Жук

Они доедали тушёнку и собирались приступить к чаепитию, но на окраине кишлака затрещали автоматные очереди и заухали взрывы.
- Духи!
И как были – в майках, бриджах, расшнурованных ботинках – подхватив оружие, «высыпали» из порушенного дувала, и скорей на «броню».
Мотор взревел, зарычал и, развернувшись, они рванули навстречу бою.
Тут же что-то свистануло и взорвало их, и Костя, пролетев метров пять, воткнулся головой в  дорожную пыль.
Когда очнулся, было тихо, в голове что-то зудело и копошилось.
Боль задавила сознание, и в другой раз он пришёл в себя от озноба.
«Значит ,ночь!»
Попытался поднести руку к глазу, ко лбу – рука упала безвольно, и он, обессилев, провалился в чёрный подвал.
Что-то ползало по лицу, удалось открыть правый глаз, не залитый кровью, и в золотистом утреннем свете он увидел зелёных жучков на носу.
Попытался смахнуть их, но рука так и не подчинилась ему.

В госпитале смыли с глаза, с лица запёкшуюся кровь, обрили голову и зашили пропаханную осколком «борозду» - от  лба до затылка.
Но боль всё пекла и пекла.
«Значит, жук залез в рану и засел в мозгу!»
Доктора снисходительно улыбались:
- О чем вы говорите, череп-то цел!
Костя, обхватив болящую голову, «пытал» парикмахера:
- Когда ты брил мне башку, трещину видел?
- Какая трещина? – засмеялся толстяк. – Ты бы уж на том свете был, если б трещина! Пройдёт!
Костя немного успокаивался, боль отступала, он дремал, и Оксана откуда-то сверху пела:
                - Не хвались, Марусенька, червоным монисто,
                Не гордись бровями, черными, як смоль,
                Полюби, Марусенька, Илюшу-гармониста…
Он засыпал. И видел тёплое море и себя – маленького.
Но, проснувшись, вспоминал о жуке, и боль снова стискивала мозг.
Выходил в парк, там боль, вроде бы, отступала, но знакомых лиц среди «колясочников» и «костыльников» не было, он возвращался в госпиталь, и снова болело.
- Чудак ты, Костя: осколком по черепу, не женская ручка приласкала! – утешал его брадобрей. - Поболит и пройдёт!
Не проходило!
Вызвали Оксану, чтоб забрала и увезла Костю.
Она возмутилась:
- Сначала  вылечите его, а потом уж домой отправляйте! У него же болит!
Седой носастый главврач внимательно поглядел на неё: приятное славянское лицо, тёплые карие глаза, молодая, искренняя, видимо, крепко любит своего Костю.
Достал сигарету из пачки на столе, вертел её в пальцах, разминал.
- Знаете, контузия легкая, сотрясение, конечно, но скорее всего, у него мания, самовнушение.
- И что теперь? – она слегка растеряна.
- Пожалуй, надо этим воспользоваться: пусть продолжает думать, что у него жук в мозгу, а мы сообщим ему о необходимости операции, чтоб вынуть жука!
Оксана напряжённо слушала.
- Сделаем так! – главврач, так и не закурив, вернул сигарету в пачку. – Лучше это сделать не здесь: проболтаться могут!
Я напишу письмо однокласснику, он нейрохирург, оперирует в ЦКБ.
Вам придётся поехать в Москву вместе с мужем, и самой передать письмо на бланке. А я позвоню!
Костя обрадовался:
- Есть бог на свете!
В ЦКБ больному отвели отдельную палату, сделали  томограмму головы, дважды в день кололи обезболивающее, напоминали: в пятницу операция.
Костя радовался и пугался:
- Ведь они мне череп сверлить будут!
Оксана, в зеленоватом халате и колпаке, успокаивала:
- Мне говорили – дырочка крохотная, только чтоб жука вытащить! Потом зарастёт.
Когда каталка с больным скрылась за дверьми операционной, у Оксаны замлело сердце: «Помоги, боже!»
Через два дня Костю выписали.
В поезде он всё время трогал нашлёпку под бинтом, прислушивался к себе: «Не болит? Не болит?»
А дома сразу пошёл на берег и долго глядел на морскую даль, дышал ею.
Не болело!
Через месяц, как в детстве, разбежался, нырнул поглубже, из воды посмотрел на солнце, и только потом поплыл!
А Оксана, спеша к своим ученикам в музыкалку, радовалась тому, что Костя перестал сутулиться, распрямился, даже тень его стала лёгкой, полётной, и, как прежде, весело обжигает картечь его чёрных глаз!
А после концертов заводской самодеятельности, где Костя – горячий, страстный – читал Есенина и Маяковского и даже был Чацким, приятели, пораженно покачивая головами, говорили ему:
- В артисты тебе надо! В артисты!
Он усмехался:
- А в цеху кто будет? Пушкин с Лермонтовым?
Когда в завкоме предложили Косте две путёвки в санаторий, он обрадовался:
- Ксан, это же Саки, там госпиталь! Повидаемся!
Оксана испугалась:
-Зачем туда? Лучше подождём путёвки на море!
Но Костя упёрся:
-Не хочешь – не надо, я сам поеду!
Пришлось ехать.
И едва устроившись в санатории, мимо молодых инвалидов в курортном парке  – опять ни одного знакомого лица – сразу в госпиталь к главврачу, с цветами и тортом.
Костю узнавали, ласково улыбались ему медсёстры, а на чаепитии в кабинете главного все поздравляли, радовались выздоровлению и, слава Богу, никто не напоминал о жуке.
Но когда торт был съеден, чай выпит и все разошлись, приволокся парикмахер и сходу:
- А ты говорил! Не было никакого жука!
- Вот он!! – и Костя, торжествуя, достал из кармана коробочку с золотисто-зелёным засохшим жуком. – Вот он!! Я всегда знал: он там, меня не обманешь! – и засмеялся, счастливый.
Главврач поспешно со значением покивал парикмахеру:
- Был там жук! Был!
Толстяк застыл с открытым ртом и вопросом в глазах, и поспешил уйти.

Какое здесь всё старое – как сам главврач!
Двухтумбовый письменный стол – простой, не полированный, огромные глухие глубокие кресла – «дредноуты» перед столом  и по периметру кабинета, настольная лампа 30-х годов – писк тогдашней «сталинской» моды, сбоку  длиннющий стол для консилиумов и чаепитий – тоже не полированный, с зелёной заляпанной чернилами скатертью, вмонтированной в столешницу, - там уже нет ни самовара, ни чашек, убрала секретарша, только их с Костиком огромный букет садовых ромашек в простой глиняной вазе, ветерок из открытых окон чуть надувает выцветшие занавески и долетает до бело-жёлтых соцветий.
«Когда внесли сюда эту мебель? Лет сорок назад? Когда в этот кабинет определили его нынешнего хозяина? – её и Кости тогда и на свете не было. – А вынесут, наверное, вместе с этим седым мудрецом, - как же она не замечала этой рутины раньше? Ау, Москва, камертон современности!»
- Знаете, в ЦКБ так здОрово – чистота, чёткость! – они с главврачом одни,  Костик пошёл навестить свою палату – там до сих пор лежит в гипсе «позвоночный», поступивший вместе с ним. – А этот ваш профессор – всё так серьезно, прям как на самом деле была операция, и жука внук принес ему, - Костя сразу поверил, такой впечатлительный!
- Никому не говорите об этом, - главврач стал строгим, - одно неосторожное слово может убить его! – и вдруг изменился в лице и, обескураженный, растерянно глядел куда-то мимо неё.
Она обернулась – и чуть не вскрикнула: в дверях бледный, белый стоял Костя!
- Обманули! – потрясённо прошептал он. И закричал:
- Обманули!!
И схватившись за голову, застонал:
-Он там!! Там!! Он спал!! И стал биться головою о дверь.

Когда утром в госпитальную «одиночку» вошли главврач и психоневролог, Костя, сидя на кровати, ожесточенно ковырял голову гвоздём и стонал.
Его схватили за руки, вырвали гвоздь. Гипнотизёр стал ласково говорить ему:
- Одного жука вынули и другого вынем, дырочка в черепе заросла, но мы её опять просверлим, и вынем,  вынем мы врага вашего, никуда он от нас не денется!
Костя мычал, задыхался, страдальчески мотал головою и стонал, стонал, плакал.
Через час безуспешных попыток погрузить Костю в гипнотический сон, психоневролог сокрушенно вздохнул и развёл руками:
- Ничего не поделаешь! Сильнейший самогипноз!
- Значит? – помрачнел главврач.
- Да! – сокрушённо подтвердил психоневролог. – Теперь только психушка!  2013 год