На сиреневой ветке

       Та-а-ак, значит надо купить утюг бабушке и шторы на кухню. Какие-нибудь яркие, веселые – с картинками. Хотя ей может не понравиться. Ну, тогда пусть сама выберет, ей же с ними жить.
       «Текстильщики». Здесь, кстати, Никита живет, надо будет в гости к нему наведаться,  давно зовет. Где вот только время взять? Работа – спать – работа, а потом  что-то и по дому надо. Зато у нас редкий коллектив. Творческие люди. Так их люблю! Они такие разные.
       А вот мужик напротив, наверное, всю жизнь проработал на заводе... руки грубые, красные... ногти грызет... Пальто не по сезону – мерзнет, наверное... Только шапка-ушанка меховая. Жена подарила на Новый год. Накопила денег и подарила. Радости было! У нее даже, может, больше... Вот он едет сейчас откуда-то. В руке пакет – продукты. На вид лет 60. Хотя, может, и 40 – не все же так молодо выглядят, как мой папа... В общем, Палыч он, наверное... Теперь на заводе тяжело стало – ушел вахтером. Дежурит ночами. Все его знают. «Палыч, дай ключик 48... Как спина-то? Ну, бывай.». А Палыч радуется. Нужен еще.
       «Волгоградский проспект». А мне на «Таганской», а там мотор возьму, за полтинник довезут, недалеко.
       Какие у женщины сапоги чистые, будто нет на улицах этого месива! Как это некоторым так удается? Я вот один раз обувь надену, а к вечеру как после пятичасовой игры в футбол, причем на глиняном слякотном поле. Ужас!
       «Кузьминки». Господи, откуда же такая толпа? Ладно еще сесть удалось – иначе бы совсем затоптали... Жарко, умереть можно! Принесли на себе тающий снег – сырой шерстью и псиной пахнет.
        А кто это там, в углу вагона? Хорошо, что линзы одела... Знакомый кто-то, спинным мозгом чую... Сейчас повернется...  Шапка такая кашемировая – элегантная... черные волны из-под нее... Сердце прыгнуло в горло... Хоть бы только... Он. Точно он. Ох! А я почти не  накрашена. Ну и что? Мне-то что? И шарф сюда не подходит. Бабушка уговорила. Теплый, мол. Зря... Вот почему всегда надо следить за собой и выходить, как на парад... И лак облупился! Нет, я не подойду! Не виделись 5 лет, не увидимся еще столько же. Действительно, зачем?  У меня всё хорошо. Я замужем. Как бы только он меня случайно не увидел. Едет куда-то... Может, к жене... К жене?  Интересно, как он в Москве очутился?
       «Крестьянская застава». Пошевелился. А вдруг сейчас выйдет? Смотрит на карту метро.
       - Вы  выходите? – женщина в шубе, разглядывает его.
       Помотал головой. Слава Богу! Надо поздороваться. Пробираюсь сквозь толпу.
       - Извините, разрешите...
       Вдруг не узнает? Не захочет говорить?  Его право. По крайней мере, совесть будет спокойна... Сердце! Молчи! В обморок бы не упасть, а то сознание потеряешь  и так и останешься висеть зажатой между людьми.
       - Позвольте!
       Он увидел меня, приближающуюся. Улыбнуться? Уже улыбнулась... Смотрит пристально и серьезно. Под дурочку закосить? Как будто ничего и не  было... Всего полметра... уже вижу сеточку тонких морщинок вокруг глубоких глаз... Строгое лицо... Поезд резко тормозит – человек, стоявший  между нами, как буфер, куда-то исчез. Я ощущаю волшебную силу притяжения. Падаю быстро и неловко прямо на Него, упираясь руками в  черную пуховую куртку.
       - ...Привет! – глядя в глаза...
       Шапка моя съехала набок, из-под нее выбилась мокрая челка... Какая же я нелепая сейчас! Он поддерживает меня, не давая совсем упасть...
       «Таганская». Ну и черт с ней, с Таганской, потом пересяду на поезд в обратную сторону..
      - ...Это ты? – зачем-то спрашиваю, когда и так всё ясно...
      Но почему он молчит? Почему мучительно искажается его лицо? Что это? Неприязнь? Или боль?
      Он обнимает меня крепко-крепко. Прижимает голову к груди. Я обхватываю его за талию. Мы – в толпе. Одни. Сквозь сотни разных запахов пробивается родной и такой далекий... Сердце скачет внутри меня, как каучуковый мячик в пустой бочке. Душно. Он отстраняется, чтобы снова посмотреть мне в глаза.
       Сколько раз представляла нашу встречу. Вариант за вариантом – ни один  не оказался верным. Какой он все-таки красивый! На всем свете другого такого нет! Никогда не встречала! Трогаю щеку – небритая... впалая... Голубые синяки под грустными глазами.
       - Ты как тут оказался? Переехал? А я вот от бабушки еду. Как бы она обрадовалась, если бы тебя встретила! Тебе где выходить? Ну, скажи хоть слово!
       Его палец прижался к моим губам... соленый...  И взгляд –  мудрый, спокойный, немного отстраненный...  Да, так оно и бывает... Это когда сквозь долгую, не проходящую печаль проступает легкая короткая радость...
       Ему скоро выходить.
       Сердце оборвалось. Нет! Только не сейчас! Тушь потечет, и вообще, я останусь в его памяти такой глупой, несуразной, с глазами в черных подтеках... Завидую людям, умеющим сдерживать свои эмоции. Как бы мне это сейчас пригодилось...
        Он хватает меня за руку и тащит к выходу, не оборачиваясь...
       Что? «Планерная»?  Мы так далеко уехали? Конечная? Не может быть...
       Движемся в каком-то рваном темпе – наши перемещения происходят за доли секунды – эскалатор, улица, троллейбус, новостройки... Потом бесконечно длящийся поцелуй – поцелуй  ОПЕРА ВЕРДИ, с увертюрой, тремя действиями, кульминацией и громовым аккордом в конце... Потом опять замелькало – высотки, дворы, пар изо рта... крепкая теплая рука сжимает мою в перчатке... Только теперь детали: рюкзак за его плечами, стертые джинсы (по-модному стертые) из Benetton – как выяснилось.
       - Куда мы?
       Хотя что я? Не всё ли равно?
       Подъезд с темно-зелеными изрисованными стенами, лифт... трогаю губами лицо... какое холодное...  Здорово вот так встретиться, куда-то идти... молчать... прикасаться друг к другу... ни о чем не спрашивать... подняться на 8-ой этаж...
       Запах лаванды в квартире с ярко-розовыми обоями... Свет не включился... хорошо, что есть свечи... От них еще и тепло... Пуховики падают на ковер, ботинки летят в угол... Комната небольшая, квадратная, с  кроватью у окна... уютно...
        Хруст накрахмаленной простыни... Скольжение кожи под ладонью... чуть терпкий вкус  тела... запах... от него едет крыша... запах любимого... шепот, горячий... Ещё... ещё... Мало – мало – мало...  Если бы только можно было  раствориться друг в друге, вдохнуть друг друга без остатка... В ушах звенит...  Это оттого, что он наполняет меня собой! Он во мне... а сердце... где оно... вылетело...  как птица из клетки... куда-то к потолку и повисло там до лучших времен... Пока место не освободится... Не хочу, чтобы оно возвращалось – без него  спокойнее, а то барахтается  и отвлекает... Дыханье. Дыханье. Снег в проеме окна – снежинки, как звездочки... падают...плавают...
      Как тебя много! Пить тебя, пить! Большими глотками, заполняя пустоту... Нет,  лучше медленно – мелкими глоточками, чтобы хватило надолго... Горький, жгучий напиток... Как шоколад... Нет... Как расплавленное золото... Как лава... Она выжигает меня изнутри... Так не бывает на земле! На Земле... так...  не бывает! Это оно... наверное оно... да, оно! Такое непозволительно долгое... счастье?..
      - Люблю...
      - Люблю...
      Миллиарды голосов всех живущих и живших  людей произносят это вместе с нами... Какое оно, счастье? Счастье нежданное, нечаянное, зыбкое, мимолетное, звенящее, трепещущее, оглушительное  и – обволакивающее... тихое... мерцающее в голубом свете... твоим спокойным профилем... Дыхание выровнялось... перемешалось... Вдыхаю твои выдохи... моя голова на твоем плече... твое лицо совсем рядом... в любую секунду могу его коснуться... сдерживаюсь... это так приятно – сдерживаться, когда знаешь, что ты в миллиметре от желанного... А теперь мы будем спать... и видеть один и тот же сон... По-другому и быть не может. Сплетенье рук, сплетенье ног... нет, там, где «свеча горела на столе», было «скрещенье», а у нас – сплетенье...
      ...«Октябрьское поле». Какое «Октябрьское поле»?  И вдруг толпа навалилась со всех сторон плотной меховой массой... И сердце влетело в меня с такой силой,  что содрогнулся вагон...
      Господи! Почему я – тут? Это только «Октябрьское поле»? Всего-то? А будто жизнь прожила... Тук-тук-тук-тук... Да замолчи ты, бестолковое... все бы тебе дребезжать... А...  где же?..
       Да вот – в углу вагона...  Дежавю?..
       Стоп... Это же не Он. Ну, конечно, не он... совсем другое лицо... Разве что со спины и в профиль чуть-чуть  похож...  А, может, и не похож. Ну да... не похож.  Я же говорю – так не бывает!  НЕ БЫВАЕТ!
      Вот ведь – теперь пересаживаться в обратную сторону.