Все возрасты

Отдых был испорчен. Невообразимо. Разве можно было подумать, что эти два пожилых человека, да каких пожилых, просто два старика могут испортить их отношения с мужем. Чужие посторонние люди. Просто поселились рядом, в соседней комнате большого хозяйского дома. За стеной. Вход в их комнаты был раздельный, через коридор, но стена была общая. Ох, уж эта стена, за которой каждую ночь слышались вздохи, стоны, скрип кровати.
  - Неужели они в свои семьдесят с лишним ещё занимаются этим? – Раздражённо спросила Зинаида у мужа.
  Алексей только пожал плечами.
   - Ты посмотри, кожа дряблая, кругом морщины, складки висят. И любовь?
  Алексей рассмеялся: - Любви все возрасты покорны.
  Они приехали всего на десять дней, отдохнуть на озере. Сняли комнату. Всё бы было хорошо, но уже на второй день в соседней комнате появилась эта пара. И отдых был испорчен.
  Обедали все вместе в большой кухне, там же и готовили сами себе. Но пожилая пара оплатила хозяйке и за пропитание. Они предпочитали больше отдыхать, и были совершенно не притязательны в еде. Хозяйка относилась к ним как к родным, она и поведала Зинаиде:
  - Они уж второй год у нас останавливаются. Хорошие люди. Оба овдовели и как-то нашли друг друга. Ещё в школе у них была любовь, а потом вся жизнь врозь. Теперь вот встретились, души друг в друге не чают.
 - Но ведь старики, - проговорила Зинаида.
 - Видно души не стареют, - раздумчиво ответила хозяйка, - гляжу на них, и сердце радуется, так они друг о дружке заботятся.
  Вот это-то больше всего и бесило Зинаиду.  Она вдруг поняла, что несчастна в своей жизни. Никогда Алексей так к ней не относился.
   Вечером собрались все вместе за общим столом и бутылочкой вина. Звенели цикады, тёмное небо освещали мириады мерцающих звёзд. Великая тайна природы смиряла души и волновала сердца. Было прохладно и романтично. Велись какие-то бесконечные необязательные разговоры. Хозяйка, Нина Ивановна, невысокая, крепкотелая женщина предложила всем парного молока.
  - К вину-то вроде ни к чему, - удивилась Зинаида. Но Алексей, словно назло ей, взял и выпил полную кружку тёплого пенящегося напитка.
  - Как в детстве, - утерев рот, блаженно протянул он.
  - Леночка, дорогая, ты выпьешь стакан? - Нежно касаясь локтя жены, обратился к ней Пётр Васильевич.
  - Я попробую, Петенька, когда-то меня бабушка парным молоком от всего лечила. – Елена Евгеньевна взяла стакан в руку и чуть прихлёбывая, причмокивала губами. Зинаида с брезгливым интересом приглядывалась к ней. Стучит протезами о край стакана, ногти накрашены, губы накрашены, глаза подведены. Открытый сарафан, морщинистые грудь и шея, ярко красные бусы.
 «Господи, как всё безвкусно и убого, а Пётр Васильевич глядит на неё как на мадонну». Пётр Васильевич хоть и был ровесником  Елены Евгеньевны, но, как казалось Зинаиде, сохранился получше. Волнистые волосы, поджар, суховат, и ясные серые умные глаза.
  - Какой сегодня был чудный день, - Зинаида сидела напротив Петра Васильевича рядом с его женой. Она  подняла руки и потянулась всем своим сильным, ещё молодым телом, подчеркнув упругую грудь и тонкую талию.
  «Неужели у него нет глаз, и он не видит разницу»? Во что бы то ни стало, она решила привлечь к себе внимание Петра Васильевича. В неженские разговоры о политике она не лезла, но когда речь зашла о детях, о воспитании, она блеснула: - Нынешние дети, - авторитетно заявила Зинаида,- совершенно другие, они живут в ином информационном поле и потому гиперактивны, проблемны. Их внимание чрезвычайно возбуждено и поэтому рассеянно. Им труднее учиться.
  Она была довольна произведённым впечатлением. Пётр Васильевич поддержал разговор, оказалось, что у него три внука, и у них нашлась общая тема для разговоров, так как Зинаида  не только своих детей вырастила, но и работала педагогом-воспитателем в детском саду. Позднее она от хозяйки узнала, что у Елены Евгеньевны никогда не было своих детей, и что по профессии она врач гинеколог. «Немало, видимо, она чужих детей погубила, раз Бог своих не дал». Зато она и в разговор о детях не вмешивалась на радость Зинаиде.
  Алексей потягивал сухое вино, слушая пение цикад, смотрел на звёзды и с Петром Васильевичем рассуждал о грядущих выборах. Елена Евгеньевна искоса посматривала на разгорячённую разговором и вином Зинаиду и уже перед сном, поцеловав мужа, сказала ему: - А ведь она на тебя глаз положила.
  - Кто? – Удивился Пётр Васильевич.
  - Да, соседка наша молодая, Зинаида.
  - Зачем ей такой старик, как я, у неё рядом красавец Алексей.
  - А есть такие женщины, - мягко ответила жена, - ревнует всех и вся, если не она для них царица. Да, похоже, Алексей не из нежных мужчин, ей внимания не хватает. Утешь её, поухаживай за ней.
  - Ты что, с ума сошла?
 - Ну, просто прояви внимание. Ей хочется доказать себе, что она лучше меня. Ну, успокой человека, пусть думает, что она тебе нравится.
  - Да она и так мне нравится. Молодая, красивая, не глупая. Но ухаживать...
  - Ну, не ухаживай, просто, почаще разговаривай, скучновато ей здесь. Петенька, как бы за разговорами не забыть тебе принять лекарства. Сейчас накапаю капель, ты и с ними-то по всей ночи мечешься, стонешь, ворочаешься, кровать скрипит. И я спать не могу.
  Она подала мужу все лекарства, поцеловала его нежно, перекрестила. Он скользнул губами по руке крестящей его,  и Елена Васильевна ушла спать на диванчик, стоящий у противоположной стены. А Пётр Васильевич долго ещё ворочался, не мог уснуть, думал, какое счастье выпало ему на старости лет – его Леночка.
  В соседней комнате не спала Зинаида, слушала скрип кровати за стеной, и слёзы сами лились из глаз. Алексей, разморённый дневным солнцем и вечерним вином, давно уснул, повернувшись к ней спиной.
  - Зачем мы сюда поехали, зачем? – Плакала Зинаида.
  Теперь, когда дети подросли, она вдруг ощутила  себя не нужной, лишней. Хотя, как раз бы сейчас и начинать жить по-новому. Сын поступил в военное училище, дочь уже два года замужем. Рановато, конечно, вышла, но удачно. Зинаиде всего сорок два, Алексею сорок четыре, жить бы и жить, а всё как-то не так. Пока дети были маленькие, она жила напряжённо и осмысленно, а теперь вдруг потерялась. Алексей весь ушёл в работу, вырос до главного инженера, не шутка, она его почти совсем перестала видеть. Дети живут отдельно, у них своя жизнь. Зинаида хотела, чтобы муж повёз её в Эмираты или в Турцию, но он признавал отдых только в России.  Придёт с работы поздно, поужинает, полчаса на телевизор или интернет, и, пока она управляется на кухне, он уже спит. Думала, на отдыхе будет иначе, а нет, всё так же. Вот спит, храпит, а она слушает скрип кровати в соседней комнате и плачет.
  «Ну, почему так, разве я хуже этой старухи? За что ей такое счастье? Она и с детьми не возилась, а Пётр Васильевич её на руках носит,  да и первый муж, говорят, её на руках носил».  Она толкнула мужа локтем в спину, чтобы не храпел, «а этот… - а что – этот»…  и не додумала, потому что додумывать было и нечего. Ничего плохого за мужем не знала. Да и жили они счастливо. Просто не такой, как Пётр Васильевич. Тот ей просто показал, какие могут быть отношения между мужчиной и женщиной.
  Утром, собираясь на озеро, она наряжалась особенно тщательно, не зная даже для кого, для Алексея или для Петра Васильевича. Надела свой шикарный сарафан,  он открывал чуть не до половины упругую грудь и подчёркивал тонкую талию. Сарафан длинный, до щиколоток, но разрезы сзади и спереди до середины бедра. Так что, когда она молодо и упруго шагала, открывались то одна,  то другая стройные ноги. Сегодня она уговорила Алексея идти на озеро вместе со стариками: - Им, поди, одним скучновато.
  - Да, что-то я такого не заметил, - ответил муж, но согласился идти вместе, очень уж ему эта пара нравилась, особенно, Пётр Васильевич. Умный мужик, есть о чём с ним поговорить. Хотя, и Елену Евгеньевну он признавал очень симпатичной, чем только ещё больше раздражал жену. 
  На озере Зинаида затеяла игры, и хотя Елена Евгеньевна не принимала в них участия,  Пётр Васильевич сказал, что с удовольствием поиграет в волейбол, разомнёт косточки. Жена его предупредила шёпотом, - не перестарайся. Всё-таки, у него больное сердце. Но, наблюдая за игроками, с удовольствием отметила, как Петя её еще хорош и ловок. Отметила и то, как эта глупышка старается ему понравиться. Какие только позы она не принимает, чтобы себя ярче продемонстрировать. А эти два мужика, что старый, что молодой только мячом и увлечены. Похоже, им наплевать на Зинаидины прелести.
  - Зиночка, - не выдержала Елена Евгеньевна,- ну, вы совсем, как юная девочка, стройная, ловкая. Где только так научилась в мяч играть?
  Зинаида, и так раскрасневшаяся от игры, ещё больше зарделась и впервые с симпатией взглянула на старую женщину: - Да я ещё в училище в команде волейбольной была.
  Так, вздохнула Елена Евгеньевна, по моему, кроме меня никто её красоты и ловкости и не оценил.
  Возвращались, утомлённые солнцем и игрой. Пётр Васильевич чаще, чем обычно, останавливался, давило сердце.
  - Возьми нитроглицерин,- вынула из сумки флакончик жена,- допрыгался…
   - Да, ничего, ничего, - успокоил её муж, но всё же лекарством воспользовался, немного полегчало.
  Вечером снова сумерничали все вместе у большого стола, выставленного на веранду. У лампы под потолком бился целый рой мотыльков. На столе фрукты, овощи и вино. Пётр Васильевич был в ударе, много говорил, смеялся. Рассказал и историю о неудачно привезённом подарке покойной жене. Эту историю Елена Евгеньевна слышала впервые, хотя они за два года семейной жизни всё, казалось, поведали друг другу о себе. Он привёз подарок жене с Севера, но сглупа рассказал ей, как там живут ненцы, что возле чумов сплошные кучки, ступить ногой некуда. А привёз белого чудного песца, хватило бы и на шапку и на воротник. А жена, после его рассказов, просто подарок выкинула. Зинаида смеялась, а потом заметила: - Это  же был подарок от вас, да, наверное, дорогой.
  - Ерунда, - махнул рукой Пётр Васильевич, - там  за всё одна цена, бутылка спирта.
  Разошлись за полночь. А через час Зинаида проснулась от  звука тревожных голосов, странной суеты в доме и шума подъехавшей машины. Взглянула в окно – «Скорая». Накинув халат, выскочила в коридор, два санитара выносили на носилках бледного неподвижного Петра Васильевича. Глаза его были закрыты, рядом, держа мужа за руку, чуть передвигая ноги, шла Елена Евгеньевна.
  - Что случилось? – Обняла её за плечи Зинаида.
  - Инфаркт. – Ответила та коротко.
  «Скорая» не взяла с собой жену больного. «Он будет в реанимации, всё равно, там вам делать нечего, объяснил врач. Утром звоните, приходите, узнать, что с ним. Но надежды мало, очень обширное поражение».
  Зина проводила Елену Евгеньевну в её комнату.
  - Я побуду с вами, если вы не против. Они присели на диванчик, на котором спала Елена Евгеньевна.
  - Он захрипел, я от этого и проснулась, подбежала к нему, а он без сознания. У него всегда было плохо с сердцем. Каждую ночь он метался на кровати, стонал, а я сидела на этом диванчике и плакала, чтобы он не услышал. Так боялась за него. А тут ещё волейбол… не надо было ему… Но я каждый раз радовалась, глупая, когда он, как я думала, возвращался к жизни. Боже, какая я дура. – всхлипывала Елена Евгеньевна.
  «Нет, это какая я дура, прости меня, Господи»,  думала Зинаида, прижимая к себе, ставшую совсем  старенькой, Елену Евгеньевну.
  Алексей узнал обо всём случившемся и о смерти Петра Васильевича только утром. Зинаида не отходила от него все оставшиеся дни отдыха. «Какая я счастливая», думала она. А Елену Евгеньевну, уехавшую сразу после похорон домой, она пригласила к себе: - Вот мы вернёмся, и вы приезжайте к нам, погостите, сколько захотите. Она была готова поселить её у себя навсегда, зная, что у Елены Евгеньевны никакой родни больше нет.