Запах пепла. Глава 4

Глава четвертая

17 августа 2017 и далее Санька
            
«Шерше ля фам, шерше ля фам…» Выдумали тоже – ищите женщину, она, мол, причина всех мужских проблем. Как бы не так! В себя загляни, придурок! А точнее, не в себя как такового, не в голову, грудь и даже живот с его якобы душесодержащей диафрагмой, а чуть пониже. Понял, блин? Все, все-все мало-мальски серьезные мужские неприятности и беды имеют один корень, и он у каждого мужика постоянно при себе. Если произошла с тобой какая-нибудь херня, оглянись, и убедишься: именно в тот момент ослушался голову, поддался на его, хера, херовые уговоры и посулы…

Примерно такие мысли, по большей части вслух, переполняли несущуюся по рассветному городу машину, но пересиливала одна, невысказанная: спешить бесполезно, все равно опоздал.

А накануне ничто не предвещало беды. Очередной ежегодный корпоратив, все как обычно – заказали кабачок, отлично посидели, пообщались, поплясали, даже попели. Попили, естественно. Он, правда, зная за собой некую не сказать слабость, а своего рода нестабильность, пил газировку, лишь в самом начале для руководящего тоста выпил бокал шампанского.

Можно было, как сделали большинство приехавших на своих тачках сотрудников, от замов до грузчиков, либо заказать такси, либо прихватить кого непьющего, но Саня так не делал никогда. У него было железное правило: «машина моя, и рулю на ней я!» Так и в этот раз, созерцая всеобщий разгул и веселье, оставался трезвым и здравомыслящим. Когда примерно посередине застолья выяснилось – есть еще одна причина попраздновать: оказывается, у скромницы Ирочки, их общей с замом секретарши, сегодня как раз день рождения, «завскладом» проявил великодушие.

– Вот так совпаденьице! Это сколько ж тебе стукнуло?.. – под укоризненными взглядами женской половины коллектива директор сконфузился, – Извиняюсь! Короче, готовим приказ: «В ознаменование...» В общем, Ирка, считай себя с завтрашнего дня в отпуске на неделю. Я бы советовал… да ты сама знаешь – бери горящий тур, махни куда-нибудь на Канары, оторвись. Главбух начислит. Клара Егоровна, слышите – в юбилейном размере!

Благодарная подчиненная радостно пискнула, повисла на шее, прижалась губами к губам... Все. Процесс пошел. Сказалось ли вынужденное двухмесячное воздержание, вызванное борьбой за обретение наследника, или просто дремавший внутри самец поднял хвост… Веселье понеслось дальше, менялись блюда, музыка и шоу-номера, а трещинка в броне, то сего момента надежной и холодной, уже образовалась.

В первом часу завибрировал и пиликнул телефон в боковом кармане пиджака, висящего на спинке стула. Наверняка Инка интересуется: приедет он в Ижору или останется в городе. Саня, не глядя, нашарил подрагивающий аппарат, прижал кнопку, отключая помеху. Она поймет, не впервой. Занят, и все тут. Потом включу.

Потом – понятие растяжимое, порой до бесконечности. Лобов вспомнил о телефоне лишь в ванной Иркиной однушки, тупо разглядывая в зеркале свою довольную харю.
– Ну, дела… – он покрутил башкой, пытаясь вытряхнуть дурман, – Всего-то стопарик…


Конечно же, подобно бесчисленной армии мужиков, ежедневно, еженощно, ежечасно и повсеместно на грешном земном шарике оказывающихся в аналогичной ситуации, изменник бессовестно врал самому себе. Стопарик ни в чем не виноват.

Из ресторана выходил в числе последних, убедившись: никто не перебрал, не накуролесил, можно быть спокойным за репутацию фирмы и так далее. Да, команда подобралась нормальная, могут и повеселиться, и поработать, и заработать. Все путем. И, уже садясь в машину, заметил стоящую на противоположной стороне Ирину – та ушла минут на десять раньше и сейчас оглядывалась, очевидно, в тщетных поисках свободного такси. Ну да, ей же куда-то на край света, чуть ли не в Девяткино. Неблизко. Бесенок в ребре подпрыгнул, игриво боднул под ложечку, и черный джип как бы сам по себе развернулся и подкатил к тротуару.

– Что стоишь, хорошая, у забора брошена? Иль тебе не нравится летняя теплынь? – бес лобовской рукой распахнул пассажирскую дверцу, – Кабриолет подан, мисс! Куда прикажете?
– С вами, сэр, куда угодно. Стишок самодельный?
– Где уж нам уж! Есенин, вроде.
– Сомнительно... Надо Ляльку озадачить, она на нем помешана, узнает с точностью до запятой.
– Лялька – кто такая? Надеюсь, не дочка?
– Шутить изволите. Сестричка двоюродная, в девятом сейчас.

Слово за слово, вот и дом – тихий, темный. А чертенок не унимался: неужто не пригласит?

– Зайдете на минутку? Кофе сварю...
– А покрепче ничего не найдется? – севшим от какого-то школьного волнения голосом спросили ведомые все тем же хвостатым губы, не желающие забывать вкус недавнего поцелуя, – Хотя я как бы за рулем…
– Пошли, – Ира процокала каблучками к подъезду, не оборачиваясь, словно уверенная: он идет следом.

Дверь, лестница, еще дверь… какой кофе?.. какая кухня?..  руки, губы… чертова молния! Что-то порвалось, затрещало. «Молчи...»

Она, не зажигая света, принесла звякающий стакан, он пригубил холодный огонь виски со льдом, и безумство повторилось, еще и еще.

Лобов проснулся и дернулся, как от пощечины. Где я? Почему?.. О, проклятие! Болван, бл...дун, скотина!!

Осторожно, по миллиметру, чтобы не разбудить спящую женщину, спустившийся на землю мужчина высвободил из-под ее головы руку, поднялся, оделся, не пытаясь найти галстук и недостающие пуговицы, заглянул в ванную, ополоснул лицо холодной водой и бесшумно вышел.

Мобильник включил только на лестнице. Кроме пропущенного вызова жены, ничего? Нет, кое-что есть – от абонента, давным-давно молчавшего, полузабытого. Дом, его умный дом зовет на помощь! Раз сигнал пошел к нему, значит, Инка сама не справилась. Тогда почему не позвонила? Странно…

В чем дело? Непорядок на территории? Да, получается, так. Кто-то залез? А как же Белый? Всегда надежный мужик все-таки подвел? Толком поглядеть не удастся. Жена после операции на даче практически постоянно, сторож тоже, надобность в строгом контроле отпала, поэтому из всех камер наблюдения работает только одна, направленная на ворота и центральную дорожку. А ну-ка…

Сейчас все спокойно, но автоматика зафиксировала нечто необычное: с двух до четырех ночи край поля зрения широкоугольного объектива занимало мерцающее оранжево-красное зарево. Пожар? Да, по-другому быть не может. И горит не дом, горит, скорее всего, единственное деревянное строение – баня. Бессонный электронный страж, оснащенный зорким стеклянным глазом, во весь голос кричал: «Хозяин, тревога! Горим!», а хозяин все проспал. Ну а если предельно честно – про...бал…

Мелькало мигание желтых светофоров вперемежку с белыми вспышками камер, засекающих превышение. Снимайте-снимайте, не до вас. Время – не деньги,  время – жизнь… ну, возьми же трубу, елки-палки!.. телефон молчал.

Подъезд к воротам оказался загорожен полицейской «Нивой», еще две машины стояли поодаль, на борту одной из них большущие буквы «ТВ». Едва открыл дверцу, в нос шибануло запахом гари. Да-а-а, дела… На месте бани какая-то неопрятная груда, там гудит мотор, торчит крановая стрела, у крыльца люди в полицейской форме.

– Стоять! Назад! – охраняющий вход парнишка с автоматом передернул затвор, – Стрелять буду!
– Стрелять?! Ты че – сдурел? А ну пошел на хер отсюда!
– Лобов, остановитесь! – негромкие слова пухленького мужичка, вышедшего из гаража, подействовали сильнее упиравшегося в грудь «Калаша», – Где вы были? Вы с женой живете врозь? Что в этих бутылках – спиртовая жидкость для розжига, я не ошибаюсь?
– Какого хрена?!  Где хотел, там и был! Это мой дом и мои бутылки! Вы кто такие вообще? Где моя жена? Что с ней?
– Ваша жена в больнице… пока, а вскоре мы переведем ее в следственный изолятор, – и, наслаждаясь эффектом, следователь вкрадчиво поинтересовался, – А может быть, вы, голубчик, объясните, зачем ей понадобилось совершать поджог?

Последующие три дня и три ночи Саня провел в камере. Протокольная запись гласила: «Прибыв в шесть часов тридцать семь минут, гражданин Лобов Александр Иванович не подчинился законным требованиям представителей правоохранительных органов и произвел ряд хулиганских деяний, выразившихся в причинении вышеуказанным сотрудникам множественных легких и менее тяжких телесных повреждений. Свои действия поименованный гражданин сопровождал словесными оскорблениями и нецензурной бранью...»

Новостной телевизионный выпуск побил все рекорды и повторялся трижды с дополнениями и уточнениями. Желтая пресса подхватила тему, заголовки соревновались в смаковании: «Новая леди Чаттерли»… «Леди Макбет Ижорского уезда»… «Огонь стирает все следы»... «Богатым все дозволено?..» Кадры с пожаром, геройским прапорщиком и краном, поднимающим недогоревшие бревна, сменялись жутковатыми картинками обугленного трупа и строгим лицом майора юстиции Тихона Савельевича Браги, негромко повествующего о ходе расследования.

«К сожалению, подозреваемая пока без сознания… нет, она не задержана, но находится под надзором… состояние стабильное, но тяжелое… нет, представителей прессы и телевидения к ней пока не допускают… да, у следствия сформирована линия… обвинение пока не предъявлено… разумеется, адвокат примет участие, как только… да, улики неопровержимо свидетельствуют… лично у меня сомнений нет».

Видеохроника безобразной сцены, скупо отраженной в полицейском протоколе, была изъята из материалов бригады теленовостей лично Тихоном Савельевичем. В самом деле, зачем зрителям видеть, как некий гражданин скручивает в бараний рог и тычет лицами в газон по очереди самого следователя, старшего и младшего сержантов полиции, водителей служебных автомобилей, собственного корреспондента программы «Новости», снова обоих сержантов, приводит в негодность их табельное оружие…

Спас положение подоспевший крановщик – он, неприлично громко смеясь, применил инструмент из ремонтного комплекта своего механизма или, проще говоря, монтировку. Буяна пришлось дважды огреть по загривку, после чего двое полицейских смогли надеть на него наручники. Криминалисты, также наблюдавшие за неравной битвой, от участия в молодецких забавах благоразумно воздержались.

– Я требую…
– Требуй, милок, требуй, – надзиратель поставил на привинченный к стене столик жестяные миску с кружкой, – Требник принести?
– У меня есть право на телефонный звонок! И адвоката.
– Ага. У кого право, у кого лево... Пока твой следак не придет, бумаги не напишет, звонки тебе не светят.
– Чего ж он не идет, не пишет? Я тут третий день, блин, парюсь!
– А как он придет да напишет, если ты ему ноги-руки повыкручивал? Вот терпи теперь, сам виноват!
– Он у вас один, что ли?!
– Так ведь и ты, браток, у нас не один.
– Да хорош тебе стебаться! У меня жена в больнице, а ты тут…
– Жена у него… Раньше о жене надо было думать, а не людям при исполнении увечья причинять! Потерпи, скоро уже заявится наш неважняк, позвонишь.
– Какой такой неважняк?
– Узнаешь. Ешь давай, добавки не будет.


– Да, наворотили, Александр Иванович… – адвокат поправил очки, вздохнул, – Какой вы, право, хлопотный. Времена, когда дозволялось применять в споре с полицией такие аргументы, давным-давно прошли. Да, случаются неожиданности, но вы же не дикарь какой-нибудь, бандит-рэкетир, возглавляете солидную фирму. Позвонили, поручили, приказали наконец, и найдутся люди – помогут, разберутся, да и деньги – не последнее дело.
– Виноват, исправлюсь, готов принести любые извинения, суммы. Только, прошу, побыстрее. Вы же понимаете – мне обязательно надо в больницу, к ней.
– Там вы ничему не поможете, врачи и так делают все от них зависящее, – снова вздохнув, юрист раскрыл блокнот, – Давайте перейдем к конкретике. Итак, на четверых потерпевших от вашего удальства суммарно заявлено: вывихов – два, нос сломанный – один, палец – тоже. Зубы, к счастью, остались на местах. Ушибы, ссадины – мелочь, как и словесные, так сказать, выражения. Итого – от трех до пяти лет общего режима. Как вам предварительный итог? О компенсации морального ущерба разговор пойдет несколько позже, но ее также не избежать.
– Какого же хрена они набирают на службу всяких дохляков?! – Лобов, прослушав перечень травм, возмутился: он, получается, с детьми там воевал? – С оружием ходят, а сдачи дать не могут... потерпевшие, блин!
– Кстати, об оружии. Два автомата Калашникова модернизированных, номера приведены… серьезно повреждены, требуется заводской ремонт.
– Да я ж их только...
– Ну да, только… имеется видеозапись, где зафиксировано, как вы бьете этими самыми автоматами друг о друга, о стену, какой-то валун…
– У нас там альпийская горка, Инка построила.
– Пусть горку, а в завершение загоняете в грядку, довольно глубоко. Прямое оскорбление чести отечественного оружия, как они вот здесь пишут.
– Не в грядку, а в клумбу!
– Это, бесспорно, несколько меняет дело. Клумба – сооружение декоративное, можно считать просто некоторым унижением…
– Повторяю: признаю, готов понести… Пусть только отпустят, я больше не буду!
– Очень надеюсь. В общем, нам удалось согласовать вопрос, так сказать, материального восполнения. Вы освобождаетесь, но покидать город не имеете права и обязаны явиться в суд. Он состоится, как только завершится следствие, то есть, я полагаю, недельки через две, о точном времени вас известят. Подпишите вот здесь и здесь, и пойдемте.


Сентябрь-декабрь 2018 Пожары и пожарные

Не бывает дыма без огня – поговорка чисто русская. То же самое можно сказать и на английском, тогда получится: «Where there's smoke, there's fire», или «где дым, там огонь». Пожарных этой невеликой премудрости учить не надо, они ее твердо усваивают с первых дней работы. В русском фольклоре, правда, есть и более тонкий подход, здесь говорят «сын вперед отца родился», имея в виду: хотя дым как таковой по отношению к огню вторичен, именно он, беленький и обманчиво-безобидный, появляется первым.

– Эй, головешка! – панибратски обратился к шоферу самый младший доброволец из экипажа затормозившей у гидранта машины, – Чем пахнет?
– Кому головешка, а кому мистер Тарред, – поставил выскочку на место сидящий за рулем седой ветеран, – А чтоб понюхать, надо с огнем покончить. Давай-ка, за работу, весельчак!

Управлять огромной желто-красной «Пирс-Эрроу», вмещающей дюжину спасателей, набор мощных насосов, шлангов, стволов и самых различных вспомогательных средств – лестниц, баллонов с углекислотой и пенообразующими реагентами, а к тому еще и пять тонн воды, – отнюдь не просто. Лишь имея за плечами не один десяток лет работы, можно позволить себе по ходу поездки слегка отвлечься на размышления о чем-то постороннем, совершить своеобразный экскурс в историю.

Не зря, ох, не зря наказали боги мифического титана, укравшего у них огонь, чтоб тайком подарить смертным возможность жить, не завися от всесильных обитателей Олимпа. Согреваться в стужу, готовить еду, освещать жилища и города, добывать металлы, делать плуги, паровозы, автомобили и самолеты. А с другой стороны – ковать оружие, дабы всячески изводить и уничтожать себе подобных, жечь их дома и города, уничтожать посевы и скот, убивать мужчин и порабощать женщин. Губить зачастую всех без разбору, ибо «красный петух», запущенный под вражью стреху, не знает сострадания, не слышит жалобных воплей и никому не дает пощады. Доведись тому же Прометею увидеть, скажем,  Хиросиму шестого августа сорок пятого – стал бы он после этого рисковать свободой и печенью, неся неразумным опасный подарок? Очень сомнительно!

Брант Тарред уже не помнил, на котором году из тридцати друзья-товарищи переиначили его имя в «Brand Charred», что означает «горелая головешка». Первое время обижался, потом постепенно привык. Позволялась такая вольность далеко не каждому, а иному молокососу прикусить не в меру острый язычок помогал и поднесенный к носу здоровенный блестящий антрацитом кулак.

Цветом кожи Брант отличался от большинства представителей своей расы, рожденных и выросших в Штатах. Вполне вероятно, далекие предки сержанта происходили из угольно-черного племени бергдамов, и поныне живущих на юге Африки, а точнее – в самом сердце самой знойной земной пустыни Калахари. Выходит, в нем, коренном американце, пусть и с приставкой «афро», таинственным образом проявилась некая генетическая особенность, призванная выделять мальчишку среди темнокожих сверстников.

Водитель пожарного автомобиля – не профессия и даже не специализация, это может любой член расчета, но Брант с детства мечтал стать автогонщиком и рулил как бог, а потому право управлять четырехосным мастодонтом досталось ему как бы автоматически. Рослый и крепкий парень пошел в пожарные не из любви к романтике и героического стремления рисковать своей жизнью ради спасения чужой, а исключительно желая регулярно и потуже набивать карман, причем на вполне законных основаниях.

Стал добровольцем, освоил необходимые навыки, а на первом настоящем выезде решительно сел за руль и с ювелирной точностью провел громоздкую машину по сложному маршруту. Так это место и осталось за ним на всю карьеру – от стажера до сержанта. Достижение не ахти какое, однако удивляться нечему – офицером без специального образования не стать, а платят и рядовому нормально, рисковать жизнью и здоровьем приходится всем поровну, так чего ради горевать? Крути баранку, катай рукава, держи ствол – вся премудрость.

Лазить в огонь ветерану почти не приходилось, лишь иногда его привлекали к операциям с тяжелыми домкратами либо гидравлическими ножницами, чтобы извлечь из-под бетонных завалов погибающих людей или уже бездыханные тела. Так было одиннадцатого сентября, бывало и до, и после....

При всем желании не смог бы Тарред и вспомнить, когда впервые заметил свой дар – бесполезную, но уникальную способность угадывать нечто, некую никем не ощутимую ауру пожара. Нет, не сразу – пока полыхало, трещало и гудело всепожирающее пламя, клубами валил едкий дым, он не чувствовал решительно ничего. Но стоило огню угаснуть, а дымному облаку рассеяться, оставив единичные сизые струйки, и тут же в нем просыпалось это непостижимое – прозрение?.. сверхчутье?.. словом, нечто совершенно чудное и никому не ясное. И в такие секунды коллеги посматривали на него – кто с надеждой, кто с восхищением, а кто и со страхом, ожидая теперь уже всем известного движения.

Черный шлем на белой от седины голове застывал неподвижно, а затем – одно из двух: либо отрицательно мотался из стороны в сторону, либо сурово качался вверх-вниз, как бы выражая согласие.

Бойцы расчета реагировали по-разному: некоторые едва не аплодировали в первом случае и рыдали во втором, но большинство воспринимало немую сцену спокойно. Ибо ни тот, ни другой жест не стоил ни пенса – пожар догорел, и спасти уже никого нельзя. А Бренд всего лишь чувствовал, есть на пепелище погибшие люди или нет. Если в процессе боевой работы удавалось найти живых, нюх ветерана молчал, а спасти кого-либо из огненного плена ему было не под силу, в чем и заключалась абсолютная бесполезность сего ясновидения.

Скепсис коллег-прагматиков, утверждавших: никакой мистики и в помине нет, подумаешь, жареным пахнет! – развеялся после ликвидации крупнейшего в истории «Большого яблока» барбекю. Сгорел мощный мясоперерабатывающий цех, под завязку набитый самыми разнообразными тушами – от индеек до быков. На момент возгорания в помещении находилось свыше полусотни человек, и кое-кого недосчитались, но Тарред покачал головой: ни малейшего человечьего привкуса в густом мясном аромате нет. Так и оказалось, а четверо пропавших просто засели в ближайшем баре и напились до бесчувствия, не найдя в себе сил явиться на итоговую перекличку.

Со временем  к «Головешке» пришло понимание: есть в его даре еще одна, неожиданная грань. Еще зимой, когда их экипаж участвовал в тушении портового склада, он ощутил знакомый душок и понял: без жертв не обошлось, о чем не преминул сообщить лейтенанту Венсону. Но прибавил и кое-что еще, поинтереснее.

– Так, говоришь, найдется и копам работенка, – проворчал тогда командир, попыхивая сигарой, дабы перебить тошнотворный смрад, – А я уж поверил было этому...

В сторонке мялись несколько людей в портовой униформе, а посреди компании неподвижно стоял солидный мужчина, отличавшийся от подчиненных цивильным костюмом и уверенно-надменным взглядом.

– Он сказал: все его люди здесь, в целости и сохранности.
– Так ведь и не обязательно, чтоб там спекся кто-то из их команды. Разве посторонние исключены? – и тут Брант, поморщив нос, добавил, – Да и жарился он уже готовеньким!
– Ты хочешь сказать?..
– Угу. Спорить не стану, однако похоже – человечка на складе зашибли до поджога, а возможно, мертвеца и вовсе приволокли совсем из другого места. Мне только сдается, огонь и дым его не убивали.
– Вон даже как! Ну что ж, поглядим.

Как выяснилось в дальнейшем, нюх не подвел ветерана: действительно, среди остатков складской начинки обнаружился изрядно обгоревший труп мужчины, а в его легких эксперты не нашли сажи. Зато нашли сломанную подъязычную кость... Спустя три месяца взгляд хозяина и его костюм существенно изменились: мало кто сохранит надменный вид на скамье подсудимых, да и одежка в тюрьме ветшает быстро. На суде стало известно: он, задолжав крупную сумму, задушил кредитора, привез тело на склад и надеялся похоронить следы в огне. Сорвалось.


Примерно такие же выводы сделал обладатель уникального черного носа и сегодня. Под дружным натиском водяных струй трех машин огонь, охвативший все четыре этажа старинного здания у Централ-парка, сдался уже за полчаса. К сожалению, прибыли спасатели с приличным опозданием, ибо электроника промолчала, а тревогу подняли случайные свидетели.
 
Престарелая семейная пара принимала воздушные ванны на балконе соседней многоэтажки, обсуждала свои диагнозы и по давнишней привычке озирала окрестности. Первой заметила появление дыма из вентиляционных труб на крыше миссис Фарли, а муж пытался убедить ее в оптическом обмане: мол, зрение у тебя не слишком… очки протри… перепад температур, смог и тому подобное. Лишь присоединившиеся к дымным клубам багровые языки заставили его переменить мнение и взяться за телефон.

Проходившие и проезжавшие вблизи люди ничего не подозревали: старый дом имел суперсовременные окна с толстыми, прочными, к тому же тонированными стеклами, скрывавшими происходящее внутри от взглядов с улицы. И прожорливый зверь успел до приезда пожарных разбушеваться, уничтожив практически все более-менее горючее.

Когда окна наконец полопались, огнеборцы были уже на подходе, и их глазам предстало привычное, но от этого не менее страшное зрелище, подобное шокирующим кадрам кинохроники военных лет. К счастью, жильцов в расположенных на верхних уровнях апартаментах не было.

Пламя погасло, соседние дома не пострадали, зеваки разошлись, пожарники уехали. В причинах возгорания будут разбираться уже совсем другие люди. Но почему не сработала противопожарная сигнализация? Задав начальнику отряда этот вопрос, командир батальона готовился выслушать миллион версий, а услыхал всего два слова. И для своего комментария мало-мальски печатных выражений подыскивать не стал.

– Выключил? Сам? В-в-венсон?! Ты серьезно?..  Кретин! Говнюк!.. Долбоеб!!..  Засранец гребаный!!! – и так полных пять минут, – Ко мне, немедленно! Бери его за яйца и тяни сюда, я ему, шлюхину отродью, лично шланг под корень оторву! Вместе с головой!

Лейтенант Венсон, доставленный на ковер согласно гневному распоряжению, готовился сдать значок, снять форму и пополнить армию неудачников, вышвырнутых за борт жизни – кто по воле случая, кто по прихоти бизнес-фортуны, а кто и, подобно ему самому, по собственной глупости. Повторно поймать за хвост удачу и заполучить пусть трудную, но уважаемую и высокооплачиваемую работу не удастся, обратной дороги нет.

После краткого позора предстоят бесконечные поиски, унизительные просьбы и лживые обещания недавних друзей, притворно-сочувственно отводящих взгляды, а на самом деле думающих одно и то же: допрыгался, зазнайка! Кое-кто не упустит возможности высказать ложное сожаление, кто-то – прямую издевку.

Чтоб избегнуть горькой доли, есть два пути: можно подаваться в поденщики куда-нибудь на калифорнийские клубничные поля или орегонские лесосеки, а можно – подняться на одну из подопечных высоток и шагнуть в пустоту. О том, к чему приведет такой шаг жену с дочуркой, думать не хотелось.

В объятом страхом расправы лейтенантском мозгу робко тлела всего одна искорка надежды, билась одна робкая мыслишка: а ведь суровая участь уготована ему незаслуженно! Разумеется, упущение с его стороны имело место, пожар, вероятно, удалось бы потушить раньше и сгоревший дом мог уцелеть. Но главное, главное-то произошло помимо него, и начальство об этом прекрасно знает!

– Танцуй, Сай, – успокоил по мобильнику уже идущего на казнь давний приятель, детектив-следователь из сорок первого участка, – Эти двое, с твоего пожара...


Накануне Головешка, созерцая погасшее кострище, скорбно кивнул, и лейтенант ощутил за шиворотом морозный озноб. Словно они стояли не в двух шагах от раскаленного каменного остова, а на льдине где-нибудь у берегов Аляски.

– Там люди? – едва выдавил он, – Точно?
– По-моему, двое, – Брант, тремя часами ранее выезжавший вместе с командиром по ложному вызову, понимал его состояние, – Но не наши.
– Как это – не наши? А чьи? Иностранцы?.. Марсиане?
– Насчет их гражданства не скажу, – сержант снял каску и почесал седую макушку, – А горели они уже неживыми, ставлю десятку против цента.


Словоохотливый детектив, явно испытывая терпение собеседника, начал издалека.
– Они, браток, лежали, как родные, разве только не обнявшись...

Венсон с трудом подавил желание послать дружка к дьяволу и до хруста сжал зубы, а тот, наслаждаясь важностью момента, перешел к поучениям:

– У нас, копов, как заведено: мы, в отличие от вас, копченых, работаем не руками, а по большей части головой, ясно? Вот так… – он помолчал, видимо  в надежде телепатически передать некую иллюстрацию мыслительного процесса, – И за стартовую точку не берем ничего, кроме увиденного своими глазами и потроганного своими руками.
– Стало быть, руками все же приходится, – рискнул подначить Сайрус.
– Конечно, не поленись ты приехать вовремя, все было бы проще, – отпустил ответную шпильку полисмен, – А так от тел почитай ни грамма не осталось, в основном кости. Вдобавок одному скелету упавшей балкой хребет пополам перебило...

«Ну сколько ж ты, скотина, будешь ходить вокруг да около!» – едва не гаркнул истомившийся пожарный. Где-то на другом конце города вздохнули, почавкали, шумно отхлебнули чего-то жидкого (пончиками с кофейком балуется, а мне второй день кусок в горло не лезет!)

– А потом я пригляделся и все понял! И говорю: смотри сюда, ребята…
«Как бы не так, – смекнул Венсон, – Ты, умник, не настолько догадлив. Не иначе, криминалист вас там просветил».

– Рядом-то они рядом, но этот, придавленный, у целого как бы со спины, понял?
– Ну и что?
– А то! И у него в руке, ну, вернее среди костей ладони – пистолет!
– Пистолет?!
– Ага, тоже крепко обгорелый – эти «Глоки», они же наполовину пластмассовые... остался ствол, пружины, обойма – патроны порвались нахрен...
– А у второго – кинжал?
– Слушай, шутник…
– Извини, я нечаянно, просто на нервах весь!
– Нервы, парень, у всех есть, – согласился приятель и продолжил уже без выпендрежа, – Короче, картинка такая: один прострелил башку другому, а следом – себе. Понял? Так что, дружище, ты чист. Дом сгорел – так их каждый год по сотне сгорает, на радость страховым адвокатам, а люди погибли не по твоей вине. Спи спокойно.

Спокойствие сна к отстраненному лейтенанту вернулось нескоро, и причина крылась не только в начальственном разносе – пожарным, как и военным с полицейскими, к выволочкам не привыкать. Всему департаменту было известно: батальонный командир выслужил положенный срок и собирается переходить на более спокойную, престижную и хлебную должность, а именно – в мэрию. Вряд ли ему захочется напоследок несправедливо наказывать офицера с незапятнанным послужным списком, молодого и перспективного.

– Итак, Сай, – сменил гнев на милость комбат, исчерпав запас ругательств и оскорблений, – Я вижу, ты осознал всю важность…
Цензурную часть руководящей речи Венсон слушал невнимательно и не сразу понял смысл последней фразы.
– Простите, сэр?..
– Уже простил, лейтенант. И не тяните с этим. Мы – лицо спасательной службы страны, и надо вовремя менять устаревшие, так сказать, гм… то есть лысины и морщины на этом лице ни к чему. Устройте торжественные проводы, разрешаю по стаканчику пивка. Пенсия ему гарантирована, а на досуге пусть пишет мемуары.

Командир расчета, получивший недвусмысленный приказ избавиться от опытнейшего сержанта, вышел из кабинета с ощущением какого-то угарного привкуса во рту. В это невозможно поверить! Вместо благодарности пожилому шоферу, предсказавшему благоприятный для соратников исход расследования двойной смерти на пожаре, его предстоит немедленно уволить... Неисповедимы пути господа и шефа!

Командирская голова отличается от аналогичной части тела подчиненных не только фасоном фуражки. Заурядному серому веществу, наполняющему черепные коробки простых смертных, не дано предвидеть и просчитать доступные начальству сентенции.

Ровно через три месяца после торжественных проводов на пенсию чернокожего сержанта в пансионате «Старая вишня» случилась трагедия. Учреждение являло собою своего рода отель, где в одно– и двухэтажных домиках содержались пожилые люди, в основном родители состоятельных горожан. Сама «Вишня» тоже не могла похвастать молодостью и располагалась неподалеку от обгорелых развалин, послуживших косвенной причиной отставки обладателя сверхъестественного нюха.

В одном из неновых домиков проживала некая престарелая леди, имевшая привычку перед сном ставить на зарядку свой неразлучный лэптоп. Аппарат был главным источником информации и развлечений – мадам днями напролет шарилась в Сети, переписывалась с половиной страны, много читала, любила и поиграть. Сия привычка, естественно, была известна зятю, регулярно навещавшему «вторую маму» и относившемуся к ней с поистине сыновней заботой.

– Знаешь, Дороти, – обратился он как-то к директору пансионата, – Меня немного смущает состояние электропроводки в маминой комнате. Обещай мне до весны заменить там розетки.
– Разумеется! – согласилась хозяйка, посмеиваясь про себя: ох, уж эти пожарники! Вечно им мерещатся всякие искрения-возгорания!

«Неужели накаркал?!» – подумала Доротея Мастерс, когда, поднятая с постели среди ночи, мчалась к дому престарелых. Увы, предчувствие не обмануло – загорелся именно тот самый домик.

Муниципальная комиссия, расследовавшая печальное происшествие, пришла к заключению: пожар в строении шестнадцать «а» возник из-за замыкания в розетке, куда было включено зарядное устройство. Вскоре занялось постельное белье, одеяло, мебель. К сожалению, батарея автономного пожарного извещателя, призванного немедленно поднять тревогу, оказалась разряженной, и ко времени прибытия спасателей огонь успел сделать свое черное дело.

Старенькая интернет-фанатка безболезненно скончалась во сне, отравившись продуктами горения – таков был однозначный вывод экспертов-криминалистов; обугливание тела наступило позже и послужило закономерной прелюдией к последующей кремации. В пользу такого решения свидетельствовал основной признак – факт наличия копоти в дыхательных путях покойной. Дышала – следовательно, жила. Никто ее не убивал, всему виной неукротимая стихия, значит, страховая премия будет выплачена кому положено.

Данную сумму, надо сказать, весьма значительную, получил безутешный зять, он же муниципальный чиновник, он же бывший командир пожарного батальона, превосходно знавший все ходы-выходы в комплексе домиков, объединенных в комфортабельный пансионат. Знал он и расположение камер наблюдения, имел ключи от нужных дверей. Прижатая к лицу подушка помогла застрахованной на два миллиона теще заснуть вечным сном, а портативный дыхательный аппарат «гармошка» с запасом заранее изготовленной сажи (обязательно из хлопка и шерсти, в точности как от белья с одеялом) – наполнить мертвые легкие нужными экспертам частичками... Поменять батарейку извещателя, устроить замыкание, помочь разгореться постели посредством пирогенной смеси – и вся недолга.

А всякие ясновидцы-прорицатели нам в таких делах совершенно ни к чему! Пусть уж пишет свои мемуары.


Август 2018 Светлана

Назавтра Светлана, проваландавшись без дела до условленного срока – заниматься рекламой кремов с помадами не было никакого желания, явилась в три ноль пять, но Лобова на месте не оказалось. Деловитая Ира, как и накануне, шуршала бумагами и едва взглянула. В приемной густо пахло хорошим кофе.

– Александра Ивановича пока нет.
– Да-да, и когда будет, не знаете. Если у меня что-то срочное, вы пригласите меня к заместителю, но Семен Артурович тоже очень занят… – съехидничала Светка, – Я неправа?
– Во-первых, не Артурович, а Маркович, а во-вторых, как вам не стыдно! Я директора вчера правда не видела, он зашел в кабинет из коридора, он так иногда делает, когда никого не хочет видеть... – Ирина вспылила, но профессионально-быстро взяла себя в руки и сменила тему, – А вы собираетесь готовить передачу о нем? Как интересно...   
– Нет. И вообще вы, по-моему, ошибаетесь на мой счет.
– Но ведь вы – Светлана Михайловская? Телеведущая?..
– Да, я Михайловская. Нет, уже давно не ведущая, но зрители еще узнают, иногда. Извините, я не хотела вас обидеть, честное слово.
– Я не обиделась. Значит, программу вы больше не ведете. Жаль.  А я подумала, у вас отпуск или просто перерыв.
– Не вы одна так думаете. Александр Иванович не говорил, когда вернется?
– Он встречается с юристами, приедет с минуту на минуту. Посидите. Кофе будете?
– Нет, спасибо.
Кофе очень хотелось, но принимать его из рук незаслуженно задетой было свыше сил. Придется потерпеть.
– Скажите, Ирина… можно без отчества? Ваш начальник… он всегда такой?
– Какой?
– Серьезный, весь в делах? Строгий, прямо не подступиться, – гостья была уверена: Лобову о расспросах не скажут, – Ходячий калькулятор!
– Да, дело для него всегда на первом месте, – секретарша поджала губки и почему-то покраснела, – Поэтому всего добился сам, не как некоторые, не думайте. И подступаться к нему не надо!
– Я ничего плохого о нем и не думаю. А почему не надо? Он ведь, насколько мне известно, не женат? – и не подозревала за собой такой бабской вредности, – Или я ошибаюсь?

Выпад удался, даже с перебором. Теперь на нее взглянули с открытой неприязнью.

– Не ошибаетесь. Но и неправы – он год назад потерял жену, случилось несчастье. А всякие и рады уже…

Достойно или наоборот, совершенно недостойно ответить не дал сам предмет перепалки – Лобов выглянул из кабинета, отчего Ирина цветом лица стала вовсе похожа на помидор, а Светка чуть не расхохоталась... немая сцена!


– Какой странный у вас в машине дезодорант, – сморщила нос пассажирка, – Или вы, пардон, во что-то наступили?
– А, это… – Лобов неопределенно махнул рукой, – Не обращайте внимания. Груз у меня специфический, я за ним отскочил. Ирке соврал про юристов – у меня свои есть, всегда под рукой.
– Груз? А я подумала,  у вас тут кошки ночевали.
– Ну да, ночевали. Жили, если точно, и не кошки, а один котяра. Вы его видели, Матроскин. То есть не в машине, понятно...
– Он же Сильвер…  по-моему, Коля так его назвал?
– А я зову по-своему, он отзывается.
– Так это он вам так джип ароматизировал? Можно же помыть, и спреи специальные продаются…
– Не в этом дело. Он у Блесны недавно, раньше у меня жил, на даче. Раз уж мы к ним собрались, я решил сделать типа подарок старому приятелю, сгонял, погрузил его домик, – он нажал кнопку, открывая потолочный люк, – Завернул вроде нормально, а дух держится. Мощный парень, ничего не скажешь. Так вы обещали рассказать, какое у вас дело к моему Кольке?

Вот елки-палки! Связной легенды на сей счет придумать так и не успела, а примитивно врать не хотелось. Оставалось прибегнуть к безотказному средству – она посмотрела на собеседника особенным, открыто-беззащитным женским взглядом, чуть прикусив губу. Он, как и ожидалось, смутился и отвел глаза.

– Потерпите немножко, хорошо? Я все расскажу, но позже.
– Ну, позже так позже.

Остаток дороги Лобов вел себя словно подросток на первом свидании – хмурился, смотрел исключительно на дорогу и был немногословен. Светлана, решив не форсировать события, тоже не лезла с разговорами. Час тянулся как два, но люди в машине, будто сговорившись, практически не нарушали обет молчания.

– Все, прибыли, – водитель вышел и, как положено настоящему джентльмену, открыл пассажирскую дверь, подал даме руку, – Прошу. Вот их домик, никуда не делся.
– А куда он мог деться? Домик – он домик и есть, им бегать не полагается...

Светка выбралась из высокого внедорожника, оглядела деревенский пейзаж. А правильно согласилась на его предложение: сама бы ни за что не нашла, да и последние километры по сельской «трассе», асфальтированной еще при царе Горохе, ее сугубо городской машинке не одолеть.

За скрипучей калиткой открылся микроскопический палисадник; бревенчатый домишко на два окна под гонтовой крышей смотрелся приветливо и гостеприимно, фасад наполовину скрывали кусты смородины, на круглой клумбе цвели поздние астры и ноготки. Дверь, по всей видимости, располагалась где-то сзади, куда вела выложенная бурым от времени кирпичом дорожка.

– А собака у них злая? – притворно испугалась Светка, – Как выскочит, как цапнет!
– Деревенские собаки с налета не кусают, им сначала лаять полагается. Нет здесь собаки.
– Уверены?
– Абсолютно. Они же сторожа, а не звери дикие. Чужой пришел – зови хозяина, он разберется. Сразу укусишь – а окажется, пенсию принесли, сосед с бутылкой?.. Тогда за лишнюю прыть можно и по шее схлопотать!
– Может, вашего Кольки-блеска и дома нет?
– Не блеска, а Блесны. Коля! Дружинин, ты дома?
– Дома, дома, – донеслось из-за избы, – Заходите, гостями будете, ежели угощение с собой.
– Ага, счас, только скатерть-самобранку раскатаем...

За углом глазам приезжих предстала идиллическая картина: огороженный высоким глухим забором небольшой двор с сарайчиком и трезвый Коля в спортивных штанах и тельняшке. Моряк восседал на скамеечке у сарая, держа на коленях большущую и по виду очень старую книгу, раскрытую на первых страницах. Из открытого окна доносилось стрекотание швейной машинки.

– Здравствуйте! – поздоровалась Света, – Извините, если отвлекаем.
– Коля, у нас гости? – из окошка выглянуло женское лицо, обрамленное мелкими кудряшками, – Ой, это вы?.. К нам?! Не может быть! Я сейчас, сию минуту!

Только этого не хватало! Куда ни глянь – везде таланты, блин, и поклонники. Не успели мужчины обменяться рукопожатием, как в распахнутой двери возникла женская фигурка, облаченная в яркий, явно из сэконд-хэнда, расписанный драконами шелковый халатик.

– Я вас с полувзгляда узнала! Неужели так бывает? Колька, ну что ты сидишь?
– А что я? Ну, Саня приехал…  и…
– Светлана, с кладбища, – напомнила Светка.
– Света с ним, с кладбища…  мне, по-твоему, сразу в пляс?
– Вы уж простите его обормота. Я – Клавдия. Семеновна, если полностью. Наверное, вам кто-то рассказал о моем занятии. Да, шью я неплохо, весь район меня знает. Что-то вас давно не видно, больше месяца уже…  Почему – с кладбища? А оператор с вами? Понимаете, я…

Светлана глупо улыбалась, не находя выхода из не менее глупой ситуации. Блесна по-прежнему сидел, не выпуская из рук своего фолианта, а Лобов смотрел на женщин как-то подозрительно.
– Я, по-моему, чего-то не догоняю. Вы, что ли, знакомы?
– Да, – поспешно вступила Светка, – Давайте знакомиться…  правда, мы уже как бы… очень приятно!

Книксен у нее не удался, но приличия есть приличия, и хозяйка низко поклонилась в ответ. Надо было поскорее уходить от скользкой темы. И без того неприятного объяснения не избежать… ну и поделом тебе – нечего врать!

– А где же ваш корсар? Ему дом привезли...
– Кто? – не понял Блесна, – А-а, Сильвер. Разве я сторож коту моему?

Библейская фраза прозвучала с неожиданно трагическим оттенком, чему способствовало ударение, поставленное на первом слоге: ко;ту.  Незнакомый с ветхим заветом Саня пропустил диссонанс мимо ушей, а более осведомленная Светлана встревожилась. Безусловно, немолодому мужчине вполне позволительно цитировать святое писание; возможно, и его странноватый вид там, на кладбище, объясняется как раз религиозностью.  Однако Каин произнес знаковые слова, предварительно подняв младшего братца на вилы. Неужто деревенский неофит свихнулся и укокошил ни в чем не повинного меньшего брата?

К счастью, сомнения быстро развеялись: из-за забора высунулось треугольное ухо, глянул круглый желтый глаз. Целиком их мохнатый обладатель показываться не спешил, тем не менее можно было успокоиться. Любопытство у всех без исключения живых существ есть верный признак нормального здоровья. Но она разыскивала отставного мичмана не для беседы о делах кошачьих. Пора переходить к главному.

– Николай…  извините, не знаю отчества. Могу я вас кое о чем спросить, наедине?
– Ну уж нет! – решительно встрял Лобов, – Где больше двух – говорят вслух! Я… это, ревную!
– Саша, ну что вы, – мягко возразила кудрявая швея, – Зачем мешать? Им, на телевидении, виднее. Может, какие-нибудь такие…  ну, нескромные подробности, не для эфира, понимаете?
– На телевидении… – попутчик наградил лгунью укоризненным взглядом, – Ну да, эфир, конечно…  Пошли тогда, поможете калитку придержать. Я тут Матроскину его хибару приволок.
– Сильвер он, – буркнул Коля, увлекаемый за забор, откуда по-прежнему торчала кошачья морда, – Эфир…  обалдели все? Не знаю я ничего! Не слышал, не видел…

Буксируя отставного мичмана подальше от лишних ушей (кот не в счет), Светлана задалась вопросом, почему бывалый моряк ни с того ни с сего начал прикидываться этаким простачком. И глуховатым к тому же…  Пробки у него в ушах, что ли?

– Коля... Вы слышите меня?.. Коля! Не волнуйтесь, я спрашиваю не для передачи.
– А? Ну Коля я, Коля. Чего вы орете? Да какая мне разница – передача, раздача! Интервью еще придумают… на кой я вам сдался, ей-богу!
– Разговор не для записи, обещаю. Просто попытайтесь вспомнить, хорошо?
– Не нам ли сказано: «никогда не иди назад»? От воспоминаний один вред…
– Да перестаньте вы, бога ради! – Светка не на шутку испугалась: а ну как этот бывший матрос не в своем уме?.. зря, получается, ехала, – и машинально упростила обращение, – Не можешь вспомнить, что было два года назад? И не пьяный вроде…  Писание приплел!
– Два года? – внезапно успокоился Блесна, – Так бы и сказала! Давай, спрашивай.
Вот как бывает…  Оказывается, ради знания надо порой отступать от правил приличия. На «вы» нас слышат плохо, на «ты» – отлично.
– Начнем, по пунктам: обращался к тебе тогда, в августе или сентябре, журналист, высокий такой, черный?
– Журналист? Не, такого, чтоб из журнала, не припомню. Вот спецкорреспондент – был, точно.
– Пусть так. Корреспондент. Фамилию помнишь? Не Позоров?
– Ну да, приходил, фамилия вроде такая, да. Я тогда как раз…
– А о чем он тебя спрашивал?
– Да ты не перебивай. Я ж говорю: тогда как раз у меня обновка образовалась, для жизни… палатка, понимаешь?
– Хорошо, палатка. А он зачем приходил?
– Так вот как раз про нее и спрашивал, типа откуда взял? Я и говорю: сам сшил. ну, то есть Болонка.
– Собака? Сшила?!
– Ха-ха, собака... Клавка это!
– Клавдия Семеновна?
–  Ну да. Видала, какая у нее причеха? Она же портниха, ей чего хочешь пошить – как два пальца, извиняюсь, это самое…
– А чем ему не понравилась твоя палатка?
– Почему не понравилась? Как раз наоборот, похвалил. Классная палаточка, хочешь, покажу? Крепкая, непромокаемая… супер!
– Коля, давай серьезно. Почему он спрашивал про эту твою супер¬палатку?
– Да не про нее, а про материю, гори она огнем!
– А с материей что не так?
– Ну вот, опять…  так, не так… такая оказия вышла…
– Слушай, кончай тянуть кота за хвост!
– Тянуть, понятно, за хвост не надо…  больно же. Короче, образовался у меня тогда парашют…
– Украл?
– Обижаешь, мать. Украл… Блесна ни у кого никогда копейки не украл! Ну, картоха не в счет, но это ж чисто для пожрать…  Срезал я его, и никакой кражи.
– На аэродроме?
– Ну, ты даешь! Кто ж меня туда пустит, на аэродром! Упал там один…
– Начни-ка по порядку, а то я так ничего не пойму.
– По порядку… Короче, сидел я там, возле пруда... Ну, на Острове… Денек стоял такой… ну как сегодня – тепло, тихо. А у меня пузырек был, картошечки напек. Там, в пруду, уточки плавают, попискивают… знаешь, как они? Вот так, примерно…
– Нет, лучше без писка. Дальше что было?
– Ну, дальше я заснул, ясен пень... пузырек же.
– И все?
– Если бы! Потом ка-ак жахнет! Как из пушки, чес-слово! Аж земля задрожала. Мне сначала показалось – взорвалось что-то. А дальше гляжу – парашют!
– Парашют – и грохнул?
– Вот и я подумал: он же должен медленно спускаться, без шума. Подошел, смотрю, в яме типа мячик, только побольше, черный такой. Я и решил – зонд, метеорологический, знаешь, бывают такие… я как-то видел, у соседей, в Таллине. У нас на базе чего только не было, для корабельного хозяйства. Я же там служил мичманом, правда сам в основном по ракетам и артвооружению…
– Про базу не надо, – прервала Светка мичманский поток мысли, – Ракеты как-нибудь в другой раз.
– А я давно хотел себе типа палатку, только покупать – они же дорогие, блин. А тут – материя с неба упала… грех не воспользоваться, разве не так?
– Может, и грех… И ты?..
– И я стропы отрезал, а потом смотрю – елы-палы!.. Это ж не зонд, а голова!
– Оторванная? Взрывом?
– Да каким взрывом! Оторванная, скажешь тоже... Нормальная, ну, я имею в виду вместе с туловищем. Человек там лежал. Его после искали, с самолета, но я же не дурак – парашют скрутил, и под ватник. А то он желтый, а заметят – заберут, ясно дело. Но он-то этому, мертвому, без надобности… уже, а мне – самое то. Короче, унес я ноги, и все.
– Все?
– Все. Ну, то есть там, на пруду – все. Взял Болонку… Клаву, и пошли мы к Белому, точнее вон, к Сане, Белый у него в баньке жил. Посидели, выпили. Сашок нам тогда картошечки с тушенкой…
– Вкусно, знаю. Дальше давай.
– Я говорю – добавлять не надо, по-трезвяни будем кроить. Стали разворачивать, а он, парашют – он склеенный был весь, понимаешь? А Белый сразу говорит – помогли ему, понял?
– Кому?
– Да этому, который лежал там, в лепешку... смазали купол типа клеем, впрыснули через шприц или как, чтоб не раскрылся. Он потому и грохнулся, как бомба. Там самолет летал – километров пять, не меньше, точечка одна. И он, значит, с той высоты. Вот так. Убили, его, короче… Убили!
– Ты все это Борьке рассказывал? Спецкору?
– Не, не все. Он, как про клей услыхал, по-моему, до остального сам допер. Я-то думал, сдаст меня ментам, я же, выходит, улику скрыл, или нет? А он только говорит: замаскируй получше, и живи себе. Классный он мужик, хоть и корреспондент.
– Кого убили? – до вернувшегося с пахучей ношей Лобова донеслось страшное слово, – Коля, не пугай людей!
– Не переживай, никто никого не убивал. Прошлые дела. Еще вопросы есть?
– Нет, спасибо.

Светлана действительно узнала от прекраснозубого любителя картошки все необходимое.

– Теперь можно и о тентах. Покажете, Клава?

Клавдия, она же Болонка, расцвела, и дамы удалились в избу, где лже-ведущей были продемонстрированы рукотворные текстильные изыски.

– А еще у меня такая идея, видите? Как бы ромашка, в детский садик заказали шесть таких и вот какие васильки, колокольчики… правда, красиво? А для мини-рынка такие как бы восточные шатры…

За беседой последовали чай для гостей (Коля предпочел кое-что покрепче), поселение кота в привезенный дом… назад собрались на закате.

На обратном пути молчание длилось недолго – до первого не замеченного в наступивших сумерках ухаба. Светлана подпрыгнула и ойкнула, больно стукнувшись о стойку.

– Ну а теперь? – отозвался небрежный водитель.
– Что – теперь?
– Теперь расскажете, какую страшную тайну выпытывали у несчастного Кольки? Какое-то убийство... Так вы, оказывается, не просто репортер, а еще и сыщик? Миссис Пинкертон?
– Ах, какой же вы любопытный. Говорила же – не репортер я… покурить у вас можно?
– Между прочим, народу было обещано, народ ждет. А курить – здоровью вредить. Но, с другой стороны, чем меньше здоровья у газетчика, тем больше у народа. Курите, так и быть.
– Спасибочки! Вы очень заботливы, насчет здоровья, – пассажирка охотно воспользовалась разрешением, – Хотя никакой я не газетчик.
– Ну, телевизионщик, или как у вас там… какая разница!
– Вообще-то разница большая, а на студии я давно не работаю.
– Да ну? А Ирка и Болонка… Клавдия – они как бы слепые? Они же обе вас узнали!  Месяц – это давно? У вас, случаем, камеры в пуговице не найдется?

Саша демонстративно глянул на ее грудь, и Светка машинально запахнула куртку.

– Я серьезно. Как Бориса моего не стало, сразу ушла. А Клава, наверное, повтор видела, в записи.
– Какого Бориса? Почему – не стало?
– Это к делу не относится, да и долго будет объяснять.
– Нам еще минут сорок пилить, так что не сочтите за труд, повинитесь перед зрительской аудиторией.
– А я ни в чем не виновата – виниться!
– Ну тогда, будьте так добры, расскажите... если это не государственная тайна, конечно.
– Какая там тайна…  Бориса вы тоже знаете… знали. Он тогда же, два года назад, к вам заходил, как и к Коле нашему золотому. Он как раз и был газетчиком.
– Не понял…
– Для особо одаренных повторяю подробнее: мой покойный жених Борис Позоров был журналистом.

Едва не расплющив нос о лобовое стекло из-за резкого торможения, Светлана возмущенно повернулась к водителю и наткнулась на его бешеный взгляд.

– Позоров? Ваш жених? Он что… его… он умер?!