Кадаверин Ч. 2

3.
Если бы Катерина его не предупредила, то сейчас Женю точно бы хватил удар от неожиданности. В круг голубоватого света совершенно беззвучно вступила высокая сутулая фигура человека. Вытянутое худое лицо, обрамленное седой путанной бородой, испещряли глубокие морщины, из-за чего оно казалось будто бы вырезанным на коре векового дерева.

Странный свет фонаря придавал лицу «дедушки» бледность и накладывал глубокие тени на веки. Удивительно, но при всем этом человек не казался ни совсем уж старым, ни зловещим. Выцветшие неопределённого цвета глаза его под густыми бровями лучились озорным блеском, а в бороде угадывалась доброжелательная полуулыбка. Одет старик был в расстегнутый безразмерный брезентовый плащ-дождевик военного образца. Из-под плаща проглядывали широколацканный пиджак на тельняшку и брюки –галифе, заправленные в офицерские сапоги.

- Здрав будь, мил человек, – сипло прогудел старец. - Гляжу, бражный ты, да и заплутал. Токмо все равно нашла тебя внученька. Ох, и способная она. Многое видит, многое может. Всех находит. Ты вона на Путь все алкал. Ну что, пошли что ли…
Ошарашенный словесным напором старика, Женя дал подхватить себя под локоть и сам не заметил, как очутился на каком-то похожем на плоскодонку судне, плавно покачивающемся и прячущем свои борта в окружающей темноте. Невероятным образом на носу лодки уже стояла Снегурочка Катя с тем самым бледным фонарем в руках. Видимо она успела снять его с невысокой стойки у скамьи и перейти на борт, пока
Митрич заговаривал Жене зубы. Сам же старик расположился на корме с длинным и узким, как у гондольера ни то веслом ни то шестом.

- Да тут недалече. Сейчас через препону буевою махнем, а там-то… ужо…агась… - степенно вещал старик набором маловразумительных фраз. - Ежели каковой грядел через день к ночи, да к нам вышел… Тем подмочь – наша прямая справа. Никого не обидим, да и в обиду никого не дадим. Доведем, довезем тя в лучшем виде. Будь покоен. А там ужо справедливо решится, куда тебя… Все по делам твоим…

Женя лихорадочно думал, что от старика не укрылись ни его сомнения, ни страхи, ни желания. И он хмуро ввернул свое недоверие в плавный безостановочный напев «дедушки»:
- Куда же мы поплывем в такой темноте то?
- Да ты не пужайся, хорошо идем же. А зови меня хоть и Митричем, тебе ясное имя, да и Матери- земле Деметре я посвящен. А як же иначе. Аки и ты, впрочем, нынче.

Старик продолжал отвечать на незаданные вопросы, что пугливой стайкой метались в Жененой трезвеющей голове. Давать то давал, только вопросов от ответов этих делалось все больше и больше, так что стайка превратилась в огромный косяк, способный накормить самца кашалота.
- А ты, Евгенес, читывал ли Диодора Сицилийского, аль может Вергилия… Сенеку там… Ну аль Данте, положим, доводилось ли тебе читывать?
 После каждого имени Женя удивленно мотал головой. Откуда этот деревенский с виду и по говору дед знал все эти то ли имена, то ли фамилии, то ли греков, то ли римлян. Да и кем там они были эти люди? Поэтами, писателями, а может философами? Не про блатных же авторитетов спрашивал этот странный дед?
 - А спрашиваю я это мил человек, -продолжал разглагольствовать Митрич, - потому как уразуметь хочу, знаешь ли ты, что такое «психопомп».
- Психо… кто ?- продолжал изумляться Женя, боязливо косясь то на Митрича на корме, то на застывшую на носу Катерину, - Маньяки вы что ли? Да я половину твоих слов не знаю и не понимаю. Тут «Википедия» нужна или на худой конец энциклопедия со словарем.
- Тьфу ты, - с усмешкой сплюнул за борт Митрич. - Э-эх… И чему вас только нынче в университетах обучают? Ну и не умен же ты, братец. Ничего не разумеешь… Гуливан ты и латрыга. Право слово.

Женя хотел было уже огрызнуться хоть и на непонятные, но однозначно оскорбительные слова Митрича, как тот сказал девочке: «Государыня, готов уж он». После чего все обиды выдуло из головы ледяным сквозняком кошмара.

После слов Митрича девочка высоко подняла фонарь над головой и в этот же миг подул обжигающе холодный ветер. Вместе с первыми порывами на небе появились лучащиеся серебристые трещины – это лунный свет пробился сквозь пелену низких облаков. Трещины эти все расширялись и расширялись, превращая облака в маленькие темные островки.

Пробившийся лунный свет наложился на голубой свет фонаря, добавляя странный оптический эффект - пространство подёрнулось тоненькой пленкой, будто бы Женя смотрел на мир из огромного сине-золотистого мыльного пузыря. И взгляд изнутри призрачной сферы ужаснул мужчину.

Первое, что увидел Женя, это как преобразился старик. Лицо Митрича ссохлось, ввалилось само в себя, обнажая черно -коричневый череп. Борода и остатки волос мокрыми сосульками облепили кость. Темный дождевик превратился в изодранный не то хитон, не то саван, кишащий толстыми белесыми личинками. Руки, державшие весло, обтянуло остатками пергаментной кожи, они вытянулись и как бы заострились. Само весло оказалось сломанной лапой почерневшего надгробного креста, со смутно побивающейся резьбой.

Молчаливая Катерина вытянулась вверх, засияла и будто бы расслоилась на несколько наложенных фигур, как на анаглифическом изображении. Лица ее боковых фигур смотрели в разные стороны, а руки держали обоюдоострый кинжал, ключ и какую-то шевелящуюся ленту, ни то змею, ни то веревку, трепещущую на ледяном ветру.

 Сама же лодка оказалась большущим гробом без крышки, неторопливо рассекающем черную и маслянистую будто нефть воду. А недалекий берег высветился крестами и могильными плитами плавно удаляющегося погоста.

«Вечность пахнет нефтью-ю-ю» вдруг шизофренически затянул у Жени в голове хриплый баритон.
- Что это? – в ужасе душераздирающе завыл Женя, вторя голосу внутреннего певца.
Неужели его настигла белая горячка? Он галлюцинирует?
- Как это что? – притворно клацнул остатками гортани и бородатым черепом Митрич. – Ты зришь мир кадавров. Мертвых, стало быть… Потусторонних…

- Мертвых? Но я же живой! Вот он я! Руки, ноги, голова - всё на месте…
Или голова уже не на месте? Я галлюцинирую и это белая горячка, - вдруг нелепо засомневался мужчина.
- А ты, мил человек, аще водичку из колодца хлебал, читывал, иже написано то на крышке было?

 При этих словах Женю словно бы располовинило. Одна часть осталась таращиться на полуистлевшего мертвеца в хитоне. А вторая, подхваченная чем-то невидимым с гроба-лодки, пронеслась над маслянистыми волнами к колодцу- домику на земном берегу. Открытая крышка колодца захлопнулась под порывом ветра и Женя вторым «я» увидел прикрепленную табличку: «Категорически запрещено для питья. Использовать только для технических нужд».

- Так-то! – невозможный голос вернул Женю на борт. - То кладбищенская вода была. В твоей крови теперь немного всех нас. Мертвых и Потусторонных. Махонькие такие кусочки. Мертвые кусочки. И вода, стало быть, тоже Мертвая. И тепереча кровь твоя минута за минутой становиться мертвой, потусторонней от Бытия. Да уже и стала, чего там. Поэтому ты и видишь нас - Потусторонних. А мы меж двух миров отсель туда водим, точнее для тебя теперь оттель-сюда.
И Митрич захохотал филиновым уханьем.
 - Посему, можа тебе и хватит силы пойти далее, хоть и редкость то великая. Да и опять же мудрости в тебе… Вона по два раза толковать азы приходится…
Не отдавая себе отчета, Женя перевалился за невысокий борт гроба и с плеском ушел с головой. Вынырнув на поверхность тягучей, как смола воды, он вновь услышал смех Митрича. Выглядел старик почти как прежде - колдовская луна уходила обратно за тучи. Призрачный фонарь девочки Кати больше не побивал темень маяком, подсвечивая Путь, а блекло таял утренней звездой.
- Ну коль сам решил достичь, –сквозь смех прогудел Митрич. - Помни, мил человек, что рек то пять, но коли упростить по патинирову укладу, Элизий – есть левый берег, а правый- Тартар будет. Правь себя куда сам смыслишь, да сдюжишь.
Женя отвернулся от лодки-гроба с сердобольно хохочущим Митричем и зашлепал руками по водной поверхности. И лишь голос в его голове уже певший про «вечность» и «нефть» вторил его движениям:
«За открывшейся дверью — пустота
Это значит, что кто-то пришёл за тобой
Это значит, что теперь ты кому-то
Понадо-понадо-пона-надобился...»


P.S.
«… и всё же изложенный выше комментарий данного текста с литературной точки зрения безусловно является субъективным мнением, ибо я не являюсь сколь сильно значимым экспертом в данном аспекте. Однако, так как в представленном рассказе косвенно затрагивается медицинская тематика, оставлю несколько замечаний по данному материалу.
Итак, немного теории. Кадаверин – происходит от латинского слова «cadaver», т.е. труп. Это жидкость, которая содержится в продуктах гнилостного распада белков. Имеет очень сильный трупный запах — отсюда и название. Ранее кадаверин относили к т. н. трупным ядам или птомаинам, однако ядовитость кадаверина относительно невелика. При опытах на крысах острая токсичность данного вещества составила 2000 мг/кг. Тем более, что кадаверин легко растворим в воде и спирте. Да и чуть отступя от места захоронения, вследствие фильтрации и сорбции на частицах почвы, концентрация вредностей уже ничтожна.
Все это указывает на то, что герой данного повествования никак не мог смертельно отравиться «трупным ядом», попавшим в колодец из грунтовых вод. Однако, если есть рекомендации СЭС о применении воды из данного источника только для технических нужд, то, безусловно, целесообразно и даже в обязательно порядке необходимо их выполнять...»
Профессор д-р Э. Кноблох(выдержки из экспертного заключения)