Одним бакланом моря не вытопчешь

    - Курсовой сорок, вижу неопознанный плавающий объект! - доклад вахтенного офицера на главном командном пункте - ГКП эскадренного миноносца «Бедовый» прозвучал как приглашение на эшафот.
    - Недорепонял! - командир эсминца недовольно повернул голову в сторону лейтенанта. - Классифицировать цель!
    - Крейсер неизвестной национальности! - не задумываясь, выпаливает взопревший вахтенный, впиваясь нервными окончаниями глаз в окуляры бинокля. - Пеленг идет на корму! - и добавляет. - Удрать хочет, гад!
     В боевой рубке было разлито корабельное благолепие. Болезненно стонал компас, нервно ему подвывал в штурманской выгородке автопрокладчик. Кладбищенским сиянием мерцали лампочки аварийного освещения.
    - Курс - сорок! - командор начинает чувствовать себя охотником, идущим по следу зверя, такой же азарт и охотничье вдохновение.
    - Есть курс сорок! - матрос-рулевой делает лицо на сорок градусов и лихо закручивает штурвальное колесо вправо. - Курс сорок!
    - Одним бакланом море не вытопчешь! Надо подымать всю стаю! - командир говорит знаковые слова и решительно командует. - Объявить боевую тревогу! Ход самый полный!
    - Боевая тревога! - с выражением не рассуждающей преданности, повторяет вахтенный офицер и подает один непрерывный звонок громкого боя.
    Командные слова грохочут, как призыв к Страшному суду. Громкость репродукторов, размещенных на переборках по всему эсминцу такая, что от звука динамиков начинают дребезжать плафоны в светильниках. Краска с переборок отлетает лохмотьями, словно жахает главный калибр.
     Подымая мертвых, команда взрывной волной проникает во все отсеки эсминца. Очумело врывается в кубрики, где начинаются судорожная путаница одеваний матросов свободной смены в чужие бушлаты. Звучат хлопанье рундуков. Не обходится без тумаков. Корабль вздрагивает от открывания и задраивания десятков дверей и люков. Трещат трапы под ботинками матросов, которые чтобы не сломать, друг другу ребра и шеи бегут в корму - по левому борту, а в нос - по правому, по правобортным трапам - вверх, а по левобортным – вниз. Грохот. Треск. Крики. Мат. Ура!
    Моряки на постах включают аппаратуру в боевой режим. Башни артустановок начинают вращаться во все стороны с немым вопросом - «Где эта проклять, что не дает служить спокойно?» На командные пункты начинают сыпаться пулеметной очередью доклады о готовности.
    - Корабль на боевом курсе! - поворачивая голову в сторону командира, четко докладывает рулевой.
    - Старпома ко мне! - командир выхватывает у вахтенного офицера трубку корабельной громкоговорящей связи - КГС «Каштан» и начинает грохотать, как залпы крейсерских башен главного калибра. - Радиометристы, ядрена корень! Что затихли, как опарыши в селедке? Сопровождать цель!
    - Есть сопровождать цель! - бодро отвечают командиру «короли эфира» и влипают «кошачьими» глазами в экраны радиолокационных станций.
     - Механик! Увеличить обороты! - командир начинает орать, больше чем весит.
- Есть увеличить обороты! - голосом старого черта глюкает старший механик - стармех и решительно дергает вперед ручку машинного телеграфа.
    Стрелка, как ужаленная, звеня, бежит по желтому циферблату. Прихватывает защелкой палец вахтенного офицера, который, очарованно слушая командира, не следит за шаловливыми ручонками. Брызжет кровь, как из-под поросенка.  Измазанного зеленкой «раненого» уносят на носилках, как получившего ранение на поле брани. Машинный телеграф приостанавливает движение на положении «средний» и с места, коротким броском прыгает на риску «полный вперед». Корабль начинает преследовать «крейсер», как совесть убийцу.
    - ГКП - акустик!
    - Есть акустик! - слышится из гидроакустической рубки.
    - Прослушать горизонт! Доложить пеленг и дистанцию!
   - Есть прослушать горизонт! - акустик с каменным лицом поправляет наушники и начинает, с лаской как лобок любимой девушки, щупать горизонт.  - Дистанция до цели… Пеленг на цель… - со скоростью матросского сперматозоида, докладывает гидроакустик.
    - Штурман!
    - Есть, штурман! - цепко схватившись за стол, кораблеводитель в штурманском ящике с циркулем в зубах вздрагивает, как от удара электрического тока и чуть не проглатывает железяку, зажатую в зубах.
    - Местонахождение! Опережение тридцать секунд! Время пошло!
    - Есть, опережение тридцать секунд! - репетует штурман, и нервно дергает секундомер.
    - Командиру бе че два начать стрельбу!
    - Носовая батарея! Правый борт тридцать! По цели… Снаряд… Заряд боевой! Товсь! - командует артиллеристам носовой батареи, по-старинному - плутонга, «бычок» -  командир ракетно-артиллерийской боевой части, которого сразу же осеняет дух Ушакова.
    От усердия офицер покрывается липким потом. Облаяв всех кого можно, «бычок» смотрит в желтый окуляр пеленгатора на черную визирную линию. Комендоры, оседлав стальные сидушки артустановок, влипают в дальномеры, как мухи в сметану. Матросы начинают высчитывать по разнообразным стрелкам и дискам приборов управления стрельбой направление и расстояние до цели. Стараются удержать крестовины прицелов на «крейсере неизвестной национальности», то есть на артиллерийской мишени в виде плоскодонной баржи с мачтами, между которыми натянута старая парусина.
    - Метристы! Дистанция?
    - Сорок кабельтовых! Тридцать девять кабельтовых! - оживает радиометрист и в режиме девушки полонянки начинает отсчет до цели. Тишина кончается на тридцати кабельтовых.
    - Ноль! - с оттенком мата звучит команда «бычка» на открытие огня. На флоте без «твоюжмать» и снаряды не летят.
    Щелчок микрофона «Каштана» отзывается у комендора ударом в правую челюсть. Он ногой нажимает педаль стрельбы. Корабль встряхивает. Носовая башня со стомиллиметровой пушкой нехотя грохает раз, два, потом начинает методично ухать, как разбуженный филин.
     Тугим звоном закладывает уши. Краска со стволов начинает отлетать, как пух с одуванчиков. Клочья флегматизатора залепливают окуляр пеленгатора на правом крыле ходового мостика, в отсеках не успевают менять плафоны. Из-под артиллерийской башни, как с заводского конвейера начинают вылетать пустые латунные гильзы, звеня горохом по верхней палубе эсминца.
Командир припадает к биноклю, провожая снаряды, которые как стая задиристых воробьев быстро разлетаются по морю, усердно дырявя кипящую водную гладь. Всплески, словно белые призраки, встают на горизонте.
     Начинается прямо  настоящая Цусима. «Может дать команду «переодеться в чистое»? - мельком думает командир.
     - Недолет один кабельтов! - индифферентным голосом докладывают с дальномерного поста.
    - На один кабельтов вперед, шагом марш! - «бычок» в КГС командует мотористам, постанывая от исполнительности. - Корабль, вперед! Раз, два! - служба начинает глупеть на глазах. Второй залп ложится левее сейнера на десять тысячных дистанции.
     - Право десять! – четыре всплеска, хорошая кучность боя, после чего слышно непристойно победное слово. - Прекрасно!
    Командир кормовой батареи решает помочь «бычку» и запускает дымовой снаряд. «Крейсер неизвестной национальности» скрывается за дымом, лишний раз доказывая что на флоте в цель попадают только сперматозоиды.
    - На хрена козе баян, - глядя на дымовую завесу, удивленно спрашивает командир и добавляет, - когда есть колокола?
    Матросы на буксире с привязанной канатом мишенью, от изумления от бортовых залпов эсминца со страха прячутся в трюмы. Резво звучит очередная серия выстрелов. Все снаряды добросовестно уходят мимо.
     - Дробь! - командир бе че два командует окончание стрельбы. - Башни в сектор! Орудия на ноль!
    Печальной птицей Пеленгас свистит над морем последний снаряд. Стрельба прекращается, наводчик освобождает нажатую педаль стрельбы. Орудие разворачивается в исходное положение, катится по горизонту, срывает ограничительные стопора и своими стволами упираются в боевую рубку. На мостике становится тоскливо. Оглохшая тишина, затоптав присутствующих, прячется за эхолотом.
    Неожиданно звучит голос гидроакустика:
    - Слышу шум винтов! Эхо пеленг шестьдесят! Предполагаю - подводная лодка!
    «Этого еще не хватало в нашем борще», - успевает подумать командир и на полуавтомате командует низким голосом со звериным оттенком:
    - Минера, ети его бабушку, на мостик!
    Среди наскипидаренного ажиотажа на ГКП в «дугу большого круга» влетает старший минер корабля. Ему, как и всем хочется пострелять и проявить себя перед командиром.
    - Товарищ командир! Разрешите стрельнуть? Хочу показать им кузькину мать! - скороговоркой выпаливает перенашатыреный командир БЧ-3 со следами беспробудного пьянства на волевом лице.
    Главный минноторпедер корабля в состоянии эмоциональной вздрюченности, полон решимости. Он собран и подтянут, отлично выбрит и как полагается минеру, с большого бодуна.  Офицер жаждет незамедлительных действий и сложностей, чтобы быть оцененным и поощренным командиром.
    - «Хочешь» и молчишь? - командир хочет как бы шуткануть юмором висельника, но «румын», такое прозвище на флоте у минеров, понимает это как разрешение на торпедную атаку и по-молодецки командует.
     - Внимание! Торпедная атака!!
    Командиру БЧ-3 не терпится показать класс, после чего эсминец, кренясь до самой палубы, как угорелый несется противолодочным зигзагом в точку залпа. - Пеленг шестьдесят! Носовые аппараты, товсь! - продолжает командовать «бычок» с бешеным взглядом пирата Карибского моря.
    - Есть, товсь! - быстро репетуют торпедисты в ларингофоны и быстро разворачивают трубы торпедных аппаратов в сторону «противника».
    - Аппараты пли! - ни секунды не раздумывая, решительно, как Александр Маринеско, в боевом экстазе командует офицер и мертво, будто к стакану со спиртом прилипает глазом к резинке дальномера. Он хорошо знает, что в бою как и во время полового акта нельзя останавливаться!
     Начинается мужской кордебалет. Торпедисты дергают боевые ручки аппаратов. «В минном деле, как нигде, вся загвоздка - в щеколде!» Все вздрагивают. Рубка опять наполняется тишиной, напоминающей полночный кладбищенский покой.
Командир, поднимает правую серебряную бровь на изумленную высоту, после чего морщины на лбу перелазят на затылок. Все присутствующие на мостике прилипают к переборкам, как мухи к гнилой селедке.
    - Есть, пли! - резким эхом, как зубная боль, отдается в матюгальнике «Каштан».
    - Слышу шум винтов торпеды! - сделав ответственное лицо, докладывает акустик, растворившись в наушниках. - Товарищ командир! Торпеды вышли! - добавляет он, превратившись в сплошное ухо.
     Общий выдох в боевой рубке. «Слава богу, торпеды пошли!» Море встает каскадом водяных гор от подводного взрыва. Невдалеке всплывает косяк рыбы, принятый акустиками за «подводную лодку».
     Вот написал с улыбкой о «корабелах» - офицерах плавсостава и подумал, а если серьезно, то это необыкновенные, с детской чистотой сердец люди, соединяющие хладнокровную отвагу с житейской мудростью! Не зря же еще античный ученый Анахарсис сказал «Люди делятся на три вида: живых, мёртвых и тех, что ходят по морям».
     Сами посудите. Месяцы без берега и семейной жизни в замкнутом ограниченном пространстве корабля в небольшом человеческом коллективе, где каждый прыщ на лице товарища становится, как родной. На корабле каждый знает друг о друге всё - характер, семью и любовницу, увлечения и триппер, горести и радости. Кто что ест, пьет, кого и как «любит». Недостатки и маленькие слабости каждого не замечаемые в обычной жизни в походе во сто крат преувеличиваются и становятся проблемами.
     В море экипаж постоянно сопровождают одни и те же боевые посты с ограниченным жизненным пространством. Шкалы приборов, напоминают человеческие лица, и лица порой похожи на изношенные приборы. Вахты четыре через четыре при спокойном и штормовом море, когда твердь палубы уходит вниз в бездну, а борщ, съеденный за обедом, наоборот пытается лезть наружу через уши и нос. Тревоги, авралы, учения и тренировки и опять тревоги, авралы, учения и «вечные приборки», сдачи курсовых и специальных задач. Все называется учебным, но люди действуют как в настоящем бою. Об учебном режиме знают только на ГКП.
     Это только маленькая толика того, что стойко переносит моряк в плавании. Здесь нужен бетонный характер. Надеется не на кого, кроме, как на себя и своего товарища по экипажу. Корабельное оружие — оружие коллективное. Один в море не воин. На одном голом романтизме это мужское дело не вытянуть!
     Надо быть просто до безумия влюбленным до самозабвения в морское дело, не показывая это другим и самому в это не веря. Корабельный офицер, считаю, это не специальность, а диагноз!
     Корабельный ракетчик в мокром от пота кителе командует своим флибустьерам:
    - Внимание! Ракетная атака!
    Оживает корабельная ракетная установка. Начинает вращаться пусковая балка, которая вертикально встает напротив люков ракетных погребов. Открываются люки и из недр корабля, как в фантастическом фильме медленно поднимаются вверх зенитные ракеты. Срабатывают стопора и они, направляемые матросами-операторами по воле командира группы управления ракетным оружием - «групмана» готовы полететь в сторону «противника».
     - Батарея! - палуба в рубке становится горячей, как раскаленная сковородка. - Пуск!
    «Групман» нажимает красную кнопку. Электрическая фаза на пусковых установках по закону подлости вырубается в самый не подходящий момент, обесточивая весь корабль и ракетный комплекс. Сельсины уходят на ноль, пусковые спаренные балки безвольно повисают, как сырые сосиски. Ощущение, что Минэнерго отключило электричество за неуплату.
     - Ой, ма, - машинально боднув воздух, успевает сказать главный электрик и в немой муке пропадает с ходового мостика.
     Корабль погружается в темноту и в состоянии уныния начинает плыть как бы сам по себе в параллельном измерении. Тишина, как в публичном доме в десять часов утра. Наступает простой русский кирдык. Хочется повеситься.
     Командир начинает свесившимся носом принюхиваться к возникшей ситуации. Безвыходность начинает оглушать. Ракетная стрельба заваливается, как мачта, сраженная неприятельским ядром.
     - Ахтыжтвоюмать! - командир выпускает из себя последний воздух.
     Его холодный пот заливает радар, офицеры на ГКП зажмуриваются, готовые к мордобою. Все накрывается русским медным тазом.
    - Механик! - командир, с побелевшими от гнева ноздрями навыкат рвет удила и начинает реветь белугой. - В бога, душу, мать и архангелов! - простые русские слова сразу начинают отдавать эвфемизмами. - Где «напруга», ёкарный бабай? Куда все девается?
     - Так точно! Никак нет! - вытянувшись по стойке «Смирно», дрогнувшим голосом динамит позеленевший стармех.
     - Не надо мне тут «точкать» море соплями! - дымящийся от злости командир передразнивает подчиненного и начинает изгонять бесов с корабля, да так, что от безумного ора неожиданно заклинивает фосфорную отметку на экране локатора. Корабль слепнет.
    - Ч-что это т-такое? Совсем нюх потерял? Я тебе покажу академию и аттестацию, ты у меня получишь очередное воинское звание! - командор сатанеет, будто на мостике пиратской каравеллы. - Выброшу за борт на корм крабам!
     В рубке начинает пахнуть бесовской серой. Интенсивность мата в секунду нарастает по обратной петле Гистерезиса, лишний раз, доказывая, что мат на корабле не может быть доказательством, но доказывает всё!
    - С-слушаюсь! Есть! Т-рищ к-командир! Бу сделано! С-сейчас, у-устраним, - шипит лицом электрик, почувствовав удушье.
    От волнения мозги вываливаются кучей дерьма на репетир компаса и складываются в коровью лепешку. Лейтенант чувствует сухость во рту и заикающе квакает. Хорошо понимая, что ненароком открыл ящик Пандоры, превращается в тень от стойки машинного телеграфа.
    - Сигнальщики! Что видите?
     - Уходящие просранные возможности!
    «Умники!» - проносится в голове у кэпа, но тут же позабыв о матросах, командир начинает накачивать «короля говна и пара».
    - Стармех! Считаю до трех, не будет напряжения - под трибунал! Три года расстрела и каждый день до смерти! Время пошло! - лязгая зубами, как голодный волк, командир с побагровевшей шеей начинает нарезать круги по тесной рубке.
    - Так точно! Есть! - старший механик в зашнурованном состоянии чернеет лицом и начинает нецензурно мычать.
    - Что «Есть»? - командир останавливает понос слов подчиненного. - Что ты мне тут плавучий публичный дом устроил? - командир, как пьяный гусар в публичном доме при пожаре во время наводнения бросает трубку «Каштана» в переборку, шаря глазами по рубке в поисках еще чего-то, чем можно запустить в стармеха.
     Опять наступает тишина, как на погосте, только слышится сопенье штурманенка за выгородкой. Корабельный колокол, как забытый приговоренный к смерти застывает эпоксидным клеем.
    - Устраним! - выдыхает стармех.
    - Что устраним? - командир, глюкает кадыком и реактивный очередной залп убийственной брани размазывает присутствующих по переборкам боевой рубки. - Свой корабль к черту утопим, ипатьтвоюлюсю?
    - Это все химики, - шипит носом, истоптанный командиром, стармех.
    - Что химики? - кэп сверкает боевой сталью зубов.
    - Наверное, картошку опять жарят на опреснителях! - тихо встревает штурман, с озабоченным видом крутящийся возле пеленгатора.
    - Командир бе че два, геморрой на твою голову! - орет командор, но в ответ тишина. - Где этот клоун? Подать мне его сюда, вашу маму люблю! Куда все пропадают? - и щелк оскалом осьминога. - Что у нас происходит?
    Командиру бы сказать флотскую присказку «Случилась страшная беда - мы обосрались, как всегда!» и успокоиться, но он продолжает возмущаться.
    - Всех отправлю в паелы! Расстреляю всех к ядреной фене!
    Кэп в стихийном кошмаре боевой тревоги непроизвольно тянется к воображаемой кобуре на поясе. Слышится как бы звук взводимого курка. Начинается командирское лечение глистов народными средствами. Воздух на ГКП, наполненным военным юмором становится тягучим. Мрак и кошмар.
   Через некоторое время пропавшую «фазу» находят у химиков, у которых от перенапряжения полетели все пакетники, чуть не сотворив пожар. Начинают искать предохранители. Сразу не находят. Достают предохранители, но они оказываются не того номинала. Посылают за другими.
    Пока рыщут по кораблю, инженер БЧ-2 вместо предохранителей наматывает на «ножи» рубильника медную проволоку с палец толщиной, рассуждая просто: «Если вы хотите сорок первый год, то я вам сейчас устрою маленький Сталинград!» «Напруга» появляется.
    - Пуск! - повторно звучит команда для красной кнопки.
    Корпус корабля нервно вздрагивает. С кормовой пусковой установки вырываются два огненных языка. Оглушив всех кого можно, рев ракетных движков начинает стелиться по поверхности моря. Сдув маршевыми двигателями бакланов с надстроек, ракета делает «горку». Обнаружив мишень, ныряет вниз к воде и успешно поражает натянутую парусину на барже-мишени.
    - Домой! В базу! - с видом повешенного именинника, удовлетворенно командует командир.