Двор

Жили мы в прекрасном квартале, следующем после бывшего Насиминского Исполкома по улице Мир-Касимова. Квартал был построен в советское время и считался архитектурным памятником. Здесь был бассейн, где мы в жару плескались, но который потом снесли. Летом в квартале был пионерский лагерь с горном, линейкой, поднятием флага на мачту. На стенах домов были яркие лозунги. Здесь мы пели песни под аккордеон, танцевали, нам читали книжки и т.д. Были концерты, костёр, стреляли из ракетницы. Родители выносили стулья, табуреты и рассаживались вокруг. Приходили и из соседних кварталов. Было шумно, весело. Во дворе мы играли в прятки, в казаки-разбойники. Бывало и шалили.

Например, связывали за ручки две противоположные двери, звонили в обе и убегали, а соседи не могли их открыть. Были мы дошколятами. С нами играли и девочки. Как-то я, по-видимому, желая показаться одной из них взрослым и осведомленным, сморозил какую-то чушь, услышанную от старших мальчиков, что имело обратный эффект, так как она дала мне по уху. По-видимому, это было левое ухо, если учесть, что мы стояли лицом к друг-другу, а она била правой рукой.

Забегая вперед, скажу, что левое ухо я простудил и лечил в госпитале, вспоминая мою оппонентку в командном училище в Ленинграде. 

Шалили мы и вне двора. Прямо у выхода из нашего двора была трамвайная остановка и старшие мальчики ловко запрыгивали на подножку трамвая и спрыгивали с него, когда он, замедляя ход, подъезжал к остановке. Однажды они подзадорили и меня. Я запрыгнул на подножку и, вместо того чтобы спрыгнуть, гордо стою. А площадка трамвая была передняя, на которую нельзя прыгать, т к. там вожатый и можно схлопотать, что и случилось. Вожатый через открытое окошко дал мне, вторую, запомнившуюся на всю жизнь, оплеуху под хохот ребят.

И ещё. В квартале жила еврейская семья. Дочь Лера была очень красивая девочка и с нами не играла, поэтому, когда мы её видели, то кричали: «Лера-холера»!

Помню ещё одну еврейскую семью Цейтлиных. Игорь всегда был с нами, а Павел был уже большой и не бегал по двору. Впоследствии он стал лётчиком гражданской авиации и мы, часто встречаясь, подолгу беседовали. Позже помню их мама, слушая как я пою во дворе под гитары ребят, подозвала меня и подарила две большие пластинки с ариями великого Карузо. Это был исторический момент в моей жизни, имевший, в будущем, далеко идущие последствия, но тогда я, как завороженный, целыми днями слушал арии из опер Леонкавалло, Верди, Пуччини и др.               

В нашем блоке тоже жила еврейская семья. Папу звали Вячик (точного имени не помню), а маму Соня. Старшего мальчика звали Петя, а младшего Женя. Мы вместе бегали по двору. Была у них собачка Жучка. Она к нам относилась спокойно, а мы её всегда     дразнили. Тогда мы жили на первом этаже, в квартире против их. Идём домой. Она сидит у открытой её входной двери молча (тогда все входные двери квартир были открыты, т.к. жили мы в уплотнении). Мы входим в свою квартиру, прикрываем дверь, оставив только щель, и направляем на неё указательный и большой палец в виде пистолета, что ей очень не нравилось. Сначала она рычала, но нам этого было мало, и мы продолжали её терроризировать пока она не заливалась лаем, после чего мы, удовлетворённые и довольные собой, оставляли её в покое.

Часто дядя Вячик ставил на подоконник патефон и со всех сторон к нам на площадку стекалась молодёжь на танцы.

Однажды кто-то из мальчиков сказал нам:

- А вы знаете, когда евреи кушают суп, они на хлеб масло намазывают! 1.

- Иди ты! 2.

- Голварешь! 3.

________

1. Много лет спустя, моя духовная мама и один из самых любимых мною людей Львова Этель Львовна отучивала всех вокруг от «намазывать на хлеб», повторяя: «Мазать на хлеб! Мажьте на хлеб»!               
2. «Да ну»!                3. Пацанва бессмысленно повторяла это слово не зная, что это означало клятву: «Голову режь»!

Но вернемся в мой двор.Часто сюда приходил мастер и кричал: «Лудить, паять, кастрюли, вёдра чинить». Мамы посылали нас к нему с кастрюлями, ведрами, ножами. Мы стояли вокруг него и смотрели как он, разложив свои орудия труда, паял, стучал молотком по импровизированной наковальне и крутил педалью точильный камень. Приходил и другой: «Астарвещь пакпай. Астарвещь пакпай». Продавать нам было нечего, и он оставался без внимания.

Сначала мы жили на первом этаже. В одной квартире с нами жила моя Арина Родионовна-Костромина Елена Николаевна с тихим и добрым сыном дядей Борисом. А в квартире, где я сейчас живу, на втором этаже жили в уплотнении армянская и русская семьи. Тётя Шура, мама Владика и Нины, часто жаловалась моей маме, что тётя Кнарик вечно чем-нибудь недовольна и постоянно беспокоит её и детей.

Однажды, после очередной жалобы со слезами, мама предложила ей поменяться квартирами. Тётя Шура, с удовольствием, согласилась. Тогда подобные дела делались просто. Написали заявления, в Исполкоме поменяли ордера, и жильцы перетащили вещи. И на первом этаже наступил мир, а на втором-тишина. К тому времени у нас появился отчим, не так давно вернувшийся из Сибири. Муж тети Кнарик-дядя Аршавир, был высокий, интересный и тихий мужчина. А тетя Кнарик, воинственного вида и с громким голосом женщина, вдруг, тоже стихла. Видно ей не нравился новоиспеченный сибиряк. Жила с ними и мама тети Кнарик-маленькая, согбенная, юркая, вся в черном с покрытой головой женщина. Я никогда не видел ее без дела. Вечно она с чем-нибудь возилась. То посудой гремит, то перья стрижет, стирает и сушит их. Она никогда не говорила по-русски, но часто тихо говорила по-армянски: «Шантега». Что это такое-я до сих пор не знаю, но точно знаю, что что-то ругательное.

А однажды, она о моем отчиме изрекла: «Без пиписьки живет». Она путала пипиську с пропиской. После смерти тети Кнарик дядю Аршавира перевели на кухню, т.к. их сын Эдик женился. На кухне он и умер. Вскоре здесь же умерла и бабушка. Я слышал ее предсмертный хрип и голос дяди Баграта их родственника из соседнего подъезда. Как бабушку звали- я не знаю. Ее никогда не звали, не называли. Она была тенью.               

На втором этаже, в квартире напротив, жила тётя Вася. Так я её помню. У неё было трое детей- Жора, Авак и Нелли (тоже так их помню). Жора с семьёй жил чуть выше проспекта Нариманова. Я часто бывал у них. У него были две девочки и обе оставили след в моём дневнике. Авак и Нелли жили с мамой. Здесь я чаще бывал. Часто собирались вместе наши семьи и играли в лото. 77- выкрикивали как Леон и Ёся. 11- барабанные палочки. Потом Нелли вышла замуж и уехала, а в квартире поселился Председатель Госкомитета по виноградарству и виноделию Рзаев Юнус. Он тоже съехал и сейчас здесь живет его дочь Минара.