Загадочный мольберт - рисунки жизни. Главы 5-6

ЗАГАДОЧНЫЙ МОЛЬБЕРТ ИЛИ РИСУНКИ ЖИЗНИ


Глава 5.

          К счастью, весь оставшийся день Марицы прошел без каких-либо эксцессов или новых аномалий. Художница вполне благополучно добралась до рекламного агентства, где трудилась в качестве дизайнера на свободном графике. В офисе девушка очень продуктивно пообщалась, как с руководством компании, так и с непосредственным начальником. Это общение почти смогло отвлечь её от тех мыслей, что одолевали, начиная с того момента, как увидела утром собственную картину. Девушка даже подумала о том, чтобы остаться на работе до вечера, попросившись помочь кому-то из штатных сотрудников, но непосредственный руководитель вскоре уехал к кому-то из заказчиков, а без его согласия напрашиваться казалось немного неловко.
          Поэтому Марица посидела еще немного, поговорив с девушками из административной группы на отвлеченные темы, а затем отправилась домой.
По дороге заехала в один из близлежащих супермаркетов, чтобы прикупить продукты на тот случай, если завтра придется принимать гостей. Конечно, Марица была почти уверена, что Нина с Михаилом будут удовлетворены даже самым простым приемом, но очень уж не хотелось выглядеть впавшей в уныние и не способной заниматься домашними делами.

          Супермаркет располагался в трех остановках от дома, где жила девушка, поэтому оставшийся путь она решила проделать пешком, чтобы заодно и прогуляться немного. И находясь в квартале от своего жилища, она стала свидетелем весьма неприглядного происшествия. Впрочем, происшествием его было сложно назвать, случай был достаточно заурядный для нынешнего времени, но тем не менее, серьезно зацепил Марицу, привыкшую к несколько иной культуре поведения.
            Недалеко от того перекрестка, за которым, всего в сотне метров находилось жилище Марицы, возле небольшого магазинчика кто-то из современных «хозяев жизни» поставил свой черный внедорожник прямо на тротуар, практически перегородив выход из торговой точки. Девушке тоже пришлось почти выйти на проезжую часть, чтобы обойти стоящий джип, но она бы вряд ли обратила на такую мелочь значительное внимание, если бы не последовавшие за этим события.
          Из магазинчика вышла пожилая женщина, которая своим внешним обликом живо напомнила Марице одновременно и погибшую тети Лилю, и соседку Клару Николаевну. Девушка еще подумала о том, как же она сразу не обратила внимание на сходство своей соседки с теткой, некогда заменившей ей мать. Женщине, вероятно, требовалось двигаться в ту же сторону, что и Марице, но она попыталась пройти не со стороны проезжей части, а между стеной дома и стоявшим автомобилем. Она почти протиснулась в узкой щели, но под конец не удержалась и зацепила сумкой крыло внедорожника, зацепила совсем не сильно, однако сигнализация у машины все-таки сработала.
            От резкого свиста и визга сирены женщина даже вздрогнула, а потом зажмурилась, что неудивительно – звук казался невероятно громким и зазвучал крайне неожиданно, даже ушедшая вперед Марица была немного ошеломлена.
            И почти тотчас на звук сирены из соседнего магазинчика серии «Дьюти-фри», в последнее врем все чаще появлявшихся на улицах города, выскочили, один за другим два типа весьма характерной наружности.

           - Эй, бабка! – каким-то хрипло-лающим, грубоватым голосом закричал первый из типов. – Что ты там возле машины трешься?! Давай, проваливай отсюда!

          - Как Вы со мной разговариваете? – попыталась было возмутиться, немного пришедшая в себя женщина. – Я же, наверное, вдвое старше вас, а потом Ваша машина стоит на тротуаре…

           Она не договорила, потому что вышедший первым верзила приблизился к ней вплотную и проговорил хриплым голосом:

          - Ты что, тётка, совсем о…ла? Ты на кого… валишь? – наступая на слегка оторопевшую женщину, прохрипел верзила.
 
            Его напарник, бросив быстрый взгляд по сторонам, подошел ближе к нему.

           - Вы что же делаете?! – не выдержав, крикнула Марица с возмущением, обходя машину и приблизившись к женщине, стоявшей фактически лицом к лицу с двумя «хозяева жизни». – Все правила нарушили, да еще женщине угрожаете?!

           - А это что за шалава сопливая вякает? – с удивлением оглянулся на напарника верзила, а потом с блудливо-нагловатым выражением глаз оглядел Марицу с ног до головы, и от этого взгляда у девушки возникло ощущения, что к ней за пазуху залезли грязными руками. – Тебе что больше всех надо?! А коли надо, так мы поможем этого надо получить?!

           На его лице появилась сальная улыбка и он расхохотался. При этом смех верзилы напоминал лошадиное ржание. Его приятель подошел ближе и проговорил негромко:

           - Может возьмем её с собой? Для внутреннего прогрева средство есть, а для внешнего – как раз нету?!

          - А что, з…сь, отличная идея, - смачно выругавшись снова захохотал верзила, вытирая руки о джинсы.

          У Марицы невольно похолодело в животе, ситуация принимала совсем неприятный оборот, а кроме испуганной пожилой женщины рядом никого не было.
          Но на её счастье, в этот момент в дверях того же магазинчика, откуда вышла пожилая дама, появилось сразу четыре человека, вероятно две супружеские четы, тоже пожилого возраста.
          Один из мужчин, представительный, высокий и седовласый, окинул взглядом Марицу, пожилую даму и двух громил возле джипа и спросил строгим тоном:

          - А что здесь, собственно, происходит?

            - А тебе какое дело, папаша? – почти не оглядываясь процедил сквозь зубы верзила.

           - Не надо хамить молодой человек! – громким, уверенным в себе голосом произнесла спутница высокого, седовласого мужчины. – Вы не на конюшне!

           Верзила с удивлением и явным намерением разобраться по-своему обернулся к тем, кто сделал ему замечания, но несколько осекся, увидев, что народу тут уже прилично. Он бросил взгляд на приятеля и тот едва заметно покачал головой.

           - Ладно, - верзила сплюнул на асфальт, - некогда нам тут с быдлом разговаривать, у нас дела есть, а тебя, - тут субъект повернулся к Марице, - я запомнил, и за тобой теперь должок имеется, так и знай!

            И с этими словами оба громилы забрались в джип и через несколько секунд, выбросив клубы дыма из выхлопной трубы и взревев двигателем, внедорожник съехал с тротуара и вскоре скрылся за ближайшим поворотом.

           - Спасибо Вам большое, - негромко сказал Марица высокому мужчине, с трудом переводя дыхание, да и коленки у неё заметно дрожали.

            - Не за что... – Слегка пожав плечами, ответил мужчина. – Вы смелая и порядочная девушка, но, возможно, зря связались с такими нелюдями, они действительно не из тех, кто прощает обиды. И на Вашем месте, я бы какое-то время не ходил по этой улице, они наверняка будут Вас искать.

            И с этими словами и он сам, и все его спутники быстро перешли через дорогу и, забравшись в серебристый седан, умчались в сторону, противоположную той, куда уехали громилы.

           - Я, пожалуй, тоже пойду, - тихо проговорила пожилая женщина, не глядя на Марицу, - спасибо тебе, дочка, вот только мужчина тот, наверное, был прав, поосторожнее тебе теперь нужно.

             Марица только печально вздохнула в ответ, а потом двинулась в сторону дома, не глядя по сторонам и уставившись в землю.
            Настроение, немного улучшившееся после посещения рекламного агентства, снова упало ниже плинтуса, поскольку к уже имеющимся проблемам добавилась еще одна, причем совсем не мистическая, а очень даже реальная.
            На мгновенье у девушки даже появилось желание бросить все, что появилось у неё в этом городе и вернуться к сестре. Она знала, что Аурелия с Костей никогда не осудят её, не оттолкнут, примут и помогут в любой ситуации. И все же она постаралась подавить это, в общем-то, малодушное чувство, которое становилось бегством от проблем, пусть и очень серьезных. Однако без конца бегать от проблем в своей жизни, тоже было не совсем правильно. Эта мысль воспринялась Марицей настолько отчетливо, что она подавила в себе желание убежать, а спокойным и неторопливым шагом двинулась к дому. В конце концов, решила девушка, у неё уже имеются в городе вполне неплохие знакомые, и пусть не все из них, а только часть откликнулась бы на её просьбу о помощи, но даже это уже было бы совсем неплохо.
            Можно было рассказать о последнем происшествии Нине и Михаилу, на их искреннее желание помочь можно было точно рассчитывать, правда, девушка не очень понимала, что однокурсники смогут сделать в такой ситуации. Можно было поговорить о последней встрече с типами на внедорожнике с Вероникой, у которой, по её словам, чуть ли четверть города ходила в знакомых.

             Вот с такими мыслями Марица и подходила к своему дому, когда увидела идущую с противоположной стороны Клару Николаевну. Было видно, что пожилая женщина чем-то очень озабочена, видимо и она тоже столкнулась с серьезной проблемой, которую пока не могла решить.

          - Доброго дня Вам, Клара Николаевна, - вежливо поздоровалась Марица, подходя к соседке, которая даже не сразу заметила девушку.

           - А, ах, здравствуйте, Марица, - с некоторым запозданием, как будто не сразу восприняв приветствие девушки ответила соседка, поднимая глаза, - уже закончились занятия?

          - Нет, Клара Николаевна, занятий у меня сегодня не было, перенесли часть лекций, я просто съездила в Академию, узнала об изменениях в расписании, а потом побывала на работе, - ответила Марица, внимательно глядя на задумчивое лицо соседки, - Вы простите меня за вчерашнее!

          - За что вчерашнее, о чем это ты, душа моя? – немного грустно и в старомодном стиле ответила соседка, поднимая слегка удивленное лицо и глядя на девушку.

           - Ну, вчера, когда Вы приходили ко мне, я как-то не очень вежливо встретила Вас, - немного помявшись ответила Марица, - просто, понимаете, один человек меня сильно расстроил, напомнив о том, что случилось год назад с моей семьей.

           - О чем ты говоришь, Марица, - грустно улыбнулась Клара Николаевна, - я уже и не помню ни о чем таком, а от таких людей, которые вольно или невольно делают другим больно лучше держаться подальше.

            - Да, наверное, Вы правы, - вздохнула девушка, снова замечая, каким грустным и задумчивым было лицо соседки, и после небольшой паузы спросила, - извините меня пожалуйста, но мне кажется, что у Вас что-то случилось?!

             - Это так явно написано у меня на лице? – снова слабо улыбнулась Клара Николаевна. – Вот уж действительно, данный тебе совет сейчас пригодился бы мне самой, да вот только не во всех случаях это возможно сделать.

            - Что-то с Вашей семьей? С сыном? – сочувственно посмотрела на соседку Марица.

            - Да, неприятности у Владислава на работе и серьезные, - вздохнув ответила соседка, уставив взгляд куда-то в сторону, - на этой почве он и с женой почти поссорился, и категорически отказывается приехать ко мне, хотя уже полгода, как обещает.

             - Мне очень жаль, Клара Николаевна, - потупив взгляд, проговорила Марица. – Действительно жаль, я как-то плохо представляю себе, как можно поссориться с матерью, я и с тетей Лилией почти никогда не ссорилась серьезно, хотя и знала, что она мне не родная мать. Знаете, если Вам будет что-нибудь нужно, Вы говорите мне, не стесняйтесь, я помогу, сделаю, что в моих силах.

          - Ты хорошая девочка, Марица, - покачала головой Клара Николаевна, и в уголках глаз её блеснула влага, - хотя тут вряд ли чем-то поможешь, но все равно – спасибо тебе.

          - Давайте я хотя бы сумки Вам помогу донести, - предложила девушка, подходя ближе.

          - Да мне и не тяжело, - слегка покачав головой, ответила соседка, - у тебя у самой вон – два пакета, да еще у одного – ручка почти оторвана.

           - Ой, где? – с удивлением начала осматривать свою поклажу Марица. – И правда, почти оторвалась ручка, как же я не заметила-то? Наверное, все из-за этих противных типов на джипе!

          - Каких типов на джипе? – Клара Николаевна уже повернулась в сторону подъезда, но тут остановилась и снова посмотрела на девушку. – Не про тот ли джип ты говорила мне вчера?

          - Извините меня, Клара Николаевна, еще раз, - немного покраснев, ответила Марица, - но вчера я, как бы это сказать-то... ну, в общем, придумала машину с тонированными стеклами, совсем меня выбил из колеи этот мой однокурсник.

              - Что же, бывает и такое, - кивнула головой соседка. – Только лучше все же не лгать по таким пустякам, можно было бы и просто сказать правду, я ведь прекрасно понимаю состояние человека, когда у него эмоциональная подавленность. Но что же, в таком случае, случилось сегодня?

              - Знаете, это, наверное, как наказание мне за вчерашнее вранье, - опустив глаза, проговорила девушка, и после некоторой паузы рассказала Кларе Николаевне о том происшествии, что случилось у неё в квартале отсюда, возле магазинчика.

             - Да, ситуация не из приятных... – Задумчиво произнесла соседка после того, как выслушала рассказ девушки. – И с моральной точки зрения ты, возможно, поступила правильно, заступившись за старого человека, но вот с прагматичной точки зрения такой поступок может принести тебе немалые проблемы. И в чем-то прав был тот пожилой мужчина, когда говорил, что тебе лучше не появляться в том квартале вовсе.

             - Но это ведь тот квартал, в котором я живу?! – с искренним огорчением промолвила Марица, чувствуя какое-то опустошение в душе. – Я могу, конечно, ходить по другому переулку, но мне все равно нужно выходить на проспект?!

            - Ну, что же, знаешь, как говорят – береженого бог бережет, - с пониманием проговорила Клара Николаевна, беря девушку за руку и мягко увлекая её за собой к подъезду, - быть может стоит выходить из дома чуть раньше и ходить пешком к центру города.

             - Это же почти полтора километра топать! – невольно вырвалось у Марицы. – И так – каждый день! Ничего себе?!

              - А тебе, можно подумать, уже почти шестьдесят, как мне?! – чуть насмешливо посмотрела на девушку Клара Николаевна. – Неужели так тяжело чуть больше получаса пройти пешком?

              - Ой, Вы опять правы Клара Николаевна, - кивнула головой девушка, сокрушенно махнув рукой.

             В этот момент они уже подошли к подъезду, и Марица остановилась, пропуская соседку вперед. Уже поднявшись на четвертый этаж на лифе – на сей раз Марица проводила соседку, Клара Николаевна посмотрела пристально на девушку и сказала:

              - И знаешь, ни в коем случае не замыкайся в себе, знай, что можешь обратиться ко мне по любой проблеме, а вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем.

              - Спасибо Вам, Клара Николаевна, - Марица была переполнена чувством благодарности к этой пожилой, и в общем-то малознакомой женщине, которая так живо восприняла её проблемы.

             - Да, не за что пока, - подмигнула ей соседка, - иди отдыхай, а то на тебе лица нет.

              И с этими словами она нажала кнопку своего этажа, после чего створки лифта закрылись.
              Марица, почувствовавшая в душе некоторое облегчение, открыла дверь своей квартиры и вошла внутрь.
И первое, что она увидела, включив свет, оказался мольберт, по-прежнему так и стоявший посреди комнаты. А все пространство квартиры было заполнено запахом необычных красок, словно Марица и не проветривала все утро и не закрыла все банки наглухо, да еще и упаковала их в полиэтилен.
Поставив пакеты в коридоре, девушка осторожно подошла к картине и коснулась холста пальцами.
           Утром она только смотрела на написанный ею пейзаж, и ей тогда показалось, что за ночь все краски высохли. Но сейчас создавалось такое ощущение, что на пальцах её осталась слегка клейкая влага, словно краски были нанесены всего полчаса назад. Где-то внутри сознания девушки появилось какое-то странное чувство, которое медленно, словно вода, натекающая из узкой трубки в большой сосуд, начала заполнять её.   
           Художница смотрела на свою картину, на странную стену из человеческих лиц, на иероглиф на берегу озера и в голове её возникали странные образы, мелькали непонятные обрывки каких-то изображений. Иногда Марице казалось, что они что-то значат, что это картинки из её прошлой жизни в О-ске, но она не могла бы за это поручиться.

              Медленно, словно во сне, девушка подошла к картине и сняла холст, после чего аккуратно положила его на кровать. Затем подошла к тубусу, в котором находились заготовленные листы для рисования и все в таком же состоянии, словно сомнамбула, прицепила новый, чистый холст на мольберт.
                Некоторое время молча смотрела на него, а затем столь же медленно распаковала ящик с красками и начала готовить их к рисованию.
 
Глава 6

             Уже вторую ночь Марица проводила в каком-то странном полузабытье, как будто в пограничном состоянии между сном и бессознательностью. Она находилась одновременно и у себя дома, то есть, на самом деле, в съемной квартире, и в маленьком домике дяди Михая и тети Лилии, и еще в каких-то совершенно незнакомых местах.
             Девушка опять легла спать очень поздно, фактически все время от момента расставания с Кларой Николаевной и до глубокой ночи проведя за мольбертом. Что происходило с ней за период, когда она стояла с кистью в руках перед холстом, Марица уже не могла вспомнить. Она словно теряла часть своего сознания, всю силу своей воли, все другие стремления, целиком и полностью погружаясь в процесс написания картины. Написание картины словно становилось каким-то наркотиком, невероятным, незримым образом попавший в её кровь и заставлявшим часами стоять возле холста, нанося на него краски.
               Художница отрывалась от своего занятия всего дважды, да и то, на очень небольшой срок – один раз, чтобы попить травяного чая, второй раз, чтобы быстренько принять душ. Причем, второй раз это было уже за полночь, и она уговорила себя оторваться от картины только для того, чтобы хоть немного взбодриться, ибо уже чуть ли не падала от усталости.      
              Усталости не только и не столько физической, сколько моральной или, даже можно сказать – душевной.
               И действительно, в тот момент, когда она самозабвенно, а с другой стороны, словно скованная неким внутренним приказом, писала картину, в её душе возникал некий странный диссонанс. Как будто в её сознании проявлялось присутствие кого-то еще, кого-то бесконечно чужого, далекого от всего, что волновало, и было близко девушке. Её пальцы уже начинали терять чувствительность, она ощущала немалую боль в суставах, все сильнее затекала спина от продолжительного стояния перед мольбертом почти без перерывов. Но как будто этот некто, незнакомый и чужой, заставлял её продолжать писать, диктуя образы, нашептывая формы, подсказывая цвета красок.

             Закончила картину Марица, как и в прошлый раз, около трех часов ночи, всего на полчаса раньше, чем во время прошлого сеанса. Да и получилось это, скорее потому, что сегодня она начала писать картину почти на полтора часа раньше. И в тоже время, уже приближаясь к завершению всего процесса, ей никак не удавалось ухватить общий сюжет изображения. Но, с другой стороны, она видела, а вернее, подсознательно чувствовала, что на холсте снова появилось немало лишних, чужеродных деталей, явно отсутствующих в реальном мире, который вроде бы описывала картина.   
              Однако, как и в прошлый раз, закончив работу, девушка оказалась настолько вымотанной, что не могла даже воспринимать рисунок полностью, и при взгляде на него различала только бесформенные цветные пятна, начинавшие быстро расплываться перед глазами. Ночью у неё хватило сил лишь на то, чтобы убрать краски и вымыть кисти, а сам мольберт с картиной так и остался стоять посреди комнаты. Сама же девушка, кое-как добравшись до кровати, провалилась в очень тяжелый, сумрачный и, в тоже время, прерывистый и неглубокий сон, похожий на то состояние, характерное для больных с очень высокой температурой.

              Правда, на сей раз она проснулась от звонка будильника, причем от первой побудки, от трелей старого будильника, оставленного хозяевами квартиры. Поэтому мелодию будильника сотового телефона, Марица встретила уже на ногах, хотя вряд ли получилось бы сказать, что уже полностью проснулась. Скорее все еще продолжала находиться в том странном полузабытьи, в котором провела большую часть ночи. Кое-как справившись с подавленным состоянием, Марица заправила постель и проделала весь необходимый утренний туалет, и посмотрев в зеркало отметила про себя, что выглядит так, словно протанцевала всю ночь в каком-нибудь клубе.

            - Нет, надо с этим заканчивать, - пробормотала она, глядя на свое отражение в зеркале, - а то такие типы, как Эдик начнут думать, что я всю ночь тусила в злачных местах и занималась черт знает чем.

            После приведения своего внешнего вида в относительный порядок, девушка буквально заставила себя позавтракать. Заставила, потому что аппетита не возникало абсолютно никакого, что в общем-то было ожидаемо, «при таком-то внешнем виде», - как мелькнуло в голове у Марицы.
            Наконец, завершив все дела на кухне и в ванной комнате, художница вернулась в комнату, где начала одеваться для выхода из дома. Сбросив домашний халат, она вдруг обратила внимание, что от него, равно как и от хлопчатой футболки и бриджиков, в которых спала, идет отчетливый запах красок, которыми писала картину. Это казалось более чем странным, ведь в ночное белье она переоделась лишь уже ложась спать, да и халат у неё висел в тот момент в коридоре. При этом все остальные вещи, навроде того же покрывала на кровати или висевшего здесь же костюма для выхода, продолжали пахнуть как обычно, и к их привычному запаху аромат странных красок совершенно не примешивался. Немного подумав над очередной странностью, Марица решила пока не забивать себе голову, а начала одеваться.
            Стоит заметить, что она снова, как и в прошлый раз, все это время совершенно не обращала внимания на картину, написанную вчера. Возможно, этому способствовал страх, имеющийся где-то внутри сознания девушки, страх того, что она увидит нечто странное и даже страшное на картине, написанной в состоянии, когда она не полностью контролировала себя.

              Лишь приведя прическу в порядок и надев костюм, в котором ходила в Академию, Марица решилась-таки взглянуть на свое творение, предусмотрительно развернутое вчера в противоположную от кровати сторону. И снова то, что она увидела на полотне, поразило её до глубины души. Причем, даже более того, новое изображение взволновало и встревожило девушку еще больше, чем в предыдущий рисунок. Встревожило уже потому, что на сей раз, на картине имелись не просто абстрактные и необычные объекты и предметы, но и вполне узнаваемые образы людей и некоторых вещей. Некоторое время Марица смотрела на это изображение и как будто пыталась отгородиться от него. Да, она понимала, что именно там нарисовано, она начинала узнавать некоторые знакомые лица и предметы, но некоторое время никак не хотела признаться себе, что это все происходит на самом деле, а не снится ей во сне.

            - Нет, если я не пойму, что происходит, я, наверное, сойду с ума, - пробормотала девушка, отшатнувшись от картины нервным шагом так, словно отступала от какого-то гадкого и опасного животного, - надо кому-то показать все это.

            Голос Марицы при этом сильно дрожал, да и где-то внутри себя девушка тоже ощущала какую-то странную дрожь. Причем сейчас она начинала понимать, что это ощущение было ей чем-то знакомо. И она вдруг вспомнила, откуда это ощущение, что нечто похожее уже было с ней когда-то. Такие же ощущения возникли у неё в тот момент, когда в О-ске, прямо из галереи, где она занималась рисованием, её буквально вытащил какой-то человек, представившийся близким другом дяди и, посадив в машину, увез в небольшой домик в глухом лесу. Там, в маленькой избушке лежал в тяжелом состоянии еще один близкий друг её дяди, и там же находилась жена другого их старого товарища. Ей рассказали тогда, что возвращаться домой нельзя, потому что все родственники Марицы погибли, а сестра находится в плену у какой-то секты. Точнее сказать, тогда она поняла, что это секта, и лишь потом, когда Аурелия освободилась с помощью Константина, девушке рассказали, что те, кого она считала сектантами, были, на самом деле, пришельцами из другого мира, пытавшимися подчинить себе всех людей. Вот в тот момент, пока она сидела в домике, пребывая в тревожном ожидании, Марицу снедало точно такое же чувство, ка сейчас. И это очень тревожило её, хотя она и знала, что Константину тогда удалось полностью разрушить все планы пришельцев и люди были вне опасности.

           В конце концов, девушка пересилила себя и отвернулась от картины, сцепив пальцы рук так крепко, что самой стало больно, после чего она вышла из комнаты. Надев в коридоре туфли, она подошла к входной двери и, не оборачиваясь, вышла из квартиры.
             Спускаясь по лестнице в подъезде, девушка почти физически ощущала напряжение внутри себя, и лишь после того, как вышла на улицу и прошлась несколько десятков метров под тёплыми лучами утреннего солнышка, это ощущение начало постепенно отпускать её.
Но образ второй, написанной на этом мольберте картины, все еще отчетливо стоял перед её глазами.

           На рисунке вновь немалое место занимали виды О-ска, но теперь в них странным образом вплетались и некоторые виды улиц того города, где Марица находилась сейчас. При взгляде на изображение создавалось впечатление, что два города как будто сливаются друг с другом, и улицы одного города пересекаются с проспектами другого. На картине было очень много полутонов, каких-то неясных, полупрозрачных образов, из-за чего все изображение на картине казалось каким-то размытым.
            На сей раз Марица использовала несколько иной набор красок, но в целом в картине все равно преобладали желтовато-коричневые и оливковые цвета.
            Странным образом на хорошо знакомых улицах старого провинциального О-ска появлялись предметы из города, где Марица училась сейчас.
На улице, столь хорошо знакомой девушке, ведущей к картинной галерее, где она провела сотни часов, была ясно видна вывеска магазина «Дьюти-фри», возле которого произошла неприятная встреча с двумя типами на джипе. Но Марица отлично помнила, что в О-ске никогда не было подобных магазинов.
Зато на той улице, что примыкала к Художественной Академии, почему-то располагались знакомые Торговые ряды, стоявшие в О-ске на берегу реки. Причем изображения Торговых рядов, как будто проступали сквозь очертания домов улицы города, в котором Марица находилась сейчас.

           В еще одном углу картины девушка с изумлением увидела хорошо знакомую фигуру Клары Николаевны, которая указывала рукой куда-то в сторону одного из озер О-ска, тоже присутствующего на картине. А чуть в стороне от неё, ближе к тому же озеру, она заметила фигуру какого-то человека, и с изумлением узнала в нем сына Клары Николаевны, хотя видела его лишь несколько раз в жизни, и то лишь на фотографиях, которые с трепетом показывала соседка.
             В противоположном углу картины, Марица с еще большим удивлением увидела фигуру Константина, мужа Аурелии, который стоял, повернувшись боком к зрителю, но все равно хорошо узнаваемым. Вместе с ним стоял еще кто-то, и вероятно это был какой-то Костин знакомый, но вот кто именно, рассмотреть не получалось – он стоял на картине спиной.
             На вокзальной площади О-ска, а точнее прямо на фасаде здания вокзала, явственно просматривалось полупрозрачное лицо Эдика, выглядевшее одновременно и насмешливым, и грустным. А чуть в стороне от него, прямо сквозь изображение здания Художественной Академии проступало лицо Вероники, только казалось оно сильно постаревшим, словно девушка разом перенеслась лет на пятнадцать, а то и на все двадцать в будущее.

            Кроме прочего, на картине имелось и несколько неопознанных деталей, как и в прошлый раз ничего не говорящих художнице, но она хорошо помнила, что подобные неизвестные образы внезапно оказывались вполне материальными и даже осязаемыми в её реальной жизни.
Одной из таких деталей являлся странный, весьма изящный осветительный фонарь, стоявший почему-то под наклоном. А неподалеку от него, как будто проезжая по одному из переулков О-ска, был изображен какой-то транспорт, похожий на трактор. И в кабине этого трактора даже кто-то сидел, но когда Марица попыталась рассмотреть водителя, то оказалось, что вместо лица у него стилизованное изображение сердца.
           И, наконец, в самой верхней части картины четко прорисовывалась грозовая туча, из недр которой вырывались два столба света, словно кто-то засунул в это черное облако два прожектора.
             В общем, картина получилась еще более сумбурной и непонятной, нежели в прошлый раз, и Марица все отчетливее понимала, что это не просто странные образы, а какие-то, то ли предупреждения, то ли намеки о грядущих событиях.

             Она настолько увлеклась подобными размышлениями, что чуть было не пошла своим обычным маршрутом. Но вовремя спохватилась, вспомнив и предупреждения вчерашнего мужчины, который вступился за неё на улице и советы Клары Николаевны, после чего быстро повернула назад. Вернувшись на один квартал, к ближайшему перекрестку, девушка быстрым шагом направилась по боковой улице в сторону центра. Путь ей предстоял неблизкий, но прикинув время, она поняла, что вполне успеет добраться до того места, где уже можно будет сесть на автобус.

            По этой улице Марица ходила лишь однажды с тех пор, как переехала в этот район города, но знала, что выходит она почти в то же место, что и проспект, по которому ходили троллейбусы. Улица эта была куда более тихой, нежели один из центральных проспектов, здесь не ходил общественный транспорт, да и личных автомобилей было в несколько раз меньше. Хотя последнее обстоятельство могло бы даже удивить, зная стремление немалого числа автомобилистов объезжать пробки именно по таким, боковым улицам. Однако машин тут оказалось совсем немного, и это даже удивляло девушку поначалу. Но через некоторое время она присмотрелась к местной архитектуре и переключила свое внимание на неё.

              В отличие от проспекта, по которому художница обычно добиралась до места пересадки, здесь располагалась малоэтажная застройка, причем преобладали дома, построенные явно не позднее начала шестидесятых годов прошлого века. Этот район города, оказавшийся практически неизвестным Марице, выглядел столь похожим на О-ск, что вызвал у девушки что-то вроде легкого приступа теплой ностальгии, и она даже сбавила шаг, с удовольствием рассматривая невысокие, трех и четырехэтажные домики, отштукатуренные и окрашенные в разные цвета.
            У девушки даже немного улучшилось настроение, ведь получалось, что изменение маршрута привело её к весьма приятному и уютному району города, в котором она ранее, к своему стыду, никогда не бывала.

            А вскоре выяснилась и причина, по которой на улице было так мало транспорта. За три квартала от центра города улица превращалась в пешеходный бульвар, засаженный деревьями, кустарником и с множеством цветочных клумб и розеток. Здесь же стояли очень изящные скамейки с ажурными спинками, которые, несмотря на утреннее время, отнюдь не пустовали. Вероятно, бульвар являлся излюбленным местом многих жителей окрестных кварталов, потому что прогуливающихся и отдыхающих на скамейках было немало.
            Это открытие еще больше подняло настроение Марице, которая дала себе слово прийти сюда под вечер, а быть может, и встретиться здесь с кем-то из знакомых ребят, скажем, с теми же Михаилом и Ниной. И даже то обстоятельство, что теперь ей приходилось несколько раньше выходить из дома, воспринималось не с такой неприязнью, ведь идти приходилось по столь живописной местности. Марица даже подумала о том, что стоит прийти сюда с альбомом для рисования и сделать кое-какие наброски.

            И в этот момент, отвлекая девушку от приятных мыслей, где-то неподалеку заревел двигатель трактора. Хотя может, это был вовсе и не трактор, но такие звуки у Марицы почему-то всегда ассоциировались именно с дорожной или строительной техникой. Звук этот показался девушке каким-то особенно неприятным, и почему-то в её сознании снова начали крутиться мысли вокруг очередной написанной прошлой ночью картины. Теперь Марица была уверена в том, что случилось это под влиянием необычного мольберта, найденного когда-то на пепелище родного дома. И чем ближе слышался звук, тем отчетливее становились подобные мысли. Девушка даже несколько замедлила шаг, подумывая – не свернуть ли ей в ближайший переулок и не вернуться ли на проспект. Но тут же отбросила эти мысли, как очередной приступ малодушия и подсознательного страха.
            Здесь, всего в паре кварталов от центра города, бульвар становился шире, а вот зеленых насаждений на нем стало меньше. Зато между изящными лавочками с ажурными спинками появились осветительные фонари весьма необычной формы, в которых девушка с удивлением узнала тот столб из своего рисунка, который она написала почему-то наклоненным.

             Теперь появился и источник громкого тарахтящего звука, который почему-то казался столь неприятным Марице. В полусотне метров от того места, где она сейчас находилась, велись какие-то ремонтные работы, там стоял экскаватор, а рядом с ним и трактор с ковшом. Вокруг этих машин суетились несколько рабочих в оранжевых жилетках и пара человек в цивильной одежде. Чем конкретно занимались там ремонтники, оставалось непонятно, да Марице и не хотелось узнавать, поэтому она прибавила шаг, чтобы миновать место, вызывающее у неё дискомфорт.
           Здесь, ближе к центру города, на бульваре было значительно меньше народу, да и контингент отдыхающих несколько изменился. Если ранее скамейки были заняты мамочками с колясками, пенсионерами – любителями утренних прогулок, то в этом части бульвара большинство составляли молодые люди – студенты или школьники.

              В этот момент на том месте, где производился ремонт, что-то загрохотало, а потом начали гомонить рабочие. Марица обернулась назад и увидела, что экскаватор заработал своим ковшом, а несколько рабочих подошли ближе к яме и что-то там обсуждают. Потом один из людей в гражданской одежде обернулся и крикнул что-то тем рабочим, оставшимся стоять на прежнем месте. Один из рабочих, самый пожилой по внешнему виду, кивнул головой и полез в кабину стоявшего неподалеку трактора. Через мгновенье шум на стройплощадке многократно усилился от заработавшего двигателя трактора, и Марица собралась уже продолжить свой путь, но что-то задержало её, как будто кто-то внутри неё заставил остаться на месте и смотреть на ремонтные работы.

              Трактор, тем временем, начал потихоньку отъезжать от места, где работал экскаватор и выехал ближе к центру бульвара. Один из рабочих пошел следом за трактором, что-то крича трактористу, но тот, как будто не слышал и продолжал двигаться в том же направлении. Рабочий начал кричать громче, прибавив при этом шаг, и стало слышно, что он явно окликает тракториста по имени. Но тот, то ли просто не слышал, то ли решил не отвлекаться, все продолжал отъезжать на тракторе к центру бульвара, приближаясь постепенно к тому месту, где стояла Марица.
            В голове у девушки мелькнула странная мысль и она, повернув голову, посмотрела чуть в сторону. В десятке метров от неё, стоял один из тех изящных осветительных фонарей, изображение, одного из которых она подсознательно поместила на свою картину.
            Ремонтник, который кричал трактористу, теперь уже просто бежал за строительной техникой, а следом за ним теперь бежал и один из тех людей в цивильном, что стояли вместе с рабочими. А Марица вдруг совершенно отчетливо увидела, что тракторист в кабине своей машины совсем не управляет ею. Он сидит в какой-то расслабленной позе, как будто спит на ходу. Было хорошо видно, как одна его рука болтается вдоль тела, словно это конечность тряпичной куклы.

           Несколько следующих секунд для Марицы прошли, как будто во сне и ей показалось, что длилось все, по меньшей мере четверть часа. Трактор врезался в фонарь, расположенный совсем близко от девушки, и тот начал клониться в её сторону. Марица смотрела на изящную опору с плафоном наверху, которая почему-то ужасно медленно клонилась в её сторону, и не могла сделать ни шагу. Даже более того, она почему-то совершенно не могла пошевелиться, застыв словно изваяние.
            В этот момент рабочий, догоняющий трактор, все-таки настиг его, на ходу открыл дверцы и влез внутрь. Почти сразу после этого двигатель трактора заглох.
             Марица стояла, совершенно остолбенев и глядя прямо перед собой, а всего в полуметре от неё, на уровне головы висела ажурная «шляпка» фонаря. При этом вокруг неё, по крайней мере ей так показалось, стояла мертвая тишина.
             Мужчина в сером костюме, подбежавший ближе, что-то говорил, а девушка просто молча кивала в ответ, абсолютно не понимая того, чего от неё хотят.
            Потом мужчина в цивильном обернулся в сторону трактора, спрашивая о чем-то рабочего, возившегося внутри и еще одного подбежавшего к ним человека, с чемоданчиком с красным крестом на боку, в руках.
И только сейчас звуки внешнего мира внезапно вернулись к ней.

          - Надо срочно скорую! – прокричал в ответ мужчина с медицинским чемоданчиком, стоявший возле кабины трактора. – У Ефимыча, похоже, инфаркт случился.

          Марица отвернулась и медленно, на ногах, которые стали совсем деревянными, пошла прочь от этого места.
           А перед глазами у неё стояла то место на картине с изображением трактора, в кабине которого было нарисовано сердце.
   
 
Продолжение - http://proza.ru/2022/01/09/1016