Загадочный мольберт - рисунки жизни. Главы 1-2

ЗАГАДОЧНЫЙ МОЛЬБЕРТ ИЛИ РИСУНКИ ЖИЗНИ


Глава 1.

           Наверное, любой человек, по собственному желанию или волей случая переехавший на новое место жительства, да еще в другой город, первое время волей или неволей вспоминает свою прежнюю жизнь. Для кого-то это становится чем-то вроде отвлечения от вполне естественного стресса, возникающего в совершенно новой, незнакомой обстановке. Для других, этакой отправной точкой для дальнейшего движения вперед, оттолкнувшись от которой двигаешься к новым горизонтам. Кто-то вспоминает о прошлом периоде жизни и о старом месте жительства с теплой ностальгией, а кто-то наоборот – желает поскорее забыть неприятные моменты. Хотя, порой случается так, что, пережив весьма негативные, даже болезненные моменты в своем прошлом, человеку никак не удается забыть его, и память то и дело возвращается к ушедшему времени.
          Для пожилых людей смены обстановки обычно даются тяжелее, поскольку привязанность к месту и к людям с возрастом чаще начинает возрастать, да и нет юношеского желания постоянно менять обстановку.
Однако далеко не все молодые люди воспринимают такие переезды в позитивном ключе, причем даже те, что дают немалые преимущества. И тут дело не в том, что это воспринимается отрицательно, скорее – просто выбивает из привычной колеи, устоявшегося, хорошо знакомого ритма жизни. Ведь и у некоторых молодых людей характер больше склонен к стабильности, какой-то размеренности.

          Вот и у приехавшей учиться в художественную Академию в Большой город из провинциального О-ска девушки с редким именем Марица, возникла проблема адаптации на новом месте. Что самое удивительное, проблема сия возникла не сразу, в первые дни пребывания девушки на новом месте. Как раз первые два или даже три месяца пролетели для Марицы практически незаметно.
           Новые знакомства, новые впечатления, появление новых интересов – поначалу все это выступило в роли этакой блестящей мишуры, ярким мерцанием отвлекшей девушку от неких глубинных, потаенных мыслей, изредка возникавших в душе. Но, со временем, когда первые впечатления стали привычными и уже не будоражили воображение, не заставляли сердце биться чаще, Марица стала все чаще вспоминать свой родной дом, место, где прошло детство, учеба в школе, а затем в лицее искусств.

            Стоит заметить, что О-ск, расположенный на берегу трех живописнейших озер, не являлся на самом деле, родным городом для Марицы. Они вместе со старшей сестрой Аурелией переехали туда, когда были совсем маленькими. Родились они в Молдавии, от чего и носили такие, не совсем привычные для российской глубинки имена. Впрочем, назвать это переселение переездом, было бы неправильно, поскольку фактически это стало бегством.
            Жила семья в Приднестровье, отец работал лесничим, хотя последнее время больше времени уделял сельскому хозяйству, а точнее садоводческому комплексу. Мама была сельской учительницей. Всю жизнь они прожили в своем небольшом поселке, не выделяя какой-то национальности, считая всех людей равными друг другу. И когда началась заварушка в начале девяностых, отец Марицы и Аурелии не смог остаться в стороне и встал в ряды тех, что пытался защитить свою землю от вторжения агрессоров, желавших построить «Великую Молдавию» и очистить от «некоренных народов». Желание отца было твердым, а авторитет в своем районе он имел весьма немалый.
           И агрессоры, приходившие из-за реки, не простили этого соплеменнику, не пожелавшему разделить мир на свои и чужие народы.
А потом...
Потом было бегство из фактически разгромленного поселка и поспешный переезд в О-ск к родственникам отца, давно проживавшим там. Увы, но мать двух маленьких девочек, так и не смогла пережить смерть горячо любимого мужа и умерла после двух инфарктов, оставив дочерей на попечение дяди Михая и тети Лилии.
            И эти люди, к сожалению, лишенные радости отцовства и материнства, сумели не просто вырастить своих племянниц, но и дать им все то тепло, которое получают дети от любящих родителей. И Аурелия, и Марица отлично знали, что дядя Михай и тетя Лилия не были им родителями, но ценили и любили их, как родных отца и мать. И когда дядя с тетей погибли в прошлом году во время схватки с неведомыми пришельцами из другого мира, для девушек это стало страшным ударом.
Они же оставались в этом мире совсем одни.

            Конечно, друзья дяди Михая, такие же лесничие, как он сам, сделали всё, чтобы девушки не чувствовали себя брошенными или в чем-то обделенными. Они нашли и кров, и приют, и могли рассчитывать на искреннее гостеприимство сколь угодно долгое время, однако для девушек, уже потерявших в детстве родителей, новая потеря стала необычайно сильным потрясением.
            Впрочем, Аурелии, как считала сама Марица, было намного легче, ведь она во время жестокого противостояния с пришельцами встретила своего суженого – настоящего, единственного и неповторимого. И он действительно был таким, каким видела его сестра. Тут Марица признавала практически безоговорочно, что Константин – именно тот человек, который и нужен старшей сестре. Но, с другой стороны, именно это обстоятельство заставляло младшую сестру грустить еще сильнее, ведь у неё пока не появилось молодого человека, да и сестра собиралась замуж, и поэтому вскоре после тех невероятных событий уехала с Константином в его родной город.
   
(произошедшее описано в романе автора «Чужое противостояние»)
    
          Про Марицу они, конечно, не забыли, почти сразу пригласив к себе, и она какое-то время даже жила вместе с ними в Костиной квартире.
Однако бесконечно так продолжаться не могло, да и Марице требовалось учиться дальше. Она ведь не просто окончила лицей искусств, она была художницей и художницей, по отзывам даже многих однокурсников-коллег, очень одаренной. Однако в наше время, как известно, далеко не всегда для одаренного человека оказывается открытой дорога к признанию, если у него нет какой-либо протекции. Так было и раньше, но настоящий размах это явление приобрело именно в последнее время. Однако отступать от своей мечты Марице не хотелось и она решила продолжать учебу, пусть даже не в престижном столичном учебном заведении.
           Вот только в городе, где проживал Костя, не имелось высшего учебного заведения такого направления. Поэтому Марица подала документы в Художественную Академию в соседней области, центром которой был город-миллионник. Хотя девушке не хотелось расставаться с сестрой и её, теперь уже мужем, Константином, но все же было необходимо строить свою жизнь, и она решилась.

            И вот уже почти три месяца, как она жила в этом новом городе, в котором и знакомых у неё фактически не имелось. До поступления в Академию она знала здесь лишь одну девушку, приехавшую сюда из О-ска и учившуюся в том же учебном заведении, только на курс старше. Девушку звали Вероника, и она переносила переезд значительно легче, поскольку в городе проживали её дальние родственники, сдавшие ей имеющуюся свободную квартиру за очень умеренную плату. Вероника, будучи девушкой довольно компанейской, поначалу предложила Марице снимать эту квартиру на двоих, все-таки это намного легче для обеих, да и жить вдвоем, как-никак веселее. Однако этому резко воспротивились родственники однокурсницы, посчитав, что подруги немедленно начнут водить к себе молодых людей и устраивать шумные вечеринки. И от такого варианта проживания в новом городе Марице пришлось отказаться.
            Как студентке, сумевшей попасть на бесплатную форму обучения, ей полагалось общежитие, но посетив его всего лишь раз, Марица решила поискать съемное жилье. Конечно, какого-то дохода у неё не было и, хотя она собиралась найти какую-либо работу, тем не менее, все расходы по съему жилья и оплате минимального набора жизнеобеспечения взяли на себя Аурелия и Константин. Марице очень не хотелось обременять сестру и её мужа, и так посвятившим ей немало времени, но оба и слышать не хотели о каких-то возражениях. Константин вполне неплохо зарабатывал, да и Аурелия давно устроилась на работу, поэтому пара имела доход, позволяющий помогать родственнице.

           И все же через некоторое время Марице, не без помощи всей той же компанейской Вероники, удалось найти работу, причем, в какой-то мере, работу по специальности. Её взяли нештатным дизайнером-оформителем в одно из рекламных агентств города. С одной стороны тут сыграло роль, что рисунки Марицы и её творчество в целом понравились главному дизайнеру агентства, а с другой – то, что первый заместитель агентства являлся близким родственником Вероники. В общем, как обычно, знакомства сыграли свою роль.
           По договору Марице предстояло появляться в офисе агентства не реже двух дней в неделю, а остальное время могла работать дома. Что вполне устраивало девушку, получившую возможность уделять достаточное время обучению в Академии.

             Что касается личной жизни, то немного стеснительная и привыкшая к размеренной и очень спокойной жизни в О-ске, Марица, не слишком активно пыталась завязывать новые знакомства, да и шумные тусовки никогда не привлекали её. В целом, все её общение, если исключить преподавателей и однокурсников вуза, ограничивалось довольно узким кругом людей, в основном на работе или теми, с кем ей приходилось постоянно встречаться в повседневной жизни.

           Как ни странно, но она смогла подружиться с одной из соседок по подъезду, пожилой уже женщиной Кларой Николаевной. Женщина жила одна, дети её давно выросли и теперь проживали в столице, лишь изредка навещая мать. Конечно, были у неё подруги и среди женщин своего возраста, но жили они достаточно далеко, поэтому и встречались они весьма нечасто. И потому, появление в их подъезде скромной, но весьма начитанной девушки, не чуравшейся общества человека намного старше себя, даже в какой-то мере обрадовала Клару Николаевну. Она частенько приглашала Марицу к себе на чай, и они вели долгие и неспешные беседы, а Клара Николаевна рассказывала интересные и необычные истории из своей жизни.

           Конечно, весьма привлекательная молодая девушка не была обделена вниманием молодых людей, как в Академии, так и на работе, да и на улице тоже. Однако завязывать знакомства на улице казалось для неё совсем непривычным вариантом, а среди коллег по работе почти не было людей близкого возраста, тем более неженатых. Однокурсники, в большинстве своем, казались ей немного легкомысленными и развязанными, правда, не все.
             С небольшой группой студентов, учившихся в параллельных группах, у неё нашелся общий интерес, хотя даже не столько в искусстве или свободном времяпровождении, сколько в плане интереса к тайнам различного рода, необычным исследованиям, аномальным явлениям.
            В этой компании было всего две девушки, и Марица стала третьей, а также пятеро молодых людей. Конечно, появление новой особы противоположного пола немедленно вызвало у местных ребят вполне понятный интерес личного плана, но выделять кого-то из них особенно, Марица пока не могла.
            Хотя, двое из этих ребят, Михаил и Эдуард проявляли к ней весьма немалый интерес. Правда, интерес этот был скорее не конкретным, а обычным юношеским влечением к представителю прекрасного пола вообще. Михаил был прост в общении и держался всегда открыто и свободно, без каких-то заморочек. Внешность парень имел довольно симпатичную, будучи сероглазым с темно-русыми волосами, но в толпе такие обычно не выделяются.
                Эдуард же любил изображать этакое неприступное величие, выглядевшее как неприкрытое высокомерие, что порой производило отталкивающее впечатление. Хотя человеком был весьма начитанным и интеллектуально развитым. И по внешнему виду мог дать сто очков многим молодым людям, будучи сильно похожим на известного голливудского актера Киану Ривза. Марице не хотелось давать никому из них какую-то надежду, однако и вести совсем уж монашеский образ жизни, было, наверное, тоже не совсем правильно. Поэтому девушка время от времени посещала мероприятия в небольших компаниях, с участием кого-то из двух молодых людей, но чаще в более широкой компании. Обычно к ним присоединялись однокурсницы – Зоя, единственная из всех живущая в этом городе, и Нина, которая, судя по всему, была весьма неравнодушна к Михаилу. Девушки тоже имели разительно непохожую друг на друга внешность – Зоя невысокая, миниатюрная, очень подвижная шатенка, Нина же – девушка светловолосая, с хорошей фигурой и довольно высокого роста. Но настолько, насколько они были несхожи внешне, настолько же сходным характером обладали.

             Вот и в этот день, все пятеро возвращались с одного из вернисажей, организованного областным департаментом по культуре. На вернисаже выставлялись работы тех художников, окончивших в прошлые годы, ту же Художественную Академию, где учились сейчас Марица и её приятели. Выставка показалась вполне приличной, немалое число картин вызывали искренний интерес, и возвращались домой студенты уже ближе к вечеру. Перед тем, как окончательно начать расходиться, посидели немного в кафе, а затем отправились всей компанией провожать сначала Зою, а затем, живущую дальше всех Марицу.
            И разговор, как-то сам собой, от выставки и от чисто художественной тематики перешел к необычным событиям, происходившим в жизни молодых людей.
            Первой рассказывала Нина, поведавшей о нескольких случаях, когда в деревне у родственников ей пришлось столкнуться с какой-то неведомой сущностью, которую деревенские жители называли жихарями и востухами. То есть, попросту, разновидностью домовых. Некоторое время все живо обсуждали эту тему, причем Эдуард отнесся к рассказу Нину весьма скептически, апеллируя к неграмотности и суевериям деревенских жителей. В то время как Михаил, возможно из симпатии к Нине, поддержал её, начав размышлять о многообразии неизученных форм жизни на Земле. Марица слушала с интересом, хотя в спор не вступала, все еще погруженная в воспоминания о вернисаже, вспомнив почему-то свой разрушенный дом в О-ске.

            Затем разговор перекинулся на случаи наблюдения НЛО, о которых начал рассказывать Михаил, что снова вызвало немалое количество скептических замечаний Эдуарда, и некоторое время молодые люди пикировались между собой, приводя разнообразные аргументы.
           Собственно, спор закончился в том момент, когда приятели подошли к перекрестку улиц, одна из которых вела к жилищу Марицы, а вторая – к дому, где проживала Нина. Поскольку было похоже, что симпатия у Нины и Михаила может оказаться взаимной, молодые люди постарались отделиться от общей компании, как бы предоставляя Эдуарду возможность поухаживать за Марицей. Последняя не то, чтобы была против, скорее из всех молодых людей, бывших в компании, Эдуард находился отнюдь не в первых рядах тех, с кем она предпочла бы встречаться. Однако резко отказывать молодому человеку девушка не хотела и, попрощавшись с Михаилом и Ниной, они двинулись в сторону дома Марицы.
           Первое время разговор не клеился – Эдуард, видимо не был готов к столь неожиданному повороту событий, а Марице как-то не хотелось проявлять инициативу. Некоторое время они шли в тишине и лишь на подходе к дому, где жила девушка, Эдуард несколько невпопад спросил её:

            - А скажите, Марица, в Вашей жизни происходили какие-либо необыкновенные истории, какие-то необычные встречи?

            - Ого, как долго Вы собирались с мыслями, чтобы продолжить разговор об аномалиях, - улыбнулась девушка, все еще немного погруженная в свои мысли, - но, если уж Вы решили снова поговорить об этом, наверное, в жизни почти каждого человека случалось что-то подобное.

             - Ну, я не совсем об этом хотел спросить, - немного замявшись, ответил Эдуард, который в большей мере имел в виду встречи личного плана, однако теперь требовалось как-то выкручиваться из того положения, в которое попал, и он продолжил уже в другом ключе, - я вот слышал, что у Вас в О-ске произошла какая-то очень необычная история?!

              - Да? И от кого же Вы это слышали, если не секрет? – спросила несколько удивленная Марица. – Это довольно личная история, и мне, честно говоря, не хотелось бы обсуждать её со всеми подряд.

             - Прошу прощения, - сразу же сдал назад Эдуард, поняв, что выбрал не лучший вариант завязывания разговора, - слышал что-то подобное от Вероники, Вы же, вроде бы, потеряли близких в той истории?!

             - Ох уж эта Вероника... – Вымученно улыбнулась Марица, в душе которой снова начали подниматься черные тучи тоски от потерь. – Хороший человек, но язык без костей. К сожалению, я действительно потеряла там очень хороших, родных мне людей.

              - И что, совсем никого и ничего не осталось? – совсем уж растерянно спросил Эдуард, из которого напрочь испарилась вся его бравада и самоуверенность.

              - Ну, почему же, осталась сестра, муж сестры, - с грустью покачала головой Марица, - а что касается остального...

             Тут она замолчала, как будто погрузившись в себя, словно вспомнив что-то очень важное, очень нужное, что какое-то время назад оказалось забытым.
В следующее мгновенье девушка быстро повернулась к молодому человеку и быстро произнесла, глядя немного в сторону:

             - Вы простите меня, Эдуард, мне нужно срочно домой, я вспомнила кое-что, что... А впрочем, это уже не так важно. В общем, простите меня еще раз, давайте встретимся теперь послезавтра, в Академии, не возражаете?

             - Да нет, не возражаю, - пробормотал Эдуард, выглядевший несколько ошеломленным, - послезавтра, так послезавтра.

            Марица кивнула ему головой, а потом повернулась и быстрым, легким шагом, едва касаясь земли, помчалась в сторону своего дома.
Не то, чтобы её очень сильно задели слова молодого человека, который так неловко пытался упрочить знакомство, просто она действительно вспомнила об одной вещи, которая осталась от той жизни, что была у неё в О-ске.

             - Однако эти провинциалки невесть, что о себе воображают, - заметно обиженным тоном пробормотал Эдуард, глядя вслед девушке. – Однако фигурка у неё все же что надо, пожалуй, стоит продолжить сближение. Может и правда, просто стесняется сильно.

              Взбодрив себя такими словами, молодой человек еще раз посмотрел в сторону переулка, где исчез силуэт девушки, пожал плечами и пошел в сторону перекрестка.

Глава 2.

             Марица взбежала по лестнице подъезда на четвертый этаж и торопливо открыла дверь. Он всегда поднималась и спускалась только по лестнице, хотя в доме имелся лифт. И дело было даже не в том, что девушка боялась замкнутых пространств, скорее она считала некоторой нелепостью и проявлением лени нежелание подняться или спуститься всего лишь по семи пролетам лестницы.
            Время стояло еще не совсем позднее и можно было зайти к Кларе Николаевне – пожилая дама, работавшая некогда педагогом в техникуме, а затем, после новомодного переименования, в колледже, обычно засиживалась допоздна. Благо теперь её источником дохода помимо пенсии являлось репетиторство, которое позволяло существовать вполне безбедно, даже не обращаясь за помощью к детям. Да и побеседовать со своей юной соседкой Клара Николаевна была всегда не против, найдя в девушке понимающего и благодарного слушателя.

            Однако сейчас все мысли Марицы были заняты другим. Неуклюжая попытка Эдуарда перевести знакомство в более близкую плоскость, пробудила в девушке кое-какие воспоминания. И эти воспоминания разгорались в её душе все ярче, тем более что один из предметов из прошлого она взяла сюда, в город, где училась. Этот предмет был одним из немногих вещей, оставшихся от приемных родителей после того, как их дом был практически полностью разрушен выходцами из другого мира.
    
(см. роман автора «Чужое противостояние»)
    
            Девушка держала предмет при себе и пока жила после случившегося у друзей в О-ске, и потом, когда переехала к сестре Аурелии. Взяла с собой и позже, отправляясь учиться в Художественную Академию. Но за все это время так ни разу не воспользовалась этим приспособлением, имевшем самое прямое отношение к предмету её учебы и к таланту и увлечению всей жизни.
Буквально ворвавшись в квартиру, даже не успев как следует отдышаться, Марица бросилась к стенному шкафу и, выбросив оттуда всю висевшую там одежду, выволокла наружу большую и плоскую картонную коробку, перевязанную бечевой. После чего попыталась сорвать бечеву руками, но та никак не желала поддаваться, узлы оказались крепкими, и Марица бросилась на кухню – за ножницами.
            Несколько решительных движений и вот куски бечевы уже слетели на пол.
Девушка, поджав губы и с трудом сдерживая волнение, буквально раскидала картонную упаковку во все стороны.
И теперь перед ней, источая какой-то странный, ни на что не похожий запах, стоял старый мольберт. А к нижней части его был прицеплен ящик с кистями и красками.

            История появления этого мольберта с красками и кистями казалась весьма необычной. Дело в том, что Марица никогда не видела этого мольберта в доме дяди Михая и тети Лилии, а ведь она прожила в нем почти пятнадцать лет своей жизни. Более того, она отлично помнила, что ни дядя, ни тетя никогда не увлекались живописью, хотя хозяин очень искусно вырезал по дереву. Будучи маленькими детьми, они с сестрой облазили весь дом своих приемных родителей и побывали, казалось, в самых потаенных его уголках, но никогда не натыкались ни на что подобное.
           И вот - тот страшный момент, когда они с сестрой, её мужем, тогда правда только женихом, Костей, и двумя его друзьями – Никитой и Ринатом, стоят возле еще дымящихся развалин их бывшего родного дома. Пожарные уже уехали, причина пожара и разрушения дома тоже всем предельно ясна. И оставалось только попытаться спасти то целое, что может быть осталось из на этом пепелище. Марица хорошо помнила, что Аурелия тогда держалась очень стойко, уронив слезы всего лишь пару раз, в отличие от младшей сестры, которая ревела в три ручья. Быть может, старшая сестра хотела таким образом как-то ободрить младшую, а может, близость любимого человека придавала ей силы.

           В общем, почти все время, проведенное друзьями на развалинах, пытавшихся найти уцелевшие вещи, Марица просидела на соседском участке и проплакала. И побывала девушка на пепелище лишь под самый конец, когда все что удалось выгрести из-под обломков уже лежало в машине, которую пригнали дальние родственники. Тогда обе сестры еще раз, уже вдвоем обошли остатки дома, в котором прожили столь длительное время. И Марица, повинуясь какому-то безотчетному интуитивному чувству, полезла зачем-то в ту яму, образовавшуюся на месте лестницы, которая ранее вела в погреб.
            И к всеобщему удивлению, наткнулась там на эту картонную упаковку, в которой оказался совершенно не тронутый огнем старый мольберт, а вместе с ним и краски с кистями. Она помнила, что Костя, будущий муж Аурелии с каким-то странным интересом осмотрел мольберт, а затем пристально посмотрел на Марицу. Девушка тогда не придала этому никакого значения, хотя позже Костя пару раз спрашивал её, каким образом она почувствовала, что в яме что-то есть. Но Марица и сама не смогла бы объяснить – откуда у неё взялось это безотчетное чувство, однако мольберт не стала выбрасывать, и повинуясь возникшему чувству почти никогда с ним не расставалась.

             И вот теперь, когда с тех пор прошло уже больше года, воспоминания снова отчетливо всплыли в её мыслях, словно щелкнул какой-то выключатель и некто дал команду, что Марица должна достать мольберт.
Некоторое время девушка стояла и смотрела на это приспособление для рисования, которое явно было весьма почтенного возраста. В какой-то момент она даже подумала, что сей мольберт служил еще художникам позапрошлого, девятнадцатого века. Откуда у неё взялось столь странное чувство, она не понимала, но ей казалось, что ощущение это сродни чувству, посетившему её некогда на пепелище родного дома.
             «Странно», - подумала девушка, - «я ведь считаю себя художником, это идет из глубины души, и мое стремление писать картины не ослабевает ни на мгновенье, от чего же я никогда не пробовала писать на этом мольберте?»

              Художница отступила от установленного посреди комнаты мольберта на несколько шагов и мысленно задала себе этот же вопрос еще раз. И, как в первый раз, не смогла найти ответа на него. Как будто весь этот год с небольшим, пока мольберт находился у неё, просто не пришло время, когда девушка может попробовать на нем свое искусство. А сейчас, по некоей неведомой причине это время пришло.
            Марица вновь приблизилась к мольберту вплотную и стала рассматривать его, однако, по какому-то возникшему внутри убеждению, не включала верхнюю яркую люстру, а оставила лишь бра и тот свет, что лился из коридора. В тускловатом свете мольберт казался сделанным из красного дерева, хотя девушка понимала, что это только её личное восприятие. Никаких надписей, клеймо или штампов на мольберте не находилось, и после некоторого размышления она пришла к выводу, что вполне может быть, эта конструкция была штучной работой какого-то мастера. Странно, конечно, что в таком случае на нем не было личного клейма, но Марицу это сейчас мало волновало.
            К тому же, от мольберта шел какой-то странный запах, который девушка сначала никак не могла опознать, но затем, в памяти её всплыло посещение мастерской, где изготавливались музыкальные инструменты ручной работы. И там стоял именно такой запах – запах обработанной древесины и специального клея. Откуда мог взяться такой запах у старого мольберта, много лет пролежавшего неизвестно где, оставалось неясным, и девушка продолжила свои изыскания.

            Теперь она обратила внимание на кисти и краски. Первые однозначно были выполнены из высококачественного натурального материала – уж в чем, в чем, а в этом она, как художник разбиралась прекрасно. Даже более того – столь качественный материал кисти она вообще видела в своей жизни один раз – у одного из старых маститых художников, приезжавшего в О-ск писать местные озера. Осмотрев кисти, Марица пришла к выводу, что когда-то, но очень давно этими кистями работали, но за последнее время они явно простаивали без дела.
            После этого девушка переключила свое внимание на краски, рассыпанные в небольшие стеклянные банки, которые, в свою очередь, были завернуты в коричневую маслянистую бумагу. Подобную бумагу Марица тоже видела только в самом раннем детстве. Похоже, что краски тоже имели преклонный возраст, и выполнены из натуральных материалов, которые полагалось перед использованием, что называется – перетирать.

            Открыв одну из таких баночек, девушка с изумлением различила одновременно несколько запахов, которые явственно чувствовались в этой упаковке. Тут был и запах гречишного меда, и запах полыни, и запах пересушенной под солнцем соломы и что-то еще, что Марица не смогла угадать. Некоторое время девушка с изумлением принюхивалась, а потом поднесла баночку поближе к свету, чтобы лучше рассмотреть цвет этой краски. И снова удивлению её не было предела – краска эта, казалось, весьма значительно меняла свой цвет в зависимости от того угла, под которым на неё падал свет.
             Пузырек казался то янтарного цвета, то кораллово-охряного, то цвета сердцевины спелого грейпфрута. Ничего подобного девушка никогда не видела. После первой она взяла вторую баночку и попробовала открыть её.
И снова запах, идущий из упаковки, поразил её – в этой баночке явственно чувствовался какой-то цветочный аромат, к которому примешивалось что-то вроде запаха мускуса, только тоньше и легче. И эта краска при рассмотрении её на свету, тоже играла различными оттенками светло-коричневого цвета – от насыщенного бежевого до кофейного.

            Девушка собралась уже открыть третью упаковку, как в дверь вдруг позвонили.
Сама не зная почему, Марица засуетилась и начала быстро убирать баночки обратно в тот ящик, прицепленный к нижней части мольберта. Потом схватила мольберт и начала искать глазами, куда его можно поставить. В дверь позвонили еще раз, и девушка не нашла ничего лучшего, как поставить мольберт за занавески возле балконной двери, а потом пошла открывать.
В принципе это было ожидаемо, но на пороге стояла Клара Николаевна. В другой раз Марица с радостью бы пригласила соседу к себе, но сейчас у неё возникло такое чувство, что ей обязательно необходимо побыть одной и попробовать заняться этим мольбертом, столь терпеливо ожидавшем такой немалый срок.

             - Марица, дорогая, вечера доброго тебе, - ласково проворковала соседка, не входя, а словно вплывая в прихожую квартиры девушки, - я видела из окна, как ты чуть ли не бегом бежала домой, и подумала – не случилось ли чего?

            - И Вам вечера доброго Клара Николаевна... – Стараясь говорить как можно вежливее и спокойнее, ответила девушка, хотя в глубине души её все сильнее росло странное, будоражащее нетерпение. – Просто какое-то настроение такое возникло, очень захотелось домой, да и какие-то личности на машинах с тонированными стеклами, там, на выезде со двора болтались. – Девушке было не слишком приятно врать своей соседке, с которой она находилась в хороших отношениях, но вдаваться в длительные беседы ей сейчас совсем не хотелось.

            - Ну, надо же?! – всплеснула руками Клара Николаевна, делая шаг в сторону комнаты. – Опять какие-то сомнительные компании у нас во дворе появились? Да, молодым девушкам нужно быть осторожнее, а то ведь сейчас могут и машину затащить. Вот в мое время не было столь экстравагантных и нахальных способов познакомиться, а сейчас – совсем ни стыда, ни совести нет.

             - Да, я знаю, слышала про такие случаи и всегда бываю осторожной, - торопливо согласилась Марица, лишь бы не дать повода для соседки для очередного длительного и нравоучительного воспоминания, - извините, Клара Николаевна, я устала очень, а мне еще хотелось душ принять!

             - Да, конечно, Маришечка, - проворковала соседка, как будто слегка принюхиваясь, - я пойду, а ты отдыхай, у нас еще будет время поговорить, - она сделала пару шагов в сторону входной двери, а потом повернулась, - а что это у тебя за запах такой странный?

            - Ах, этот, - небрежно махнула рукой Марица, - так мы на вернисаж ходили и там давали попробовать поработать с необычными красками, которые делаются на основе чисто растительных компонентов, а эти запахи, вы же знаете, порой так впитываются.

            - Да, действительно, некоторые растения обладают очень устойчивым запахом, - со знанием дела кивнула головой Клара Николаевна, и наконец-то, видимо удовлетворив свое любопытство, покинула квартиру Марицы.

           Закрыв за ней дверь, девушка с огромным облегчением выдохнула и посмотрела в зеркало, висевшее на стене.
Оттуда на неё взглянули какие-то грустные, и в тоже время наполненные лихорадочным блеском, большие темные глаза, которые сейчас, в тусклом свете включенного в коридоре ночника, необычайно сильно выделялись на чуть смугловатом лице девушки.
           Некоторое время Марица смотрела на себя в зеркало, словно не узнавая, а затем буквально бросилась в комнату – снова доставать мольберт.
           Почему она так долго тянула все это время?
            Почему даже не попробовала снять с мольберта упаковку?
Эти вопросы начинали удивлять даже саму Марицу, но она не находила на них ответа, да и был ли смысл его искать, если мольберт, вот он – стоит по середине комнаты и буквально просит, чтобы на него повесили холст и начали писать.
             Девушка начала открывать банки с красками одну за другой, а затем задумалась – когда-то она читала о том, как правильно готовить подобные краски к работе, но сейчас это почему-то выветрилось у неё из головы. Некоторое время она мучительно пыталась вспомнить, как же происходит этот процесс, но потом решила – пусть пойдет так, как пойдет. Она быстро вытащила из папки в шкафу лист бумаги, и хотела было начать прикалывать его к мольберту, но тут обнаружила, что на устройстве нет ни единого следа подобного прикалывания. Получалось, что все те, кто пользовался мольбертом до неё, а им однозначно пользовались – об этом говорили маленькие пятнышки краски по углам рамки, никогда не прикалывали листы.

               Некоторое время Марица стояла в растерянности, а потом решила просто положить лист бумаги на полотно рамки. Сама не зная почему, словно некий внутренний голос подсказал ей это, она взяла и приложила лист бумаги в центр рамки. И, к её немалому удивлению, лист так и остался висеть на почти отвесной поверхности, даже и не думая сползать или отваливаться.
              Но задумываться над этим девушке было некогда, она вытащила все краски, одну за другой и с деловитым видом начала готовить их к работе. И лишь тогда, когда приготовление в значительной мере было проделано, она, с удивлением глядя на плод своего труда, вспомнила, что никогда и ничего о подобном способе не читала. Откуда в её памяти всплыло знание о подобных вещах, оставалось непонятным.
            И снова у девушки не появилось ровным счетом ни малейшего желания разбираться с тем, что произошло. Мольберт с холстом стояли перед ней, краски были готовы, так что же мешало начать ей творить?
Конечно же, ничего, и девушка с вдохновением начала писать.

            Казалось, никогда она еще не творила столь вдохновенно, как будто и в самом деле летела на крыльях фантазии и желания писать. И главное, она словно не чувствовала никаких ограничений, смело смешивая краски в таких пропорциях, которые ранее показались бы ей совершенно невозможными и даже противоречивыми. Мазки ложились на холст решительно и очень уверенно, и в каждый конкретный момент именно так, и в таком порядке, как и представлялось в воображении девушки.
             Если ранее Марица порой откладывала свою работу на день, на два, а то и на три, не видя тех нюансов, которыми предстояло завершить композицию, то сейчас она, не зная усталости, четко видела все то, что должно было оказаться на холсте.
             Никогда юная художница еще не писала так быстро и когда она с немалым удивлением осознала, что картина фактически закончена, часы на стене показывали время три часа ночи. И только сейчас Марица, оглядев свои перепачканные краской руки, и бросив взгляд на часы, а затем на темное окно, поняла, что очень устала.

            На завтра, а вернее, уже на сегодня, у неё было запланировано посещение Академии, но лишь для того, чтобы узнать расписание некоторых занятий, а затем требовалось ехать на работу и получать новое задание. Поскольку необходимости вставать слишком рано при таком раскладе не возникало, у девушки появлялась возможность как следует отоспаться. Что становилось совсем не лишним, ибо столь вдохновенное и непрерывное написание картины в течение почти восьми часов, совершенно вымотало её. И поняла это Марица только сейчас, когда работа над картиной была уже закончена. Сил у неё уже ни на что не осталось и, выключив свет в комнате, а затем в коридоре, она быстро приняла душ, после чего, так и не включая освещение, рухнула в лишь частично разобранную постель.

             Утром девушка проснулась, когда солнышко уже вовсю светило в окно и, с трудом приподняв голову, поняла, что пропустила все звонки будильника. Приложив немало усилий, чтобы подняться с кровати, Марица ощутила немалую тяжесть во всех частях тела и какую-то странную ломоту, как будто начинала заболевать гриппом. Сон у нее был очень глубоким, но каким-то тяжелым и сумбурным, девушка никак не могла вспомнить, что же ей снилось, хотя все время казалось, что снилось что-то очень важное, что нужно обязательно вспомнить. Обычно она никогда не ложилась спать так поздно, и нынешнее свое состояние списала исключительно на незапланированное полуночное творчество.
            Кое-как заправив совершенно растерзанную постель, Марица отправилась в душ, под которым долго стояла, меняя воду с прохладной на очень горячую. После контрастного душа ей стало немного полегче, а утренний кофе довершил возвращение организма в более-менее нормальную колею. Времени до того, как нужно было ехать в Академию, оставалось не так много, и поэтому Марица решила посвятить его приведению в порядок самой себя, а постель и разбросанные вокруг стоявшего в центре мольберта вещи, оставить на вечер.

            Уже практически одевшись и закончив собственный туалет, девушка быстро сбегала на кухню, чтобы допить остатки кофе, а затем вернулась в комнату и наконец, отдернула шторы, до сей поры бывшие закрытыми.
Яркие лучи солнца ворвались в комнату девушки, и сразу превратил сумрачно пастельные краски в яркие и радостные. Но от столь яркого света у Марицы почему-то сразу начала сильно болеть голова, а во всем теле снова появилась ломота. Слегка задернув шторы, она повернулась к картине и, бросив на неё мимолетный взгляд, застыла в изумлении.

             В тот момент, когда девушка была целиком поглощена процессом творения, она как-то не совсем воспринимала тот образ, который представляло изображение в целом. Быть может, это произошло из-за очень сильного волнения, связанного с воспоминанием о том, каким образом был найден этот мольберт. А возможно, как-то подействовал тот тончайший аромат, что источали банки с красками, в которых, возможно, присутствовали некие токсичные галлюциногенные вещества. А сейчас, поутру, это действие прекратилось, и Марица взглянула на рисунок с другой стороны.

             Но, как бы там ни было, то изображение, что она увидела на картине, привело девушку в полное замешательство. Все полотно было выполнено в желтовато-коричневых и оливковых тонах, с небольшими примесями серого и голубого оттенков. Картина представляла собой вполне знакомый образ – вид на одно из озер, которые располагались на окраине О-ска. Но вот некоторые элементы, присутствовавшие на изображении, вызывали у Марицы подлинное изумление и даже страх.
              Скажем, берег озера, в реальности покрытый лесом, где располагалось и местное лесничество, на её картине был огорожен некоей зубчатой стеной, которая сплошь состояла из каких-то бесплотных человеческих лиц с пустыми глазницами. На другой стороне озера, там, где начинались невысокие скалистые горы, все было исчерчено какими-то желтыми линиями, образовывавшими некий необычный рисунок, чем-то похожий на сложный иероглиф.
              И, наконец, с той стороны, где располагалась набережная с гостиницами и яхтными стоянками и лодочными станциями, возвышалась какая-то странная, полупрозрачная конструкция. Эта конструкция чем-то напомнила юной художнице огромную сказочную голову, о которой говорилось в поэме Пушкина «Руслан и Людмила».

            Некоторое время девушка с недоумением смотрела на собственное произведение, все сильнее погружаясь в какое-то задумчивое созерцание. Из подобного состояния её вывел только телефонный звонок. Марица машинально ответила на вызов – это оказался её непосредственный руководитель по работе, уведомивший девушку, что на сегодня она может быть свободна, поскольку заказчик перенес время встречи на неделю.
              Вежливо поблагодарив начальника и отключив телефон, девушка отошла к дивану и присела на него. Затем спохватилась и посмотрела на часы – время визита в Академию уже было просрочено, однако надежда на получение консультации еще оставалась. Поэтому Марица подхватила собранную ранее сумку и выбежала из квартиры, решив оставить вопрос выяснения произошедшего на вечер.
 
 
Продолжение - http://proza.ru/2022/01/09/1013