Научи меня прощать. Глава 126

Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава: http://proza.ru/2021/12/30/1737

Они ехали долго. Ныряли на какие-то грунтовки, тряслись по ухабам, аккуратно и незаметно проезжали мелкие поселки.

Демон петлял по дорогам, как заяц от гончих. Злата не могла понять, зачем это всё, кому она нужна, отставная любовница бывшего подпольного миллионера.

Она измучилась. Всё тело болело от неудобной позы, её вконец растрясло в этой бесконечной, унылой дороге в никуда, она чувствовала, как подкатывает время от времени к горлу тошнота.

Неужели это всё? Это что, действительно конец?!

Все её честолюбивые планы и замыслы, все её радужные мечты разбились вдребезги, как простая фотография в стеклянной рамке, упавшая со стены.

Она была на своем месте! Она украшала жизнь, радовала глаз, получала удовольствие от вечеринок, подарков, изысканной еды…

А теперь она – как та самая фотография, свалившаяся со своего гвоздя.  Лишившись стекла, она осталась без защиты от любой царапины или залома.

Боже всемогущий! Сколько денег!

Она даже застонала при мысли о том, что не успела забрать из сейфа в доме Георгия большую часть его подарков. Да и денег тоже. В её квартире хранилось, по сути, не так уж и много. Георгий настаивал на том, что его дом и сейф – надежнее, чем её квартира.

Её! Её квартира! Она разразилась судорожным, каким-то тоскливым, полусмешком.

Дементий оглянулся на неё из-за руля, но тут же снова сосредоточенно уставился на дорогу.

За всё время они толком не сказали больше друг другу ни слова, только обменивались короткими «да», «нет» или «не знаю».

Злата беззвучно заплакала злыми и яростными слезами.

Почему она не поверила Петру? Ну почему?!

Он всегда относился к ней неплохо, даже любил её, по-своему. А что теперь? Кто она такая без Георгия, без его власти?

Всё случилось настолько неожиданно, настолько внезапно, что её лихорадило от мысли о том, что они вовсе могли не успеть сбежать. Когда она думала об этом, все тело словно покрывалось холодным, липким потом, и озноб пробирал до мурашек, до противной, мелкой нервной дрожи.

Её снова замутило.

А вдруг он умрет?! Что будет тогда с ней? Хотя, какая уже разница… Хуже, чем есть сейчас, просто не придумать. Она так долго выбиралась из этой дыры, из того городишка, она жила беззаботной и яркой, красивой жизнью…

Теперь она бежит обратно, как побитая собака, которую ненадолго взяли в дом хозяева. Откормили, держали в тепле и холе, а потом снова оправили туда же, в её опостылевшую и холодную конуру.

Злата уже не помнила, когда она плакала последний раз. Да и отчего ей было плакать? Теперь злые слёзы отчаянья и досады всё лились, она быстро смахивала их рукой, стараясь, чтобы Демон этого не заметил.

Он, конечно, заметил. Но молчал.

Угрюмо и напряженно уставившись на дорогу, Дементий только изредка останавливал машину на обочине, выходил, курил, меряя шагами разбитый, в трещинах, сырой асфальт, провожая подозрительным взглядом каждый редкий автомобиль, проезжавший мимо.

Добрались до места поздно ночью.

Злата порадовалась этому. Ещё не хватало, чтобы кто-то из соседей увидел их,  потом принявшись увлеченно «перемывать косточки».

Дом, какое-то время нежилой, но не заброшенный, встретил их радостно, улыбаясь окнами, едва в них загорелся  тихий, приглушенный свет.

Половица привычно скрипнула, встречая: «Хозяйка! Это ты! Наконец-то… Мы ждали…»
Было чисто, цветы всё также кудрявились на подоконнике, кресла привычно стояли на прежних местах, книги в шкафах подмигивали разноцветными корешками.

Переглянувшись, не говоря друг другу ни слова, Злата с Демоном затащили в прихожую чемоданы, вымыли руки.

Дементий огляделся, сел в кресло, прикрыл глаза и устало расслабился, впервые за много часов.

- Будешь кофе? – Злата наконец пересилила себя и разжала губы. Слова прозвучали  устало и вымученно. – Больше всё равно ничего нет… Холодильник отключен. С собой мы ничего не привезли.

Демон вздохнул, потер рукой переносицу.

- Буду, - буркнул он хмуро. – Неважно, утром съезжу, куплю чего-нибудь.

- Когда обратно? – Злата задала вопрос осторожно, намереваясь узнать хоть что-то.

По дороге мужчина несколько раз звонил кому-то по своей огромной черной «трубе», как называли между собой его подчиненные новомодный мобильный телефон. Но Злате он так ни о чем и не рассказал.

- А что, - Демон криво усмехнулся, - уже выгоняешь?

Злату обладало холодком его голоса.

- Нет, конечно. – Она постаралась напустить на себя безразличный вид. – Я постелю тебе на диване в соседней комнате.

- Как скажешь. – Голос был усталым и равнодушным. – Мне всё равно.

- Ничего не хочешь мне сказать? – Злата пристально посмотрела на мужчину.

- Не хочу. – Демон кивнул, однако, помолчав, всё же добавил, - особенно нечего говорить. Георгий в тяжелом состоянии, в коме. Очнется или нет – неизвестно. Дела плохи. Думаю, что это ты и сама понимаешь?

Его голос из равнодушного стал злым.

Она принесла ему кофе, мужчина осушил чашку чуть ли не в два глотка.

- Можно ещё? – спросил он устало.

Злата едва заметно кивнула.

- Конечно. Турка на плите, там осталась ещё одна порция. Сахар на столе.

- А ты не будешь?

- Нет. Ничего не хочу. Приготовлю тебе постель.

Она направилась в соседнюю комнату, вспоминая, в каком именно шкафу может быть новое постельное бельё.

Не то, чтобы она старалась угодить сейчас Дементию, просто привыкла: гости в доме должны получать лучшее. Эта привычка, внушенная ей с детства матерью, иногда коробила, но прочно въелась в сознание.

Когда ей было лет пять, родители подарили ей новую игрушку – замечательного деревянного, ярко раскрашенного утёнка. Он был желтый, с красным клювом, нарисованными прищуренными глазами, и создавалось впечатление, что он улыбается, если только утки умеют улыбаться. Утёнок был на зелёных, тоже деревянных, колёсиках, чтобы его можно было возить за собой на верёвочке.

Конечно, игрушка более подходила трехлетке, чем ей, ведь ей было уже пять, но хорошие игрушки всегда были в дефиците. Поэтому Злата обрадовалась утёнку очень сильно. Она уже представляла, как назовёт его Тим – совсем как в диафильме* «Знаменитый утёнок Тим»**, который она так любила пересматривать.

Утёнком очень хотелось похвастаться, и маленькая Злата тут же побежала с ним на улицу, где у соседнего дома была устроена песочница. Её было видно из окна, и мать разрешала ей играть там одной, с другими детьми.

Утёнок произвёл такое сильное впечатление на её подружек, что вскоре в песочнице началась ссора.

- Теперь моя очередь играть! – кричала Оля, внучка соседки Марии Степановны, - почему это ты отдала утёнка Светке? Отдай обратно!

- Не отдам. – Голос Златы был непреклонен. – Сейчас вовсе не твоя очередь. Будет играть Света, потом Нина, потом Люда, и только потом – ты!

Оля вдруг заплакала. Её плач, полный истерики, был слышен чуть ли не на всю улицу.

- Ты – жадина, Златка! Жадина! – завистливые слёзы текли по её пухлому, симпатичному личику.

- Так ведь сейчас правда не твоя очередь! Что ревёшь-то? Ещё и обзываешься! – на помощь Злате пришла спокойная и рассудительная Нина. – Вовсе Злата не жадина! Это ты вечно жадничаешь! Сама, небось, формочки свои зажала, никому не даёшь!

На плач выскочила из дома мать Златы.

- Что такое? Что у вас тут происходит?!

Увидев её, девчонка заголосила ещё громче и показала пальцем на Злату:

- Она мне с утёнком играть не даёт! Жадина она! Жадина!

Лицо матери тут же окаменело. Злата поняла, что её не ожидает ничего хорошего. Женщина как-то кособоко и нервно, закусив губу, рванулась обратно в дом, и, спустя минуту вышла опять, держа в руках картонную коробку, в которой дочь хранила свои игрушки.

Она молча подошла к песочнице, перевернула коробку вверх дном. На песок полетели две куклы, игрушечная пластиковая посуда, деревянные кубики…

Потом мать молча забрала из рук онемевшей Златы утёнка и сунула его Оле. Та тут же перестала реветь и ядовито заулыбалась.

- Играйте, девочки! – приказала женщина, втиснув в руки другим детям по кукле. – Можете брать все эти игрушки!

Глаза Златы наполнились слезами.

- Мама! А я? Мне-то с чем играть? Ты же всё раздала!

Женщина  схватила дочь за руку.

- А ты пойдешь домой и будешь думать над своим поведением! Ещё не хватало, чтобы моя дочь выросла жадиной!

Она потащила дочь в дом.

Сидя в своей комнате, Злата тогда впервые задумалась, как сильно мир взрослых отличается от мира детей.

Что, по сути, произошло? Ничего особенного. Мелкая ссора, которую они и сами бы прекрасно разрешили. Поставили бы эту задаваку Ольку на место, чтобы больше не смела лезть в игру без очереди. Но внезапно вмешавшаяся в ссору мать перевернула всё с ног на голову…

По её мнению выходило, что в скандале виновата вовсе не Оля, а она, Злата. Как же так? Ведь она даже не спросила дочь, не спросила остальных девочек, как было дело, она совсем не разобралась. Просто сделала так, как ей показалось правильным, «воспитала», так сказать.

Получается, что взрослому  можно поступать нечестно и несправедливо? Выходит, что взрослые вполне могут быть не правы? Тогда прав тот, кто сильнее, хитрее, умеет притворяться и обманывать?

Вечером, когда Злате всё-таки разрешили выйти на улицу, она обнаружила свою коробку в углу песочницы. Все игрушки были целы, они были аккуратно уложены.

Только в песочнице на горке песка валялся сломанный деревянный утёнок, с отломанными колесиками. Грязный, и - нарочно поцарапанный куском стекла.

Отец починил его, даже закрасил царапины, но играть с этой игрушкой Злата больше не могла. Она вынесла его во двор чужой пятиэтажки и оставила там на лавочке.

***

Злата встряхнула головой, отгоняя от себя детские воспоминания.

Этот эпизод тогда её многому научил. Своё надо отстаивать, не быть нюней, надо драться за своё место под солнцем.

Только как быть теперь?
Что же делать?!

***

Люба улыбалась, порхая по кухне. Кто бы мог подумать, что так быстро и необратимо изменится её жизнь?

Она отправила в духовку картошку. Сегодня будут грибы! Случайно ей удалось купить вешенки.

Сначала, когда раздался звонок в дверь, она недоумевала – кто бы это мог быть?

За дверью стоял мужчина с двумя огромными сумками. Она приоткрыла дверь, предварительно накинув цепочку.

- Что вам нужно? Вам кого? – с опаской спросила она.

- Уф… Устал. – Пропыхтел мужчина и улыбнулся, яркие серые глаза блеснули. – Вы не бойтесь, я всего лишь урожай продаю.

Он махнул рукой в сторону сумок.

- Вешенка это, грибы. Вам не нужно случайно? Недорого!

На самом деле такое случалось всё чаще – по квартирам ходили люди, предлагали купить то яйца, то мясо, в основном свинину, ягоды и фрукты со своего огорода или дачи, или вот теперь – грибы. Каждый выживал, как мог.

Люба минутку подумала, потом тоже улыбнулась.

- Нужны! Три килограмма. Можно же заморозить? – Сбросила цепочку и открыла дверь, заметив, что Маша выглянула из своей комнаты. Ей тоже было любопытно.

- Конечно, можно! Ой, как хорошо, - обрадовался мужчина, вытаскивая из кармана видавший виды безмен***, - соседей-то ваших нет. Так вам больше достанется!

Он подмигнул девочке, всё также выглядывающей из-за своей двери.

- Дочка? – спросил, улыбаясь. – Красавица будет! Мне бы сумку какую или пакет…

- Да, конечно! – Люба протянула ему большую матерчатую сумку, с которой обычно ходила в овощной магазин.

Мужчина ловко и быстро наполнил её грибами, посмотрел на безмен, показал его Любе.

- Вот, принимайте!

Женщина протянула ему деньги.

Закрыв дверь, она сунула лицо прямо в сумку, вдыхая непередаваемый аромат свежих грибов.

Какая красота! Она пожарит грибы и запечет картошку. Кажется, сегодня будет прекрасный ужин!

- Это кто? – Маша вышла из комнаты.

Девочка пока вела себя настороженно, как будто постоянно ожидая подвоха, всё ещё не веря, что снова живёт в семье, а не в детском доме. Сейчас любопытство пересилило.

- Это был просто хороший человек, я купила у него грибы. Хочешь посмотреть?

Маша кивнула, подошла, осторожно заглянула в сумку.

- Пахнет! – Она улыбнулась, и Люба поняла, почему мужчина назвал её красавицей. От улыбки лицо девочки преобразилось, исчезла настороженная складочка на лбу, засияли глаза. – А что это за грибы? Они странные.

Маша подозрительно засопела.

Люба засмеялась.

- Это вешенка. Этот гриб обычно растет на стволах высохших деревьев, как опята. Но сейчас многие просто выращивают грибы на специальном субстрате, это почва такая. – Люба не знала, как понятнее объяснить процесс выращивания грибов шестилетнему ребёнку.

- А они вкусные? – снова с подозрением спросила Маша.

- Вкусные! – Люба кивнула. – Попробуешь вечером. Может быть, поможешь мне готовить?

На минуту ей показалось, что девочка согласится, но обрадоваться этому она не успела.

- Я помогу потом помыть посуду. Хорошо?

- Да, конечно. – Люба поправила на голове Маши заколку, и та снова скрылась в своей комнате.

Промывая грибы, а потом ловко орудуя ножом, Люба обдумывала дальнейшую жизнь.

Маша оказалась на редкость послушным ребёнком. Она была аккуратна, Люба даже бы сказала, «вышколена». Однако ей не хватало того, что в избытке есть у других обычных детей – непоседливости, резвости, хохота, неподдельной детской радости.

Она вела себя, словно взрослая. Отвечала как можно короче, мало улыбалась, на подарки всегда отвечала вежливым: «Спасибо». Но без улыбки, без детского восторга. Словно маленькая старушка, подумалось Любе.

С особой настороженностью, даже с опаской, она относилась к Алексею. В его присутствии она редко говорила, опускала глаза. С тётей же вела себя более оживлённо, даже разговаривала немного.

Люба понимала, что времени прошло слишком мало, что Маше нужно привыкнуть. Одновременно чувствовала, что девочка так себя ведёт, не потому что хочет, а потому что – привыкла.

Она вздохнула.

Её покойный брат не слишком далеко ушел от своего отца.

Но матери Маша явно доверяла и теперь горевала очень сильно.

Однажды, перестилая постель девочки, Люба обнаружила под подушкой фотографию. На ней была Маша, её обнимала за плечи молодая, красивая, улыбающаяся тихой полуулыбкой женщина с печальными глазами. Вторая часть фотографии была аккуратно оторвана.

Люба положила фотографию обратно под подушку. Подумала, что брат, похоже, был очень зол на жену за то, что родила ему девочку.

Её всегда приводило в недоумение такое предпочтение. Было непонятно, отчего некоторые мужчины радуются исключительно сыновьям.

Есть народная поговорка: «Сыновей мы растим для чужой женщины». Она была не совсем с ней согласна, конечно, но некий здравый смысл в ней был. А вот девочки… Зависит от воспитания, от многих вещей, но по большей части девочки всегда бывают ближе к родителям. Неужели можно так не любить собственную дочь, что теперь она пытается вытравить из памяти отца, горюя только по матери?

Её собственная семья тому пример, с той лишь разницей, что сама Люба даже о матери не печалилась.

Теперь, узнав о её смерти, она изредка заходила в небольшую церковь возле продуктового рынка, как было принято, ставила свечу «за упокой», но ничего при этом не чувствовала. Ни печали, ни какой бы то ни было тяжести утраты, ничего. Словно эта женщина была ей совершенно чужим человеком.

Она хотела чувствовать хоть что-то. Пусть даже злость или разочарование, но ощущала лишь безразличие и пустоту.

Люба огорченно вздохнула, расставляя  к ужину тарелки на столе, но тут же улыбнулась. С Машей будет всё по-другому.

Она не позволит, чтобы у этой девочки, такой тихой, ласковой, творчески одаренной, была такая же неприязнь к семье, к детям. Она всё исправит.

Обязательно исправит…
_______________
*Диафильм — разновидность слайд-шоу, сопровождаемого титрами, которая использовалась в образовательных и развлекательных целях до конца XX века, когда была вытеснена фильмами на видеокассетах, а позднее на DVD. Диафильмы были дешёвой альтернативой узкоплёночных кинопроекторов, требующих специальных навыков и дорогих в обслуживании. В СССР были особенно популярны в детских дошкольных учреждениях, некоторые из которых до сих пор заменяют чтение вслух показом диафильмов.

** «Знаменитый утенок Тим» - диафильм производства студии «Диафильм» 1963 года. Художник В.Сутеев. Этот диафильм можно считать классикой и показывать детям любого возраста, тем более что приключения непоседливого утенка, который то из желтого стал черным, то спас котенка Черныша, то чуть было не попался в лапы лисе, любят и знают все.

***Безмен – «карманные» весы. Металлический полый стержень с делениями, внутри – пружина. Наверху крепилось кольо, за которое держали прибор, а взвешиваемый товар подвешивался на крючок снизу. В те годы многие ходили на рынок с собственным безменом - перепроверять показания "приборов" базарных продавцов. «Ввиду несовершенства безмена и возможности злоупотреблений» применение безмена в торговле в СССР было запрещено, как запрещено и сейчас на территории РФ.

Продолжение здесь:  http://proza.ru/2022/01/16/1224