Первый поцелуй

         Мне было двенадцать, и я ощущала себя совсем взрослой. Даже взрослее, чем сейчас. Я тогда носила мини-юбку и провоцировала своими ногами всю нашу казанскую школу. На переменах мы прохаживались с Веркой по коридорам и горланили песни. И ведь никто не мог слова сказать против, потому что получалось хорошо. Пели мы от души, и без нас в школе было бы скучно.

         Верка – дочь классной руководительницы Раисы Абдурахмановны (ибн Хоттабовны, как её дразнят за глаза). Мы дружим с детства, поскольку живем в соседних квартирах. У Верки волосы светлые и короткие – карэ, а у меня – черный хвост до пояса. У нее глаза чуть раскосые – восточные, а у меня – вертикальные, как у героев японских мультиков. Я повыше Верки, а она сильнее. Она бегает быстрее, зато у меня голос больше по диапазону. Эти сравнения можно продолжать бесконечно. Мы очень разные, но всегда сообщницы. Всё время что-то придумываем, прикалываемся, смеёмся, мистифицируем и… соперничаем.

         И все эти короткие юбки,  дикие прически, крутые шмотки – существовали даже не ради мальчишек, а ради того, чтобы друг друга поразить. Наповал. Дуэль, блин…

          На уроках мы перекидывались записками (вместе нас, конечно, никто бы не рискнул посадить), перемигивались, открыто обменивались «тайными знаками», показывающими, что настоящая-то жизнь наша проходит где-то в иных сферах. За стенами нашей спецшколы с медицинским уклоном. Сначала мы в это играли, а потом… Кажется, доигра…

         Нам завидовали прилизанные девочки с тощими косицами, которые всё еще скрытно носили в портфелях кукол, мини-мальчики, едва доросшие до нашей груди, девочки-переростки, которые в свои двенадцать выглядят на все тридцать, а интересы у них, как и у девочек прилизанных. Короче, завидовали все.

         У нас с Веркой была традиция. Мы влюблялись в одного мальчика и начинали слагать ему серенады. Прямо вот так – выбираем, в кого влюбляемся в этом году, и начинаем слежку. И ведь получалось. И сердце трепыхалось, и дыхание перехватывало, когда ОН проходил мимо или удавалось что-либо о нем разузнать.

         В том году нашим героем стал ВАДИК. Он учился на два класса старше, и, в общем, в нем не было ничего особенного. Но тогда… что-то нас привлекало в светловолосом, темноглазом пареньке с длинной челкой, падающей на лоб. Конечно же, он был двоечник и хулиган. Он не выговаривал  Р, и у него был сломан передний зуб.

          - Какой же он классный! - жеманно говорила Верка и  по-взрослому поправляла волосы.
          - Да-а-а, вот бы с ним… потанцевать…
          - Да ладно, потанцевать… мечтательница ты, Полина… Хотя, если уж мечтать, так о большем….

         Мы хохотали и разрывались от адреналина, серотонина, феромонов, эндорфинов и прочих глюкагонов, бушующих в наших юных организмах.

         Не знаю уж, заметна ли была наша любовь кумиру, но однажды после уроков…

         - Боже! Верка! Смотри! -  процедила я сквозь зубы.
         Прямо возле нашего класса стоял Вадим с каким-то кудрявым темненьким мальчиком, ростом чуть выше него. Верка остолбенела… Очаровательно наглый голос Вадима расколол тишину коридора:

         - Эй, девчонки! Чё испугались? Сег’ого волка увидели?
        Мальчики засмеялись, а наши с Веркой  щеки  арбузно заалели…

        Мы попытались отшутиться. Я с переляку ляпнула какую-то чушь.
        - Ладно, мы вас п’говодим домой, так уж и быть! - сказал Вадим, глядя куда-то в сторону.
        Заметьте, никаких вопросов… Одни утверждения. Как бы, между прочим.

        Счастью не было предела! Но дойти до дома и не показать своих эмоций – та ещё пытка!  Хотя дом наш находится рядом со школой – двор перейти, нам показалось, что проводы длятся вечность. Так вот чинно идти, пытаться острить, спотыкаться на каждом слове и на каждой кочке, краснеть, зеленеть, потеть, холодеть, кашлять, чихать на протяжении целых десяти минут – невыносимо! Не знаю, с чем можно сравнить тот первый день нашего общения… ту дорогу домой. Вероятно, так ощущает себя актер, только что получивший «Оскара» за лучшую роль. Он так же, спотыкаясь, поднимается на сцену, так же потеет-холодеет и заикается, у него так же свербит в носу, но он – ПРОФИ, и поэтому все эти метаморфозы рядовому зрителю не заметны. А мы, блин, дилетантки.

          …Еле дождались, когда мальчишки уйдут.
          - А ты заметила, как он на меня посмотрел?
          - Как это? Он на меня посмотрел, когда я сказала «ПОКА», на тебя всё больше Артур смотрел, кажется.
          - Да нет, это он, по-моему, на тебя смотрел, а на меня – Вадим.
          - А я что-то не заметила…

         Мы перебивали друг друга, захлебываясь впечатлениями и упиваясь деталями. Каждое слово взвешивалось, каждый взгляд и поворот головы был оценен.
         - А что если… он предложит кому-нибудь из нас… дружбу? - Верка с хитрецой глянула мне в глаза. Это она, понятное дело, себя имела в виду.
         - И что? Отлично! Обижаться не будем. Такой расклад. Кому Бог пошлет.
         - Дэгэвэрэ! - выпалила Верка и хлопнула в ладоши.

         Мальчики стали нас провожать ежедневно. Ну, с чем это можно сравнить? Пожалуй, если бы мы возвращались из школы домой на двух роскошных «Харлеях». Даже тогда нам завидовали бы меньше. Или если на дачу к Кольке ездить на «Бентли», потому только, что другой тачки нет. Или есть, конечно, но та тоже не подойдет, потому что она – «Феррари» и по российским дорогам на ней не раскатаешься.

       …Одноклассницы играли на переменке в мячик. Представляете, в мячик! Однако когда за нами с Веркой приходили мальчики – малолетки распускали хвосты  (в прямом смысле этого слова), неприметно подкрашивали губы и начинали выламываться, как идиотки, или, как им казалось, разговаривать сексапильно.

         Как нас это забавляло!
         - Девочки, не отвлекайтесь от игры! Во что вы там? В штандер-стоп? - Верка ехидничала, а мальчишки смеялись.

         Последствия не заставили себя ждать. Мы с Веркой нахватали двоек-троек. И ее засадили дома – до лучших времен. А я, как и весь последний месяц, пошла вечером гулять с НАШИМИ парнями. Так мы их называли между собой.
         Весна окунала наши головы в какие-то совершенно незнакомые прежде ароматы. Мы шатались по нежно зеленеющему двору – благо он у нас широкий, просторный.  Рассказывали друг другу какие-то истории и анекдоты. И… беспрерывно невзначай прикасались друг к другу, находя малейший повод: то панибратски хлопая по плечу, то, якобы, стряхивая ворсинку с платья, то поправляя растрепавшиеся волосы…
          Артур был старше Вадима на год – ему пятнадцать. Он выше и красивее, даже умнее, но… чего-то не хватает в нем, а чего – не знаю. Какой-то он слишком правильный. Зануда, одним словом. Поэтому ни у меня, ни у Верки от него крыша не ехала и сердце не прыгало.  Но он был нужен – для компании.

        - А не сыг’ать ли нам в карты? В подкидного дурака? - предложил Вадик, достав из кармана джинсов потертую колоду.
          Мы с Артуром пожали плечами. Почему бы и нет. Расположились на лавочке в Фуксовском садике, что совсем близко от нашего дома.
          - Только давайте на интерес… В карты иг’ать просто так нельзя, - Вадим ловко перетасовал колоду.
          - На что? На деньги что ли? Так у меня нет ничего, - наивно сказала я тонким красношапочкиным голосом. Сердце подпрыгнуло и зависло где-то у горла.
         - Ну-у-у… зачем же на деньги? На желание.
          - Это как? - легкий закос под дурочку.
          - Кто проиг’ает, тот у всех желание исполняет. Любое! - на последнем слове Вадик сделал акцент и лукаво посмотрел мне в глаза. Ну, о-очень лукаво. И как-то не по-детски.
          - Не-е-ет, так не пойдет. Мало ли какие дикие желания могут у вас возникнуть… Может, вы меня попросите на березу залезть или… на одной ноге проскакать вокруг сада десять раз.
          Мама бы ни за что не повелась на такие игры. Мама очень благоразумна. Мама бы мне всыпала, и всё объяснила логически. Но… я же не мама, я же другая. Мне очень хочется…

          - Да ну, Полина, прямо детский сад с тобой... одно слово. Причем тут какая-то бег’ёза? Я совсем забыл, что мы имеем дело с малолеткой, да Арик?
          Артур активно закивал и с сожалением почесал затылок.
          Возмущению моему не было предела! Я не на шутку разозлилась и даже не нашлась, что ответить на такое оскорбление.
          - Ладно. Раздавай.

          И мы стали играть. Черви – козыри. У меня на руках при раздаче оказалась козырная шестёрка. Я прикинула, с чего ходить, чтобы потом не вляпаться. Та-а-ак, начнем осторожненько – с семерки треф. Вадим кроет восьмеркой, Артур тут же подбрасывает ему ещё одну семерочку. Тот отбивается валетом. У меня тоже есть валет, но его надо попридержать, не то Артур, в случае, если Вадим примет все карты, станет ходить под меня, а это, знаете ли, чревато… и вообще… козырь у меня всего один, да и тот – шестерка. Нет, Вадим удачно покрыл всё – отбился. Тянется за новыми картами… постой, голубчик, по правилам, я беру первая… наши руки нечаянно соприкасаются над колодой. Так… что там я нахватала? Бубновая дама… червонный король – ого! – его может победить только туз той же масти. А дама? Она мне кажется похожей на Верку. Точно – это Верка. Только что она делает рядом с королём? Фиг! – короли все только мои. Какой бы масти они ни были! А, может, Вадим не король? Молод ещё. Да, пусть он будет червонный валет – блондин с ма-а-аленькими усиками. Птичка ты моя.       
         - О чем ты думаешь, Полина? – раздается голос Артура. – Кто же десяткой кроет короля?
         Ох, я чего-то замечталась. Десятку назад, так. Посмотрим, чем можно уделать трефового короля. Ух ты, какой он бородатый! Старикашка, одним словом. Похож на соседа из второго подъезда Эрнеста Петровича. Он в храме служит отцом Венедиктом. Только у него борода подлиннее будет и притом седая.
         Приходится крыть короля только что выловленным козырным. Ой, что это я! – ведь можно было бы и козырной шестеркой.
         - Стоп, стоп, карте место! – кричит Вадим и накрывает мою руку своей.
         Приходится терять своего бородатенького. Чтой-то я разволновалась, пальчики дрожат –  кладу веер карт на колени, чтобы не выдать себя. Бубновая дама-Верка заговорщицки подмигивает и, кажется, даже ухмыляется – мол, давай, давай, покажи им класс, оставь в дураках! Но оставить в дураках можно только одного – такая уж игра. Или самой остаться.

          Если в дураках останется Артур, попрошу его… попрошу его принести веточку сирени – весь сад цветет, даже в глазах рябит от этой краски.
          А если дураком окажется Вадим, то… то… заставлю найти в сирени пятилепестковое «счастье». А потом съесть цветок. Нет, лучше сама съем – счастье все-таки…
          Ну не могу же я в самом деле приказать ему поцеловать меня! Хотя ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ.

          Проиграл Артур. Я, как и задумывала, попросила его принести ветку сирени. А Вадик заставил друга громогласно прокукарекать. Мы посмеялись, и ситуация как-то разрядилась.
    Следующим проиграл Вадим. Я попросила его спеть песню, правда, через секунду пожалела. Он начал громко и ошеломляюще фальшиво орать «На поле танки грохотали» и не успокоился, пока не доорал до конца.

                На поле танки грохота-а-али,
                Солдаты шли в последни-ий бой.
                А молодо-о-ва-а  команди-ира-а
                Несли с пробитой головой.
                ……………………………
                …………………………….
                И будет карточка пыли-и-иться
                На полке пожелтевши-их книг.
                В военной фо-о-рме-е,  при пого-о-на-ах
                И ей он больше не жених…

         У нас с Артуром болели животы от спазмов смеха, а Вадика это нисколько не смущало. Такой уж он был невозмутимый.
          Теперь очередь Артура.
          - Я хочу… хочу… хочу… - он размышлял, глядя в майское синее небо, - чтобы… чтобы… ты… чтобы ты… Я хочу чтобы ты… поцеловал Полину. Вот.
          Я очень громко засмеялась. Как последняя истеричка. Вадим тоже. И Артур. Синее небо рухнуло на землю. По крайней мере, мне так показалось. Настолько всё во мне оборвалось. Вадим подсел ко мне ближе и крепко обнял за шею.
          - Нет, ты что с ума сошел?!.
          Мама бы ни за что так не поступила. Она кричала моему сознанию: «Полина! Ни в коем случае! Так нельзя! Тебе еще рано! Я в твои годы и не помышля-а-а-а-а-а-а…  мммм…». Мама не договорила.
          Я почувствовала нежное прикосновение его губ. Мир исчез. Настоящее глобальное нечеловеческое счастье вылилось на меня ведром родниковой воды прямо с небес. Его вылила рука Бога, я в этом не сомневалась. Ну, может быть, ангела, не знаю…
          Это было всё равно, что проснуться однажды утром не у себя в квартире, а за тридевять земель у самого синего моря, и обнаружить за спиной крылья… и корону на голове…   «…и жабры за ушами», - добавила бубновая дама голосом Верки. 
          …А вдалеке виднеется белокаменный замок… твой, и самолет, который стоит неподалеку, - тоже твой, и огромный корабль с белыми парусами, и вся планета, по сути… Впрочем, даже обладание всем этим гламурным набором  показалось мне чепухой в тот момент и обрадовало гораздо меньше, чем  волшебство вынужденного поцелуя.
          «Нет, мама, нет, я не нарочно, меня заставили, можно сказать, в карты проиграли!..».
          Я очнулась от хохота Артура. Я проклинала его. Хотя тут же вспомнила, что он исполнил, в сущности, моё желание, случайно угадал… Пришлось простить.
          Комментариев не последовало. Мы продолжили игру, как ни в чем не бывало. Только руки мои дрожали теперь еще больше, щеки горели  и, наверное, могли бы осветить мегаполис, если бы вдруг вырубилось электричество.
          На сей раз проиграла я. Вадим загадывал первым:
          - Поцелуй… Артура. А мы посмот’гим…
          Вот она – пресловутая мужская солидарность, будь она неладна! Но я же не могу показать, что мне неприятно его целовать. Я же никогда не признаюсь, что влюблена в Вадика, а Артура только терплю. Прижимаюсь губами к его губам и стараюсь не дышать. Артур дрожит. Я чувствую его дрожь. Когда же кончится это мучение?
          - Всё, хватит! - Вадик громко разрушает этот неловкий процесс. - Теперь твое желание, Арик.
          Щеки Вадима становятся похожими на мои. Он злится. Я никогда не видела его злым. Артур делает вид, что раздумывает…
          - Я хочу, чтобы ты… поцеловала… (Вадим с готовностью пододвигается ко мне и гипнотизирующе смотрит мне в глаза) меня еще раз! – Артур широко улыбается.
          Такого поворота никто не ожидал. Вадик раздраженно взглядывает на друга и хлопает в ладоши:
          - Браво, п’гиятель! Браво!
          А мне что делать? Как реагировать? Не могу справиться с лицом. Оно выдает мое разочарование. Артур сильно впивается в мои губы, притянув за плечи к себе. Я думаю о том, что мама, если бы это увидела, вероятно, упала бы в обморок.
          Так мы играли до позднего вечера. Поражающие в самое сердце, сверхнежные, сверхчувственные, баламутящие мозги, наполняющие какой-то незнакомой энергией поцелуи Вадима сменялись пресными, но, к моей радости, непродолжительными поцелуями Артура. Сердце билось так сильно, что я реально боялась заполучить инфаркт, лишь прикоснувшись к настоящему счастью.

          …Как только я переступила порог нашей квартиры, так почувствовала себя проституткой со стажем лет в двадцать, не меньше.
          - Ты что-то совсем загулялась, - мама чмокнула меня в щечку. - Уроки-то хоть сделала?
          -Угу… - казалось, на моей физиономии отпечаталось всё до деталей.
          И я шмыгнула в ванную, а затем – под одеяло.

          - Верка! Ты сейчас сойдешь с ума!!! Я просто умру и не успею тебе рассказать! Представляешь, вчера… - и в Веркины уши хлынули все мои безумные эмоции.
         Я боялась за ее барабанные перепонки, но не могла справиться с вырвавшимся из меня потоком. Когда я более или менее пришла в себя, рассказав все подробности, я заметила, что лицо моей подружки окаменело. Она участливо задавала наводящие вопросы, но… лицо ее было неподвижно. Мы сидели на нашем заветном месте, в школьном пристрое, где проходили занятия труда и располагался медпункт, что на руку, потому что, если вдруг Верке бы поплохело конкретно, я бы ее смогла туда доволочь. Этот пристрой был очень уютным, он как-то отделялся от остальной школы, и там было мало народу. Мы сидели на широком подоконнике и болтали ногами. Вернее, к тому моменту болтала только я… Верка была как восковая фигура.
          - Ну, ты же не злишься на меня? Просто так получилось…
         Верка опустила глаза и стала разглядывать край юбки, натягивая его и приглаживая.
          - Нет, конечно. Мы же договорились. Эх, если бы не этот чертов домашний арест! Ненавижу предков!
         Я тоже разглядывала край ее юбки. Как бы ее успокоить?
          - Кстати, мы еще вместе сыграем… И ты поцелуешься… - я готова была поделиться счастьем.
          - Да ты чё? Ты не понимаешь, что это всё тебе? - Верка раздраженно скривила физиономию. - Это к тебе они ходят. ОБА. И только и дожидались, когда я срулю куда-нибудь! Неужели до тебя не доперло?
          - Да нет, Вер, что ты несешь?
          - Послушай, не надо меня жалеть! Я всё понимаю, так сложилось. Вадик эту колоду карт с первого дня с собой носит, а предложил сыграть только тогда, когда меня не пустили гулять. К тебе они ходят. И оба в тебя втюрились. Понимаешь? - Верка спрыгнула с подоконника.
          - Ты куда?
          - Щас приду, сиди, – она выбежала из пристроя, видимо, в туалет.
          Длилась большая перемена, и отовсюду слышались голоса бегающих детей. А наши девочки-одноклассницы на перемене даже из класса не выходят, готовятся к следующему уроку. Паиньки. Или просто дурочки… не знаю. Им и так хорошо, видимо. Я сижу на подоконнике и чувствую безумные муки совести. Как такое могло случиться? Как я могла? Но я же не могла иначе. Неужели Верка права? Она казалась мне в тот момент такой чистой, невинной, обиженной несправедливой судьбой… А я… Я такая опытная, прожженная… Сразу с двумя парнями…
          Верка вихрем примчалась назад. Задыхающаяся. Энергичная.
          - Вот, стрельнула у десятых, - она сжимала в ладошке две сигареты. - Держи! Ради такого… Стоит отметить.
          И курить-то ее я надоумила. Как-то раз говорю: «Верка, а что это мы курить так и не пробовали?» И вот, пожалуйста, опять…
          Чиркнула спичка, и мы выпустили изо рта по облачку серого, невкусного дыма.
          - Не понимаю, в чем прикол… - Верка кашлянула и повертела сигарету в пальцах.
          - Слушай, а если сейчас сюда кто-нибудь придет? Нас же убьют. Тебе продлят домашний арест.
          - Не парься! Иногда можно и рискнуть. Говорят, это помогает при стрессах. А у меня сейчас стресс. Ты давай лучше расскажи подробно, как Вадим тебя целовал. А то еще не известно, когда я узнаю на собственном опыте, что такое настоящий поцелуй.
          Верка опять залезла на подоконник и аккуратно дымила сигаретой. У нее хорошо получалось. Красиво. Ее это делало взрослой. Или почти взрослой…  как мне тогда казалось.
          - Это просто… Я не знаю. Это нечто! Это такое удовольствие, за которое можно жизнь отдать!
         Я размахивала руками и пыталась объяснить, как всё происходило… Верка слушала с раскрытым ртом, время от времени вставляя такие выражения: «Да ладно! Чё, правда? Ни фига же себе! Охх…! Я сейчас сдохну! Как ты выдержала? Я бы умерла, наверное!».
         Мы затушили сигареты об угол подоконника, снова так и не поняв, в чем, собственно, табачный кайф. Верка задумчиво оперлась головой о стекло, закрыла глаза и произнесла мечтательно:
         - Полина, а покажи мне… как это было.
         - В каком смысле? - я посмотрела на ее полудетский профиль.
         - В прямом, - она распахнула глаза и уставилась на меня, - в каком еще? Покажи мне, КАК он тебя целовал.
         - Как это? Мимически что ли?
         - Да просто! Поцелуй меня, как он тебя. А я представлю. Ну… чтоб мне было понятнее.
         Хм, странно как-то. Хотя, почему бы и нет. Я подумала о маме. Что бы она сказала на ЭТО. Хотя… вроде про девочек мама ничего не говорила…  и не запрещала. Это точно не будет считаться. Тем более с Веркой. Мы же друг другу показывали титечки и первые волосики в низу живота. А это куда более интимно, чем поцелуй. Я спрыгнула с подоконника, и моя голова оказалась на уровне ее головы, поскольку Верка была ниже меня.
          - Ну, хорошо, закрывай глаза…
          Верка послушалась. Я коснулась губами ее щеки и постепенно, еле заметными поцелуями стала приближаться к уголку пухлых губ. Я почувствовала, как она вздрогнула, когда мои губы накрыли ее. Она стала отвечать мне подобными же движениями. Легкие прикосновения наших ртов становились всё более интенсивными. Воздух вокруг сгущался и скоро стал совсем плотным, так что стало трудно дышать. Мы чувствовали некий внутренний ритм этого нового для нас процесса. Я обняла Верку за талию, а она положила ладони мне на щеки и уже сама управляла моей головой. Какое-то веселое сумасшествие охватило нас.  Земля из-под ног не уплывала, но было в этом что-то будоражащее, что-то не доступное никому больше, что-то озорное в последней степени…

         Свирепый, отвратительный звонок оторвал нас друг от друга. Мы громко дышали и смотрели в глаза. Верка откинула со лба влажную челку.
          - Вот так он тебя… целовал, да?
          - Угу, приблизительно… - я опустила взгляд.
          Почему-то мне было странно сейчас смотреть на Верку – надо идти на урок.
          Она спрыгнула. Обняла меня. Шепнула в ухо: «спасибо!» и помчалась в класс. Я за ней.

          Уже сидя на уроке русского, который вела ее мама, я размышляла: «Вот, Раиса Абдурахмановна, вы думаете, что всё про дочку знаете? Что убережете ее ото всего? Что она послушная у вас? А не ведаете, что вот сейчас мы выкурили в пристрое по сигарете – и не в первый раз, кстати. Что частенько между собой мы употребляем «нехорошие» слова, что ровно пять минут назад мы долго и совсем по-взрослому целовались взасос. Нет, все-таки интересно, что бы вы сказали, если бы узнали, с КЕМ у вашей дочери случился ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ?..».