В 20 лет я пережила кризис

В 20 лет я пережила кризис... Я не знала, под какое определение можно подвести мой  кризис, но чувствовала я себя ужасно.
Мама, переживая за меня, поделилась своими опасениями с Доктором, Замирой Иосифовной, и та сказала маме, чтобы я к ней пришла вечером... домой... "попить чай".
Боже, как же я  стеснялась! Мне было стыдно! Я ведь знала, что Замира Иосифовна очень много работает, что у нее очень  много тяжелых пациентов. К ней обращались в тех случаях, когда все остальные методы были перепробованы и не дали эффекта. После травм, после инсультов, астматики и гипертоники, отчаявшиеся забеременеть женщины, дети с параличами... Она была невероятным Доктором, ставившим на ноги тяжелых  больных не только своми золотыми иглами, но и своими чудесными беседами. Нужно было видеть, как преображались лица людей после посещения её кабинета. Они входили ссутулившись, кто-то на костылях, кто-то с палочкой, кто-то с перекошенным лицом, а выходили другими людьми. Нет, не было фантастических фокусов, они выходили с теми же  костылями-палками, но что-то в их теле менялось. Словно остов их становился крепче. Может по-русски это звучит не совсем точно, но по-осетински это было именно так.  Сае уаены къаед йыу фаефидардаер.
И вот Замира Иосифовна ждала меня у себя дома.  Для беседы. Меня, двадцатилетнюю  девчонку, у которой вдруг случился кризис. Я шла до ее дома на ватных ногах, с трясушимися руками и судорожно думала... Мысли мои шарахались  из стороны в сторону. То я думала над тем, что же мне сказать Замире Иосифовне, ведь собственно у меня ничего не болело... Потом мысли перекидывались на маму, и я думала о том, что мама зря побеспокоила ее,  и я даже злилась на маму, что она поставила меня в такое неловкое положение... Но не пойти я не могла. Как так?! Меня зовут, мне готовы уделить время, а я не являюсь...
На лестничной площадке я сделала глубокий вдох. Я словно  сжала пружину внутри себя. Но...переступив порог её дома меня немного отпустило... Тут, за порогом, было тихо и спокойно. Замира Иосифовна была строга, но при этом ласкова. Вот сейчас вспомнила эту ее манеру, и поняла, что, наверное,  я подсознательно попыталась  перенять её.  Манеру, когда ты говоришь  строгим голосом, даже твердым чуть-чуть, но тот, к кому ты обращаешься, чувствует, что за этим голосом есть ласка в твоих глазах,  тепло в прикосновении твоей руки, и забота в твоих четких рекомендациях.
Закрыв за мной входную дверь, Замира Иосифовна, велела мне вымыть руки и идти к ней в кухню. Через минуту, всё еще стесняясь и смущаясь ее, я вошла в кухню, а она тут же начала отдавать мне поручения: "Выложи с противня булочки на тарелку! Так! Хорошо! Теперь чай нам разлей по чашкам!" Между делом она делилась какими-то кулинарными секретами. Я жутко смущалась. А она вела себя так, словно я тут, у нее дома, каждый день выкладываю булочки и разливаю чаи. Я пишу и улыбаюсь. Она была необыкновенной. Мы сели. Напротив друг друга. Пружина внутри меня снова сжалась. Я ждала.
Наконец она отпила глоток из своей чашки, и, взглянув на меня, спросила: "Ну что там с тобой присходит? " Спросила  странным тоном. В тоне её не было жалости, хотя вид у меня скорее всего был жалкий. И не было снисходительности или  иронии взрослого человека, хотя многие взрослые бы ухмыльнулись глядя на мои страдания. Какие такие у меня могли быть кризисы в двадцать-то лет, когда жизнь моя представлялась (во всяком случае со стороны) сплошной красной ковровой дорожкой...английская школа...танцы...теннис...колледж с красным дипломом...заветная медакадемия... друзья и поклонники... Полный комплект... Живи и радуйся...
Но мне не радовалось. Я опустила голову. Мне было стыдно смотреть Замире Иосифовне в глаза. И, еле справившись со слезами в голосе, я вымолвила: "Замира Иосифовна, вы извините, что мама Вас побеспокоила! Она просто тревожится, что я в последнее время бываю не такая веселая и задорная, как раньше. Я и сама не понимаю, что со мной. Просто я теперь не могу смеяться и веселиться так же беззаботно, как раньше, лет в тринадцать-пятнадцать. А в остальном у меня всё хорошо".
Замира Иосифовна задала мне еще пару каких-то вопросов. Я даже не помню о чем? Об учебе, наверное. (Она всегда при встрече интересовалась нашими с сестрой успехами в учебе.) Об отношениях с однокурсниками, с преподавателями. И там, и сям все у меня было складно и гладко. Замира Иосифовна похвалила за старательность, рассказала пару историй из своей студенческой жизни, потом дала мне  еще пару советов по выпечке....
И вот, когда я уже решила, что я "дура, дура, дура, потому что придумала себе какую-то грусть-печаль, и доставила хлопот Замире Иосифовне, и вместо того, чтобы отдыхать, она тут со мной чаи разливает", Замира Иосифона посмотрела на меня очень внимательно и сказала: "Понимаешь, Кристина, у тебя детство... закончилось. (Так и сказала... Вот с такой паузой. Между ДЕТСТВОМ и ЗАКОНЧИЛОСЬ). Это не болезнь. Это просто такой переход от детства к юности.  Помнишь, как у Маугли, когда он жаловался Каа на боль в груди. Когда заканчивается детство, человек начинает смотреть на всё другими глазами. Это не страшно. Так и должно быть." Я подняла на неё глаза. Я думала, что она  улыбается, но улыбки на ее лице не было. Она смотрела на меня спокойным ласковым взглядом. И от этого взгляда мне стало так хорошо внутри. И даже немного радостно. Не так, как раньше, в детстве безрассудном, а по-другому, но всё же радостно.
Почему я вспомнила об этом эпизоде сейчас?
Потому что вот уже два дня я думаю над тем, что в этот раз мне  было не очень смешно на спектакле "Усгур Гаци". А ведь я  смеялась на этом спектакле в прошлый раз.  Я даже хохотала. А в это вокресенье на спектакле я поймала себя на том, что оглядываюсь по сторонам, на людей. Мне было интересно смешно им или нет. Нет, конечно, я тоже улыбалась и местами смеялась, когда Гаци неумело танцевал, плохо пел, и когда кинжал не в ту сторону нацепил... Но общего ощущения комедии  спектакль у меня не вызвал. 
Ираед... Выкуп... Калым... За девушку... И кто даст больший выкуп, тот и жених... Гаци, так Гаци... Плохо воспитанный, неграмотный, глуповатый... Не под стать девушке, а в противовес...Но "ираед ис" (выкуп есть), и это решает, если не всё, то многое...
Я смеялась до слёз на этом спектакле в детстве, в двенадцать или тринадцать лет,  считая, что это веселая комедия... А в этот раз мне не было смешно, хотя я шла в театр с настроем, что иду на комедию...
Я просто забыла одну мелочь. Я забыла,  что между тем походом в театр в далеком 1988 или 1989 году и этим, в 2016 году, прошли не просто десятилетия, а прошел тот год, тот самый год, год моего двадцатилетия, год моего кризиса, год моего прощания с детством...
Старая, добрая (потому что любовь в ней всё же победила),  но грустная история... Старая, но, похоже на данном витке времени, снова  актуальная... Правда торг нынче ведут не родители, а сами... женихи и невесты... И ираед (выкуп) берут не коровами и овцами, а машинами, домами, должностями и прочими..актуальными атрибутами жизни...
Но, несмотря на то, что я давно уже переступила ту черту, отделившую меня от детства, я всё же верю, верю так же, как  Мухтар Шавлохов, автор пьесы,  верил давно, в тридцатые годы двадцатого века, что любовь, взаимоуважение и взаимопонимание важнее...
_____________________
Мухтар Шавлохов - это драматург, автор пьесы. Я это только сегодня узнала. Жаль, что мало информации о нем в  интернете. Еще он был поэтом. Жаль, что  и стихотворений  его в интернете я  не нашла.
А еще он переводил. Он перевел на осетинский язык  поэму Шота Руставели "Витязь  в тигровой шкуре".
И очень жаль, что он прожил всего лишь 31 год, но важно ведь не количество прожитых лет, а их... наполненность...
Царство ему небесное!
/написано после посещения спектакля Жених Гаци Осетинского драматического театра/.