Русалка

– ... Имейте в виду, что я терпеть не могу красные розы. В наше время это уже пошло и неоригинально.
    Она смотрит на меня поверх бокала, в котором играют пузырьки шампанского. Она держит бокал так близко к лицу, что в её серо-зелёных глазах мелькают янтарные искорки – отражение благороднейшего из напитков.
    Мы сидим в маленьком уютном ресторанчике – в одном из тех, куда не стоит приводить на свидание девушек, если ты обычный офисный служащий и в твой карман случайно не залетела тысяча долларов. Я уже знаю, сколько стоит бутылка шампанского, ждущая следующего тоста (первый тост был за знакомство). Я знаю, какие цифры были начертаны изящным шрифтом в меню напротив названий замысловатых салатиков и закусок, стоящих сейчас на нашем столике. И я знаю, что за все эти изыски будет платить она.
– Вы можете иногда звонить мне. Но хочу вас предупредить, что не следует этого делать в моё рабочее время и после десяти часов вечера. У меня ответственная должность, и я не могу позволить себе лишний раз отвлекаться. Что касается поздних разговоров, то они не способствуют крепкому сну, а утром я должна быть выспавшейся, бодрой и хорошо выглядеть.
    Я слушаю её голос и чувствую, как у меня начинается зубная боль. Фантомная, конечно. Но я молчу, потому что требуется выслушать сидящую напротив меня женщину без комментариев.
– Видеться мы будем один раз в неделю. Время и место назначаю я. Если вы будете заняты – что ж, это уменьшит сумму вашего гонорара.
    Она произносит всё это таким деловитым тоном, будто мы обсуждаем какую-нибудь сделку в её компании, а не предстоящие свидания с мелодраматическими радостями. Фантомная зубная боль начинает отдаваться в висках...
    «А что ты хотел? – спрашиваю я у самого себя. – Ты же не мальчик, не сопливый романтик. И она прямо сказала, что ей нужно».
    Да, я знал, каким будет блюдо. Но я не ожидал, что оно будет подано вот так. Безвкусное блюдо на холодном железном подносе.

    ... Мы познакомились пару месяцев назад на одном из тех сайтов, куда «со всех рек стекаются рыбки на нерест». Выражение не моё, а одного моего друга, который тот ещё любитель «порыбачить». Два развода вышвырнули его в бурное море и отправили в свободное плавание.
    На её анкету я сначала не клюнул. И даже удивился: как она, эта самая анкета, смогла просочиться через фильтр моих придирчивых предпочтений? Чудеса системных сбоев, не иначе. На странице пока ещё незнакомки было указано, что ей двадцать девять лет (ну, всё понятно, подумал я, догоняет начавшую убегать молодость, а вместе с ней и постепенно ускользающих от её особы мужиков). С фотографии на меня смотрело ничем не задерживающее на себе взгляд лицо с едва заметным макияжем. Худая, угловатая фигурка в простом платье, застывшая в кресле у окна в полутёмной комнате. Тот, кто её фотографировал, наверное, не понимал, что выбрал на редкость неудачное освещение. Я просмотрел другие её фотографии. Никаких томных поз и взглядов «с намёком». Никакого специально устроенного, «театрального» антуража. Если бы я знал, что за спектакль начнётся потом... Короче, среди прочих ищущих и зовущих дам она выделялась тем, что ничем не выделялась. Мне даже стало интересно: как же она, с такими безыскусными фотографиями (вот она в офисе, в строгом костюме, а вот она дома, едва ли не в халате) собирается искать своего «рыбака»?
    И я ей написал. Просто «Привет!» Она ответила на следующий день вечером (за это время я уже успел познакомиться на том же сайте с двумя далеко не тургеневскими барышнями). Ответила неожиданно: «Здравствуйте!» Как будто я старше её не на пять лет, а на все пятьдесят. Мне стало ещё интереснее. Не из-за единственного слова, начавшего наше знакомство, а из-за его интонации (я как будто услышал её) – серой, холодной. Рыбьей. Ну не сидят на таких сайтах с такой интонацией!
    И завязалась между нами осторожная переписка. Да-да, именно осторожная: мы как будто слегка дотрагивались друг до друга килобайтами и байтами информации, присматривались друг к другу словами – и отталкивались, отплывали в разные стороны, словно боясь попасть в одно течение. Между нами не было и намёка на флирт.
    Через месяц я знал, что она работает в какой-то серьёзной компании, занимающейся финансами. Что ей нравятся Кафка и Фрэнк Синатра. Что она не умеет и не любит готовить. Что она терпеть не может высокие каблуки, красное полусладкое и у неё аллергия на мёд. Я знал о ней мелочи, которые обычно узнаёшь о женщине в первый год совместной жизни. И я не знал о ней ничего. Потому что всё, что она мне писала о себе, было похоже на продолжение заполнения анкеты на сайте знакомств.   
    Я уже думал прекратить эту скучную переписку (тем более что ни один из нас не воспылал желанием увидеться «в реале»), но вдруг она написала:
    «Завтра в 20:00. Ресторан «Франсуаза». Костюм обязателен. О деньгах не беспокойтесь. У меня есть для вас серьёзное предложение».
    Если бы я уже не знал манеру письма этой женщины, я бы почувствовал себя разведчиком, которому прислали наводку. Не похоже на романтическое приглашение. Я заподозрил какой-то подвох, но решил всё-таки отправиться на это неожиданное свидание (или что там получится?). В конце концов, вяло текущая два месяца интрига требовала развязки. Посмотрим, как выглядит эта женщина в своём не виртуальном облике и что это за загадочное предложение... 
    Когда я вошёл в зал ресторана и увидел её, сидящую за столиком у окна, меня охватило унылое разочарование. В глубине души я всё же надеялся, что меня будет ждать не ожившая копия скучной анкетной фотографии, а страстная принцесса, сверкающая своими прелестями. Ведь если в случае с интернет-знакомствами часто бывает наоборот – жаба вместо Василисы Прекрасной – значит, и в другом порядке это должно работать? Но нет, на меня смотрела всё та же, знакомая по фотографиям, молодая женщина со светло-каштановыми волосами до плеч, бледным лицом и ничего не выражающими глазами. Правда, когда она встала и протянула мне руку, и я слегка пожал прохладные пальцы, её щёки слегка порозовели, а во взгляде промелькнуло смущение. Она бросила мне своё чопорное «здравствуйте» (так я впервые услышал её голос – мягкий, но какой-то блёклый) и улыбнулась одними уголками губ. Пока она вновь устраивалась за столиком,  я успел рассмотреть, что она худа на столько, что не за что уцепиться ни рукой, ни взглядом. Ничего выдающегося, во всех смыслах этого выражения.
    Она предложила мне сделать заказ («Всё что угодно, не стесняйтесь, ведь это я вас сюда пригласила»). Шустрый официант с любезной улыбкой достал из ведёрка со льдом бутылку шампанского, наполнил наши бокалы и удалился также незаметно, как и появился. Мы выпили за знакомство. Пару раз я поймал на себе её оценивающий взгляд. Я видел, как напряжены её плечи под плотной тканью чёрного строгого платья, которое, только призвав воображение, можно было назвать вечерним. Я ждал, когда она наконец скажет, зачем меня сюда пригласила.
– Думаю, вы уже поняли, что это не свидание, – сказала она, пристально глядя на меня.
    Я осторожно кивнул. Она отпила немного из своего бокала и продолжила:
– Буду с вами откровенна. Вы мне понравились. Вы не пытались со мной заигрывать и затащить в постель. Были в нашей переписке моменты, когда я даже чувствовала в вас друга. Поэтому я остановила свой выбор на вас.
– Какой... выбор?
    Она слегка вздёрнула острый подбородок и сказала то, чего я никак не ожидал от неё услышать: 
– Видите ли, современные женщины делятся на две категории: одни занимаются любовью с мужчиной, а другие – с собственной работой.
    Я едва не поперхнулся шампанским.
– Вас удивляет такое умозаключение? – спросила она, сделав вид, что не обратила внимания на мою реакцию.
– Не то чтобы... А к какой категории относитесь вы?
– Разумеется, ко второй. Но мне, как и любой здоровой женщине, требуются... мм... определённые отношения. Без каких-либо неприятных и нежелательных последствий, если вы понимаете, о чём я...
    Я тупо кивнул. Кажется, я начинал понимать... Понимать, что зря сюда пришёл. Ну и ну, богатенькая дамочка желает меня купить. До такого в отношениях с женщинами я ещё не скатывался... Неожиданно мне захотелось опрокинуть в себя рюмку ледяной водки.
– Я навела о вас кое-какие справки... Никакого детективного расследования, только социальные сети, – продолжила она, поставив острые локти на стол и сцепив под подбородком пальцы с бледно-розовым маникюром. – И я пришла к выводу, что вы можете стать для меня идеальным любовником. Не беспокойтесь, мне не нужны так называемые серьёзные отношения. Всерьёз вы можете встречаться с другой женщиной. Меня же интересует чисто платоническая сторона дела...
    Я почувствовал, как в голове у меня что-то заворочалось и тихо посыпалось. Я залпом допил из своего бокала и резко встал со стула. Я ожидал чего угодно, только не встречи с сумасшедшей.
    Во взгляде женщины пробежала лёгкая паника.
– Прошу вас, дослушайте меня, – быстро и почти умоляюще попросила она и, подавшись вперёд, тронула рукав моего пиджака. – Я ещё не рассказала о вашей личной выгоде.
    Я вздохнул, снова сел на своё место и скрестил на груди руки.
– Валяйте.
    Я произнёс это несколько грубо, но что поделать: мне расхотелось играть в вежливость после того, что она наговорила. 
– Понимаете... –  Женщина потупилась и стала похожа на школьницу на первом в своей жизни свидании. – Я не хочу встреч ради постели. Вернее, мне нужны встречи без неё... – И подняла на меня глаза, вчитываясь в мою реакцию.
– А что так? – удивился я. – Кто-то настолько вас разочаровал, что вы боитесь или не хотите близких отношений? Так найдите себе подходящего ухажёра. Из своего круга. Пусть греет ваше холодное сердце, занимается с вами любовью, возит в Париж и осыпает лепестками роз... Красиво и романтично. Как и хочется всем девочкам любого возраста.   
    Она ничего не ответила на мою дерзость, только отвела взгляд и закусила нижнюю губу.
– Это всё не для меня, – прошелестела она. – Это было бы слишком... по-настоящему. 
– А как же вам тогда надо?
    Она вновь посмотрела на меня и качнула головой:
– Вы мужчина, вы не поймёте.
    Ну вот и поговорили.
– Хорошо. Предположим, я соглашусь с вами... как бы это сказать?.. встречаться. Как это будет выглядеть?
    В её глазах плеснулось оживление. Она расслабила плечи и слегка наклонилась ко мне.
– Мы будем встречаться, как все обычные пары. Только без интимной близости. Мы будем ходить в кино, в рестораны, гулять в парке... Вы будете дарить мне цветы и прочие милые глупости. При этом я буду оплачивать все расходы, которые обычно требуются на свиданиях. Вам ни на что не придётся тратиться, даже на подарки для меня. И сверх того – я буду платить вам за каждую нашу встречу.
    Я слушал её, онемев, но стараясь не показывать, насколько. Она же аккуратно взяла бумажную салфетку и что-то на ней написала. Потом протянула её мне. Я негромко присвистнул: сумма гонорара за «работу» впечатляла. Не то чтобы я сильно нуждался в деньгах, но и отказываться от них было бы глупо.   
– А вы не боитесь, что я просто возьму ваши деньги и слиняю?
    Она неопределённо повела плечами.
– Вы забыли о том, что я успела вас немного изучить. Вы не показались мне человеком, способным на такую подлость, а я привыкла доверять своей интуиции.
– Что ж, давайте попробуем, – улыбнулся я. 
– Давайте сначала поужинаем, – мягко сказала она. На её губах появилась бледная улыбка. 
    Но мы едва притронулись к еде.
– Так какие у вас будут ко мне требования? – поинтересовался я, когда мы выпили по второму бокалу шампанского.
    И узнал о красных розах, телефонных звонках и прочих условиях.
   
   Она позвонила мне через три дня после встречи в ресторане.
– Здравствуйте! Вы свободны завтра вечером?
– Для тебя я всегда свободен, – несколько развязно ответил я.
– Я же просила вас сохранять дистанцию и не называть меня на «ты», – окатила она меня своим ледяным тоном.
– Ошибку понял, исправлюсь. Отвечаю на ваш вопрос: завтра вечером после семи я свободен.
– Отлично. Значит, завтра в восемь у кинотеатра «Звёздный». Деньги на билеты и такси возьмёте из тех, которые я вам вчера перечислила на карту.
– Форма одежды?
– Надеюсь на вашу аккуратность.

    Почти два часа мы скучали на какой-то несмешной комедии (и наши «свидания» потом я мысленно записал в этот «жанр»). Весь фильм я держал в своей руке её прохладную руку. Об этом она заранее меня попросила. После – согласно составленному ею плану, с которым я, разумеется, был уже ознакомлен – мы гуляли неподалёку от кинотеатра по ночному скверу, среди чёрных голых деревьев и остатков грязного снега. Она прятала руки в карманах своего кашемирового пальто, кутала подбородок в шёлковый шарфик и зябко поёживалась от сырого весеннего ветра. Что ж, если такую прогулку она считает романтичной, пусть развлекается.
    Мы говорили о ничего не значащих пустяках. Но постепенно между нами начало сгущаться молчание. Я понял, что «свидание» надо спасать (вернее, отрабатывать), к тому же мне не нравился её покрасневший от холода нос. И мне пришла в голову одна мысль.
– Дайте свою руку, – сказал я.
   Она резко остановилась.
– Зачем?
– Погрею её в своём кармане. А после погрею другую. – Говоря это, я чувствовал себя крайне глупо. – Так положено делать... Вы что, никогда не были на свиданиях в такую погоду?
    Она опустила глаза и, кажется, смутилась.
– Я очень давно не была на... свиданиях.
    Но руку мне подала. 
    Мы медленно пошли дальше. Её ладонь лежала в моей руке в кармане моей куртки, как замёрзшая птица. А за нами по пятам по-прежнему следовало молчание.
    Через пять минут я понял, что её тонкие пальцы не желают согреваться.
– Вам срочно нужно выпить горячего чаю. Иначе вы простудитесь насмерть, и наше первое свидание станет последним.
    Она изумлённо изогнула тёмные брови.
– Я не разрешала вам такое говорить.
    И только что ножкой не топнула.
– Да плевать. Вон там, – я кивнул на здание, смутно видневшееся в конце сквера,– есть одно неплохое местечко. Предлагаю погреться там. Если у вас есть возражения, оставьте их себе вместе с частью моего сегодняшнего гонорара.
    Я бесцеремонно взял её за руку и потянул за собой к выходу из сквера. Ей ничего не оставалось, как последовать за мной.
    В кафе, в которое я её привёл, было чисто и немноголюдно. Я помог ей снять пальто, и мы заняли столик в глубине зала, подальше от чужих разговоров. Она подозрительно озиралась по сторонам (я мгновенно понял, что раньше в таких простых местах она не была) и откровенно шмыгала носом. Вскоре нам принесли пузатый глиняный чайник. С минуту она сидела, обхватив ладонями горячую чашку, в которую я налил ей спасительный напиток. Потом поднесла чашку к губам и, обжигаясь, сделала несколько глотков. И посмотрела на меня, кажется, с благодарностью. Я тоже отхлебнул чай из своей чашки и взглянул на неё.
– Вы согрелись?
– Да, спасибо...  – Она потупилась и стала разглядывать белую скатерть, как будто на ней было нарисовано что-то интересное. – Не так я себе представляла наше первое свидание...
– Ничего плохого не произошло, – поспешил я её успокоить. – Просто ночные прогулки на холодном сыром воздухе не для каждого.
– А я не люблю жару... – тихо произнесла она и снова отпила чай. – Расскажите, пожалуйста, о себе.
    Я на несколько секунд задумался.
– Кажется, всё, что я мог вам о себе рассказать, я уже уложил в нашу короткую переписку.
– Не вижу ничего плохого в повторах.
    Я вздохнул и аккуратно поставил свою чашку на блюдце.
– Ну, я никогда не был женат и у меня нет детей. У меня есть скучная работа в скучном офисе... Мои родители живут в другом городе, и «блудный сын», то есть я, время от времени их навещает. Иногда я вижусь с друзьями... Иногда – с подружками. Ну, вы понимаете, что я имею в виду... А порой на меня что-то находит, и тогда я что-то пишу. Точнее сказать, записываю...
– О, вы писатель? – взгляд моей визави оживился любопытством.
    Я неопределённо пожал плечами.
– Если учесть, сколько текстов сейчас плодится в Интернете, можно сказать, что каждый второй – писатель...
    Она слегка наклонила голову набок.
– А вдруг вы себя недооцениваете?
    Я сделал короткий небрежный взмах рукой.
– Если хотите, дам вам как-нибудь почитать своих уродцев...
    Мы ещё о чём-то немного поговорили, допивая чай. Потом я расплатился, и мы вышли на улицу. Я, согласно сценарию (кто бы мог подумать, что во мне дремлют актёрские способности?), любезно вызвался её проводить, Она, немного смутившись (какая актриса!), любезно согласилась. Я подставил ей локоть, и она взяла меня под руку. До её дома мы шли пешком. Оказалось, что она живёт неподалёку от кинотеатра, и нет нужды вызывать такси.
    Жила она в многоэтажной новостройке – безликом детище из стекла и бетона современного города. На парковке возле дома – ряды дорогих машин, поблёскивающих в свете уличных фонарей, как чешуя выброшенной на берег рыбы. Асфальтовые дорожки, ведущие к подъездам, тянулись с  безукоризненной чёткостью и аккуратностью. Я не заметил поблизости ни детской площадки, ни деревьев.
    Мы дошли до её подъезда и остановились. Она медленно повернулась ко мне и посмотрела выжидательно.   
– Что? – не понял я.
– Вы должны поцеловать меня на прощание, – тихо напомнила она.
– Точно, совсем забыл... – пробормотал я и притянул её к себе.
    У меня было ощущение, что я приложил к губам холодный лист бумаги.
    Она негромко вздохнула и отстранилась от меня.
– Я вам неприятна?
    Я выдавил из себя глупую улыбку:
– Ну, мы же только начали встречаться, и я не хочу сразу проявлять свои чувства...
    Она снова вздохнула и несколько секунд разглядывала носки своих лаковых сапожек.
– Что ж... Спасибо за вечер, – сказала она. – Спокойной ночи.
    Покопалась в сумочке и достала ключи. Я придержал перед ней дверь.
– Я сообщу вам, когда будет следующая встреча.
– Буду ждать с нетерпением, – вежливо отозвался я. – Спокойной ночи. Приятных вам снов!
    Она улыбнулась какой-то жалкой, болезненной улыбкой и скрылась в подъезде. 

... И потянулась череда наших странных свиданий. Поскольку она не обязывала меня хранить ей верность, встречами только с ней я не ограничился. Вот они, преимущества современного рыцарства!..
    За два-три дня до «свидания» она присылала мне на электронную почту очередной сценарий, в котором было указано: место и время нашей будущей встречи; краткое описание того, как я должен быть одет и что я должен буду делать; цветы или иной подарок, который нужно ей преподнести. Поскольку счёт на моей банковской карте регулярно обновлялся, я изо всех сил старался оправдывать ожидания моей «заказчицы», к причудам которой (и к ней самой) постепенно привыкал. Более того, я втягивался в это искусственное действо.  Какой авантюрист во мне проснулся!.. Но, признаюсь, меня неотступно коробило ощущение того, что меня используют. Да и сама ненормальность таких отношений не добавляла мне душевного спокойствия. Иногда я считал себя корыстной сволочью, готовой на всё ради денег.
    Что же касается самой устроительницы всего этого мелодраматического спектакля, то она была изобретательным режиссёром, но плохой актрисой. Держалась она со мной сухо и отстранённо – как будто через силу принимала мои ухаживания, а не была их виновницей. Лишь изредка, украдкой, словно боясь чего-то, она бросала на меня чисто женский взгляд. Он был похож на быстрый бросок камешка в воду: короткий всплеск – и снова всё стихло.      
    Довольно скоро я понял, что она хочет претворить в жизнь все мыслимые и немыслимые женские фантазии о «красивой любви».
    Звонит и спрашивает без всяких предисловий:
– Скажите, у вас есть загранпаспорт?
– Да, где-то пылится, надо посмотреть.
– Прекрасно. Найдите его. Послезавтра мы вылетаем в Рим...
    Два дня мы бродили по древнему городу, держась за руки и целуясь у всех фонтанов (к тому времени я уже привык к её безвкусным губам). Но спали мы в разных номерах отеля.
    Декорации нашего спектакля становились всё разнообразнее. Мы восхищались видами Парижа со смотровой площадки Эйфелевой башни, пили эспрессо в московских кафе и гуляли белыми ночами по Санкт-Петербургу. Я научился сдерживать зевоту на концертах симфонической музыки, не спать в опере и аплодировать вместе с другими зрителями на спектаклях экспериментального театра. Я наизусть выучил труднопроизносимые меню ресторанов европейской кухни и правила подачи вин. Я стал завсегдатаем ювелирных салонов и цветочных лавочек. Никогда ещё в своей жизни я не был таким идеальным кавалером. Если бы мои бывшие пассии увидели меня сейчас, они бы обиженно бросили в меня что-нибудь тяжёлое.
   
    День её рождения – был уже конец августа – стал проверкой моих организаторских способностей.
–Я хочу столик на двоих на крыше небоскрёба, – заявила она. – Только вы и я. Не хочу делать из своего тридцатилетия шумный праздник. И пусть это будет поздно вечером или ночью. Французское шампанское, лёгкие закуски и букет лилий – больше мне ничего не надо.
    «Да совсем пустяки», – усмехнулся я про себя. И обзвонил с десяток организаций, прежде чем договорился, чтобы всё было устроено так, как она хочет. 
    В назначенный день (точнее, поздний вечер) я ждал её на крыше тридцатиэтажного отеля в центре города. Она появилась в атласном вечернем платье изумрудного цвета, лёгкой меховой накидке и чёрных лаковых туфельках на высоких каблуках. Последнее меня несколько удивило.
– Кажется, вы говорили, что шпильки вам не по душе, – заметил я, целуя ей руку.
– Ну, сегодня же особенный день, – смутилась она.
– С днём рождения! – коротко поздравил я и вручил ей букет белоснежных лилий.
    Мы ужинали за изящно сервированным столиком, любуясь ночным небом и слыша далёкий гул городского моря.
    Я чувствовал себя не так скованно, как на предыдущих наших свиданиях – то ли из-за выпитого шампанского, то ли потому, что сегодня она была какой-то другой. Я шутил напропалую, чего раньше в её присутствии мне не хотелось делать, рассказывал какие-то глупые и занятные истории, а она смеялась, свободно, легко, запрокидывая голову (оказывается, у неё мелодичный смех, отметил я про себя), и выбившийся из причёски каштановый локон дрожал на её плече.   
– Жаль, что я забыла сказать вам о музыке... – неожиданно обронила она. Лицо её в один миг стало серьёзным и немного грустным.
– А вам нужны ещё и менестрели? – делано удивился я и углубился в меню своего смартфона. Через минуту из его динамика донёсся чарующий бархатный голос Фрэнка Синатры: «Strangers in the night...»
     Я встал, изобразил лёгкий поклон и сказал, подав ей руку:
– Леди, разрешите пригласить вас на танец.
    Улыбнувшись, она поднялась со стула, позволила обнять себя за талию, положила тонкие руки на мои плечи, и мы закружились в медленном танце...
    Песня давно закончилась, а мы всё стояли, не отпуская друг друга. Её широко распахнутые глаза блестели влажной серо-зелёной глубиной. На слегка приоткрытых губах словно застыли невысказанные слова. Потом её тёмные ресницы слегка дрогнули, и вместе с ними дрогнул и я. И что-то во мне болезненно откололось и унеслось по неведомому течению неведомо куда... Я не удержался и наклонился к ней. На этот раз её губы были мягкими и пахли вином. И этот поцелуй был мучительным для меня...
    Я успел ощутить сладко-горький аромат её волос, прежде чем она отстранилась.
– Зачем вы это сделали? – словно издалека услышал я её шёпот. В моих ушах шумело – как будто рядом плескалось море.
– Простите... – сказал я и разомкнул на её талии свои руки. Она немедленно отступила от меня на шаг назад. – Я не понимаю...
    «Это всё шампанское», успокоил я себя.
    Она торопливо поправила на плечах сбившуюся меховую накидку. Её щёки раскраснелись, губы чуть припухли и стали тёмно-розовыми. Я впервые увидел,  как серые краски схлынули с её лица.
    Избегая смотреть на меня, она подхватила со стула сумочку и быстрым шагом направилась к выходу с крыши. Я догнал её, схватил за запястье и развернул к себе.
– Да что я сделал не так?! Разве вам не хотелось... романтики?
    Она посмотрела на меня как-то затравленно и тихо сказала:
– Вы вели себя слишком по-настоящему.
    Я ошеломлённо выпустил её руку.
    Она ушла, а я остался стоять один на крыше.            
   
    Всю осень я отправлял ей одно электронное письмо за другим – просто спрашивал, как у неё дела. Но она не отвечала. Я не мог до неё дозвониться: видимо, она занесла меня в чёрный список. Мне ничего не оставалось, как мысленно плюнуть на эти странные отношения (да и были ли они между нами?). Только её номер я почему-то не стал удалять.

    Декабрьской ночью меня разбудил телефонный звонок. Чертыхаясь, я протянул руку к смартфону, лежащему на прикроватной тумбочке. Вот кому понадобилось беспокоить меня в такое время?
    На дисплее светилось её имя. Я резко сел на постели.
– Какого... вы мне звоните? – прорычал я в трубку.
– Вы можете ко мне приехать?
    У меня внутри что-то оборвалось – таким слабым и серым был её голос. Я заподозрил что-то неладное, но из чувства гордости решил «выключить» свою вежливость.
– Вы три месяца не давали о себе знать, а теперь думаете, что я примчусь по первому вашему зову?
    Кажется, она всхлипнула.
– Мне больше некому позвонить...
    Это было сказано так, что я понял: она не играет на моих чувствах.
– Хорошо, сейчас вызову такси и приеду. Напомните адрес.
    Она продиктовала мне его едва слышным голосом.
    Я нахмурился от какого-то нехорошего предчувствия.
 – У вас всё в порядке? – зачем-то спросил я.
    Но она уже отключилась.

    ... Лифт на её двадцатый этаж тащился мучительно долго. Наконец он выпустил меня на лестничную площадку, и я утопил кнопку дверного звонка. И прислушался.
    Тишина. Кажется, в глубине квартиры не раздавалось ни звука.
    Я позвонил снова, но услышал только электрическую трель. Чувствуя, как у меня учащённо забилось сердце, я  толкнул входную дверь и обнаружил, что она не заперта. Ругая себя за лишние манипуляции со звонком, я шагнул вперёд и оказался в просторной квартире-студии, залитой ярким электрическим светом. Это место сразу показалось мне похожим на аквариум из-за огромных окон высотой от пола до потолка.
    Я быстро осмотрелся, ища ту, которая позвала меня сюда.
    Белые стены с яркими пятнами абстрактных картин. Синий ковёр. Два серых кресла и чёрный диван напротив чёрного прямоугольника телевизора. В углу – кровать, отгороженная ширмой, и пара полок с ровными рядами книг и какими-то безделушками. Замысловатая бытовая техника на кухонных тумбах...
    Её не было нигде.
– Где ты? – громко спросил я.
    В глубине квартиры послышался слабый стон. Я бросился на этот звук, уткнулся в дверь, которую сначала не заметил, и рванул её на себя...
    Она сидела на кафельном полу, прислонившись спиной к ванне, наполненной водой странного розоватого цвета, и прижимала к груди левую руку, по которой медленно стекало что-то красное. Рядом с ней валялся смартфон в тёмных влажных пятнах. В белом электрическом свете всё выглядело отчётливо и остро. Несколько секунд я находился в каком-то мутном оцепенении, а потом всё произошедшее в одно мгновение выстроилось передо мной, и я выругался сквозь зубы.
    Быстро опустившись перед ней на колени, я тревожно вгляделся в неё. Она была жутко бледна, но в сознании. Закрытые веки чуть подрагивали, губы беззвучно шевелились. Я наклонился к ней ближе и услышал слова, похожие на тихий шелест:
– Опять струсила...
    Тогда я ещё не понял, что они означают.
    Чертыхаясь, я стянул с себя куртку, которая внезапно стала тяжёлой, бросил её на пол, вытащил из кармана джинсов мобильник и вызвал «скорую»...
    Потом лихорадочно обшарил глазами ванную комнату. В настенном шкафчике обнаружилась аптечка, а ней я нашёл то, что искал.
    Когда заканчивал накладывать повязку на её израненное запястье – слава богу, порез оказался не глубоким – она открыла глаза, и я увидел, что в них, как рябь на воде, дрожит страх.
– Скоро это пройдёт,  – произнёс я как можно спокойнее.
    Она слабо и как-то обречённо качнула головой, и по бледным щекам медленно потекли беззвучные слёзы. Я понял, что брякнул что-то не то, и решил пока молчать.    
    Проверив, как держится моя дилетантская повязка на её запястье, я осторожно взял её на руки и отнёс диван.
    Она была такой лёгкой, что на мгновение мне стало страшно: вдруг – разобьётся?..
    Незадолго до того, как в дверь позвонили, она потеряла сознание. 

    ... А потом всё было, как в вязком сне: люди в белых халатах, ступени подъезда,   обжигающий лёгкие зимний воздух, «скорая», несущаяся по ночному городу, и длинный холодный больничный коридор, в котором я просидел весь короткий остаток ночи.
    Под утро мне сказали, что она уже в норме, что ей дали успокоительное и сейчас она спит. Я вернулся домой и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Меня разламывало от усталости, и я думал, что смогу быстро уснуть. Но стоило мне закрыть глаза, как снова видел её – такой же, как несколько часов назад в ванной: с мокрыми тёмными волосами, беспорядочно рассыпавшимся по хрупким плечам; в мокрой насквозь белой ночной рубашке, едва прикрывавшей колени и облепившей худенькое тело. И страшные красные цветы, расплывшиеся на тонкой белой ткани...
    Внезапно меня осенило: «А ведь она оставила входную дверь открытой. Значит, не была уверена в своём страшном решении? Оставила возможность для спасения? Но почему позвонила мне, а не вызвала «скорую»?.. »
    Додумать я не успел, потому что всё-таки провалился в чёрный пустой сон.

    Каким-то чудом нашим объяснениям поверили, и она смогла избежать встречи со специалистом другого медицинского учреждения. Она держалась очень убедительно, когда рассказывала своему лечащему врачу о том, как в тот злополучный вечер после ухода гостей она мыла посуду, нечаянно разбила тарелку и порезала об её осколок запястье. Я подтвердил каждое её слово и ещё добавил от себя несколько подробностей – для большей правдоподобности. Что и говорить, из нас сложился блестящий актёрский тандем...   
    Через два дня после этого разговора мы стояли на ступеньках больничного крыльца под мягко падающими хлопьями снега. Она всё ещё была бледна, но пыталась мне улыбаться.
– Спасибо тебе, – прошелестела она, беря меня под руку.
    Мы вызвали такси и поехали к ней домой. У подъезда она робко попросила меня проводить её до квартиры. Я молча кивнул. Я понял, что сейчас она не сможет там одна находиться.
    Мы поднялись в лифте на её этаж. С минуту она возилась с замком, пытаясь открыть дверь. Я осторожно взял из её руки ключ, вставил его в замок и повернул. Дверь с тихим щелчком послушно открылась.
    Квартира-«аквариум» встретила нас застоявшимся воздухом и полумраком ранних зимних сумерек. Её хозяйка торопливо зажгла свет. И только после этого я помог ей снять пальто.
– Не люблю, когда темно, – сказала она. – Проходи. Я сейчас быстро переоденусь и сделаю чай. 
    Я разулся, снял куртку и сел в уже знакомое кресло. Она взяла что-то из шкафа и подошла к двери, ведущей в ванную. Я заметил, что она немного помедлила, прежде чем её открыть.   
    Вернулась она минут через пять, переодевшаяся в домашнее платье, и засуетилась у плиты.
– Тебе помочь?
– Нет. Я справлюсь, – отозвалась она. – Рука уже почти не болит. Прости, у меня сейчас не убрано...
– Не извиняйся.
    Вскоре на кофейном столике у дивана нарисовались заварочный чайник, две чайные пары и блюдце с горкой печенья. Я чувствовал, что она  хочет мне что-то сказать, но медлит и заполняет время этим ритуалом гостеприимства. Мы молча пили чай, и молчание становилось душным и тягостным: так бывает перед грозой, когда смотришь на потемневшее небо и ждёшь, когда же пойдёт дождь...
    Наконец она унесла посуду, вернулась, села на краешек дивана напротив меня и уставилась в пол. Пальцы её нервно теребили уголок платья.
    Я ждал. Она глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха, и произнесла:
– Понимаешь, мне никогда не нравилось жить...
    Я удивлённо приподнял брови. У меня шевельнулась нехорошая мысль: может, всё-таки надо было обратиться к другому специалисту?
    Она медленно подняла на меня глаза. 
– Но не подумай, что я сумасшедшая, – поспешила продолжить она, увидев моё выражение лица. – То, что я тебе сейчас сказала – не болезнь или временные эмоции, а моё осознанное отношение к жизни... И это, пожалуй, то немногое, что есть во мне своего. Я всегда делала то, что мне говорят – родители, учителя, подруги... Правда, последних у меня не много...
    Она смущённо отвела взгляд. Её щёки порозовели.
– Я говорю какую-то ерунду?
– Нет. Продолжай.
    Она слабо улыбнулась.
– Мне уже тридцать лет, а я не знаю, кто я и зачем. И есть ли вообще смысл в моём существовании в этом мире... – Её слова текли медленно и тихо. Горькая отравленная вода, выходящая из её лёгких. – Мне больно здесь находиться, хотя, если посмотреть со стороны, мне не на что жаловаться. И это так. Но меня тяготит то, что происходит со мной каждый день. Потому что я чувствую, что всё может быть по-другому, более живым и не таким пресным... Я чувствую, что могу начать по-другому ко всему относиться... Но я боюсь... Боюсь выйти, – она обвела взглядом комнату, – из своего «аквариума». – Я мысленно вздрогнул, услышав от неё это слово. А она опустила глаза и сказала едва слышно: –  Поэтому у меня никогда не было мужчины...
    Я ошарашенно посмотрел на неё.
– Это поэтому ты... – у меня сел голос.
– Да, – она смутилась ещё больше. – Поэтому наши встречи были такими... неполноценными... Мне хотелось всего того, что хочется всем обычным женщинам, но... я боялась. Мне было страшно начинать с мужчиной какие-либо отношения. Я думала: вдруг мне сделают больно?.. У меня нет ни одной подруги или знакомой, которая была бы счастлива в браке... Но год назад я решила, что всё-таки вытолкну себя из своего страха...
    Она замолчала.
– Что-то произошло? – осторожно спросил я.
– Да. Я приняла одно решение. – Она подняла на меня глаза. Серо-зелёные, влажные. Русалочьи, подумалось мне. – Я решила в конце года всё это закончить. Но перед этим сделать то, чего раньше избегала... – Её губы исказила горькая улыбка. – Как видишь, на многое меня не хватило... Я зарегистрировалась на сайте знакомств. И ты написал мне. Не смотря на мою непривлекательность.
– Брось, ты...
    Она остановила меня жестом.
– Я знаю, какая я...
– Нет, ты не знаешь. Ты – русалка...
    Я потянулся к ней, чтобы заправить за ухо выбившуюся прядь волос. Она не отпрянула.
    У меня зашумело в ушах. Словно все остальные звуки затопило морским прибоем.
– Ты – русалка, – повторил я и не узнал своего внезапно охрипшего голоса.
–Почему? – спросила она шёпотом. Её глаза потемнели и мерцали зелёной глубиной.
– Потому что у тебя кровь, как лёд. Потому что ты боишься дышать в полную силу. Потому что ты не умеешь ходить по земле...
    Она улыбнулась какой-то блёклой улыбкой, от которой у меня защемило сердце.
– Да, не умею... – тихо сказала она и опустила голову. – И уйти не сумела... Оставила дверь открытой, на всякий случай... А когда увидела кровь, испугалась, что действительно сейчас могу... И выбралась из воды...
    Она замолчала, и я решился задать вопрос, который мучил меня последние несколько дней:
– Почему ты позвонила мне, а не вызвала «скорую»?
    Она странно на меня посмотрела.
– Я загадала: если ты приедешь, значит, я остаюсь. Если нет... – и осеклась.   
    Я вдруг разозлился.
– Думаешь, с жизнью можно так играть? – сказал я сквозь зубы.
    Губы её задрожали, и она закрыла лицо руками. На её левом запястье страшным браслетом белела повязка.
– Прости. Я эгоистка... – прошептала она. – Прости, что тогда оставила тебя на крыше. Я испугалась настоящего и сбежала...
    Уплыла подальше от моих рук, мрачно усмехнулся я про себя.
    Я пересел к ней на диван, бережно притянул к себе и обнял. Она тут же прижалась ко мне, спрятала лицо на моей груди и всхлипнула. Я гладил по голове и баюкал эту взрослую глупую девочку, которая сама себе отмерила тридцать лет жизни.
    Когда я почувствовал, что мою рубашку будто прожгла огненная точка, я понял, что она плачет. Я сильнее прижал её к себе, и мы сидели так до тех пор, пока она не затихла и не уснула. Потом я осторожно перенёс её на кровать и накрыл одеялом.
    Мне же не спалось. Я то дремал в кресле, то принимался ходить из угла в угол. То замирал у одного из панорамных окон и глядел на чёрный с золотыми огнями город, раскинувшийся далеко внизу и шумящий, как море.
    Моя русалка металась во сне. Время от времени я подходил к ней, чтобы поправить сбившееся одеяло. Потом садился на край постели и долго смотрел на черты её заострившегося лица, на её волосы, рассыпавшиеся по подушке и поблёскивающие в мягком свете ночника. Лишь на рассвете, когда её сон стал спокойным, я разрешил себе лечь на диван и заснуть...
    Это была самая странная и самая долгая ночь в моей жизни.

... А потом нахлынуло утро, и волны солнца, разбившие окна, изгнали морских чудовищ, всю ночь шевелившихся в тёмной глубине дома.
    Я сидел на краю постели и смотрел на неё. Моя русалка лежала в солнечной воде, и лицо её, и очертания тела под тонким одеялом казались нездешними. Тёплый рассветный луч плескался в её волосах, ластился к порозовевшей щеке осторожно, словно проверяя – можно ли, не обожжёт ли её?..
    Она пошевелилась, сонно вздохнула, и тонкая белая рука показалась на поверхности одеяла. Тёмные ресницы дрогнули, веки распахнулись, и она посмотрела на меня. Глаза её были чистыми, спокойными, как вода, из которой сильным течением унесло сор.
    И в них больше не было страха.
    Пол, эта хрупкая палуба, качнулся подо мной.
    Мы без слов потянулись друг к другу. Волны зашумели над нами, и воздуха стало мало... И холодная прозрачная кровь моей русалки – древняя кровь её морских предков – стала горячей и красной. Будто мерзкая холодная чешуя слетала с неё под моими нетерпеливыми пальцами. И острое тонкое русалочье тело становилось мягким, тёплым, земным... Я не узнавал ни её, ни себя. И море подхватило нас, затянуло в свою бездну, в которую мы боялись раньше заглянуть, и не было нам больше спасения от этой ласково-яростной стихии... А когда волны стихли, море шумно вздохнуло, выпустило нас из своих объятий и выбросило на землю.

    И мы остались на берегу.


2021 г.