Пристань древней луны

Аннотация: Шумерское божество луны Нанну, на этот раз выбравшее облик женщины,  опять нагоняют семеро демонов. Они желают отобрать силу луны в час слабости -  особое затмение.
Будет опубликован в сборнике "Шумеры. Вавилон. Персия" серии "К западу от октября" (2022)


Закат окрасил дома в песчаные цвета и проложил меж ними голубые тени. Город третьего тысячелетия уподобился древнему Уру из глины и битума. Син нравились старо-новые города вроде Блэссгена, напитанного кровью Востока и Запада. Они выдерживали несколько сотен лет, обретали плоть и кости собственной истории и все же оставались младенцами рядом с такими стариками как Дамаск, Эль-Файюм или Афины. Жители Блэссгена ощущали груз первой старости, но еще не научились смирению и борьбе. Город казался людям душным, Син же находила в этом сжатом упадническом эфире свою сладость. Ее ждало много дел. Ярче бликов на стеклах Блэссгена сверкали драгоценные огни человеческих душ.
Син уже бывала здесь в прошлом — в облике крепкого мужчины с выбитым синим быком на плече, миниатюрной восточной певички с синей подводкой, пожилого джентльмена с курчавой бородой и синими очками. В этот раз Син прибыла на белоснежном лайнере «Ян Чжунчэн», «Верность океану», и прибытие имело вкус сразу горького травяного пива из Ниппура и нового верескового грюйта, распитого на берегу Блэссгена с молодым музыкантом. Он был в отчаянии из-за потери работы и собирался броситься в лазурные воды. Син уговорила его попробовать еще раз. Теперь Орсино Альбанелла стар и уважаем, он приехал в город своей юности играть песни на мертвом языке Шумера. Жемчужиной концерта назвали недавно расшифрованный с глиняной таблички гимн богу луны Нанну — песнь о плодородии, которое бог выкупил за корабль с дарами у собственного отца, Энлиля. Хотя песня рассказывала о самой Син, она позабыла мелодию за века.
В ожидании концерта Син устроилась у барной стойки под синей гирляндой. Син предчувствовала, что ее герой-музыкант пройдет неподалеку. Альбанелла появился в сопровождении другого старика и замер, не осознавая, почему его внимание привлекла светловолосая девушка с синими ногтями. Что-то мешало ему просто пройти дальше. Он несколько раз обернулся на нее и вдруг оставил спутника.
– Простите, вы случайно не дочь… – начал Альбанелла и увидел все сам. – Не дочь. Вы — это он.
– Да, – Син отсалютовала ему бокалом. – Хорошую ли жизнь ты прожил, Орсино?
Старый музыкант лишь прижал ладонь к груди в знак благодарности.
Искренняя песнь, вернувшаяся его стараниями из мертвого города, звучала так знакомо...

Марон Катаби обладал острым взглядом. Лишь увидев Син, он воскликнул «господин Нанну!» и едва не распростерся на полу. Син поймала его за руку и с интересом взглянула на линии ладони.
– Ты ходишь по грани. Этот год станет либо твоим храмом, либо твоей могилой. Берегись!
– Я тоже видел это, господин, – невесело согласился Катаби, в черных глазах которого жили печаль и жестокость. – Будь я моложе, я бы обрадовался испытаниям, но в мои годы перемены пугают.
Он прибеднялся. В клиновидной бородке все до единого волоски оставались черны. Скрытный чародей черпал силу из земли Блэссгена так же легко, как и триста лет назад.
– Я все думал, кто же заказал «охоту». По телефону ваш голос показался мужским.
– Ты тоже не тот, кем хочешь казаться.
Катаби прикрывалистинный род  своих занятий гончарной мастерской, и на рекламном снимке колдун сидел на коврике в заляпанном глиной фартуке посреди кувшинчиков, тарелок и статуэток крылатых зверей. Сейчас же Катаби носил черную тобу со стоячим воротником и показывал кабинет, словно отталкивающий пыль и свет.
 На широком столе под черным атласом стоял заказ Син, и Катаби эффектно сдернул ткань с полой статуэтки. Син увидела старый образ — лев с провалами глаз вцепился в холку лежачего быка самого кроткого облика. Кончики рогов мастер вызолотил, как и перистые кудри меж ними, обрамлявшие квадратное отверстие сосуда.
– Милые создания. А начинка? – Син постучала по сосуду ногтем.
– Семь сигилл, четыре стихии и одна дата, – с легким поклоном ответил Кадати. – Но могу ли я задать вопрос, господин Нанну?
Син кивнула.
– Откуда вам известен день? Лунные затмения случаются два-четыре раза в год, так почему же именно этот?
– Шестьдесят, – ответила Син, и ей понравилось, что Катаби понял ответ — каждое шестидесятое затмение луне Нанну грозит опасность.
– Я бы хотел помочь вам более, чем «охотой», – Катаби извлек из ящика стола раскрашенную плоскую шкатулку из белой глины. На крышке красовался золотой бык с синими локонами бороды.
– Здесь кладбищенская земля, толченая гармала и пепел зверобоя. От одной щепотки демоны становятся что соляные столпы.
Син приняла шкатулку, и ей вспомнилось то время, когда она предпочитала являться людям своего города огромным быком. Это развеселило ее. Теперь так не вызовешь почтение, только в новости попадешь.
За дверь Катаби не вышел. Колдун старой закалки, он предпочитал держаться своей территории.
Син поймала уличное такси и попросила водителя проехать вдоль ночной набережной. Оставался лишь день до полнолуния, и мистическое сияние окутало Блэссген, эту временную пристань для божества луны. В белом сиянии каждое здание и каждое лицо города стали прекрасны.
– Подрабатываешь? – спросила Син у юного таксиста с азиатскими чертами.
– Коплю на учебу в колледже, – признался он, потому что само присутствие бога мудрости заставляло говорить.
– Ты чего-то опасаешься?
– Могу не успеть, – пожал он плечами, но опасение было настоящим и угнетающим.
– Ты сможешь, – прочла его судьбу Син. – И сам же оставишь обучение. На второй или третий год. Погонишься за чем-то получше.
– Откуда вы знаете?
– Иногда я работаю оракулом.
– Вы меня пугаете, леди.
– Тогда высади меня. Помни — когда тебе сделают два заманчивых предложения, выбирай то, что заставит тебя сменить место.
– Если все это сбудется, так и сделаю, – не очень поверил ей таксист, а потом принюхался к аромату духов. Было в них что-то перечное, бодрящее, и луна над морем показалась ему невероятно манящей — искупаться бы прямо сейчас, чтобы в каждой капле на коже отражалось небесное око!
Син оставила его перед этим маленьким выбором, отыскала лестницу для купальщиков и спустилась вниз, в волны, прямо в платье. Вода приветливо охватила ее тело. Син хотелось поменяться, но вышла она той же женщиной, что и раньше, только в другом наряде. Ее силы таяли, а где-то в блистающем городе завелись демоны.

Син запрыгнула в первый утренний поезд на восток. Она давно присматривалась к безлюдным местам, где грядущая схватка никому не повредит. Демонам все равно, скольких убить в погоне за целью. Они презирали краткость человеческой жизни и не видели никакой красоты в людском уделе.
Две многоэтажки, как два темных обломанных рога, застыли над лишенным воды котлованом — здесь планировался пруд. Стройка зависла, и, быть может, так и простоит лет пятьдесят памятником жадности. Син в полосатом комбинезоне проскользнула внутрь одного из зданий. Ее поступь окутало беззвучие, и богиня тихо вынимала из сумки дешевые зеркала с пластиковыми подставками — всего двенадцать для двенадцати подоконников. Зажимая локтем сосуд с быком и львом, на каждом зеркале она чертила пальцем незримые заклинания, призванные стереть ее божественное присутствие из мира. Син надеялась скрыться от преследователей. По крайней мере, за пять тысячелетий ей это удавалось пару десятков раз.
За зеркалами настал черед пепла. Син сыпала его тонкой струйкой по периметру, призывая огонь и землю не впустить демонов. Но стоило Син пройти круг, ее взгляду предстали разметанный пепел и разбитое зеркало.
Больше не нужно было скрываться.
Демон пришел, и стоял здесь, в облике широкоплечего лохматого мужчины в спортивной куртке. Син не сомневалась в его сущности, она еще могла различить красный рогатый венец, венчавший его голову в ином мире.
– Только не надо бежать, – поморщился один из Семерки.
– Неужели ты против разминки? Вдвоем мы как раз могли бы играть до затмения.
– Я не один.
Син рассмеялась.
– Один. Вы всегда пытаетесь выслужиться перед ним, – с этими словами она выдернула пробку из головы глиняного быка и властно приказала:
– Поглоти!
В пустом коридоре поднялся ветер, и струи воздуха потянуло прямо в отверстие сосуда. Демон схватился рукой за косяк… и устоял.
– Проклятье! – воскликнула Син и отбросила бесполезный артефакт в сторону. Она бросилась бежать и ловко ускользнула от рук преследователя. Лестница находилась близко, но Син опасалась, что демон просто спрыгнет к входу — он мог пережить такое падение, а она уже нет. Вспомнив про шкатулку на повороте, Син вытащила ее, но едва не попалась.
Тишину стерли звуки погони и бегства — из угла в угол, от этажа к этажу. Наконец Син выбралась на шаткие проржавевшие леса. Здесь ее ловкость давала преимущество перед грузностью демона, и, немного оторвавшись, Син снова достала шкатулку и наконец раскрыла ее, намереваясь швырнуть порошок в лицо исчадию Ану. Раздался щелчок и магическая пыль взлетела вверх, окутывая ее саму.
Син чихнула, и тело ее онемело.
«Кадати обманул меня!» – догадалась она, прежде чем ее настиг демон. Он связал беспомощную Син, накинул на голову мешок и, взвалив на плечо, легко спрыгнул вниз.
Порошок предназначался не ему.

Ни одна темница прошлого не могла сравниться с новой по комфорту. Син восседала в кресле с мягкой обивкой, только место символов власти заняли веревки на руках и ногах – демон привязал ее к подлокотникам и ножкам. Синий мозаичный пол застилал леопардовый ковер. Столешница черного стола блестела темным зеркалом между двух чашевидных углублений, засыпанных черным песком с вулканических побережий. Помимо того стены украшали каллиграфические надписи – не хвала Аллаху, а восхваление темного Ану, а над каминной полкой красовалась натуралистичная картина с орлом, толкающим архара со скалы в пропасть. Похоже, дом принадлежал кому-то живому, поскольку на угловом газетном столике стоял графин с водой и фрукты. Демонам они были ни к чему.
Двери открылись. Ее похититель надел костюм, но волосы все еще торчали во все стороны, указывая на буйную природу. Ауры Син уже не видела.
Демон развалился на диване с синей обивкой.
– Глаз с меня не спустишь? – подтрунила Син, пытаясь вовлечь его в разговор. – И сколько времени тебе сидеть?
Сквозь плотные шторы она не могла определить, который час, но слабая боль пульсировала в висках, говоря о том, что час «икс» близок.
– У тебя очень скучная работа, – фыркнула Син, закрывая глаза. Вдруг демон ответил.
-– Мне не скучно. Я часто ловил тебя, но никогда не имел возможности рассмотреть.
– И что ты видишь?
– Что мудрый Нанну просчитался. Ты выбрал быть слабой женщиной, хотя мог, как в прошлый раз, приложить меня кулаком.
Похоже, он уважал Син за тот удар.
– Сила бывает разная. Что ж, извлеку выгоду из своего положения. Мне тоже давно хотелось спросить – не надоело ли служить Ану? Вы могли бы стать семью богами, а не семью демонами. И ведь ваш Ану даже не бог — он тени от тени истинного правителя неба!
 – Ха! Ты не понимаешь, каково это, когда Отец наполняет твое тело и сознание. Он бог куда больше, чем думаешь ты, бывший господин мертвого Ура.
– Ур в песках, но все еще волнует умы и сердца. И в мире много городов, где нужна моя сила. На что потратит ее Ану? На могущество ради могущества?
– Для начала он отомстит тебе за насмешки. Знаешь, что скоро произойдет в этой комнате? – в глазах демона загорелось предвкушение насилия. – Мы привяжем тебя ко столу и разожжем два костра в изголовье и у ног. Отец займет мое тело и ножом медленно разделает тебя, как Мардук Тиамат. Мой отец – и я вместе с ним, – проглотит твое сердце и печень, и у луны появится новый владыка!
– Как Мардук Тиамат? Мда, – Син со скепсисом покачала головой. –Ты не видел, как Мардук расправлялся с Темной Матерью, и ваш способ слишком ненадежен.
– Блеф тебе не поможет.
– Может быть. А может, я теперь буду спокойна, потому что ваш майский каннибализм вас и подведет.
Демону сказанное не понравилось.
 – Почему ты решил, что твоя плоть не передаст нам силу? – спросил он.
– Потому что я уже почти человек. Луна потемнеет, и я стану слабее пса или крысы. Сейчас во мне еще есть немного божественного, но оно вытекает сквозь пальцы каждое мгновение. Бедные, столько тысяч лет гоняться за мной и так просчитаться!
 Демон с сомнением воззрился на нее. Он не мог не заметить слабости Син.
– Ты горишь как человек.
– Я угасаю. Возможно, мне осталось чуть больше часа. Конечно, ты можешь поглотить остатки моей власти и понадеяться, что с открытием луны все мое былое могущество перетечет к вам, не найдя моего сердца и печени.
– Подвох?
– Конечно, милый. Я – божество, а ты – демон. Мы таковы уже многие годы. Мардук не пачкал своих губ кровью Тиамат, зная об опасности. Опасности самому стать Тиамат. Кто знает, может, отведав моей плоти, ты станешь больше богом, чем демоном, и пожелаешь убить Ану.
– Никогда! – демон вскочил, сжимая кулаки.
– У Мардука хотя бы было имя, а у тебя нет. Ты беззащитен, маленький демон.
– У меня есть имя, – выдал свою тайну демон.
– Неужели Ану расщедрился?
– Я дал себе имя сам. К нему взывали люди, и оно стало подлинным. Но ты никогда не узнаешь его!
– О, тогда у тебя есть шанс спасти для Отца лакомый кусочек. И проверить, не отравлена ли еда. Только я бы не советовала откусывать слишком много, – сказала Син, перебирая пальцами по подлокотнику, и демон впился взглядом в ее синие ногти.
Он молча вышел и вернулся с маникюрным набором. Состригнув край миндалевидного ногтя Син, демон запил его водой, лишь на мгновение заколебавшись.
Несколько минут он просто сидел, засунув руки в карманы и набычившись. Ничего не произошло, и он встал, нервно прошелся по комнате.
– Ты совсем ослабел! – разочарованно воскликнул он и вдруг замер, ощупывая собственное горло. Раздался хрип –  демон повалился на пол, хватая руками воздух.
Наконец он перестал извиваться перед ногами Син. Не умер, лишь уснул.
– Моя африканская коллега рассказала мне, как сохранила для матери пищу под ногтями, – Син поделилась с неслышащим историей. – Вот и я приберегла подарок для твоего Отца.
Ей нужно было освободиться. Син взялась за подлокотники и покачала ими из стороны в сторону. Значит, не показалось, что они шатались. Спустя минуту ей удалось вырвать дерево из крепления. Маникюрными ножницами Син подточила веревку на руках и смогла ее разорвать, а остатками связать демона. Лишь тогда Син выглянула за штору. Уже начинало темнеть, у нее осталась пара часов, и лучше спрятаться, чем сражаться с головной болью.
Дом оказался довольно большим, и Син не сразу отыскала выход. К счастью, демон никому не доверял, и шести братьев за дверью не обнаружилось, потому Син спокойно вышла в город. Однако, когда она переходила по темной пустынной улице дорогу, к ней подъехала черная машина.
– Так и знал, что вы сбежите, – произнес знакомый голос, и из тени выскочили два бугая, чтобы затолкать Син в машину. Один из них прижал к виску пленницы дуло пистолета.
– Мастер Кадати, – Син не удивилась. – Хотя какой ты мастер после того, как испортил мой заказ.
– Я действительно не дописал последние черты в сигиллах, а вот со шкатулкой не промахнулся. Так что, господин Нанну, я остаюсь мастером хитрости, - самодовольно ответил Марон.
Тогда Син заметила, что машина поворачивает к дому колдуна.
– Не хочешь делиться с Ану?
– Какой маг не хочет стать богом? Ваши демоны подсказали мне способ.
Син вздохнула и поглядела в боковое зеркало, пытаясь найти в нем отражение лунного диска, но вместо этого получила лишь дурноту.
Затмение для лунного бога — почти смерть.

Помощники колдуна легко втащили ее в дом, а затем и во внутренний двор. Они поставили Син в нарисованный мелом на досках веранды круг и покинули хозяина, не желавшего делиться со смертными секретами. Знаки держали Син крепче, чем веревка младшего демона.
Кадати подступился к божеству с ножом и глиняной чашей, узоры которой обладали гипнотической силой. Син пришлось сосредоточиться на головной боли, чтобы одолеть эту власть.
– Торопишься, Марон, – Син уже сама не верила в силу своих слов, слишком плохо ей сейчас было.
– Ты не смутишь меня, хозяин мудрости. Я все рассчитал и помню и твое, и свое предсказание, – он провел по лбу Син лезвием, и струйка крови стекла по носу и уголку губ, перечеркнув лицо.
Кадати поймал несколько капель в чашу, и она оказалась полна — старая магия проявила истинную суть божества. Кровь Нанну отливала синевой и словно жила своей жизнью, волнуясь в чаше. Марон знал древнюю магию и был не менее опасен, чем Семерка Ану.
Син с трудом подняла взгляд к небу, чтобы попрощаться с ним. Ее мутило от собственной слабости, темнота накатывала на сознание волнами. Выныривая из мрака, Син видела, будто по кадрам, как Кадати оставляет разрез на своем лбе и поднимает, поднимает чашу к своим губам, как загорается от предвкушения его взгляд…
В новом припадке черноты до слуха Син вдруг донеслось отдаленное пение. Древний гимн из погибшего Ура, который напевали где-то здесь, в готовом к затмению Блэссгене.
– О Господин непреложного слова, о сын Энлиля!
Первородный сын! Жреческую власть, царство небес тебе вручил.
О Нанну, великолепием своим озаряющий небеса,
Для царя богов ты расточаешь лунный свет,
Свободный давать дары и назначать наказания!
Боль ввинтилась в висок, как раскаленная спица, и отступила, возвращая Син в сознание. В этом проклятии Син нашла спасение. Ее силы почти иссякли, но их было достаточно, чтобы прошептать Кадати верные слова:
– Я, Нанну, дарую тебе свою силу сам. Возьми ее, старый маг, и преобразись!
Кадати уже сделал глоток и не мог остановиться. Прервать колдовство означало погибнуть. Допив до конца, он выронил чашу из дрожащих пальцев.
– Что вы сделали?! – воскликнул колдун, поднимая руки к лицу. Молодые руки к женскому лицу.
Син лишь улыбнулась ему, она не могла больше говорить. Когда она открыла глаза — через мгновение или вечность, – то услышала удаляющиеся женские крики:
– Я не она! Она там!
Один из Семерки заглянул в сад, но вид привязанного старика лишь вызвал его ухмылку. Он не поверил, что ослабевшая Син сумеет поменять облик. И она бы не смогла без помощи Кадати.
Вновь наступила темнота. Син снова слышала гимн и постепенно различила лицо того, кто его напевал под струнный перебор — Орсино Альбанелла играл на лире для луны. Казалось, в его пение вплелись еще два голоса — крик погибающего колдуна и вой разъяренного новой неудачей хозяина демонов.
Мир просветлел. Луна вышла из тени, и силы вновь потекли в тело Син. Она слизала с губ кровь и плюнула на знак печати, нарушая ее целостность. Теперь никто не мог бы поймать божество.
Легко сбросив облик Кадати, Нанну превратился в кудрявого юношу с синим перстнем, состарился и вновь помолодел.
Обновленный Син вышел в обласканный ночью город, чтобы подарить его задыхающимся людям свою силу.
Прошло время тени, настало время сияния.