Последний сын Гипербореи

Н Тертышный
Краткий отзыв на книгу:

Василий Васильевич Литвин.
«Последний сын Гипербореи»

« матроны, унция, аппарат, рецепт, фармацевт, изотопы, муляжи, экспорт и пр. «современная лексика» – словеса явно не из русского языка в контексте, когда автор явно серьёзно замахивается говорить «великим и свободным…», звучат несколько в ёрническом порядке, совсем мало к месту и явно диссонируя…
Некоторое родство слога с Л.Филатовым. Я не ищу ошибок, я ищу родник, но, как и у Филатова в его знаменитом «Федоте-стрельце», у Литвина родник тоже чуть мутноват. «На крестьянском мутном дне, нету жизни ребятне…» - несколько сомнительное утверждение. Крестьянство и «муть» обычно плохо сочетаются, если не сказать, что вообще не совмещаются в литературе нашей. Наоборот эта сословная глыба в обществе олицетворяла чистоту, открытость и природную бесхитростность всего народа.
Погоня за «словцом», явление этакого «словесного узорочья». Там, где вполне можно было бы применить – чудеса, у Литвина – кудеса, имал вместо поймал, зубья вместо зубов (в последнем явно нарушается смысловая составляющая – зубы – часть животного, тогда как зубья – часть вещи), такое же неверное употребление в другом месте – «цапнул (конь) зубьями за плечи».. Происходит этакий выпендрёж, поворот от нормального слова к вычурному, полублатному («снаряд» – вместо правильного снаряжение, как улица, вместо одежда, говорит «прикид»).
Иногда теряется логика повествования, смысл содержания теряется за словесами, за каламбурами, приходит недоумение: а что хотел этим сказать автор? Но может быть, это сегодняшнее скорое времечко требует быстрого действия, скачка, а моё читательское воображение плетётся где-то в хвосте по принципу: скоро слово сказывается, да не скоро дело делается; и я не перечу автору излишне, уповая на время, что обязательно приносит понимание и интерес к произведению…
Литвиновское «восвоясь» чуть режет слух. Этого слова вообще боятся толкователи – нет у Даля, нет у Ушакова, лишь Ожегов допустил разговорное наречие – восвояси…
«Лишь по стенам муляжи, чучела, гербарии, мумии да парии…» - последнее как-то не вяжется семантически в этот ряд. Если первые, так сказать, предметы «на стенах» уже некоторым образом остались без духа, то парии, хоть и неприкасаемы, как каста, тем не менее, ещё вполне одухотворены.
Несколько смелые обращения – Святогорка – дурак, недоросль, пацан.
При чтении постоянно присутствует желание проверять со словарём правильность употребления многих сравнений – «на юродивом ветру», например. Безумный, божевольный, лишённый рассудка или просто шаловливый, придурковатый, смиренный под личиной юродства, или же всё вместе? Несколько размытая образность…
«Младость старостью была, каб чужим умом жила…» – какая-то сомнительная сентенция, сложно доходящая до понимания.
Кажется, смешаны понятия макроколица (все, что относится к Земле) и микроколица (т.е. мироздание, Вселенная).
Но нужно признать, что есть места в поэме чистые и приятные слуху. Понимаешь, что, как впрочем, и для любого серьёзного чтения, Литвину нужен подготовленный читатель со своеобразной закваской на духе славянском. Его обеспокоенность русской судьбой передаётся читателю, устрашает и настраивает на мрачность обязательно. И только сам приём ёрничания и ухмылок подсказывает, что не всё так плохо на Руси-матушке, если есть ещё способность к «подъелдыкиванию»…
Читаю Литвина и почему-то злюсь на все свои «русскости» - почему же пропадаем со всем этим величием, почему плачем, о гибели предвещаем…? Родился и живу безвыездно в Приморье. Россия для меня здесь и нигде более. Всё, что зовут Русью, от первых летописных упоминаний до последних «путей Путина» - для меня всё здесь в языке! И нет тысячекилометровых расстояний, необжитых, незаселённых мест, неоглядных пустошей. Я их не чувствую! Всё покрывает и замещает язык, великий и всеобъемлющий…
Поэзия Литвина берёт за душу именно болью за Русь. Он дерзок и смел в выборе оценок, не глядя ни на времена, ни на людей.
И снова безумные грозы,
Расстрелы, парады колхозы,
Телячья у проруби прыть,
Воронья несытая сыть –
Картошка в солёной золе,
Матрёшкой дитя в подоле,
Неясыть в полночном Кремле
Катает гробы по земле…
Такая дерзость, надо сказать, пугает, но и очаровывает точным определением и места, и дел, и людей, словно зловещих птиц, ненасытно жадных к богатству, к отличиям, чинам и наградам.
И ещё!
Держась за посохи кривые,
Бредут калики по России
Туда, где теплится заря:
Авось страдалица-земля
Тайком от евнуха Кремля
Вдруг родила богатыря…
Перед нынешней Россией, как и пред Бореей, как и пред Русью в своё время – вечная «тёмная неведомая сила» неодолимая и нескончаемая, посягающая на её земли, на её уклад, самобытность и норов. Одна надежда на героев её, на великанов от земли её, на величие духовное её, потаённого и сокрытого от постороннего глаза в самой глубине сердца её.
Долго размышлял над тем, как мы плачемся над состоянием, что зовём «хата с краю». То, что мы зовём Россией, было издревле большим самодостаточным образованием, когда-то вольным союзом родов и племён бореев (греч.) со своим пониманием внешнего мира, в сказаниях и фольклоре выраженного тёмной неведомой силой, от которой защищает лишь сама мать-природа (отсюда Святогор). Действительно над территориями Руси всегда нависала для местных племён угроза захвата и освоения их другими народами, живущими несколько в других ритмах. Не виделся ли античный мир имперского Рима с его экспансией и размахом для Гипербореи чудищем и многоголовым змеем? Так было и с «всепожирающим змеем» Ордынской империи, распространившей своё влияние на добрую половину Евразии. Великан-Святогор, как и поздние былинные герои живут в потёмках народной памяти, как в склепе, как в хоромине, выхода из которой давно нет, как в принципе нет и того народа. С приходом «тёмной силы» волей неволей приходилось уживаться с ней, подлаживаться, признавать, частью убегая в леса, в горы (в природу), частью приспосабливаясь и покоряясь, а частью и вовсе прорастая в эту самую «неведомую силу».(У меня самого нынче уж от двух ветвей родичей есть кровные связи в Японии, в Корее, и есть слух – в Перу! И говорят они уж не на русском языке…).
Понимание того, что и состоявшаяся сегодня цивилизация, нисколько не удалив нас от несчастий и болезней, смертей и драм, устремляет памятью нас обязательно в детство, к первоистокам, к чувствам чистым и первозданным, к ещё набирающему силу здоровью и только-только раскрывающимся талантам. Так и саднящее чувство за судьбу Родины возвращает в опоэтизированное время младости народа, к истокам его сил и могущества…
Вот о чём думалось, о чём болело сердце, приобщаясь к творчеству поэта публициста Василия Литвина, и о чём хотелось добрым словом обмолвиться и с ним самим…


апрель 2010г.