Запах пепла. Глава 8

Глава восьмая

август 2018 Света, Саня и Гоша

Если незваный гость хуже татарина, то с кем тогда сравнить не ждущего хозяина? Когда они едва не силой ворвались в Гошино жилище, Светка была готова обнаружить беспорядок, мусор, пыль, разбросанную одежду вперемешку с обувью и прочие атрибуты холостяцкой бесхозяйственности, но такого кавардака не ожидала. Сам хакер встретил их в трусах и майке.

– Предупреждать надо, – босыми ногами расчищая проход с трудом втиснувшимся «татарам», недовольно заныл виртуальный виртуоз, судя по в опухшему виду, не совсем проснувшийся, – Я вообще-то занят…
 – Мы ненадолго, – извинительным тоном начала Светлана, – Буквально полчаса. Это…
 – Увянь, – внезапно прервал ее арию Лобов, – Сколько надо, столько пробудем. Пивас на холод закинь и посиди там пока.

Светка безропотно подчинилась, но кухонную дверь за собой не закрыла – раз ожидается экспромт, надо слушать с начала до конца, а еще лучше включить диктофон. В тесной прихожей незваный гость зажал хозяина в угол и доверчиво положил на вялое плечо мощную ладонь.
 
 – Ты уж, братан, не обессудь. Светка баба неглупая, но баба – она баба и есть. Я, пойми ты, Борьке… короче, не чужой, а ты, мнится мне, этой дурехе мозги запудрил… Так?
– Да я ничего…, – похлопал глазами Гоша, – А где ты раньше был?
– Тебе дело? Где был, меня, слава богу, нет. И тебе не советую. Вернулся вот, хочу разобраться, а без тебя никак. Ты не мерзнешь?
– Что?.. А, ты про это, – толстяк обозрел свой наряд, пожал плечами, – Не, нормально.
– Извини, я не представился. Саня. А ты, как я понял, Амбарцумян Георгий Вазгенович, так? Год рождения, адрес, национальность, партийность называть?
– Партийность?.. Зачем? Какая партийность?
– Затем, дорогой. Давай, рассказывай. Пиво потом.
– Чего рассказывать?
– Все, что она у тебя спрашивала и чего не досказал.
– Про Борьку? Или ноутбук?
 – По барабану мне твой ноутбук. Куда он ехал? Быстро!
– Ну, в Штаты…
– Стоять. Ты, по-моему, не догоняешь. Пону;кать решил… Фэйс видел?
– Чей? Светкин?.. Это ты ее?! Ни фига себе… За что?..
– Было бы за что – ее бы мама родная не узнала. Это так, к слову. Поговорку знаешь: день вчерашний не догонишь, от завтрашнего – не убежишь?
– Слышал.
– Если будешь по-пустому звонить, заимеешь шанс убежать…
– Это как?
– Не просекаешь? От завтра убежать легко, но только в одно место. Уловил?
– Куда убежать?.. – Гошин лениво-тягучий голос почему-то осип, – В какое место?
– На тот свет, дорогой мой Георгий, только туда. Хочешь?
– Н-нет… – оказывается, мы еще и заикаемся…
– Правильно, не торопись… Теперь рассказывай, тока уже без ну. Штаты – знаю, Нью-Йорк – знаю. Адрес!
– В-восемьдесят пятая… номер… кафе называется… – Гоша стремительно выдавал якобы забытые сведения, – Электронный адрес… мыло…
– Владельцев ты вычислял, потом?.. Я же вижу...
– Был грешок… Он сказал, в журнале встретил… Я нашел, опосля сверил, по сети.
– Говори.
– Имя…
– Молодец, хороший мальчик. О чем еще был базар?
– Какой базар?.. А, разговор… Позор сказал, раскапывает типа групповой суицид…
– А сам он как думал?
 – Мне показалось, он предполагал, они не сами… то бишь, если не сами, то их кто-то… ну, это самое…
– Они – это кто? Сколько?.. Где?
– Не знаю, чем хочешь поклянусь!
– Чем хочешь не надо. Ты, Гоша, мамой поклянись. Ты ведь ее любишь, маму? Нази Гамлетовну… адрес сказать?
– Не трогай мою маму! Пожалуйста, я все скажу, клянусь, самое честное слово!
– А есть еще что сказать?
– Я уже все рассказал, правда!
– Хорошо. Мы, наверно, пойдем. Засиделись у тебя. Будешь нужен – еще заглянем. Ты ж не против?
– Да-да, конечно, заходите…
– Смотри не вздумай переезжать. Поговорку не забыл?
– Как можно!
– Ну вот и славненько. Светка, пошли! Гоше надо отдохнуть, да и пивка холодненького не помешает. Приятного аппетита, ахпер*… Маме привет не передавай. Мы сами, если что…

– Вы все слышали? – подъезжая к Светкиному дому, Лобов взглянул на пассажирку, после визита к заспанному хакеру не сказавшую ни слова, – По-моему, ему больше толком ничего не известно.
– А разве мы не договорились?
– О чем? А, извини. Так как?
– Интересно, где ты научился методике допроса? С элементами психологического прессинга?
 – Жизнь, она всему научит, только не ленись. Думаешь, у меня все шоферы с прочими грузчиками да кладовщиками изначально были честными, правильными и дисциплинированными? Черта с два! А кроме того, не поверишь, они теперь трезвые и пунктуальные.  И бухгалтеры, и экономисты...
– Ирку свою тоже так воспитывал?
– Примерно. Кофе понравился?
– И пенка восхитительная… Приехали. Зайдешь на минутку? Я тоже могу сварить, по-домашнему…
– А покрепче ничего не найдется? – машинально произнесли цепенеющие в неясном предчувствии губы, – Хотя я как бы…
– Пошли, – и Светлана, не оборачиваясь, зашагала к подъезду, словно уверенная: он послушно идет следом.

Ах, повторенье, повторенье! Ты – томленье и сомненье… Стук крови в висках… дверь, лестница… еще дверь… его руки на ее плечах…

– Мама! – ловко выскользнув из незавершенного объятия, Светка оставила в руках остолбеневшего Лобова куртку, глазами указала на вешалку, – Мы на кухню, присоединяйся!

Приготовление кофе по-домашнему – чрезвычайно занимательный и трудоемкий процесс, причем участие гостя обязательно. Мужчине, как самому сильному, было поручено молоть свежеобжаренные зерна в ручной мельнице особой конструкции, отмеривать воду едва не чайной ложечкой, нарезать багет, сыр и лимон…

– А где же мама?

Результат получасового совместного труда уместился в мизерный затейливый кофейник, торжественно водруженный хозяйкой на середину кухонного стола. В течение всего действа помощник то и дело озирался, а когда наконец спросил, в ответ хлопнула входная дверь.

– Как вкусно у тебя пахнет… В кои-то веки сподобилась сварить нормального! А я думала, ты окончательно перешла на свою растворимую бурду… Или к нам кто-то пришел? Не стыдно с такой рожей гостей принимать?

Лобов ухмыльнулся, а Светлана непроизвольно прикрыла синяк полотенцем.

– Здравствуйте, доктор! Ну, слава богу, это вы. А то я подумала, кто-то из соседей с перепугу в обморок упал, и она тут спасает беднягу… Вам, конечно, не привыкать, и не такое видали, – вошедшая женщина протиснулась мимо дочки к холодильнику и принялась выкладывать продукты, – Я вижу, наша медицина делает успехи… и оперативность на высоте, на дому и пациентов проведываете… Похвально. Она показывала вам мой крем? Правда, поразительно эффективное средство? На экстракте настоящих австралийских пиявок, получше всех ваших гепаринов!
– Я не… – рискнул вмешаться мнимый целитель, – Крем из пиявок?!
– Абсолютно натуральное лекарство, и хранить полагается при температуре не свыше плюс шести, иначе возможен распад активного ингредиента…

При всем внешнем сходстве самым существенным отличием дочери от матери был отнюдь не возраст: если младшая предпочитала слушать, то старшая – наоборот, непрерывно говорила.

– Мама, познакомься, – улучив момент, вставила Света, – Это Саша. А ты мог бы и встать, расселся тут…
– С каких это пор у нас пациенты обращаются к врачам на «ты»? И где твоя вежливость? Расселся… О времена, о нравы! Напрасно, Саша, вы им позволяете такие вольности… так и на голову сядут. А по отчеству?
– По отчеству Иванович, – Лобов привстал и неловко поклонился, – Но я…
– Хорошее имя, основательное. А я – мама этой нахалки. Журова, Светлана Андреевна, к вашим услугам. Мы с вами в некотором роде коллеги, я провизор. Но мой опыт позволяет иногда…  нет, я не берусь назначать лечение – так, рекомендовать… И знаете, чаще всего я оказываюсь права.

Еще бы! Попробуй кто возразить… Если и успеешь вставить словечко, все равно придется купить не то, за чем пришел в аптеку, а какой-нибудь крокодилий эликсир.

– И Светочке надо было не языком молоть на своем филологическом…
– Я на журфаке училась!
– Не перебивай мать… а идти по стопам матери, в медицину. Там и знания поосновательнее, и мужчины настоящие, особенно хирурги… травматологи, впрочем, тоже ничего. А то так и останешься вековухой… Ты чего?
 – Нет, ничего. Тушь потекла, – уже из ванной отозвалась вековуха и включила воду посильнее – заглушить хохот.
– Вы уж не обижайтесь на нее, пожалуйста… совсем распоясалась. А может, это последствия травмы?
– Возможно, – согласился «впрочем тоже ничего» мужчина, – Это бывает, наверное. Выпейте кофе, он вкусный. А мне пора… визиты, пациенты… ну, вы меня понимаете.

И, предоставив игре в дочки-матери идти своим чередом, стремительно покинул обитель двух Светлан.


август 2018 Саня

Веселая игра получилась... На кой черт я туда поперся? – примерно такие мысли вертелись в голове одинокого мужчины, снова сидящего в плетеном кресле посреди запущенного розария.

Смешная у нее мама. А моя – какая она была? В воспоминаниях остался теплый запах, мягкие руки, а вот лицо не сохранилось. Все ее фотографии, в том числе и те, где они втроем – она с мужем и сыном, дед безжалостно уничтожил. Она объявилась недавно, когда крутой вираж судьбы вынес брошенного сына наверх, к богатству и успеху.

Оказывается, живет и здравствует где-то в Екатеринбурге, замужем, растит, а точнее, уже вырастила, двух дочек… Вот только фамилия у нее больше четверти века не Лобова, а совсем другая. Кто в этом виноват? Она сама или отец? Вот кто ни капельки не был ни в чем повинен, так это первоклассник Санька, оставшийся сиротой посреди морозной ленинградской зимы. Мать попросту сбежала, бросив его на произвол судьбы и попечение свекра, как только узнала страшную весть: ее муж, машинист маневрового тепловоза Иван Лобов, найден замерзшим в пьяном виде на путях.

О том, что предшествовало этой, по мнению одних глупой, а других – геройской смерти, она не могла не знать. Нищие и вороватые времена вынуждали тащить всех, кто мог и кому не лень, тащили везде и всюду, и сортировочная станция не была исключением. Здесь не мелочились, крали вагонами. А Санин отец вором стать не захотел. Услыхал, увидел чего ему было не положено, и пошел с соответствующим заявлением в линейное отделение, да вот незадача – умудрился попасть как раз к тому, кто крышевал…

Следствие установило: в крови и желудке покойника огромная доза суррогатного спирта пополам с метиловым. Вопросы есть? Вопросов не возникло, а должны бы… При таком супер-глотке человек вырубается практически за секунды, и стакан или бутылка, откуда пил, должна валяться где-то рядом. А ее не нашли… К матери кто-то подошел, сказал: хочешь жить – беги. Она и убежала, оставив деду сынишку и покаянное письмо. Фронтовик не побоялся – нацепил ордена с медалями, ходил, спрашивал, настаивал… Бесполезно.
 
Фамилию следователя, давным-давно ведшего то дело, Лобов узнать не пытался, а сегодня вдруг задумался: уж не Брага ли?.. Нет, вряд ли, по возрасту не подходит… На такую мысль навело парадоксальное отношение к бутылкам: тот не искал очевидную улику, этот нашел… Там она помогла бы выйти на след убийцы, здесь – привела к Инке… ее след, горячий и четкий, показался сыщику единственно верным, у него до сих пор нет ни малейшего сомнения.
 
Скорохват… Хотя, окажись той давней зимой в дорожном отделе нынешний не в меру ретивый следопыт, глядишь, и сиротствовать при живой матери не пришлось бы… Как там у них перечислены основополагающие профессиональные качества? Руки должны быть чистыми, сердце горячим, а голова – холодной? Молодцы… Интересно, кто-нибудь задумался, почему главным атрибутом милицейских мозгов следует считать температуру, а не интеллект?


август 2017 Следствие ведут знатоки

Телесные повреждения – вещь неприятная, но порой чрезвычайно выгодная. Верзила-недоумок, разгромивший полицию у двери своего дома, и не предполагал, какой подарок преподнес Тихону Савельевичу. Ах, какие мы возбудимые! Ух, какие мы силачи – насмотрелись приемов, научились бить-крушить все и всех подряд… круши, голубок, круши. Больно, конечно, но вот теперь посиди-ка в камере без права переписки… пардон, коммуникации.

Обычное задержание предполагает последующий допрос, составление протокола, как правило с участием адвоката, особливо в отношении таких вот, крутеньких да богатеньких. А у нас как вышло? А так: следователь Брага Т.С., оформивший задержанного на себя, формально взял больничный, посетил судмедэксперта, как принято говорить в народе, «снял побои» и развязал руки себе, а мужу-хозяину подозреваемой – напротив, связал. Посиди-посиди, подергайся-пободайся… рогатенький ты наш.

Разговор в палате развеял все Тихоновы сомнения – все, дело можно закрывать, преступление раскрыто по горячим, в прямом и переносном смысле, следам. Картинку нарисовал себе такую: жили были не старец со старухой, а молодец с молодухой. Жили-поживали, добро наживали, да вот беда – детишек боженька не давал. Бывает, у нынешних молодушек-побл...душек такое – не редкость… небось по ранней юности грешила, абортик – другой сделала… бывает. А может, и само по себе – сути это не меняет.

Кстати, врачиха тоже что-то подобное озвучила. И тут угадал… разумеется, опыт есть опыт, а этого добра майору юстиции не занимать. Итак, деток нет, а хочется, да и муж все больше на работе, весь в делах, добывает-богатеет. А тут завелся пришлый паренек. Ничего, что бомжик, зато – морячок… нестрашно, что седой, зато крепенькой… не беда, что бедненький, зато умеленький… А как мужа нет, то и такой сгодится – рано ли, поздно ли, долго, коротко ли – сладилось, видать, вот и ребеночек в перспективе замаячил.

 Байкам про детишек из пробирки, всякие непорочно-лабораторные зачатия матерый сыщик не верил. Будучи выходцем из крестьянской семьи, он и по сию пору, прожив в городе четверть века, оставался человеком приземленным. Какие, к лешему, пробирки! Еще в юности не раз и не два наблюдал, как лечились от бесплодия утонченные столичные и питерские дамы. Все, кому не помогали лучшие клиники и лучшие профессора, из поездок в Сочи-Сухуми-Гагры возвращались успешно оплодотворенными.

Непроходимость труб у них, видите ли! Дабы женские трубы продуть, надо бабе как следует вдуть! Вот и тут, скорей всего, примерно такая история: от мужа никак, а сходила в баньку раз-другой, и порядок. А потом, глядишь, сообразила – муженек вот-вот додумается, в чем дело, Дэ-Эн-Ка по-телевизионному сверит, и спохватилась: а ну как попрет меня из богатого дома, да не в баньку, а в чисто поле – темный лес? И среди черной-черной ночи пришла бабенке в светлу головушку черная-пречерная затея, созрела, да и воплотилась.

Да вот беда – не учла милая – огонек от бензинчика со спиртиком вон как может полыхнуть! Отшатнулась, голубка, запнулась, да об камушек… а так – ушла-убежала бы во спаленку, дождалась разгара, номерок набрала: «Ах, спасайте, горит домик-избушечка!» И осталась бы вне подозрений… Сорвалось, милая, сорвалось… неважные дела твои, ох, неважные!

Ишь, отпирается, глядит упорно… гляди-гляди, не с такими в гляделки играли. Поглядишь-позыркаешь, да и признаешься. Адвоката ей… будет тебе, милая, адвокат. И адвокат будет, и прокурор, и присяжные, и судья, и приговор. Все будет, дай срок, и получишь срок… Только для меня срок – просто время, за недельку управлюсь, все оформлю чин чином, подам как положено куда предписано… а для тебя, дорогуша, срок будет тюремным. Лет десять, минимум. Это если присяжные попадутся нестойкие, поддадутся на уговоры – типа она в токсикозе, беспамятстве… как бы не так. Главная версия – предумышленное убийство. И точка.

Ну а ножки красивые подрежут – ничего, после войны катались по зонам на тележках с утюжками вовсе безногие фронтовички-изменнички, и то живы оставались… и ты, болезная, выживешь. За границу ей, да не куда-нибудь, а в Швейцарию, Германию… будет тебе заграница, за проволочкой… там и спротезируют, коли потребуется. У нас в лагерях хорошие ребята работают, не то пойдешь – побежишь, как миленькая… Альпы тебе? А Урала не хотела?

Приятные размышления не отвлекали от главного – он аккуратно изложил основную версию, скрупулезно перечислил доказательства, умело сгруппировал улики… Порядок. Завтра с утра… нет, спешить некуда… значит, завтра, но хорошенько выспавшись, можно отправляться к прокурору. Перво-наперво добьемся перевода в другую больницу, нашу, где можно обеспечить круглосуточную охрану подследственной, теоретически уже осужденной.

Охрана – она ведь играет еще одну роль, едва ли не важнее пресечения возможного побега. Какой там побег – она и ходить-то не в силах, куда там бежать!.. роль – сугубо психологическая: когда ты под замком, на окне решеточка, а за дверью двое мордоворотов в форме, сразу станешь сговорчивее… так-то, голубушка. Ох-хо-хо, неважненькие твои делишки…

Однако утро все поставило с ног на голову. Брагу разбудил не аромат свежеиспеченных оладий, заботливо приготовленных супругой к основательному завтраку, а телефонный звонок. Отрывать голову от подушки страсть как не хотелось, но жена принесла трубку: тебя! С работы…

– Слушаю, Брага, – Тихон подавил зевоту, – Что?! Умерла? Как? Ах, вон оно как… Ай-яй-яй-яй-яй…

Как она посмела?! Дрянь, мерзавка, убийца! Да лучше бы сбежала, ей-богу! На краю света нашел бы, догнал и посадил на скамью подсудимых. А теперь – все пропало! И высококвалифицированный, битый-перебитый жизнью следователь заплакал, как плакал в детском саду, когда у него, пятилетнего, старший мальчишка отнял любимую заводную лошадку. Крупные мужские слезы полились по крепеньким щекам, закапали на голубую майку, промочили наволочку и пододеяльник.

Стоящая у постели женщина умилилась: надо же, столько лет ловит бандитов, убийц, насильников и прочих подлецов, а сохранил такое ранимое, можно сказать золотое сердце... Бедный мой, когда же ты наконец разучишься их, сволочей, жалеть! И она робко присела на краешек, обняла холодную чекистскую голову и прижала к своей горячей груди.


август 2017–август 2018 Ирина

Скверные новости по некой непостижимой закономерности распространяются в социуме гораздо быстрее хороших. Население деревни либо дачного поселка, трудовой коллектив фабрики или больницы, студенческая общага, даже случайно собравшаяся толпа на базаре в этом одинаковы. Плотно сбитая потная орава трамвайных пассажиров никак не отреагирует на появление в салоне, скажем, Нетребко под руку с Айвазовым, но возникни у входа пара контролеров – и такой факт мигом взбудоражит всех без исключения.

Стоило промелькнуть на телеэкране горящей избе, а в тревожной дикторской скороговорке – фамилии шефа, и камушек слуха свалился в пруд, побежали нарастающие круги. К обеду добрая половина работников была в курсе директорских неприятностей, а к вечеру о пожаре не судачили только самые ленивые. Таково уж свойство человечьей натуры – случись какая беда в семье шофера, упаковщика – никому дела не будет, а дела хозяйские берут за душу как тех же шоферов, так и уборщиц.

Ирина оказалась в числе немногих несведущих по недоразумению: получив накануне вечером неожиданный подарок – оплаченный недельный отпуск, а ночью не менее внезапную мужскую благосклонность, она никаких прочих новостей знать не желала. Проснулась после девяти, слегка ужаснулась: «Проспала!», спохватилась: «А вот и нет, я в отпуске!..» Вспомнила о ночном сюрпризе, сладко потянулась: «Да, бывают в жизни моменты, когда не знаешь, радоваться или горевать… Телик – на фиг, вечно там страшилки всякие... Как  нам сказано? На Канары?.. стало быть, летим в Сочи! Где тут наша трубочка завалялась? Сначала подружке в аэропорту – пусть поймает билетик, потом напомнить главбуху насчет денежек».

– Клара Егоровна?
– Слушаю! Говорите!

Ну, почему у всех главных бухгалтеров по телефону такой неприятный голос? Наверное, они всю жизнь подспудно ожидают фразы: «К вам через пять минут зайдет аудитор…»

– Не узнали? Это же я, Ира! Я насчет отпускных…
– Ирочка, а я тебя жду… на карточку, хорошо, а расписаться?.. понимаю, спешишь… ты еще не слышала?
– Клар Егорна, миленькая, у меня правда ни секундочки… давайте, я как приеду, сразу к вам.
 – Смотри не обгори там в первый день. Так ты в самом деле не знаешь? У Александра Ивановича на даче пожар!
 – Пожар?! Мамочки родные! Но он же… – (ой, чуть не ляпнула «он же там не ночевал…»), – Он… с ним все в порядке? Жив-здоров?
– Жив-то жив, но пока не появлялся, и дядюшка молчит… Ничего, образуется. Не порти себе настроение, лети, ласточка, на юг, ни о чем не тревожься, хорошей тебе погодки. Пока.
– Спасибо!

Солнце, воздух и вода выручают нас всегда… Южное солнце, теплое море, синь вечеров и бархат ночей отменяют все тревоги, отметают все заботы. Время пролетело как во сне.

По возвращении Ира не узнала родную контору – в коридорах и кабинетах стояла непривычная тишина, вечно суетливый многолюдный офис словно вымер. Работа, конечно, не прекратилась – бизнес так просто не остановить, но народу было заметно меньше, в бухгалтерии не оказалось вообще никого, за исключением кассира – та, запертая в своей клетушке, буркнула из-за решетки: «Привет», и все.

– А где все? – полюбопытствовала отпускница, – У нас выходной?
– Ирочка, зайди ко мне, – прозвучал за спиной голос заместителя директора, – Ты вовремя, надо много чего напечатать, отправить… Я все объясню.

Семен Маркович, скромный маркетолог из отдела смешанных операций, с вступлением в должность нового директора скромным быть не перестал. И внешне почти не изменился – остался все тем же неброско одетым лысоватым мужчинкой средних лет и средних габаритов. Изменился его статус и значение. Нынешний хозяин давно разглядел в обычном менеджере недюжинные способности и теперь использовал их на все сто. Став его замом, Сема проявился в полной мере, кое в чем превзойдя самого Саню, и через полгода удостоился переименования: теперь его уважительно называли «дядя Сэм».

– Вот такая у нас беда, – подвел печальный итог «дядя», – Все наши там, на похоронах. А поскольку тебе там делать нечего…
– Почему – мне нечего? – вспыхнула Ирочка (неужели кто-то узнал… господи, стыд какой…) – Может, и я могу помочь?
– Перестань, солнышко, есть там кому и помогать, и горевать. Твои слезы ничего не изменят, а вот мне без тебя не справиться.

Спокойный тон и доверие в глазах зама убедили: никто ни о чем не догадывается, ее подозрения беспочвенны. К счастью, свежий загар скрыл предательский румянец. Да, ей на похоронах жены Лобова делать действительно нечего.

– Понимаешь, он ведь с тех пор только два раза забежал на пару минут – то в тюрьме был, то в больнице… работы накопился воз с прицепом. Садись, будем разгребать.
– Как в тюрьме?! Саша… Александр Иванович? За что? Неужели это он ее?..
– Нет, конечно. Хулиганство приплели, мудаки. Он же мухи не обидит, ежели не злить. В общем, будем справляться пока без головы.
– Ну, Семен Маркович, ваша голова тоже чего-нибудь да стоит!
– Ага. А с твоей помощью – получится полторы. Поехали.


Корпоративно отметив двадцатый год бурной деловой жизни, торговый дом внезапно снова остался без начальника. Такое уже бывало, дважды: Тришин-первый отходил от дел по делам сердечным – нет, не из-за любви, а в связи с инфарктом, Тришин-второй – оказался падшим. Его падение носило смешанный характер и проявилось двояко – в моральном плане молодой руководитель ударился в разврат, а в физическом – в земную твердь, буквально свалившись с заоблачных высот.

Оба раза бразды правления брал в надежные плебейские руки верный зам обоих, отца и сына, Саша Лобов, ныне единственный наследник, он же – третий директор и владелец бизнеса. А теперь настал его черед, – думал Саня, шагая из угла в угол просторного кабинета, – укатали очередного Сивку крутые горки. Нет, сердце у него всегда было крепкое, как и здоровье в целом, да и моральные устои… впрочем, об этом лучше не надо.

– Ирина, зайдите, пожалуйста, – бросил директор в приоткрытую дверь, – И Семена позови… те.

Но она зашла одна. Плотно закрыв за собой двойную дверь, подперла ее спиной.
– Мне увольняться?
– С чего вдруг?
– Ну, я… ведь это случилось, когда…
– Что случилось, то случилось. И ты тут совершенно ни при чем. Работа – работой, жизнь – жизнью.
– Значит, вы на меня…
– Выбрось это из головы, – Лобов встал из-за стола, подошел к ней вплотную, взял за плечи, посмотрел в глаза, – Пойми: ты ни в чем, повторяю – ни в чем не виновата. Зови Семена, и давайте вдвоем сюда.

Заму была поставлена задача: взять на себя полное руководство, считая хозяина в отпуске по семейным обстоятельствам. Иначе он сдуру и по нервности способен наворотить лишнего. Вместе с тем шеф остается в городе, желает иметь электронные версии всех без исключения сделок и проектов, может явиться в любое время, поэтому – никакой расхлябанности.

 – Уезжать не хочу, да и незачем. Позанимаюсь домом, спортом, то да се… Да, Сема, мне время от времени понадобятся деньги, неучтенный нал. Найдешь?
– Сколько надо, столько будет, но не сегодня. Завтра – нормально? – не моргнув глазом, ответил дядя, в сейфе за спиной которого всегда лежала приличная сумма, – Или очень срочно?
– Завтра так завтра, – вздохнул Лобов, отлично знавший о содержимом упомянутого сейфа, – Время терпит.

Голова вернулась на плечи торгового «склада» примерно через месяц – хозяин вновь обосновался в кабинете, взял бразды правления и принялся погонять, не жалея пота подчиненных. Потеряв жену, он заметно ожесточился, стал то засиживаться допоздна и ночевать на кабинетном диване, чего не бывало ни при одном из прежних хозяев, то, напротив, пропадал на неделю, две, лишь позванивая заму: справитесь без меня?.. молодцы, я так и знал.

Где проводил босс «отпуск» и прогульные недели, заместитель выведать не пытался, прикинув: скажет сам – хорошо, не скажет – не очень-то и хотелось. Лезть с расспросами не осмеливался, а для себя предположил два варианта, исходя из своих представлений: первый – Сашка просто расслабляется по-мужски в компании бутылки, баньки и баб, второй – то же самое, только без баб.

Ошибочны были оба, но дядя Сэм об этом так и не узнал.


В течение полугода, прошедшего с печально памятной ночи, директор трижды с примерно двухмесячным интервалом обращался к секретарше по деликатному вопросу. Начиналось всегда одинаково: он, дождавшись момента, когда она оставалась в приемной одна, открывал дверь и пристально смотрел на нее. Она, чувствуя себя кроликом под прицелом удава, поднимала глаза и ждала.

– Сегодня... – полушепотом приказывал Лобов, и она молча кивала, – Будь дома.

Она приезжала домой, ожидала, заставляя себя ни о чем не думать. Он появлялся не раньше полуночи, молча входил, молча раздевался, молча… все – молча, требовательно, на грани грубости. Вел себя так, словно наказывал за их общее сумасшествие в ту давнюю ночь, где его вины было не меньше, чем ее. После никогда не засыпал в ее постели – просто лежал, курил.

Выкурив когда одну, когда две сигареты, вставал, все так же молча одевался и уходил, только на пороге всегда оборачивался со словами: «Спокойной ночи. Смотри не опаздывай».

Порядок вещей нарушился весной, в его третий визит. Мужчина молча смотрел в потолок, собираясь уходить, когда женщина вошла и села у ног.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – начала она подрагивающим голосом, и стало понятно: плакала, – Обо мне… и о нас, конечно.
– Ну, говори, – лениво протянул он, понимая: сейчас начнется…
– По-моему, я, наверное…

«Началось, – с брезгливой тоской подумал Лобов, – Эх, повторенье-повторенье, мать ученья и мученья! Сейчас эта дурочка скажет: видишь ли, мы бывали неосторожны, и я, как бы тебе поделикатнее сообщить, слегка беременна… Потом, само собой, слезы по ее щекам и сопли по моим, клятвы и прочие обещания…

И придется поздравить девушку, ибо свершила она неслыханное открытие, и полагается ей не иначе как Нобелевская премия – оказывается, неизлечимое мужское бесплодие легко исцеляется при помощи пожарного стресса, похорон жены и ласк секретарши!»

– По-моему, – продолжила Ирка, – Я все-таки должна буду уволиться. Видишь ли, я… я замуж выхожу!
– Во идиот! – Саня вскочил, поднял ее на ноги и поцеловал в нос, – Извини, это я не тебе. Парень-то хороший?
– На стройке работает…

Внезапно устыдившись своей наготы, он торопливо оделся, словно в дверь вот-вот мог войти хороший строитель и потребовать сатисфакции.

– Вот что, Ирина Витальевна. Совет вам да любовь, на работу можете опаздывать, но увольняться – ни в коем случае!


Свадьба, по рассказам девушек-бухгалтеров, снарядивших целую делегацию, вышла на славу – веселая, красивая, пусть и не слишком богатая, а молодые смотрелись изумительно: невеста светилась от счастья, жених соответствовал. Некоторые завидовали, говорили – надо же, какого мужичка наша серая мышка отхватила – статный, широкоплечий, красивый, пусть и чуть моложе, а на нее только что не молится… Повезло. Подарок от фирмы пришелся кстати – на «приданое» можно было решить жилищный вопрос, а это для молодой семьи главное, и через неделю справляли новоселье. Да, повезло.

Об увольнении Ирина думать забыла – работы стало невпроворот, директор обращался к отныне замужней секретарше подчеркнуто вежливо и только на «вы», никаких недомолвок между ними не возникало, и прошлое ушло навсегда, а будущее не заставило себя ждать.

Семья без детей – не семья, без конца менять покрой платьев бесполезно, и однажды Лобов, вернувшись из очередной недельной отлучки, оглядел покрасневшую Ирку особенным, каким-то завистливым взглядом.
– Кого ждете?
– Врач сказал, девочка, – она прикусила губу, – Не думайте, я доработаю, и потом, после родов… Павлик говорит, может, лучше ему с ней побыть, как бы в декрете, теперь, я слышала, оформляют и на отца…
– А кормить? – хмыкнул Саня, – Или теперь у мужиков и молоко образуется?
– Я буду ездить, или сцеживаться…
– Брось…те, вот только дурить не надо. Оформишь декрет, как положено, проплатим без проблем. Сколько осталось?
– Три месяца.
– Ну вот, как раз успеешь. По-моему, Вера Разина из бухгалтерии тебя как-то подменяла? Вводи ее в курс, и ступай в роддом. Через год-другой вернешься, опять заступишь.

И директор, ощущая себя благодетелем, прошел в кабинет, не потрудившись плотно закрыть двери. А через минуту выскочил и с недоумением воззрился на подчиненную. Она, прижимая к груди телефонную трубку, горько плакала.

– Ты чего?! Не бойся, не уволим мы тебя!
– Я… Саша!.. Александр Иванович, миленький!.. Как же так?..
– Что еще?
– Лялька… Ляля моя… Ларисочка разбилась!.. На мотоцикле… с мальчиком, он не справился… насмерть, оба…


сентябрь 2017 Саня

Жизнь после смерти не кончается. Нет, не в религиозном либо философском смысле – в бога Лобов не верил, искания всяких Кантов с Сенеками считал пустым переводом времени и бумаги. Он просто привык жить и мыслить сугубо практически: человек, любой человек на земле смертен.

 Как много значила для него жизнь жены, не понимал, пока она была рядом, с ним, в нем, вокруг него – по-иному он и свое собственное существование не мог себе представить. И не хотел представлять. А теперь ее не стало. Обрушившаяся пустота выбила опору из-под ног и мысли из головы, и какое-то время он жил, подобно жестко запрограммированному автомату, почти не ел, почти не спал.

К счастью, у него не было тяги к выпивке как универсальному средству от всех бед – напившись в день смерти Инки буквально до потери сознания, смог остановиться. Тягостным, мертвым утром первой пришла мысль: а стоит ли жить ему самому? Надо? Стоп! – скомандовал кто-то внутри. Это – всегда успеешь.

Инка когда-то рассказывала ему, как представляет себе всю человеческую бытность вроде некого диктанта: своего рода класс, где все сидят и, скрипя ручками, пишут свою судьбу. Пишут, пишут, и – шлеп! Точка. Приехали. Занятно, хотя, по его мнению, довольно смешно. А вот и пришло время подумать – оказывается, за последним знаком может следовать и продолжение? Вот она, точка. После этого знака героев кратких новелл либо длинных повестей больше ничто не волнует, не тревожит, не радует – им даруется вечный покой.

Но остаются живые, им предстоит прочесть выведенное каллиграфически либо накарябанное как курица лапой и сделать выбор. Одно из двух – либо дышать полной грудью, воплощая философское «пусть мертвецов хоронят мертвые», заново учась улыбаться, смеяться, наслаждаться вкусом еды и вина, запахами цветов, восторгами любви. Либо, навсегда погрузившись в чужую смерть, умирать самому, превращая остаток дней и лет в пустое и бесплодное ожидание персональной точки. Нет, второе мне точно не подходит. А первое – пока подождет. Чтобы дышать, надо расправить грудь, прочистить легкие. Вот расчисткой и займемся.

Обычных клиентов адвокаты принимают аккуратно, «сэ и до», строго по предварительной записи; для особых – тех, кто платит не по тарифам, а совсем иными, заранее оговоренными суммами, вход свободный. Желательно позвонить заранее, но рады всегда. Сегодня Лобов звонить не стал и заходить не спешил. Сел на скамью у входа, закурил. Итак, начнем.

 «– Да-да, Александр Иванович, я очень хорошо понимаю: вам хочется восстановить доброе имя жены. Я правильно понял суть вашего обращения?
– В общем, правильно.
– Но ведь суда не было, официально обвинений ей не предъявлялось… Не так ли?
– Да, это верно. Официально – нет, не предъявляли. Но…
– Ну, пресса пошумела и успокоилась, тем более материал прошел по скандальным, желтым газетенкам, их всерьез никто не воспринимает… Телевидение тоже никаких выводов не делало – так, домыслы… Согласны?
– Согласен. Но я бы хотел изложить… довести до них свою точку зрения, у меня есть…
– До кого?
– До полиции, следствия, черт их знает…
– То есть вы хотели бы опровергнуть доводы обвинения, хотя суд и не состоялся?
– Ну, примерно так.
– Хорошо. Расскажите мне, представьте, будто обвинитель – это я. Хорошо?
– Типа репетиция?.. Давайте.
– Начнем. Первое. Как вы объясните, зачем она посреди ночи подошла к строению, где проживал одинокий мужчина?
– Чего тут объяснять? Подошла и подошла. По-моему, она увидела начавшийся пожар и хотела посмотреть… там же был Панкратов, Саша, ему могла понадобиться помощь…
– Увидела… Из окна ее спальни была видна эта избушка… баня?
– Нет.
– Понятно. Второе. Зачем в кармане ее халата были спички?
– Скорее всего, она перед сном разжигала камин. Согреться…
– Перед сном… Камин, согреться… Понятно. Третье. Зачем ей понадобился обнаруженный в другом кармане того же халата березовый колышек?
– Она использует похожие для работы с цветами. Клумбы, рассада…
– Ночью – с цветами?..  Надеюсь, вам тоже понятно? Четвертое. Зачем она принесла с собой пластиковую бутыль емкостью полтора литра со смесью бензина и спирта?
– Не знаю, блин! Не могло быть у нее этой проклятой емкости!
– Помните, я зачитывал вам перечень улик, собранных следствием? Увы, она была… есть, приобщена к материалам.
– Помню, помню… Постойте! Вы говорите, на той… бутылке с горючим – ее отпечатки?
– Да, ее.
– А какая это бутылка? Я имею в виду – от воды, молока?
– Из-под «Кока-Колы», низкокалорийной.
– Получается, она в полночь сошла с ума и пошла на какую-то помойку? А потом в гараж – набрать бензина, спирта…
– Почему – на помойку?
– Да потому что у нас в доме никогда в жизни не было никакой колы с кокой, ни высокой калорийности, ни низкой! И быть не могло, мы эту гадость даже гостям ни разу не покупали!
– Не надо горячиться, Александр Иванович. Скажите, ваша жена посещала магазины только в вашем присутствии?
– Нет, с какой стати! Я же ее не привязывал…
– Следовательно, полной уверенности в невозможности самостоятельного приобретения ею такой вот колы у вас нет?
– Ну конечно нет! Но она не могла…
– Ведь она была беременна, не правда ли?
– Да. Была – не была… При чем тут ее беременность?
– Была, нам это известно, есть соответствующее медицинское заключение. Срок составлял десять недель. А у женщин в таком положении нередко бывают различные проявления, в том числе своего рода извращения вкуса… вот не пила сладких напитков, и вдруг захотелось…
– Бутылка, колышек – да бог с ними… Я помню, они говорят – оступилась, упала, ударилась…
– Да, упала навзничь, вполне возможно. В темноте…
– Нет, как раз это – не-воз-мож-но!
– Почему вы так думаете?
– Я не думаю – я уверен! Я с Инкой знаете где познакомился?
– А какое это имеет отношение к делу? Где парни знакомятся с девушками? В кино? На пляже?
– В кино, на пляже… В спортзале, в секции самбо. Понятно?!
– Что мне должно быть понятно?
– А то! Если падать будете вы, ваша жена или сто двадцать ваших юристов с программистами, они вполне могут шарахнуться головой – об пол, бетон, асфальт. А я или моя жена – никогда!
– Почему? Вы хотите сказать…
– Хочу. И скажу. И вам, и на суде, и где угодно. И тренера приведу, и спарринг устрою, чтоб дошло до всех, самых тупых и умных тоже – самбист, да и любой борец ни в коем случае не упадет, как бревно. Если он в сознании.
– Вы думаете, она потеряла сознание до падения?
– Да. Я думаю, на нее там, возле баньки, кто-то напал и вырубил булыгой из той кучи.
– Кто?
– Не знаю. Знал бы – самого размазал прямо на тех камнях. Потому что, выходит, он сначала поджег нашего Сашку, а потом и ее…
– У следователя был еще пятый пункт, но с учетом деликатности вопроса…
 – Я читал в газете. Этот извращенец вообразил, будто моя жена бегала к Сашке потрахаться и забеременела от него. Так?
– Примерно. Но вы можете не отвечать…
– Я отвечу. Да, у нас с Инкой были свои трудности, но она любила меня, а я – ее. И беременность – от меня, можно взять заключение из клиники, где это делалось, через пробирки. А Сашка – он в этом смысле мужик вообще несчастный.
– Несчастный? В каком смысле?
– Он, когда служил на корабле, облучился. Импотенцию получил заместо медали... Так что на него наезжать – надо быть полным козлом. Нет, я все-таки сверну башку этому Тихону, в рот ему ноги!
– Александр Иванович!..»

Посидел, подумал, встал и пошел прочь. Пройдя квартал, опомнился, вернулся за машиной и поехал в опустевший загородный дом. Жизнь продолжалась, хотя большого смысла в ней он сейчас не видел.


* Ахпер – брат (армянск)