Совсем кратко...

Н.Тертышный


СОВСЕМ КРАТКО О ПОЭЗИИ ВЕРЫ АКСЁНОВОЙ.

Знакомство с этим автором состоялось в последние годы со страниц «Лукоморья», а недавно поэтесса побывала у нас в городском литературном клубе «Элегия».
Её ранние опыты из прошлого века – потаённая боль, потаённая грусть, предчувствия зимы, «холод горьких потерь», но… не конец! Это просто испытание, которое нужно пройти и не согнуться!
Но зима нипочём
И дорога легка,
Если рядом плечо
И родная рука…
На всём этакий хронический «налёт» одиночества. Но всегда внутри стержень, крепкое нравственное «Я», с которым «мы вдвоём – сильнее во сто крат». Душа, где всё правильно замешано: радость, слабость, «нити наивности и жажда взаимности», и сумасшедшинка и тайна…
А как любовно об окружающем нас мире: «Месяца льдинка, неба корзинка с колотым льдом. Серым ужом вьётся дорога…».
Её так называемые женские стихи – это своеобразный заповедный уголок надежд и тихих признаний в слабости, в желании поддержки, подсказки. Минута отчаяния: «Сожгу всё, что дорого было…», но тут же словно опомнившись: «И мелодия чуда во мне, словно Феникс из пепла воспрянет».
Где, у кого и когда набралась стоической категоричности, но как верно без упрямства и гордыни:
Мы ждём возвышенной любви,
Впустую сердце мучая.
Не надо ждать её. Живи.
А счастье – дело случая.
Отчаяние, крик, напрасный, безответный: «То тоскует душа, то от счастья кричит», но в конце концов : «Не пугают невзгоды. Вновь летаю во сне…».
Буквально в каждом стихотворении есть сильная строка, ради которой, может быть, и принимаешь правильным всё. Это её свойство. Самодостаточность – вероятно от этого абсолюта вся её поэзия. «Я сама свою построю жизнь, и… сама покритикую». Эти, иногда используемые многоточия, в строках много значат, жаль, что редакторы их не признают. «Непросто жить на грани волшебства, избрав дорогу истинного роста…».
Кажущая простота слога всегда дополнена философским смыслом. В этом её сила. Сомнение, поиск, страдание до надрыва, почти до истерики, до исступления: « …белым пламенем горит несбывшихся надежд-стихов обугленная проза», и трезвый вопрос, оценка, расчётливая остановка: «Быть может нам остановиться? Я больше не желаю. Не хочу… И не могу! Но как ты без меня, моя израненная птица?». Правильно воспринятая суть бытия: «Между собою вечное сраженье добра и зла. И кругом голова…», и точное понимание своего предназначения: «Стихов поток, что увлекает ввысь, твой способ жить, твоя вторая сущность…».
Может быть, во мне самом ещё не потухает пламень невостребованности из прошлого века, потому и трогает сердце её стихия – боль, страдания, которыми жива её Эвтерпа: «Снова страдаю, значит, на свете снова живу я!». Потому и гражданская позиция её ныне на стороне несправедливо обиженных стариков и обездоленных людей труда. И хотя мою эгоистическую душу индивидуалиста теперь уже сложно прошибить какой-либо лозунговостью, такая гуманистическая позиция близка и понятна.
Я понимаю обидную запоздалость прихода к читателю многих из нашего поколения. В том вина …того времени. И, тем не менее, было бы совсем несправедливо, если бы её строки навсегда остались в неизвестности:
Но когда-нибудь солнечным летом
Я на волю свой дух отпущу,
И воскресну для жизни и света,
И себя за ошибки прощу…

Март 2007г.