Немного Хаггарда в холодном Петрограде

Мемуары мемуарам – рознь. Одни мемуаристы скромно остаются за кулисами того театра, который, по мнению Шекспира, «весь мир, и люди в нём актёры». В своих воспоминаниях  они рассказывают о времени, в котором жили, о людях с которыми свела их судьба.
«Третьяковская галерея, составленная главным образом из работ художников, именовавшихся передвижниками, остается вечным памятником в области родного искусства, а неиссякаемый интерес к творчеству передвижников со стороны всей огромной народной массы свидетельствует о высокой ценности их произведений. В продолжение двадцати лет мне пришлось находится в среде Товарищества передвижников в тесном общении с большинством из них . На моих глазах проходила их работа, и я был свидетелем их частной жизни. Отдавая дань глубокого почтения памяти художников, полвека боровшихся за широкое распространение искусства в родной стране, я пытаюсь воскресить их образы в своих литературных набросках», - пишет активный участник Товарищества передвижных художественных выставок, ученик Н.А. Касаткина и В.А. Серова, выходец из луганских казаков Яков Данилович Минченков в предисловии к своей книги «Воспоминания о передвижниках. Памяти ушедших».
Впервые эта мемуарная книга вышла в 1940 году, спустя два года после смерти автора. Роль передвижничества недостаточно отражена в литературе, - писал Яков Минченков,  сетуя  о том, что «общая масса передвижников, имена менее значительные остаются в тени».
И в этом мемуарист прав. Кого из передвижников мы знаем? Сразу же в памяти всплывают  Репин, Крамской, Шишкин, Левитан, Суриков, Серов.
А что мы знаем о Григории Григорьевиче Мясоедове? Знатоки сразу же радостно поведают о том, что один из основоположников передвижничества предстает перед посетителями Третьяковки, как главная трагическая фигура  многострадальной картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван». И ещё о том, что для образа жертвы безумного царя Репину позировал почти забытый ныне писатель Всеволод Гаршин, жизнь которого оборвалась в 33 года не менее трагично. Он погиб, бросившись в минуты помрачения в лестничный пролет.
Также как картину Репина, с младых ногтей мы знаем «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. А вот творчество его племянника передвижника Павла Брюллова не знаем вовсе.
В книге Якова Минченкова «Воспоминания о передвижниках» («Вече» М. 2021 г.) двадцать литературных портретов. Одни имена нам хорошо известны, другие… А вот с другими лучше всего познакомиться в залах Третьяковки. После прочтения мемуаров Минченкова  мы увидим их картины широко открытыми глазами.
А теперь хочу представить читателям мемуариста совсем иного плана.
Юрий Анатольевич Прокофьев - автор книги « О времени, стране и о себе. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает» (Центрполиграф. М. 2021) – уже с первых страниц заявляет: он расскажет  о связи времен и поколений, о стране, которую мы потеряли,  о другой стране, которую всё ищем, но главным образом о себе. Московские градоначальники коренного московского происхождения очень любят повторять –«мы - дети твои, Москва!». Особенно отличился в этом автор нескольких таких мемуаров и не только  их – экс-мэр Москвы Юрий Лужков. Ельцин и Собянин на звание «московских детей» не претендовали. А вот  Прокофьев очень даже считает себя «сыном твоим, Москва». О себе и своей комсомольско-партийной карьере рассказывает много и охотно. С ожесточением вспоминает о негодяях и предателях из партийного ареопага, на который впрочем и ему судьба подсобила взобраться, правда, совсем ненадолго.
Наша память избирательна. Быстро забываем нехорошее, но долго помним зло, ни как абстрактное понятие, но как зло персонифицированное.
Юрий Прокофьев в своих мемуарах создал целую галерею «анти-героев вчерашних дней»  от Горбачёва, Яковлева и Шеварднадзе до Назарбаева, Каримова, Акаева и некоторых других партийных вождей союзных тогда республик.
Много места в мемуарах уделено провалившейся попытке ГКЧП повернуть время вспять. Ответа на вопрос:  откуда взялся  пыльный мешок заблуждений, свалившийся на головы людей, призванных беречь государство,  - Прокофьев ответа не дает, хотя категорично  утверждает – ГКЧП - это мартовский проект Горбачёва. Далее - сплошная конспирология.
Предвосхищая вопрос: «сам-то ты куда глядел Юрий Анатольевич», партийный начальник столицы СССР, пытается переложить бремя поражения на председателя КГБ, министра обороны, премьер-министра, члена Политбюро Шенина, которого на время отдыха в Крыму генсек  оставил на хозяйстве. И выносит свой вердикт: « …их поведение не поддается пониманию. Было оно если не преступное, то преступно-халатное». Тут все просто. Всех этих государственных мужей уже нет с нами. Даже далече. Хотя  «мертвые сраму не имут».
Такие вот мемуары последнего партийного бонзы Москвы. После их прочтения становится грустно. Из Молчалина героя не получится. В какие обличья не рядись, по Станиславскому  - «не верю!».
В людях старшего поколения заложена матрица – гражданская война – это Россия в огне, конница Буденного, бронепоезда  (белые и красные), Деникин, Колчак, «ледяной поход» Корнилова, Чапаев, чёткий строй каппелевцев (по задумке братьев Васильевых, которые и не братья вовсе). У нового поколения - гражданская война  это сногсшибательное фэнтези «прикольно супер» матрица «3D». Всё летает, герои со знаком плюс стали антигероями-вурдалаками, а
«Белая гвардия, путь твой высок:
Чёрному дулу — грудь и висок.

Божье да белое твоё дело:
Белое тело твоё — в песок.

Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…

Старого мира — последний сон:
Молодость — Доблесть — Вандея — Дон».

Эти строки  Марина Цветаева написала в 1918 году. Когда еще никаких матриц не было, а Россия была, как витязь на распутье. Гражданская война только разгоралась, а Петроград замерзал.
В эти холодные ноябрьские дни известный литературный критик и знаток англо-американской литературы, будущий замечательный детский поэт Корней Иванович Чуковский  записал в своем дневнике от 23 ноября: «Третьего дня я написал о Райдере Хаггарде».
Второй год революции. Страна в огне, в столице ледяной холод, а Максим Горький составляет план великого издательского проекта «Всемирная Литература». Потому что люди должны читать. И ведь читали. Много читали. В том числе и Хаггарда.
Но вернемся к критику Чуковскому и его статье об английском  писателе Хаггарде.
«Лет сорок тому назад в Южной Африке, неподалеку от реки Замбези, путешественники невзначай набрели на развалины какого-то старинного города. Что это за развалины, никто не знал. И стали создаваться легенды. Люди почему-то решили, что этот город возник в древние библейские времена, за тысячи и тысячи лет, задолго до Рождества Христова, чуть ли не при царе Соломоне. Развалинами заинтересовались ученые, приехали на место, осмотрели каждый камень и пришли к убеждению, что царь Соломон тут не при чем, что эти развалины относятся к позднейшему времени и им самое большее пятьсот или четыреста лет. Поэтическая легенда была уничтожена.
Легенда исчезла и вскоре была бы забыта, если бы в Африке не жил один молодой англичанин, по имени Генри Райдер Хаггард.
Был он человек мечтательный, с поэтической складкой, – ему понравилась эта легенда о каком-то неведомом, забытом историей городе. Он тщательно обдумал эту тему, разработал ее до мельчайших подробностей и, таким образом, в 1885 году явился его знаменитый роман «Копи Царя Соломона».
Тема невероятная, сказочная, а, между тем, читаешь – и веришь. Все словно списано с натуры. Кажется, что каждое слово – правда. В этом главная черта англо-саксов, английских и американских писателей: они изображают жизнь с таким «реализмом», с такой внимательной любовью к натуре, что даже фантастическое выходит у них натуральным.
Факт – для англичанина все. Даже фантазируя, он не оторвется от факта. Его фантазия не буйная, не пламенная, а приземистая, очень солидная, обуздываемая на каждом шагу холодными прикосновениями фактов.
У Райдера Хаггарда нет коротеньких, мелких рассказцев, а все объемистые длинные романы; свои фантазии он излагает медлительно, деловито, подробно, – от чего еще больше усиливается внешнее правдоподобие рассказываемого.
В «Копях Царя Соломона» выведена оригинальная личность – охотник за слонами Кватермэн (в современной транскрипции Квотермейн. В.П. ). Читатели (особенно подростки) так полюбили Кватермэна, что Райдеру Хаггарду пришлось написать о нем еще несколько книг. Так появились книги: «Аллэн Кватермэн» (1887), «Жена Аллэна Кватермэна» (1890) и другие романы, упрочившие славу писателя».
Я не случайно привёл столь обширную цитату из статьи Корнея Чуковского к изданию «Копей царя Соломона» в горьковской «Всемирной литературе». К писателям пусть даже второго ряда (по разряду юношеских), как Хаггард или Жюль Верн в начале прошлого века относились без какого-либо постмодернистского снобизма.
В издательстве «Вече», осуществляющем прекрасный проект литературы для юношества под названием «Мастера приключений» уже выпустили в этой серии четыре десятка романов Хаггарда. Почти все его литературное наследие. В том числе и первый роман «Рассвет» - не самый удачный писательский дебют молодого автора. Зато третья книга, сделавшая его знаменитым родилась из спора с братом  о достоинствах книги Стивенсона «Остров сокровищ». Брат предложил ему пари, что он вряд ли напишет «хотя бы наполовину хорошо», как Стивенсон. Хаггард принял вызов, в тот же вечер приступил к написанию романа и за шесть недель закончил «Копи царя Соломона».
После «Копей» Хаггард в англо-саксонском мире мог соперничать с великим французом Александром Дюма.
И здесь я позволю себе  завершить этот обзор еще одной цитатой из статьи Корнея Чуковского:
«Его (Хаггарда) тянет в загадочные, сказочные страны, каких еще никто никогда не видал, – к гробницам легендарных героев, в огненные пещеры, где скрыты заповедные клады, к шаманам, кудесникам, магам, к каким-то изумительным заколдованным женщинам, которые, при помощи чар, живут тысячи и тысячи лет и, умирая, воскресают опять. Он создал для себя особый мир – и в этом мире он полный хозяин.
Но за пределами этого волшебного царства, он не видит никого и ничего. Его фантазия всегда устремляется по одной и той же колее. Но все же, это – фантазия творческая, неисчерпаемо-изобретательная, – и вот уже третьему поколению французских, немецких, английских детей и подростков (а порою и взрослых) она доставляет безмерную, ничем незаменимую радость».
Хочется верить, что такую же радость новое издание Хаггарда принесёт и нашему юному поколению «3D»