Эшелоны

     В 1973 году  воинский эшелон приехал в Андижан за пополнением молодых солдат со всей Ферганской долины.   Конечный пункт службы новобранцев являлся строгой военной тайной, поэтому весь Андижан только шепотом обсуждал погоду Забайкалья, куда отправлялся наш эшелон, и сколько ехать до Читы – пять или шесть дней…
         
       Особенно доставалось мне, потому что я сам был «двухгодичным» лейтенантом, служившим в Краснокаменск Читинской области и посланным сюда как переводчик.

   - Это очень хорошо, - сказал военком города, - весь набор из кишлаков… Некоторые даже в Андижане не были…  Откуда русский язык…

         В день отправки были сформированы группы, из наиболее шустрых ребят назначены старшие, получены пайки…
 
         Провожающие папы и мамы стояли в отдалении и что-то кричали своим сыновьям. Но те, возбужденные предстоящей дорогой и неизвестной, ничего не слышали и торопились занять места. Парни, как мальчишки носились в плацкартных вагонах, сколачивались в группы, перекрикивались как на сельском базаре… менялись местами, смеялись… Почти все они были из районов области, многие из ребят даже в Андижане не были,  и для них призыв на воинскую службу был ожиданием новых перемен, и, честно говоря, новой жизни…
 
       Да что говорить, многие из них даже никогда в поезде не ездили …
Состав тронулись, и они, не отрываясь,  глазели в окна на пролетающие полустанки, высматривали между стоящими поездами крупные вокзалы Барнаула, Кемерова, Иркутска, Читы,   потому что наш воинский эшелон не пускали ни на первый, ни даже на второй путь…  Но все равно, для этих ребят эти пять суток до Краснокаменска, где строился самый крупный в СССР Горно-металлургический комбинат, были как путешествие в Париж.

         Эти мальчишки, как впрочем и все, кого мы забрали из Андижана,  стали впоследствии хорошими старшинами и взводными, а так, как мы были военными строителями, получили очень нужные специальности и профессии. Они стали спокойно говорить на русском языке, научились водить бульдозеры и башенные краны, получили права и сертификаты электриков…  И очень немаловажно, почти все они потом вернулись домой с хорошими деньгами, потому что наши войска были не Мин.обороны, а Мин.средмаша, где платили хорошие деньги.

         Все они, эти солдаты,  вернулись домой здоровыми и совершенно другими людьми…




          Летом 1941 году в кишлаках Ферганской долины десятки полуторок в спешном порядке свозили сотни тысяч ничего не понимающих восемнадцатилетних парней к сборным пунктам.
           Парням может быть даже было весело, многие из них впервые увидели Ташкент. Плачущие родители остались там, далеко, в родных кишлаках… А тут им дали гимнастерку, новые сапоги и даже солдатские документы, наспех выписанные в военкоматах. Привезли на вокзал и под музыку военного оркестра посадили в товарные теплушки…

         И они поехали на войну! Тысячи, сотни тысяч Холмарадов, Хасанов, Эшматов, Рузматов, Аскаров… Многие из них не понимали, что кричали им на полустанках командиры, это были молодые дехкане, не знавшие русский язык, знавшие только кетмень… У них не было никаких фотографий родных, они обещали только что сосватанной девушке, что скоро вернется и они сыграют свадьбу…

          Если честно, они даже радовались, что уехали из дома,  потому что видели новые кишлаки и города по дороге… 

        А потом было пять долгих и страшных лет…  Но не их жизни, а войны…
         …Эти парни с Ферганской долины не вернулись… Они даже писем не написали, потому что их этому не научили. Да и не успели они написать, потому что многих из них убило уже в первом бою.

                …Эти тысячи эшелонов, которые бесследно растворились в кипящем вареве войны, назад не приехали. Тем, кому повезло, наловчились воевать, уцелели… И били фашистов они не за Сталина, не за Родину, а за то, чтобы вернуться домой. Вот им повезло! У них были медали, а у некоторых даже ордена. Это с ними потом после войны проводили встречи, приглашали на митинги. Это потом они стали говорить о патриотизме, о верности родине. Потом стали давать премии, когда одряхлели – некоторым выписали даже квартиры. Этим уцелевшим и вернувшимся с войны – огромная благодарность!

         Но сотни тысяч, миллионы других, не имеющих имена бесследно исчезли во мраке времени. Они падали уже в первых боях, потому что не умели воевать, умирали от болезней, от ран прямо на поле. Мой отец, к которому уже в первые дни войны на операционный стол свозили сотни таких изувеченных, но еще живых солдат, говорил, что не всех успевали вытащить с того света. А госпиталь должен был идти дальше за фронтом и поэтому их закапывали в общих могилах, наспех собрав, а потом потеряв документы. Их имена навсегда забыты…

          Почти никто из них, первых, не вернулся домой.
Но это были молодые люди, которые чего-то хотели, о чем-то мечтали. Только в их далеких кишлаках, маленьких городках еще некоторое время их ждали, но потом их старики умерли …

    И все!

         Поэтому 9 мая – это не праздник, это действительно скорбь по тем, кто безымянно и ни за что лишился своего будущего! Поэтому у меня никак не получается перейти на праздничный тон… Мой отец, прошедший войну с 41 по 45, ненавидел ее, не ходил на встречи и не говорил торжественных слов…

         Видимо, у меня это от него!