Приходит день зловещей тенью

«Приходит день зловещей тенью…»

*Николай Морозов «Откровение неизбежного», стихи - 150 стр.
изд. «Классика», г. Арсеньев, 2015 г.

Уже легка в руке сума
Достатка нужного для жизни,
И дерзость вольного ума
Упрямо клонит мысли к тризне.
Лишь мерой пройденных дорог
Оберегаем и подсуден,
Скажу смиренно: "Дай-то, Бог,
И эту малость – в пользу людям…"
Н.Тертышный

После встречи в начале осени 2013 года я много думаю о нём, о его творчестве, но настоящей серьёзной связи с ним как не было, так и нет. За прошедшее время всего пара  коротких телефонных звонков после того, как отправил ему небольшой отзыв по его стихам «И думы светлые, как день…». И вот нынче новая книжка стихов* и письмо от Николая Морозова вновь заставляют ворошить наболевшее, признаваться в какой-то беспомощности, в такой же окраинности перед ним, перед собой, перед временем нашим скоротечным и безжалостным…
«Получишь книгу – прочитай. Напиши мне что-нибудь…, буду рад. Как живёшь, как здоровье? Что вообще в жизни нового?..». Я, было, подумал ответить коротко и грустно лишь эпиграфом, но поразмыслив над названием его книги «Откровение неизбежного», решил, что избегать откровений и мне самому не стоит.
Припомнилось его «…Любое мгновенье учу наизусть». Нынче он постигает и наизусть впечатывает в память свой возраст – то, что никому не избежать, не одолеть, не обмануть, не обойти, какие бы силы и способности не положил в старания и потуги свои. И, как впрочем, все мы в этом, совершенно одинок. С первых же строк сборника мысль его ложится пунктиром, многоточием, потерянно в открытой наивности, в несобранности, часто несвязно, обрывками с болезненностью в рассуждениях, с какой-то неудержимой частушечностью, с потерей рифм и логики – «…кошелёк с окна исчез не от потуг моих излишков…». О себе много и почти всегда в третьем лице: старик, старичок, старый дом, остывшая труба.
Нет в мире больше огорченья,
Чем видеть старика мученья.
В последний путь ушла старушка.
Остались… платья и подушка.
Психологическая травма после смерти жены, одиночество, неудержимое поэтическое начало деятельной натуры своеобразно совместились в нём, и как результат – выплеск слова изнутри от сердца, но без заботы о правильности выбранных условий для общения с воображаемым собеседником:
Не люблю тишину и покой.
Кошкой резвой бегу по квартире.
Успокой ты меня, успокой
В позабытом поблёкшем мундире…
В такой несуразице проглядывает попытка найти рифму при утрате смысла, либо это его чёрный юмор так дерзко находит выход из сознания, подразумевая под «поблёкшим мундиром» «деревянный бушлат».
Есть строки простые, понятные, логичные от начала до конца стихотворения, например об огне, что «оголил бугры, канавы…». Интересно то, что слов огонь, пожар, пламя и т.п. нет в стихотворении вообще. Всё в глаголах, в определениях – «…оголил, пробежал несмышлёный, оголённая сторона…». И совершенно чистое без болезненных перескоков с мысли на мысль слово о детстве, о своей «несравненной слободе» о небогатой, но достойной жизни, об отце, о растерянности пред будущим:
Встану нынче, как папа, раньше,
Чем заглянут в окно лучи…
Что же будет, Россия, дальше?
Подскажи нам и научи…
Много пустого, лишнего, не продуманного, без начала и неоконченного, вразброд, но тут же(!):
Серый полог висит за окошком.
Радость встреч затаилась в стогу…

Вспоминаю, как солнце сияло,
Как умела метель ворожить…
Что это? Откуда из души-страдалицы, из какого хаоса просто приходят такие понятные близкие образы. Остальное можно совсем и не читать, в остальном ничего кроме сожалений, бессилия и жалости к себе нет. Его обострённое до болезненности чувство поэтического восприятия жизни не ослабевает, нигде не оставляет его. Он только уже не управляет им, идёт на поводу эмоции, часто утрачивая такт и понимание своей «майской плакатности» из прошлого:
Таким горизонтам порадуйся,
Спасибо России скажи.
И выданным Родиной парусом
Гордись и всегда дорожи

или частушечности в пожелании мальчишке соседу, ушедшему в армию:
Нынче –армия годик.
Незаметно промчится.
Возвратись в огородик,
Здесь России теплица…

Ищет образ, сравнения, перебирает их, повторяется, часто невпопад, срывается с рифмы. Весьма часто поиск выдаёт неподдающийся логике набор рифмованных фраз, в чехарде которых трудно видеть поэзию.
Нет перспектив и вдохновенья.
Сегодня встать и запорхать?
Приходит день зловещей тенью:
«Ложись на грязную кровать».

Он понимает своё положение:
Зарос травой. Как чёрт сижу в бурьяне.
Нет никаких надежд на новый день,
И мелочь не пузырится в кармане,
И суета присела на плетень…
Казалось бы, нелепое на первый взгляд определение «не пузырится» чуть погодя заставило улыбнуться. Если копнуть глубже – мелочи на пузырь не хватает! Выпивохи знают, что это такое.
И понимает своё одиночество, своё состояние:
И в моё открытое окошко
Даже тополь веткой не стучит…

Как соболь в клетке мысли скачут…

Но нет «понимания своего поколения»:
Куда иду? Не ведаю.
К чему, зачем движение?
За новою победою?
За старым поражением?
Это что-то сродни кликушеству, когда истосковавшаяся, изболевшая по справедливости душа исходит неудержимо в голос, вопит с далёкой окраины бессильная, непонятая, оставшаяся в одиночестве со своей доступной лишь ей истиной.
Русский род – крестовой масти.
Мы в плену у новой власти.
Славны бубны за горами
Заманили нас дарами.
И перепевая Есенина, укоряет брюзжащих попрятавшихся друзей там, «где в деревенских русских хатах живут и стонут глухари…».
Как-то на второй план ушла важно беспокоившая его ранее тема большой Родины. Вся его суть ныне больна бытом, одиночеством и близкими людьми. Резок и зол на соседку в неприятии её услужливой затеи оженить его:
На уши капала лапшою,
Сиренью майскою цвела

Но эта искренняя малость
Порвала дружескую связь.

Но упрям и целенаправлен:
Не спешу к могильному оврагу…

Рядом и зрелость
И тыл.
Старость?
А я не остыл!..

Разверну вновь приколы баяна.
Ох, давно я на нём не играл!..

Одолею все скалы и горы,
Если к счастью стремление есть…

Его по-прежнему не покидает чувство активности и задора:
Утро. День. И розов вечер.
Сутки – прочь спешат, летят.
Изогнул Морозов плечи,
Но задумками богат…

Ему бы заняться бытом, жильём, запущенным подворьем, огородом и бросить печатать книжки, как советовали ему Александр Егоров и хабаровчанин Геннадий Богданов. Впрочем, это моя холодная логика, мой циничный рассудок так говорят во мне, а он весь во власти своих страданий и своих песен. Так устроена его деятельная душа страдальца и лирика. Это спасает его от жестокости утрат и одиночества.
Зачем для резвого удила?..
Пусть треплет ветер седую гриву…
***
Николай Тертышный
Находка
декабрь 2015 г.