Арийская ария в виленском гетто. одноактная драма

                Вальдемарас Микшис  valdemaras@yandex.ru
                Рига 1012, А. Чака 156-39, м.т. 29569775.

               



                В А Л Ь Д Е М А Р А С    М И К Ш И С



   
                АРИЙСКАЯ  АРИЯ  В  ВИЛЕНСКОМ  ГЕТТО

                одноактная драма в 3-х диалогах




АННОТАЦИЯ.
К осужденному на смерть еврею-подпольщику Леону в подвал гестапо приходит доктор Генрих с предложением облегчить участь смертника взамен на отнюдь не подпольную «откровенность»...
«Время драмы»: шорт-лист. «ЛитоДрама»: шорт-лист.
               

действующие лица (средних лет):

ЛЕОН, командир еврейского подполья
Доктор ГЕНРИХ, антрополог
ДЕКСЛЕР, начальник еврейской полиции

Виленское гетто, подвал гестапо, июль 1943 года

               

                Моему другу Яше и всему дружному Вайнштейнову гнездовью,               
                которое в Вильнюсе было моим вторым родным домом.
               


Кирпичные стены без окон.
Под кирпичным сводом – вместо лампы – железное кольцо со свисающей петлей из каната – второй конец каната прикреплен к колесу с ручкой, вбитому в стену.
Справа – железная дверь, слева – железный стол.
Посреди каменного пола – деревянный стол.
Слева от стола – табурет, справа – венский стул.
На столе – включенная железная лампа.


                1-ый  ДИАЛОГ
 
Дверь распахивается.
Входит ЛЕОН с разбитым лицом, в порванной рубашке, в наручниках.
Следом входит ДЕКСЛЕР.
ЛЕОН смотрит на петлю, оборачивается к колесу с ручкой, снова оборачивается к петле...
ДЕКСЛЕР. На табурет садись.
ЛЕОН идет к деревянному столу, смотрит на табурет, подходит к венскому стулу, садится, достает из кармана платок, вытирает кровь с разбитого лица...
Ты это... (обернувшись на дверь) слышь, Леон?.. Может что... передать кому?.. Ты только скажи... я...
ЛЕОН. Кому?
ДЕКСЛЕР. Мамой клянусь, Леон...
ЛЕОН. Гестаповцам или эсэсовцам?
ДЕКСЛЕР. Ну зачем так, Леон? Ну зачем ты... Мы... мы с тобой на одной стороне... Мы с тобой...
ЛЕОН. На какой?
ДЕКСЛЕР. Леон... (обернувшись на дверь). Мы с тобой... евреи...
ЛЕОН. В семье не без урода...
ДЕКСЛЕР. А что я должен был делать? Что?!
ЛЕОН. Утопиться! еще в детстве.
ДЕКСЛЕР. А больная мать? Если б не я!.. ее б... А племяшки две? Ты их кормить будешь? Не все такие, как ты, Леон! Простые люди – просто хотят выжить!
ЛЕОН. Иди – выживай.
ДЕКСЛЕР. Леон, послушай, я, конечно...
ЛЕОН. «Конечно»!
ДЕКСЛЕР. Но я – последний, кому ты можешь еще...
ЛЕОН. Пшел вон!
ДЕКСЛЕР. Тот, кто придет после меня, Леон... (обернувшись на дверь). Брюкнер этот, «доктор»... глаза, говорят – столовой ложкой...
ЛЕОН (встает). Стулом или табуретом?
ДЕКСЛЕР. Леон...
ЛЕОН. Выбирай, «еврей»!
ДЕКСЛЕР. Ты... ты не очень тут, не очень, Леон... Может... все ж таки... жене, Леон...
ЛЕОН смотрит на табурет, на стул. Подходит к табурету, поднимает за ногу, поворачивается к ДЕКСЛЕРУ.
Дурак ты, Леон! Дурак! (Выходит, захлопывая дверь).
ЛЕОН ставит табурет, смотрит на петлю, садится на стул, вытирает лицо...

Дверь открывается.
ЛЕОН оборачивается.
Входит ГЕНРИХ в очках, элегантном костюме с кожаным портфелем.
ГЕНРИХ. Добрый вечер. (Закрывает дверь, осматривается, идет к железному столу, ставит портфель на стол). На улице дышать нечем, а тут... (Подходит к деревянному столу). Вы как?.. (Достает из кармана пиджака круглую фляжку, два стограммовых металлических стаканчика, ставит на стол. Достает из кармана пиджака плитку шоколада, разрывает обертку, разламывает шоколад, кладет на стол).
ЛЕОН смотрит на фляжку, на шоколад...
Бельгийский. А коньяк – французский. (Разливает коньяк). Ни такой коньяк, ни такой шоколад мы, немцы, еще не научились делать, увы...
ЛЕОН смотрит на ГЕНРИХА.
Знаете, где мне предложили купить этот коньяк и шоколад?.. В вашем Виленском гетто. А также отличные гаванские сигары, но я отказался – не курю, и за очень умеренную плату – некую Рахель, актрису вашего театра, которая, как меня убеждали, делает чудеса в постели. Это не я сказал, а ваши...
ЛЕОН. Убедились?
ГЕНРИХ. Увы. От чудес, как и от сигар – тоже пришлось отказаться. Потому что жену люблю... А как бы вы поступили на моем месте?.. Вы...
ЛЕОН. Я. никогда. не буду. на вашем месте.
ГЕНРИХ. И в этом – вы абсолютно правы, но... Вы тоже не курите, насколько я знаю, и тоже любите свою жену... Выпьем за здоровье наших жен? (Поднимает стаканчик). Или... вы не будете пить с незнакомым немцем?.. За жен, Леон?
ЛЕОН (встает, всовывает в карман платок, берет стаканчик). Если за жен... то мне без разницы, с кем пить. (Поднимает стаканчик). Хоть с «незнакомым немцем», хоть со знакомым папуасом.   
ГЕНРИХ (смеется). Я – за мою Грету. (Выпивает).
ЛЕОН выпивает.
Присаживайтесь. Любите шоколад?
ЛЕОН садится.
Угощайтесь.
Закусывают шоколадом.
ГЕНРИХ разливает коньяк.
А второй тост – я хотел бы поднять за евреев. За ваших соплеменников, Леон. Позвольте, я буду называть вас так, как вас называют ваши товарищи по оружию. А меня зовите Генрих. Или доктор Генрих. Я – не из гестапо и не из СС. Я – из Берлинского университета. Поэтому не собираюсь спрашивать вас, Леон, о вашей подпольной деятельности. Я занимаюсь наукой, поэтому меня интересуют совсем другие вещи. Понимаете? 
ЛЕОН. Какой наукой?
ГЕНРИХ. Антропологией. Этнологией... расами, нациями, народами... Лично меня интересуете вы, евреи. Потому что если взглянуть на некий, скажем так, общий рентгеновский снимок человечества как такового, то можно увидеть, что вы евреи, именно вы, на этом общем рентгеновском снимке – как кость в горле у всего остального человечества. Простите за откровенность. И я хочу понять – почему? Почему мы, немцы, скажем так, «хирургическими щипцами» решились вырвать, наконец, из тела человечества эту «кость», называемую еврейством. Еще раз простите, что говорю столь нелицеприятные вещи, но... суть моей работы заключается не в том, чтоб «вырвать», а в том, чтобы «понять». Поэтому вашей еврейской крови на моих немецких руках нет. (Поднимает стаканчик). Выпьем за ваших соплеменников, Леон. За евреев. А потом я объясню, зачем я пришел... За евреев, Леон! Пожалуйста.
ЛЕОН (встает). «За кость в горле». (Чокается с ГЕНРИХОМ).
Выпивают.
ГЕНРИХ. Угощайтесь.
ЛЕОН. «Спасибо».
Закусывают шоколадом.
ГЕНРИХ разливает коньяк.
ГЕНРИХ. Присаживайтесь... Скажите, Леон, вы верите в случай?.. В случай?
ЛЕОН (садится). Смотря в какой.
ГЕНРИХ. Когда занимаешься наукой и... скажем так, выходишь на путь некой теории, понимаешь... что этот путь верен только тогда, когда... во-первых, материал сам идет тебе навстречу: вдруг находишь необходимую тебе книгу или встречаешь человека, который может, например, либо подтвердить твою научную теорию, либо заставить в ней усомниться. Не знаю, как вы, а я убеждался в этом не раз и не два. Во-вторых. Всегда надо быть честным, то есть доказательно убедительным, даже если ты... скажем так, исследуешь врага. Представьте себе: еще вчера утром я был в Варшавском гетто, а сегодня вечером – в вашем Виленском. И кого я встречаю? Вас, Леон. Еврея, чей поступок никак не укладывается в мою теорию. И я хочу понять: почему? Поэтому я не могу назвать случайной мою встречу с евреем подпольщиком, которого, как мальчика за руку, подвели к краю пропасти – к необратимой и мученической смерти... Как сказал поэт... «в том, что ты появился на свет, твоей заслуги, дружок мой, нет», а вот... как ты будешь умирать... ради кого? ради чего? – вот это уже касается лично тебя и это очень интересно. Особенно, если (как в случае с моей теорией) этот человек – еврей. Если вы, подпольщик Леон, ответите на мои вопросы, (не связанные с вашей подпольной деятельностью), то я, доктор Генрих, облегчу вашу участь. Я – не шучу.
ЛЕОН. Неужели?
ГЕНРИХ. Спасти вас от смерти, – не в моей власти, но... облегчить вашу участь – я могу... Не верите?
ЛЕОН. Нет.
ГЕНРИХ. Правильно. Потому что в е р а – не моя епархия. В науке главное – аргументы, простые и убедительные, как два плюс два. Вы откровенно отвечаете на мои вопросы, касающиеся вас, евреев как нации, как народа, а я – облегчаю вашу участь. Как вам такой «гешефт»?.. Если откажитесь, я пойму и уйду... Слово за вами.
ЛЕОН. А как «ученый немец», может «облегчить участь еврея смертника»?
ГЕНРИХ. Может. И я вам это докажу. Как два плюс два. Но... прежде вы, Леон, откровенно ответите на мои вопросы. Если будете лгать, я почувствую. Если я солгу...
ЛЕОН. Я – почувствую. Перед «мученической» и какой там еще?..
ГЕНРИХ. Необратимой...
ЛЕОН. Сами лгали бы? Перед такой смертью. «Необратимой и мученической»?.. Лгали бы?
ГЕНРИХ. Не знаю. Хотя нет - перед смертью...
ЛЕОН. Спрашивайте.
ГЕНРИХ. Хочу вас предупредить, что отвечать придется врагу. Это во-первых. Во-вторых. Лгать врагу, может быть, и выгодно, и вы об этом наверняка знаете, как, впрочем, и я, но вот понять что-либо о мире, в котором мы с вами пока еще живем, и о самом себе, путаясь во лжи – невозможно. Как невозможно, путаясь во лжи, что-либо доказать или что-либо опровергнуть. Науке нужна правда, факты, доказательства...
ЛЕОН. Спрашивайте.
ГЕНРИХ. Сначала предлагаю выпить за откровенность. Мне нравится, как мы, враги, пошли навстречу друг другу. (Поднимает стаканчик). За откровенность, Леон. Присоединитесь?
ЛЕОН поднимает стаканчик.
Прекрасно. (Чокается с ЛЕОНОМ).
Выпивают.
Закусывайте. У меня есть еще одна плитка шоколада и еще одна фляжка. Я запаслив...
ЛЕОН. Как еврей. (Закусывает шоколадом).
ГЕНРИХ. Было у кого учиться. (Разливает остатки коньяка). Особенно в последние лет пятьдесят, когда мы, немцы, в Германии дали вам, евреям, такие же права, как и себе...
ЛЕОН. Чтоб потом отобрать даже право на жизнь...
ГЕНРИХ. Ответ на этот вопрос у меня есть, Леон. Как и ответы на многие другие вопросы, но... кое-что не вписывается в мою теорию, и это «кое-что», касающееся евреев, я хотел бы прояснить. Поможите?
ЛЕОН. Я не раввин, чтоб...
ГЕНРИХ. А меня не интересуют раввины, Леон. Ни раввины, ни хасиды, ни каббалисты – с ними я уже беседовал, не раз и не два. В данном конкретном случае меня интересуют ответы не иудея, а простого еврея подпольщика. Поделитесь? (Улыбается). Как я с вами – коньяком и шоколадом.
ЛЕОН. Спрашивайте.
ГЕНРИХ. Почему вы сдались гестапо, Леон?.. Почему еврей добровольно обрекл себя на мученическую смерть?.. Я помогу вам с ответом, поскольку кое-что узнал о вас. Например, ваши настоящие имя и фамилию, но... сейчас я о другом. Поправьте меня, Леон, если я буду не прав. Когда в югенрате вашего Виленского гетто узнали о готовящемся восстании и о том, что вы, руководитель восстания, находитесь сейчас в гетто, эти ваши... еврейские люмпены с Декслером во главе схватили вас, чтоб сдать гестапо, так?.. Леон?..
ЛЕОН. Это вопрос?
ГЕНРИХ. А потом ваши друзья подпольщики отбили вас, но... потом вынудили сдаться гестапо. Так?.. 
ЛЕОН. Никто. меня. не вынуждал.
ГЕНРИХ. Значит, вы сдались сами? Да, Леон?
ЛЕОН. Да.
ГЕНРИХ. Почему?.. Это вопрос?
ЛЕОН. Чтоб ваши эсэсовцы не уничтожили гетто. Как уничтожили детей, женщин и стариков первого Виленское гетто.
ГЕНРИХ. И это ваше гетто тоже уничтожат. Сдались бы вы или нет, будет восстание или нет – Виленское гетто все равно будет уничтожено. Не завтра, так через месяц, через полгода. Вопрос об окончательной ликвидации всех еврейских гетто на территории рейха, как и о ликвидации всех евреев – решен еще год назад. Окончательно и бесповоротно. Этот... скажем так, ящик Пандоры – уже не закроешь. Почему вы сдались, Леон?..
ЛЕОН. Я ответил.
ГЕНРИХ. Это вам Декслер сказал, что если вы сдадитесь гестапо, гетто не тронут? Или Генс, который уже второй год торгуется с эсэсовцами: две тысячи евреев послать на расстрел в Понары или полторы? Кому вы поверили, Леон? Этим вашим иудам?. А ваши подпольщики?..
ЛЕОН. Два батальона эсэсовцев стоят за воротами гетто...
ГЕНРИХ. И что? Штурмбаннфюрер Мурер – не идиот, это первых, я его знаю. Во-вторых, нет у него таких полномочий – именно сейчас уничтожить ваше Виленское гетто. Вот если бы вы, подпольщики, подняли восстание, убили хотя б одного немца, тогда, конечно, эсэсовцы Мурера уничтожили бы ваше гетто не задумываясь. Как это было в Варшаве. Но ваше Виленское гетто, Леон, еще не выполнило все те задачи, которые были перед ним поставлены. Ради чего уничтожать тысячи работающих на рейх евреев? Ради кого? Ради вас? Ради одного подпольщика? Не льстите себе, Леон. Ваши еврейские иуды – эти Генс с Декслером обманули вас, как мальчишку. Ваша жертва – по сути – бессмысленна, вы это понимаете? Я другому удивляюсь: почему Мюрер под мнимой угрозой уничтожения всего гетто, не выдвинул перед Генсом и Декслером требование сдачи всего подполья. Ваши друзья подпольщики сдались бы гестапо, как вы, или нет?.. Почему они козлом отпущения сделали именно вас?..
ЛЕОН. Никто. меня...
ГЕНРИХ. На что они рассчитывали, эти ваши подпольщики? На то, что именно вы под пытками никого не выдадите? Леон, я лишь пытаюсь понять... 
ЛЕОН. Я вам не верю.
ГЕНРИХ. А разговор не идет о ве-ре! Мы договорились не лгать один другому, так или нет? Поэтому повторю еще раз: ни завтра, ни послезавтра ваше Виленское гетто не уничтожат, и не потому, что вы сдались гестапо, а потому что уничтожение гетто сейчас – несвоевременно и нерационально. Повторю еще раз: в отличие от ваших иуд, у которых руки по локоть в крови ваших же евреев... 
ЛЕОН. Это ваши эсэсовцы заставили!..
ГЕНРИХ. Вас же, Леон, никто не заставлял! Стрелять в своих же евреев! Наоборот! Но!.. чего не сделаешь, чтоб выжило ваше образцово-показательное Виленское гетто! С прекрасными пошивочными мастерскими для армии вермахта, с отлично поставленной контрабандой, с ресторанами, борделями, театром, с почти симфоническим оркестром и голодными детьми у помоек. Как будто нет и не было никакой войны, нет и не было никакого гетто. Ваши евреи даже живут на тех улицах и тех же домах, что и до войны. Я не прав?
ЛЕОН. И что?
ГЕНРИХ. Один еврей, профессор Краковского университета сказал мне о том, что у вас, евреев, есть одна просто-таки нечеловеческая страсть – выжить любой ценой. Любой! «Даже если оставят одного еврея, которого будут возить в клетке по городам и весям, показывая всем – вот он каков, еврей, смотрите, каждый из нас будет надеяться, что этим последним евреем будет именно он». Это не я сказал, это профессор...
ЛЕОН. Это вы – вы вынудили!..
ГЕНРИХ. Позвольте! с вами не согласиться, Леон. Простите, что снова вас перебиваю. Мы, немцы не «вынудили», а наконец-то – и самым наглядным способом – показали другим народам Европы, к а к выдернуть из горла эту заразную еврейскую кость, которая не дает нам, немцам, и другим народам Европы – свободно дышать. И народы Европы поддержали нас, немцев, а не вас, евреев. Я своими глазами видел, как в восставшем Варшавском гетто поляки, наблюдавшие за тем, как на евреев сбрасывают бомбы, расстреливают их из танков и гаубиц, заворачивали в гетто тех, кто пытался вырваться из этого кровавого пекла. Назад – в пекло! Простые поляки, Леон. И если мы, немцы, до конца не уничтожим, вас, евреев Европы, вас добьют другие народы – те же поляки, литовцы, русские. Потому что на протяжении всей истории все человечество смотрит на вас, евреев, вернее, в вас – как в некое метафизическое зеркало, в котором видит все самое отвратительное, самое гнусное, самое мерзкое, что есть в нем самом, в человечестве и в человеке как таковом...
ЛЕОН. А как насчет аргументов, «доктор» Генрих?
ГЕНРИХ. Иудство, например. Иудей и Иуда – слова одного корня. У нас, немцев, тоже были предатели и есть, конечно, и еще какие, но... первыми Иуду выродили именно иудеи. Они за-ра-зи-ли другие народы этим вашим иудством – это во-первых. Во-вторых. Это тайное ползучее иудейское желание подмять все прочие народы под себя, подчинить себе...
ЛЕОН. Чья бы корова мычала...
ГЕНРИХ. В отличие от вас мы, немцы, ничего не скрываем. Мы открыто объявили вам, евреям, войну. И объяснили почему. И в-третьих. Эта ваша... животная страсть выжить любой ценой, любой! И тут – я встречаю вас, Леон, «еврея, идущего на смерть ради других». Этакую, простите меня, бледную копию еврейского христа...
ЛЕОН. Ба! Вы разглядели нимб над моей разбитой башкой?
ГЕНРИХ. Нет, но... ценю ваш юмор висельника. А потому расскажу вам одну историю об одном еврее, похожем на вас.
ЛЕОН. А что – есть еще такой?
ГЕНРИХ. Был. Говорят. И тоже – мало походил на хрестоматийного христа. Я уже говорил вам о том, что еще позавчера был в Варшавском гетто и там узнал об одном старом еврее – директоре детского дома. Сначала ему свои, евреи, предложили вывести его из гетто и спрятать – это было еще до восстания – потом, когда пришел приказ об уничтожении детского дома, кто-то из наших немцев-предателей – впоследствии его нашли и расстреляли – предложил этому еврею учителю сохранить жизнь. Его работы по педагогике, оказывается, переведены на несколько европейских языков и, говорят, замечательны. Не знаю, не читал. И что сделал этот старый еврей? Отказался. Наотрез! И поехал вместе со своими воспитанниками в Треблинку – это лагерь смерти – и там сам повел 200 детей в газовую камеру. Которую, кстати, придумал один ваш еврей, как и печь, которую придумал другой ваш еврей. В которой потом и сожгли трупы этого учителя и его учеников. Разве после этого можно сказать, что моя встреча с вами, Леон, случайна? Я так не думаю. И если про того варшавского учителя я знаю с чужих слов, и было ли все так на самом деле или нет, то вас, Леон... я вас вижу прямо перед собой. Потому хочу предложить следующий тост. За вас, Леон (поднимает стаканчик). За то, что... У вас кровь, Леон...
Из носа ЛЕОНА капает кровь – на губы, подбородок, рубашку...
ЛЕОН зажимает рот.
Запрокиньте голову! (Ставит стаканчик на стол).
ЛЕОН запрокидывает голову.
ГЕНРИХ достает из кармана платок.
Держите.
ЛЕОН. Не надо. (Достает из кармана платок, вытирает рот, зажимает нос).
ГЕНРИХ. Проблемы с сердцем?.. У моего отца было больное сердце и... у него часто шла носом кровь...
ЛЕОН. Как?..
ГЕНРИХ. Что, простите?
ЛЕОН. Как его звали?
ГЕНРИХ. Кого? Отца?
ЛЕОН. Учителя. Фамилия?
ГЕНРИХ. Вас интересует настоящая фамилия или... как у вас?..
ЛЕОН. Настоящая.
ГЕНРИХ. Айн момент. (Достает из кармана пиджака блокнот, открывает, листает). Эти ваши еврейские фамилии... Вот. Эрш Хенрик Гольдшмит.
ЛЕОН. Гольшмит?
ГЕНРИХ. Именно. Гольшмит. Эрш Хенрик...
ЛЕОН (встает, берет стаканчик). За Гольдшмита. (Выпивает).
ГЕНРИХ. А я – за вас, Леон. (Выпивает)... У вас снова кровь. Сядьте и запрокиньте голову.
ЛЕОН садится на стул, запрокидывает голову, шмыгает носом, зажимает нос и рот.                ГЕНРИХ прячет блокнот в карман, закусывает последним куском шоколада.
У меня есть еще вопросы, Леон. (Прячет в карман фляжку, комкает обертку шоколада, прячет в карман). Новая порция – в моем плаще. Я скоро. (Идет к двери. На пороге – оборачивается). Не опускайте голову. (Выходит, захлопнув дверь).
ЛЕОН сидит на стуле, запрокинув голову и шмыгая носом.


                2-ой  ДИАЛОГ

(Через несколько минут).
Дверь открывается, выглядывает ДЕКСЛЕР.
ЛЕОН оборачивается.
ДЕКСЛЕР. Опять кровь?
ЛЕОН. Пошел к черту. (Отворачивается).
ДЕКСЛЕР. Этот Брюкнер, Леон... он уже здесь, оказывается. В костюмчике, с портфельчиком. Я думал, у него плащ через руку – нет, фартук. Кожаный, с воротником и до пят. Коньячок достал, шоколад...
ЛЕОН поворачивается к ДЕКСЛЕРУ.
Так зыркнул на меня... Пока он выпивает и закусывает, ты еще можешь... слышь...
ЛЕОН. Пшел вон.
ДЕКСЛЕР. Дурак ты, Леон. Дурак. (Выходит, захлопывая дверь).
ЛЕОН поворачивает голову к пустому столу, залитом светом лампы, оборачивается к железному столу.
На столе – кожаный портфель.
ЛЕОН оборачивается к двери... отворачивается.

Дверь открывается.
Входит ГЕНРИХ.
Закрывает за собой дверь, подходит к деревянному столу, достает из кармана пиджака фляжку, ставит на стол, достает плитку шоколада, разрывает обертку, разламывает шоколад, кладет на стол.
ГЕНРИХ. Как ваш нос? (Разливает коньяк). Продолжим?.. Или?..
ЛЕОН. Продолжим. «Доктор» Брюкнер.
ГЕНРИХ. ... Наслышан, как же. Потому и хочу облегчить вашу участь. Знаете, одно дело, когда ты в своем кабинете отдаешь приказ уничтожить тысячи евреев, как это делает доктор Геббельс, и совсем другое дело – лично, паталогически жестоко, отнимать жизнь у одного конкретного еврея. Как это делает этот (оборачивается к двери) «доктор» Брюкнер. «Доктор», представляете? Садист и выродок. Которому, кстати, без разницы – еврей ты, немец, литовец или... папуас.
ЛЕОН. И как это вы, немцы... «выродили» из себя такого садиста?.. Или он еврей?
ГЕНРИХ. Нет. Брюкнер немец, насколько я знаю, но... если покопаться в его биографии, поискать, как следует...
ЛЕОН. ... найдем еврея...
ГЕНРИХ. Или еврейку – причину его нынешнего паталогического садизма...
ЛЕОН (смеется). Там, где нормальные люди «ищут женщину», вы, немцы, нет, не немцы – нацисты – ищите еврея...
ГЕНРИХ. И находим – вот что самое интересное. Перелистывая страницы истории, изучая все беды, обрушившиеся на человечество, в поисках причин этих бед всегда натыкаешься не на мифическую Елену Прекрасную, а на конкретных иудеев...
ЛЕОН. Браво! Браво нацистской «науке»!
ГЕНРИХ. Расскажу вам еще одну поучительную историю. Не против?
ЛЕОН. Валяйте!..
ГЕНРИХ. Она произошла у нас, в Германии, в позапрошлом веке, в одном маленьком городке у моря. Накануне вашего Пурима пропал маленький немецкий мальчик, любимец города. Его отец... судовладелец, если не ошибаюсь, обвинил во всем евреев...
ЛЕОН. Ну куда мы с нашей мацой без вашей «христианской» детской кровушки...
ГЕНРИХ. Начался погром. Сначала растерзали двух самых ненавистных в городе ростовщиков, а заодно и еще несколько десятков еврейских семей. А через месяц... оказалось, что мальчик – жив-здоров, а его отец был «в долгах, как в шелках» у этих двух растерзанных ростовщиков. Прекрасное решение финансовой проблемы, не находите? А теперь спросите меня...
ЛЕОН. Судовладелец был евреем.
ГЕНРИХ. Вы прозорливы, как древнегреческая пифия...
ЛЕОН. Еврейка?
ГЕНРИХ. Что, простите?
ЛЕОН. Если «покопаться в биографии» этой древнегреческой пифии, «поискать, как следует» – еврейка.
ГЕНРИХ (смеется). Иудейка – так было бы точнее.
ЛЕОН. А есть разница?
ГЕНРИХ. Еще какая. Но... вернемся к нашему судовладельцу...
ЛЕОН. Еврей или иудей?
ГЕНРИХ. Выкрест. И что вы на это скажите?
ЛЕОН. В семье не без урода...
ГЕНРИХ. Вот тут мы с вами принципиально расходимся, Леон. Вы считаете, что ваша еврейская семья, ваш народ, как все другие народы, традиционно – «не без урода», а я считаю всю вашу еврейскую семью, весь ваш народ – уродами, простите врага за откровенность. За редким, может быть, исключением. Поэтому меня, Леон, не интересует подноготная садиста немца Брюкнера – я не психиатр, я не занимаюсь выродками, меня интересуют другие – такие, как вы, Леон. Которые, может быть, и оказываются исключениями, но... исключениями, лишь подтверждающими правила...
ЛЕОН. Какие «правила»? Научные? или антисемитские фантазии?
ГЕНРИХ. Мне понятно, почему вы взялись за оружие, понятно, против кого. Теперь понятно – ради кого жертвуете собой и кто вас подставил. Мне непонятно другое: ради чего? Я поясню. Вы коммунист?.. Леон?.. 
ЛЕОН. И что?
ГЕНРИХ. Выпьем за ваших друзей коммунистов. (Поднимает стаканчик). Или вы не будете пить за собратьев по партии?
ЛЕОН. Давайте без тоста.
ГЕНРИХ. Хорошо. (Ставит стканчик на стол). Скажите, Леон, почему вы, еврей, не стали сионистом? не вступили в Бунд или в «Бейтар»? Почему вы вступили в коммунистическую партию? Еще до войны с нами, немцами. Чем вас так пленили коммунисты, Леон?..
ЛЕОН. А вас – ваши нацисты?
ГЕНРИХ. Вопросом на вопрос, Леон?
ЛЕОН. Вы член партии, доктор Генрих?
ГЕНРИХ. Я вступил в партию, когда вернулся из «ЭСС-ЭСР» – родины ваших друзей коммунистов. Я хотел посмотреть, как они строят «справедливое общество». Я понимал, что ваши «коммунистические идеалы» – плагиат христианских, без Христа, конечно, ну а христанские идеалы для нас, европейцев – это... как та пресловутая жена Цезаря. Но... увидев,  к а к  ваши собратья по партии воплощают свои «идеалы» в жизнь... Вы были на родине ваших соседей, строящей коммунизм? У меня нет такой информации о...
ЛЕОН. Нет.
ГЕНРИХ. В одном советском концлагере меня, знаете ли, как обухом по голове ударили...
ЛЕОН. Евреи?
ГЕНРИХ. Что, простите?
ЛЕОН. Ну это же они, треклятые, придумали концлагеря, да?
ГЕНРИХ. Нет, Леон. Первые концлагеря, насколько я знаю, создали англичане во время англо-бурской войны. А в том советском концлагере – начальником которого, кстати, был еврей, каким-то чудом уцелевший после всех сталинских чисток – меня поразила мысль о том, что нацизм – не только наш немецкий – европейский – возник (не без вашей иудеской подачи), как хирургический ответ на ваше больное коммунизмом еврейство – как уже на очевидную раковую опухоль.
ЛЕОН. А как насчет аргументов?..
ГЕНРИХ. А кто заразил человечество коммунизмом? Ваши тайные вожди – иудеи, и с этим, Леон, не поспоришь. И вырезать эту вашу раковую опухоль можно только...
ЛЕОН. Чумой.
ГЕНРИХ. Что, простите?
ЛЕОН. А что такое ваш «европейский нацизм» как не чума?
ГЕНРИХ. Вот видите, Леон, участниками и свидетелями какой исторической операции нам с вами доводиться быть. Раковую опухоль на теле человечества приходиться вырезать чумовым скальпелем.
ЛЕОН. А неразумное человечество раз – с койки! табурет в руки – и лоб! Нацистскому доктору с «чумовым скальпелем» в руке! «Поправьте меня, если я не прав».
ГЕНРИХ. Именно потому что – не-ра-зум-но-е. Если против чумы лекарство уже найдено, то вот против вашего еврейского коммунистического рака кроме нацизма – пока что других лекарств нет. Ответьте мне на один вопрос, Леон. Почему иудеи, заразив человечество раком коммунизма, обратились за помощью к нашим европейским нееврейским докторам? Хотите аргументов?
ЛЕОН. А есть такие?
ГЕНРИХ. Кто, зная об антисемитских взглядах нашего фюрера, дал ему деньги на штурмовые отряды? Чтоб он разогнал ваших коммунистов, которые и у нас в Германии такими же советскими концлагерями сначала уничтожили бы родословную знать, потом буржуазию, потом интеллигенцию, а потом и простой народ, который на своей шкуре, как русский, почувствовал бы «воплощение» в жизнь этих ваших коммунистических «идеалов». Позвольте, Леон, я задам вам один неприяный вопрос? Не против?
ЛЕОН. А вы задаете «приятные» вопросы?
ГЕНРИХ. Я хочу понять...
ЛЕОН. А по-моему, вы уже все «поняли», «доктор» Генрих…
ГЕНРИХ. Вы составляли списки тех людей, кого занявшие Вильно ваши советские коммунисты, перед самой войной угнали в Сибирь? Вы же тогда, в 40-ом, были профсоюзным лидером...
ЛЕОН. Я. не составлял. никаких списков...
ГЕНРИХ. И не подписывали?..
ЛЕОН. Бросил на стол партбилет! (Отворачивается).
ГЕНРИХ. А почему вас не арестовали?.. Леон?..
ЛЕОН. Не нашли!
ГЕНРИХ. Так вы не член партии?
ЛЕОН. В отличие от вас!
ГЕНРИХ. Вы не перестаете меня удивлять, Леон. Если вы сейчас скажите мне о том, что предупредили тех евреев, которых занесли в списки...
ЛЕОН. При чем тут евреи! В этих списках евреи... были... в «подавляющем меньшинстве»!
ГЕНРИХ. Ах вот как.
ЛЕОН. Именно так!
ГЕНРИХ (поднимает стаканчик). Давайте выпьем за тех, Леон, кого вы пытались спасти тогда – в 40-ом и сегодня – в 43-ем. Присоединитесь?.. За невинно убиенных, Леон.
ЛЕОН поднимает стаканчик, выпивает.
Закусывайте.
ЛЕОН. Не хочу. (Смотрит, как ГЕНРИХ выпивает, закусывает шоколадом). А чем вам –  лично вам – так досадили евреи, «доктор» Генрих?
ГЕНРИХ. Ни-чем. Я не могу назвать ни одного еврея, который причинил бы мне – лично мне – хоть малейшее зло. Намеренно. Я вам больше скажу: единственный друг моего отца, а они дружили до самой смерти – был чистокровным евреем. Как мой отец – чистокровным немцем. Они оба в Берлинском университете преподавали историю и археологию и однажды решили заняться собственной генеалогией и выяснили: что Йозеф – это друг моего отца, еврей – родом из андалусских раввинов, а мой отец Фридрих – из баварских судей. Представляете?
ЛЕОН. Как же мне повезло. Перед смертью встретить «чистокровного арийца».
ГЕНРИХ. Именно «чистокровного»...
ЛЕОН. А вам, Генрих – не повезло: ни с конкретным евреем врагом, ни с евреем другом, как повезло вашему отцу. Потому и стали антисемитом, да?
ГЕНРИХ. Нет. Знаете, до того, как поступить в университет на антропологию, я был юдофилом...
ЛЕОН. Неужели?
ГЕНРИХ. Из-за Йозефа, конечно – друга моего отца. Я все никак не мог понять, за что же немцы – и не только немцы – так не любят евреев, не-на-ви-дят – за что? А когда понял...
ЛЕОН. Стали антисемитом. Поздравляю.
ГЕНРИХ. Антисемитизм, Леон, как и нацизм, как и коммунизм – это не наука, как антропология, например. Это только повод для размышления, основа для создания научной антропологической теории. Феномен нашего фюрера не в том, что он инстинктивно нащупал истинного врага человечества – не без подачи ваших иудеев, которые гораздо доказательнее фюрера и говорили, и писали о вас, евреях – а в том, что он, Гитлер, впервые в истории человечества обьявил вам, евреям, настоящую войну...
ЛЕОН. Ах, ему подсказали, значит...
ГЕНРИХ. Тотальную войну на уничтожение. Не  и з г н а н и е: как египтяне, римляне, испанцы, англичане, австрийцы, а  у н и ч т о ж е н и е! Еще год-два и в Европе евреев почти не останется. Такого в истории человечества еще никогда не было...
ЛЕОН. Ну разобьете вы это еврейское зеркало!.. или иудейское?
ГЕНРИХ. Иудейское.
ЛЕОН. И что? Что? Перестанете быть предателями? Перестанете считать себя «избранными арийцами-папуасами»? Что измениться, «доктор» Генрих?
ГЕНРИХ. Не знаю, Леон.
ЛЕОН. Ах, не знаете...
ГЕНРИХ. Но то, что в Европе что-то изменится – не сомневаюсь.
ЛЕОН. Что? что?
ГЕНРИХ. Человечество как таковое – вряд ли изменится, но... то, что наши европейские народы и нации – смогут лучше понять, кто такие иудеи, какова их подлинная цель, они, нации и народы, смогут уберечь себя и своих близких от новых иудейских человеконенавистнических проектов...
ЛЕОН. Каких-каких?..
ГЕНРИХ. И это  по-ни-ма-ни-е  мы, арийцы, им, народам и нациям...
ЛЕОН. Каких «проектов»?
ГЕНРИХ. Вспомните, например, самый убийственный иудейский закулисный проект под названием «христианство»...
ЛЕОН. Ну конечно! это ж мои предки распяли...
ГЕНРИХ. Не клевещите на своих предков, Леон. Не распяли, а осудили на смерть. Распинали наши. А ваши предки – эти иудейские апостолы – разнесли эту вашу «христианскую» заразу по всему миру...
ЛЕОН. Заразу? На ваших знаменах вон – «с нами Бог»!..
ГЕНРИХ. Это другой бог, Леон – это во-первых. Во-вторых. Никто не уничтожил столько христиан, сколько сами христиане друг друга – не язычники, не мусульмане, а сами христиане. Друг друга. С вашей иудейской подачи. Факт, с которым не поспоришь. Если сравнить количество евреев, уничтоженных христианами за всю историю христианства и христиан, которые...
ЛЕОН. Все! Я не собираюсь спорить с сумасшедшим! А я-то все гадал-думал, кто это меня так «просвещает» перед смертью...
ГЕНРИХ. Народ – весь немецкий народ – не может вдруг стать сумасшедшим, тем более один из просвещеннейших народов Европы, которого, кстати, поддержали другие европейские народы. Нас, немцев, повторяю, а не вас, евреев. Вспомните, кто еще до прихода войск вермахта в вашу Литву стал уничожать вас, евреев. И не потому, что литовцы прировняли вас, евреев, к коммунистам, все гораздо глубже. Достаточно проанализировать причины возникновения хотя бы последних европейских войн, чтоб сделать однозначный вывод...
ЛЕОН. Евреи!
ГЕНРИХ. Иудеи.
ЛЕОН. И вы не сумасшедший?
ГЕНРИХ. Вы просто много не знаете, Леон, и это понятно, потому что вы жили и занимались совсем другими делами. А я, как антрополог, занимаюсь проблемой иудейства и еврейства больше десяти лет! Уверен, вы ничего не слышали ни о теории самоненависти евреев, ни о иудейской теории «отрубания сухих ветвей»...
ЛЕОН. Ну где уж нам уж выйти замуж!..
ГЕНРИХ. И о многих других теориях. Я бы рассказал вам о них, Леон, но... времени нет, увы.
ЛЕОН. Нет, вы не сумасшедший, «доктор» Генрих, я ошибся, нет, не сумасшедший...
ГЕНРИХ. Ну, конечно, нет...
ЛЕОН. Вы ученый официант – вот вы кто!
ГЕНРИХ. Что, простите?
ЛЕОН. «Адольф, чего изволите»? – вот вы кто! Бред вашего сумасшедшего фюрера, нет, не бред, а убийства невинных людей вы, «доктор» – обслуживаете вашими «научными фантазиями о евреях и иудеях». Потому что это выгодно, да?..
ГЕНРИХ. Вы заблуждаетесь, Леон...
ЛЕОН. Нет, я попал в самую точку!..
ГЕНРИХ. Никуда вы не попали!..
ЛЕОН. Вы просто хотите «по-еврейски» «вы-жить»! как Генс и Декслер – вот и вся ваша «иудейская» теория!..
ГЕНРИХ. Ничего вы не поняли!..
ЛЕОН. Решили меня, еврея, перед смертью, «просветить» о «закулисных человеко-нена»... невина... ну это я даже не выговорю... «проектах» моего народа. Спасибо, «доктор» Генрих, вы очень «облегчили мою участь».
ГЕНРИХ. Вы заблуждаетесь, Леон!..
ЛЕОН. Наливайте! У «заблудшей овечки» созрел тост!
ГЕНРИХ. Леон!..
ЛЕОН. По полной, Генрих! Еврейский тост интересует, «доктор»? «Иудейских» не знаю, простите! А то с вашими вопросами «истинного арийца» мне, еврею-смертнику – полный швах получается! Может, хоть еврейский тост заинтересует! Наливайте-наливайте!
ГЕНРИХ разливает коньяк.
За вас, ученый «доктор» Генрих! (Поднимает стаканчик). За вашу «арийскую арию» в подвале Виленского гетто! Присоединитесь?
ГЕНРИХ. За вас, Леон! За юмор ничего не знающего висельника! (Чокается с ЛЕОНОМ).
ЛЕОН. Лехаим!
ГЕНРИХ. «Лехаим»!
Выпивают.
Закусывайте!
ЛЕОН. С удовольствием!
Закусывают шоколадом.
Но... как вы замечательно говорите это ваше «но». «Но»! у вас, нацистов-антисемитов, ничего не получится с нами, евреями... про иудеев промолчу... – на практике, а не в теории...
ГЕНРИХ. Уже получилось, Леон...
ЛЕОН. После Сталинграда ваш «тысячелетний рейх» зашатался, как колосс на глинянных ногах. «Поправьте меня, если я не прав»?
ГЕНРИХ. Я вам даже больше скажу. Никакого тысячелетнего рейха не будет, как не будет, кстати, и вашей коммунистической Советской империи, как не стало Российской империи, ибо все империи – колоссы на глинянных ногах. Об этом еще в вашем Ветхом Завете напророчено...
ЛЕОН. Потому что все эти «колоссы» поднялись на костях миллионов невинно убитых людей! Такую простую теорию вы не можете понять?
ГЕНРИХ. Могу! Но... вы, евреи, до сегодняшнего дня к этим костям имели только очень косвенное отношение. А вот после войны...
ЛЕОН. Думаете, вы победите?
ГЕНРИХ. Не думаю. Когда в войну вступит ваша иудейская Америка, тогда... моя, подставленная вашими иудеями, Германия падет. Если бы мы разгромили вашу иудейскую Англию, прежде чем развязали войну с вашими коммунистами... Я, конечно, не ваш «иудейский» пророк, но...
ЛЕОН. Очень смелый человек, «доктор» Генрих! Не боитесь так... «пророчествовать» в подвале гестапо?
ГЕНРИХ. Мы не в Берлине, Леон. У этих стен – ушей нет. Но! Я уверен, что останусь в живых только потому, чтоб посмотреть, какой урок наша Европа вынесет из этой войны. Войны, прежде всего, против вас – евреев. Хотя... как сказал один английский драматург, тоже, кстати, еврей: «история учит только тому, что ничему не учит», но..
ЛЕОН. Русский историк лучше сказал: «не учит, а как нянька наказывает за невыученные уроки».
ГЕНРИХ. Какой историк?
ЛЕОН. Кличевский, кажется, не помню.
ГЕНРИХ. Кличевский? Поляк? (Достает блокнот и ручку).
ЛЕОН. Русский, русский...
ГЕНРИХ. Кличевский? (Записывает, пошатываясь).
ЛЕОН. Русский, точно вам говорю. Хотя... «если покопаться в его биографии, поискать, как следует»...
ГЕНРИХ. Еврей!
ЛЕОН. Именно! Именно еврей!
Смеются.
ГЕНРИХ. Я поинтересуюсь этим вашим... русским евреем, обещаю. (Прячет блокнот и ручку). А сейчас, Леон... ахтунг! Мне осталось внести в нашу неслучайную встречу и в мою научную теорию последний штрих. (Разливает остатки коньяка). Как говорят русские: «на по-со-шок». Ибо (взглядывает на часы) время уже на исходе. Последний мой тост и... гешефт – мой вам ответный подарок. Вы заблуждались, Леон, называя – в том числе и мою «арийскую арию» – облегчением вашей участи. Нет. (Идет, пошатываясь, к железному столу, открывает портфель, достает бумажный пакет, рвет, достает белоснежную сорочку.) А я, надеюсь, не ошибся с размером. (Подходит с сорочкой к ЛЕОНУ). Какой запах, чувствуете, мм?.. Переодевайтесь. (Бросает сорочку ЛЕОНУ).
ЛЕОН. Зачем?
ГЕНРИХ. Ваша рубашка порвана и в крови. И пропахла потом, фу. А впереди у вас – еще одна встреча, Леон. Последняя, с садистом Брюкнером. Уверен, вы не захотите на этой... последней встрече выглядеть... недостойно. Поднимите руки. (Достает из кармана брюк ключ от наручников). Руки, Леон.
ЛЕОН, пошатываясь, поднимает руки, ГЕНРИХ отстегивает наручники.
Надевайте.
ЛЕОН. Зачем?
ГЕНРИХ. Наденете – скажу. А пока взгляну... тс-с-с... (идет к двери), что там делает наш друг Декслер. (Подходит к двери, оборачивается к ЛЕОНУ). Тс-с-с... (Рывком распахивает дверь... оборачивается к ЛЕОНУ). А я думал – подслушивает. Надевайте, Леон, надевайте. Вы же хотите понять, как я... действительно намерен... облегчить вашу участь. (Подходит в ЛЕОНУ). А я... я хочу быть честен с вами, Леон. Как и вы со мной. Наденете – объясню, в чем гешефт... Ну что вам стоит сменить рубашку, Леон? (Возвращается к двери). Декслер!..
ЛЕОН снимает рубашку...
На пороге появляется ДЕКСЛЕР.
ГЕНРИХ заслоняет от ДЕКСЛЕРА ЛЕОНА, снявшего рубашку.
Брюкнер здесь?
ДЕКСЛЕР. Так ждет не дождется уже...
ГЕНРИХ. Пять минут. Свободны.
ДЕКСЛЕР поворачивается, выходит.
ГЕНРИХ захлопывает дверь.
Оборачивается к ЛЕОНУ.
ЛЕОН застегивает пуговицы на белоснежной сорочке.
ГЕНРИХ подходит к столу, берет рубашку ЛЕОНА, идет к железному столу, засовывает рубашку в рваный бумажный пакет, всовывает пакет в портфель, застегивает портфель.
Возвращается к ЛЕОНУ.
Руки. Ну вы же не подставите меня, Леон?.. Руки!
ЛЕОН протягивает руки.
ГЕНРИХ застегивает наручники.
Садитесь.
ЛЕОН садится.
Сейчас... вас ждет последняя встреча в этой жизни, Леон, на которой... совсем другой «доктор» будет задавать вам... совсем другие вопросы. Если вас подвесят к этой петле даже с вывернутыми назад руками, вы... сможите зубами дотянутся до левого воротничка этой сорочки. Там ампула с цианистым калием. Мгновенная и безболезненная смерть. Это – единственное, чем я действительно могу облегчить вашу участь, Леон. Единственное, простите. Впрочем, может быть, ваши товарищи по оружию уже опередили меня? Это риторический вопрос, Леон. А теперь – последний тост. (Поднимает стаканчик). За наших отцов, Леон. Ваш, насколько я знаю, был простым рабочим, мой – профессором университета, я говорил. И если бы не они... если бы не наши матери, не наши предки, мы бы... никогда бы не встретились, Леон. В это... роковое для Европы и мира время. За отцов. Присоединитесь?.. Леон...
ЛЕОН встает, поднимает стаканчик.
«Лехаим»?
ЛЕОН. Лехаим.
Выпивают.
ГЕНРИХ. Люди, Леон, конечно, не рождается нацистами или коммунистами...
ЛЕОН. ... как немцами или евреями...
ГЕНРИХ. А кем же они?..
ЛЕОН. Людьми.
ГЕНРИХ. А, ну да, конечно. Человек рождается человеком... Пусть так. Но вот умирает человек...
ЛЕОН. Тоже человеком. Но для вашей «научной теории»... это не годится, не так ли, «доктор» Генрих?
ГЕНРИХ. Почему не годиться?
ЛЕОН (нащупывает ампулу на воротничке сорочки). Хотите убедиться, как еврей и бывший коммунист...
ГЕНРИХ. Хочу облегчить вашу участь, Леон...
ЛЕОН. Поживем-увидим.
ГЕНРИХ. Именно увидим. Вы сделали свой выбор, Леон. Осталось лишь одно – вписать ваше имя в историю.
ЛЕОН. Кому? Вам?
ГЕНРИХ. А кому еще, Леон?
ЛЕОН. Нет. Вы, «доктор» Генрих, и после нашей «неслучайной встречи» будете стряпать свою антисемитскую «научную теорию». Но только честно, Генрих! Аргументированно!
ГЕНРИХ. Леон...
ЛЕОН. «Не путаясь во лжи», Генрих!..
ГЕНРИХ. Леон!..
ЛЕОН. Обещаете смертнику? Аргументированно, Генрих!..
ГЕНРИХ. Обещаю!
ЛЕОН. Спасибо, Генрих! А настоящую историю, не «научную», а настоящую – напишут другие...
ГЕНРИХ. Какие «другие»?
ЛЕОН. Те, кого мы, подпольщики, вывели из вашего гетто...
ГЕНРИХ. Из вашего, Леон, из вашего...
ЛЕОН. Нет, «из вашего», «из вашего», Генрих! Это вы и такие, как вы, загнали нас, евреев, и не только евреев – людей, людей вы загнали к гетто! И те, кто выживут, а они выживут – и не только евреи – они напишут настоящую историю... и про того учителя, который с детьми пошел в вашу газовую камеру...
ГЕНРИХ. Леон...
ЛЕОН. Про людей, Генрих! И эта – настоящая история... будет костью в горле в вашей «научной теории». Эта история... 
ГЕНРИХ. Браво, Леон! Браво! (Хлопает в ладоши). Жаль, коньяка не осталось, а то... выпили бы за эту вашу... «настоящую историю». (Кивает на шоколад). Один кусочек вам, один мне, «на посошок».
ЛЕОН. Не хочу.
ГЕНРИХ забирает фляжку, стаканчики, комкает обертку с остатками шоколада, прячет в карман. Идет к железному столу, берет портфель, идет к двери.
Нечем возразить, Генрих?
ГЕНРИХ останавливается на пороге, оборачивается...
ГЕНРИХ. «Поживем-увидим». Как... умирает «че-ло-век». Спасибо за встречу, Леон. (Открывает дверь, выходит, оставляя дверь распахнутой).
ЛЕОН нащупывает ампулу на воротничке сорочки, поднимает голову к петле...
Опускает голову к столу, залитому светом лампы...
Садится на стул...
Выключает лампу.
Подвал погружается в темноту...
Из глубины распахнутой двери ударяет свет.
ЛЕОН оборачивается.
Встает со стула.
Идет к двери.
На пороге – оборачивается.
Выходит.



                3-ий  ДИАЛОГ

Дверь открывается, входит ГЕНРИХ с портфелем, оборачивается к двери.
ГЕНРИХ. Декслер!.. Дексле-ер!!. (Идет к деревянному столу, ставит портфель на стол.
Входит ДЕКСЛЕР с окровавленной сорочкой.
Вас только за смертью посылать! Ну!
ДЕКСЛЕР, шатаясь, подходит к ГЕНРИХУ, протягивает сорочку.
ГЕНРИХ (хватает сорочку). Не дышите на меня! (Щупает левый воротничок)...
ДЕКСЛЕР. Вы б такое, ик, видали... (отступает).
ГЕНРИХ бросает сорочку на стол, упирает в стол кулаки, поднимает голову к петле...
ГЕНРИХ. Что он... говорил?
ДЕКСЛЕР. А вы, ик, у Брюкнера вашего...
ГЕНРИХ. Молчать! (Оборачивается). Ты с кем говоришь, выродок?
ДЕКСЛЕР вытягивается  в струнку.
Ты с кем, тварь пьяная?.. Будь моя воля. я б вас. с невяжущим лыка Брюкнером. как бешенных собак. лично! Понятно?.. Я спросил!   
ДЕКСЛЕР (кивает). Ик...
ГЕНРИХ. Что? Леон говорил? в этой петле? (Показывает). Слово в слово. Ну!
ДЕКСЛЕР. «Отдайте рубашку доктору Генриху»! Все! А Брюкнер этот, ик... кто, говорит, этот «доктор Генрих»? А я, ик, откуда знаю?
ГЕНРИХ. Дальше!
ДЕКСЛЕР. Раз – из фляжки, на табурет и... пальцы Леону... пилой... Нет, ик, погодите, не рубашку, а сорочку, да, сорочку! Отдайте, говорит, «сорочку доктору Генриху»! «Сорочку»!
ГЕНРИХ. Дальше! (Отворачивается).
ДЕКСЛЕР. Леон... висит... кровища, ик... А Брюкнер этот... опять: кто такой этот «доктор Генрих»?.. Да не знаю я, говорю! Я, говорю, пойду, а он: стоять! Опять из фляжки, опять на табурет, ложку достал и... Леона за подбородок и... глаза ему, ик... (Достает из кармана бутылку, пьет из горла)...
ГЕНРИХ. Дальше.
ДЕКСЛЕР. Все. Леон... перестал орать. (Прячет бутылку). А зачем?.. Леон... ну, про сорочку?..
ГЕНРИХ (хватает сорочку, бросает, не глядя, ДЕКСЛЕРУ, указывает на железный стол). Воротником вверх! И вешалку принесите!
ДЕКСЛЕР. Чего?
ГЕНРИХ. Вешалку! Живо!
ДЕКСЛЕР. Вешалку?
ГЕНРИХ. Ну! (Оборачивается к ДЕКСЛЕРУ).
ДЕКСЛЕР, шатаясь, идет к железному столу, кладет сорочку на стол воротником вверх...
Ве-шал-ку!
ДЕКСЛЕР выходит, оглядываясь на ГЕНРИХА.
ГЕНРИХ поворачивается к столу, достает из портфеля чернильницу и ручку.
Идет к железному столу.
Что-то пишет на сорочке, чертыхаясь...
Заправляет ручку и снова пишет.

Входит ДЕКСЛЕР с вешалкой.
ГЕНРИХ. Сорочку – на вешалку, вешалку – в петлю.
ДЕКСЛЕР. Чего?
ГЕНРИХ (указывает на петлю). Вешалку с сорочкой – в петлю! Живо! (Возвращается к деревянному столу).
ДЕКСЛЕР (оборачивается на петлю). А зачем?..
ГЕНРИХ. Зарубите на носу, Декслер! Завтра все гетто должно узнать о том, что Леон не умер под пытками, а покончил с собой. Перекусил ампулу с цианистым калием. До того, как встретился с «доктором» Брюкнером. Понятно?.. Я спросил!
ДЕКСЛЕР. Какую ампулу?
ГЕНРИХ. С цианистым калием! Повторите! Ну!
ДЕКСЛЕР. С цианистым... А кровь на?..
ГЕНРИХ. Из носа потекла! Так всем и скажите! «Из носа потекла»! Повторите. Ну!
ДЕКСЛЕР. Из носа...
ГЕНРИХ. Перекусил ампулу – до пыток! Ну!
ДЕКСЛЕР. Перекусил ампулу... до пыток...
ГЕНРИХ. И если! хоть одна! еврейская шавка! тявкнет о том, что Леон не покончил с собой, а умер от пыток, я!.. я найду вас в том укромном уголке, который вы себе, Декслер, уверен, уже заготовили, после того, как ваше гетто... Так вот – я найду вас в этом «укромном уголке» и... (указывает на петлю). Лично! Понятно? Я спросил! Ну!
ДЕКСЛЕР. Понятно.
ГЕНРИХ. Вешайте! Подождите! (Подходит к сорочке, бьет кулаком по левому воротничку. Достает платок, вытирает руку, отбрасывает платок). Вешайте. (Возвращается к деревянному столу, прячет в портфель чернильницу и ручку).
ДЕКСЛЕР идет к колесу, крутит ручку, спускает петлю, натягивает на вешалку сорочку, вешалку – петлю, возвращается к колесу, крутит ручку.
За спиной ГЕНРИХА поднимается окровавленная сорочка с кривой надписью:               
ЕВРЕЙ КОММУНИСТ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ
ГЕНРИХ оборачивается на сорочку.
Черт...
ДЕКСЛЕР. Криво?
ГЕНРИХ. Читайте.
ДЕКСЛЕР. Чего?
ГЕНРИХ. Читайте!
ДЕКСЛЕР подходит к деревянному столу, оборачивается на сорочку.
ДЕКСЛЕР. «Еврей коммунист... покончил с собой»... А разве Леон коммунист?
ГЕНРИХ берет портфель, идет к двери.
На пороге – оборачивается.
ГЕНРИХ. Эту сорочку утром – на площадь, на виселицу. Чтоб вот так вот висела! чтоб все ее видели! Труп Леона – сжечь. Сейчас же! Понятно? Я спросил!
ДЕКСЛЕР. Понятно.
ГЕНРИХ распахивает дверь...
Доносятся звуки музыки.
ГЕНРИХ. Это еще что?..
ДЕКСЛЕР. Что?
ГЕНРИХ. Вы глухой?
ДЕКСЛЕР (прислушивается). А-а, так это... оркестр наш... они же... рядом тут... через улицу...
ГЕНРИХ (прислушивается)... Я вас предупредил, Декслер (указывает на вешалку). А пока... наслаждайтесь Моцартом... «человек». (Выходит, оставив дверь распахнутой).
ДЕКСЛЕР оборачивается на сорочку, на распахнутую дверь... снова – на сорочку, снова – на дверь...
Прислушивается к музыке... достает из кармана бутылку, допивает из горла...
Оборачивается на дверь... ставит бутылку на стол... поднимает руки и...
начинает танцевать...

Голос АВТОРА. Светлой памяти Ицхака Витенберга (Леона), командира подполья Виленского гетто, погибшего в гестапо 16 июля 1943 года.
Гибель Витенберга отсрочила уничтожение Виленского гетто на два месяца. За это время подпольщики Леона успели вывести из гетто больше сотни людей.