, was eating a salt cucumber with a very sad face when my mother showed her to me and said: “That woman was a secretary of your papa. They say a secretary of a man is usually his lover.” I don’t know why my mother told me that: I was so young and didn't even know what a naked male looks like! I had been looking at the woman to attentively memorize her. I felt I should think she is my enemy but she seemed harmless. Probably my mother was angry that they invited his lover to her home. We had never recalled that case later.
My mother’s funerals about ten years later were very modest. A funeral bus, several relatives, some flowers. My aunt hugged me so tight it was painful and said: “Everything will be fine!”. I laughed, breaking away from her embrace: “Yes, I know!”
We and my grandmother, the mother of my dad, came to her flat after the ceremony. She boiled buckwheat porridge and put a plate with it for me. I was sitting at the table and suddenly started crying. She stood perplexedly over me but I had chased her off into another room. My tears dropped in my buckwheat porridge.


Ежедневно Ольга фотографировалась для Ахмеда, стоя перед зеркалом шкафа-купе в офисе, потому что только так можно было сделать фото в полный рост. На зеркале был выгравирован узор, от которого падали тени на фигуру, резкое освещение от светодиодов на темно-коричневом зеркальном потолке делало грубыми тени на лице. Она пробовала повернуться и приспособить камеру по-разному, но фото, несмотря на все ее старания, получались ненадлежащей резкости, она выглядела то моложе, то старше своих лет. "Ну и ладно," — думала она, — "ему безразлично, а мне нужно набраться смелости чтобы делать и отправлять свои фото кому бы то ни было. Нужно привыкнуть." Она обещала отсылать ему  свое фото каждый день, и держала свое обещание почти всегда.
Иногда она делала свои фотографии в зеркальном зале на тренировке. Ее сердце все еще каждый раз билось чаще, когда она нажимала стрелочку "отправить".
24 марта 2020 года
В тот день все утро было свободно, заказчиков и работы как таковой не нашлось совсем, потому что людей агитировали оставаться дома из-за короновируса. Многие люди были напуганы.
Ольга все утро до ланча потратила на практику английского, а именно, сочиняя письма к Ахмеду.
Почти ежедневно взамен ланча она сорок пять минут тратила на тренировку в зале рядом со своим офисом. Обычно Ольга делала разминку на беговой дорожке, а потом шла в зал единоборств. Весь покрытый матами, зал был маловат и неуютен, но почти всегда пуст. Иногда туда заходили мужчины и парни,  боксировать. Они мучали подвешенные груши ногами, руками и локтями. Заходила боксировать иногда девица, очень полная. Надев боксерские перчатки, она молотила 60-килограммовую грушу под руководством своего тренера.
У Ольги тренера не было. Персональный тренер — это платная услуга теперь. В юности она за компанию с подружкой посещала тренажерный зал. Эта мысль, стать сильнее, пришла ей в голову, потому что ее старший брат часто ее обижал. Ей было лет 16-17 и хотелось быть сильной, чтобы никто никогда не тронул ее, чтобы уметь защититься. Поэтому подруга смогла ее, домоседку,  уговорить пойти в тренажерный зал. Там оказался очень хороший тренер лет сорока. Он подробно показывал, как выполнять каждое упражнение, страховал штангу и давал рекомендации по тренировкам и питанию. В те годы руководство тренера было не только бесплатно, но и необходимо, так как тренер нес ответственность за тех кто посещал спортзал. Таким был первый и единственный в то время легальный зал в ее городе.
Ольга и сама читала о силовых тренировках, об ушу, о фитнесе: у них дома были книги по бодибилдингу, потому что ее старший брат увлекался строительством гармоничного тела. Он не мог посещать спортзал, потому что врачи из-за плохого зрения отказывались дать ему справку для таких занятий. Поэтому он купил гантели, гирю, штангу, оборудовал дома перекладину, подвесил сшитую своими руками грушу, набив ее горохом, и занимался с друзьями дома. Мать пыталась спрятать от него тяжести, унесла одну 16-килограммовую гирю и самые тяжелые блины от штанги к соседям, но он упорствовал и купил другую. Ей пришлось смириться с его увлечением.. Так, без руководства тренера, неграмотными тренировками, он сделал свое тело большим и мускулистым, а сердце слабым, отчего отчасти и умер в ранние годы, ему не было и 31.
Ольга позже, в 20 лет, продолжила посещать спортзал, но тренер уже был другой, не помогал. Самостоятельные тренировки часто осложнялись перетренированностью и миозитами. Один раз опухли руки, она ездила к врачам и ей прокалывали зачем-то суставы. Несколько раз так перегрузила ноги, что ходила в университет на цыпочках, потому что больно было вставать на всю стопу. Так она испортила себе вены. Появилась зеленая вена под коленным суставом лет в 35 и ей пришлось начать ежедневно носить компрессионное белье с 40 лет. Она предпочитала ажурные чулки и теперь, зимой и летом, каждое утро, натягивала их, не вставая с постели, и снимала, только ложась спать. Видимо, она была плохой ученицей своего первого тренера.
Врач запретил ей большие нагрузки, но она не хотела лишать себя удовольствия тренировок, решив для себя, когда после нескольких лет почти без движения у нее стали опухать ноги и даже хлопнуть по мышцам ног стало больно, что сидеть без движения — это гораздо большее зло, чем занятия с тяжестями. Теперь, после года тренировок, таких болей не было, и она чувствовала себя лучше. Занималась она теперь очень осторожно.
 У Ольги было хорошее настроение, она сфотографировалась в зеркальной стене зала с матами и, как обычно, с некоторым трепетом, отослала фото Ахмеду, продолжив самостоятельные занятия.

Сообщение 71
Привет, Ахмед!
Есть люди высокой культуры и простые люди. Всем есть что рассказать, пересказать, сказать, что делать или не делать демонстративно, что показывать, как себя вести. Никто не молчит, когда что-то касается его разума. Сложнее всего держать свой рот закрытым, даже если ты не из тех, кто много говорит. Весь этот мусор мы называем культурой в широком смысле слова.
Потом наша культура расслаивается. Как нефть. Человеческое общество не однородно, оно иерархически определено. И людской мусор расслаивается: эта вещь принадлежит к высокой культуре из-за того, что некоторые мудрые люди утверждают, что это так, поэтому другие люди записали этот факт в книге, а еще другие люди назначают уровень книги среди всех остальных книг. И эта вещь должна пройти множество циклов сложного иерархического процесса. В процессе усложнения вещь сама расслаивает людей и наоборот. Это постоянный непрекращающийся процесс, зависящий от изменений в обществе. Влияние всех частей общества прямо или косвенно. Каждый человек важен даже в том случае, если кажется, что некоторые из них становятся аутсайдерами.

Сообщение 72
Привет, Ахмед.
Должна вам признаться, потому что хочу быть с вами честной.
Иногда, занимаясь сексом с мужем, я внезапно вижу ваш образ в своей голове. Я чувствую в этот момент что-то среднее между стыдом и страстью. Я не могу этого распознать, но моя кровь в этот момент становится горячей, я чувствую, как она кипит в моих жилах. Я всегда сразу же прогоняю все подобные мысли, потому что понимаю, что это просто игра моего разума. Недавно я играла с вашими фотографиями, и теперь мой мозг играет с вашим изображением. Мне нужно увидеть тебя живым, послушать твой голос, почувствовать твой запах и так далее, чтобы влюбиться в тебя, но я сомневаюсь, что это случится когда-нибудь во плоти. Может, окажется, что вы мне противны как мужчина и как человек.
Но я должна признать, что мой мозг решил, что ваши изображения физически привлекательны для меня. Когда я хранила ваши изображения на своем ПК на работе, иногда я случайно открывала файл с вашими изображениями, и тогда я часто чувствовала то же самое бурление в своей крови. Хорошо, что я удалила те фото.

Сообщение 73
Привет, Ахмед!
Я не знаю, что вы сделали со своими женщинами такого плохого, отчего они ушли от вас, или почему вы их прогнали. Я прочитала некоторую информацию, потому что вы решили поделиться со мной этим частным делом. Все противоречиво. Одни говорят, что в Алжире только мужчины могут подавать на развод, а развод имеет очень плохие последствия для женщин, другие пишут, что женщины могут оставить мужа и уйти с детьми, и это позор для мужчины, но женщина может жить одна, пока ее бывший муж не разрешит ей выйти замуж... Я не знаю, что из всего этого правда. Наверное, зависит от человека. Моим первым ощущением после какой-то статьи было то, что вы действительно сделали две большие ошибки, потому что испортили жизнь двум женщинам, но теперь я не знаю, что и думать. Я склонна считать, что у вас есть деньги (потому что брак - дорогое удовольствие в Алжире), у вас как у мужчины больше прав в своей стране и в своей религии, поэтому у вас должно быть больше ответственности в браке, тем более, что вы женились на женщине почти вдвое моложе себя. И это была просто ваша прихоть — жениться на них, а затем дать им уйти. Прошу прощения, если я ошибаюсь, обвиняя вас. Я не хочу причинять тебе боль. Хорошего дня.

Сообщение 74
Ее лицо застыло в слезах. Моя мать умерла, когда мне было 19 лет. Все лица других моих умерших родственников, которые я видела, были холодными и бесстрастными. Мой отец даже в гробу выглядел представительно и грозно. Мой брат выглядел так, как на фотографиях своего детства: умный и энергичный. Бабушка, дяди ... Я пропустила только те похороны, когда хоронили отца: родственники решили, что я должна помнить его живым, потому что мне было 11. Похороны были торжественными. Когда я уходила, там была толпа людей, оркестр, много цветов и похоронные венки. Меня оставили одну в квартире тети с их собакой. Я провела то грустное время, играя с клавишами пианино (у них было пианино, но я не умела на нем играть), а собака пела. Это звучало очень печально. Я чувствовала, что мне должно быть грустно.
Я узнала о смерти отца после того, как увидела на плечах матери его спортивную куртку. Я знала, что эта куртка была на нем в больнице, поэтому сразу поняла, что он скончался. Принесенную на стирку одежду никто не наденет. Моя мама обняла меня и сказала: «Все будет хорошо».
Потом были поминки после того, как его похоронили. В наш дом пришли много важных людей. Помню только одну. Одна достаточно молодая женщина с очень грустным лицом ела соленый огурец, когда моя мать показала мне ее и сказала: «Эта женщина была секретарем вашего папы. Говорят, что секретарша мужчины обычно его любовница.” Не знаю, почему мама сказала мне это: я была так юна и даже не знала, как выглядит голый мужчина! Я смотрела на ту женщину, чтобы внимательно ее запомнить. Я чувствовала, что должна думать, что она мой враг, но та казалась безобидной. Наверное, мама была недовольна тем, что организаторы похорон пригласили его любовницу к нам домой. Позже мы никогда не вспоминали об этом случае.
Похороны моей матери примерно десять лет спустя были очень скромными. Траурный автобус, несколько родственников, цветы. Тетя так крепко обняла меня, что было больно, и сказала: «Все будет хорошо!». Я рассмеялась, вырываясь из ее объятий: «Да, я знаю!»
Мы с бабушкой, матерью моего отца, приехали на ее квартиру после церемонии. Она сварила гречневую кашу и поставила передо мной тарелку. Я сидела за столом и вдруг заплакала. Она недоуменно стояла надо мной, но я прогнала ее жестом в другую комнату. Слезы капали в гречневую кашу.