Тётя подруга

                В каждом православном храме, равно, как и в нашем небольшом провинциальном соборе Архангела Михаила, при входе есть лавка, где принимают  поминальные записки.  Подавать их, с именами родных, друзей, за кого хочу, чтобы помолились на Литургии, молебне или панихиде, для меня традиция и важная часть бытия. Обращаясь к Богу,  беру на себя дерзновение просить о спасении душ близких мне людей.  Молюсь за живых и мёртвых, поскольку и при жизни, и по смерти, мы все нуждаемся в милости Божией. Мысленно разговариваю с Отцом Небесным, о покинувших этот мир, о том, как тоскую, как мне недостаёт их. 

                Когда пишу имена усопших, воспоминания оживают, выходят за границы обозначенные  телом, заполняют всё вокруг, кружатся в сознании чёрно-белыми отрывками из прошлой жизни. И вот я будто хожу по пространству, пропитанному болью, которую, когда-то испытала на похоронах и после.  Дни катятся, минуты ползут, всё проходит, что-то застывает в сердце и душе, а что-то нет. Но, с каждым годом прошлое по крупице, по эпизоду стирается, уходит из памяти, как уходят в мир иной люди. И уже не с кем поговорить об умерших, нет никого, кто знал их.

                Очень сожалею, что никто из моих родственников, почивших в бозе, не оставил мемуаров в рукописном или печатном виде, хотя многие из них, особенно по матушкиной линии, были незаурядными людьми.  Они точно могли бы написать о событиях, которые наблюдали, где фигурировали сами. История двадцатого века была грандиозной! А то ведь, как получается; вот  исчез человек, и некому о нём  вспомнить спустя несколько десятков лет.  Просто некому и не о чём, будто не было никогда такого человека на земле.  А как вспоминать, если он никому не рассказал, кто он был, что его беспокоило, чем жил, о чем мечтал.  По-собственному выбору, на самом деле, погрузился в пропасть забвения.  Мне же хочется оставить память, о людях, которые жили рядом, кто был важен для меня, кого вспоминаю с любовью.  Повинуясь зову души,  пишу эти поминальные записки о Вас, родные, дорогие люди, ушедшие за грань. 
               
                Нынешний рассказ про мою тётю и подругу Косенок (в девичестве  Ежова) Валентину Григорьевну,  рожденную 1 января 1941 года в селе Утичье Называевского района Омской области.  В январе 2022 года ей исполнился бы восемьдесят один год.  Я хочу рассказать об этой удивительной женщине и помолиться  об её душе именно в день её рождения.  Начну с того, что родства по крови между нами не было. Тетя Валя являлась второй женой моего родного дяди Ивана, с коим они последние годы были в разводе.
 
                Что знаю о ней? Когда началась Великая Отечественная война Валентине было всего пять месяцев, поэтому погибшего отца, да и саму войну она не помнила. Мы мало говорили об её родителях. Знаю только , что мать осталась одна с тремя девочками сестрёнками на руках, одну из которых угнали в Германию в рабство. Вероятнее всего отец не вернулся с войны.
«Не было детства у меня, даже не знаю, что это такое» - сетовала  Валентина в беседах о прошлом. Жили голодно, как многие семьи в те годы.  Она с раннего возраста была отдана в няньки в чужую семью. Да, до самой смерти ее таланту справляться с детками могла позавидовать каждая мама. В то время реалии были таковы: в деревне родителям, чтобы предоставить частично сытную жизнь своим детям и себе, приходилось много работать, и остро вставал вопрос, с кем оставить ребенка. Детских садов или яслей в сёлах не было. В таких ситуациях на помощь приходила няня. Чаще всего это была девочка лет десяти, или чуть старше.  Но, как же было найти родителям свою Мэри Поппинс? Искали в бедных семействах, где детей не могли прокормить родители. Няня приходила в семью и, условно говоря, становилась её членом. Однако, она не привносила в дом свои правила, а чаще и ела объедки, и носила обноски, а мою Валюшу так ещё и поколачивали изрядно.  Не любила тётушка вспоминать тот период своей жизни. Трудовой стаж, судя по записи в трудовой книжке, начался у Валентины с пятнадцати лет в кирпичном цехе Райпромкомбината Называевского района. Она без перерыва проработала 38 лет на тяжёлых, ярко выраженных, мужских специальностях: то слесарем, то разнорабочей, скотницей и дояркой.  Я помню  крепкие трудовые руки этой женщины, работавшей за станком, умевшей рубить дрова, косить сено. Это не были розовые пальчики горожанки, привычные только к поднятию чашечки с чаем.   Последняя запись с предприятия АО «Наука Восток»  гласит: «Уволена в связи с сокращением численности», и относится к 1996 году. Странная формулировка, ведь завод в том же году был попросту закрыт.   Валентина Григорьевна работала бы и дальше, если бы не наступившие события девяностых годов, когда все скользили по пролетарской наклонной, или создавали бизнес и скользили по финансовой кривой, то есть или вверх или вниз. Вале выпало падать. В её пятьдесят пять найти работу было практически невозможно. Встав на учет по безработице на Бирже труда, она бралась за любую подработку.   Бывало торговала семечками на остановках, мыла пол, дворы мела, словом выживала, как могла.  Однако, постоянной работы со стабильной зарплатой больше не было у неё до самой пенсии. Да и пенсия, несмотря на стаж, почему-то оказалась минимальной.  А ведь Родина не раз награждала Валентину Григорьевну за  самоотверженный труд.  Четырнадцать записей  о благодарностях, премиях и других поощрениях  внесены  в трудовую книжку,  и многие ей просто говорили «спасибо за труд». Так что работать моя тётушка умела качественно! Хотя в девяностых души и совесть людская мололись, как в блендере.

                Замуж  Валентину отдали рано, лет в шестнадцать за Шумского Анатолия Георгиевича 1933 года рождения. - Отдали просто, чтобы с рук сбыть - рассказывала она. Он был старше, опытней молоденькой жены,  был строг с ней, пил частенько.  В двадцать лет, то есть в 1961 году у них родился единственный сын Виктор, а вот расписались  с мужем почему-то только 3 марта 1964 года.  Эту истории я не знаю, но по документам вижу, что произошло событие в г. Нурек Таджикской ССР, а свидетельство о браке им выдали только 21 ноября. В этом городе они прожили всего два года . Нурек расположен на реке Вахш на высоте 885 м над уровнем моря,  и высокогорный климат не подошёл маленькому Вите. Может и ещё была, какая-то причина, чтобы они на беду вернулись в село Утичье. Здесь в 1971 году второго марта муж моей тётушки пошел, то ли за дровами, то ли на охоту,  заблудился в метель, и замёрз совсем рядом с деревней.   Около километра не дошёл до дома. Царствие ему небесное.

                Тридцатилетнюю вдову хорошо знала моя мама Косенок Александра Дмитриевна. Именно она познакомила Валентину со своим неженатым родным братом Косенок Иваном Дмитриевичем.   Молодой, красивый, а главное – умный, и весёлый казахстанец сразу же понравился ей. А энергичная, темпераментная, очень эффектная сибирячка, на всю жизнь вошла в сердце моего дяди. Должна добавить , что влюбленность в молодую вдову у Ивана уживалась с нелестным представлением об ее уме и с инстинктивным отвращением к ее отчетливой, пряной плотскости. У Вали было всего 4 класса образования, против средне-специального дядюшкиного, и крепкая осанка с пятым размером груди, против его шестидесяти килограммов веса, и ста шестидесяти пяти сантиметров роста. Впрочем, Валя никогда не претендовала на роль образованной горожанки и не раз подчёркивала, что она неграмотная деревенская женщина, хотя я, в отличие от других родственников,  всегда была категорически против этого утверждения.

                В 1974 году они поженились. Иван забрал молодую жену в город Кокчетав Казахской ССР, где жил сам.  Вначале молодая пара жила счастливо. Оба работали, на кирпичном заводе, вместе проводили досуг. У супругов оказалась одна страсть к лесу, рыбалке и охоте. У Ивана был мотоцикл и они частенько ездили по бескрайним лесам , а так же озёрам, которых в Кокчетавской области больше тысячи. В доме кроме необходимых продуктов не переводились: варенье из лесных ягод, солёные грибы, рыба, дичь. Семья жила в достатке. Растили сына,  но совместных детей у них не  было. От завода получили хорошую двухкомнатную квартиру в пятиэтажном доме. Раньше, вообще, дружно все жили.  Бывало, в праздники выходили во двор, собирались вместе, общались, рассказывали последние новости, анекдоты, разные байки, пели песни. Ходили друг к другу в гости. Устраивали званые приёмы, посвященные дням рождения,  каким-нибудь юбилеям и другим торжествам. На все календарные праздники обязательно собирались в компаниях. А еще на улице Заводской был замечательный рабочий клуб, где проходили концерты и танцы, показывали кино. Молодежь, и взрослые приходили сюда вечерами. Было очень весело и здорово.  Вместе с ними большую часть старости прожила мать Ивана Мария Николаевна. И она очень любила свою сноху. Но, как говорится "хорошего помаленьку".

                Незаметно для Валентины её муж, мой дядя, стал выпивать.  Он был отличным мотористом, поломку в двигателе любой машины слышал по звуку. К нему за помощью автолюбители стояли в очередь, а расплачивались, разумеется, бутылкой, потому что денег с друзей он принципиально не брал.  Пьяный Иван был буйным.  А тут ещё пасынок вырос вдвое выше отчима и за пьянки, да дебоши, стал на Ивана поднимать руку. Драки между ними, пьяные разборки, оскорбления друг друга заставили Валентину Григорьевну  подать на развод.  В 1995 году их развели.  Вместе они прожили 22 года. Иван больше не женился, хоть и были у него женщины. Не смог забыть свою покладистую, статную красавицу жену.   Буквально через два года в день своего рождения 15 марта 1997 года он  трагически погиб.  В тот день Иван крепко выпил и уснул в постели с зажженной сигаретой в руках. Начался пожар,  он не смог выбраться из квартиры, задохнулся в дыму. Хоронили его из морга. Пятьдесят девять лет прожил мой любимый дядюшка Косенок Иван Дмитриевич, и это так мало. Я вместе с тётей Валей ухаживала за его могилкой на старом кокчетавском кладбище. Теперь хожу к нему одна. Пусть земля ему будет пухом.
                Через год после развода от завода «Наука» Валентине Григорьевне дали двухкомнатную квартиру.  Сын женился,  решили с молодой женой уехать на Родину в село Спасск  Омской области.  Квартиру поменяли на однокомнатную с доплатой, правда в непрестижном районе Автогородок. Непутёвый сын деньги быстро промотал, развёлся, и снова к матери вернулся.  А она сердечная, добрая, всепрощающая так и продолжала работать одна за двоих, содержать себя и великовозрастного сыночка, во всём ему потакая.  Показалось Вите, что мала у них квартира, и он стал искать обмен на дом с участком.  Нашёл саманную развалюху и снова обменяли квартиру на хибару с доплатой. Огород  на участке у Валечки был образцовый, грядка к грядке, хоть линейкой меряй. Но не случилось в доме счастья ни ей, ни сыну.  Самое страшное женщину ждало впереди.

                Заболел туберкулёзом сын. Лечиться в туб.диспансере он отказался, целый год лежал дома, не вставая. Очень трудный был больной, капризный и требовательный, но это сын. Как она справлялась с лечением и уходом за ним, даже не знаю. Но снова ни с кем свою боль не делила.  В мире нет ничего более опустошающего, и страшного для матери чем пережить смерть собственного ребёнка. 18.07.02006 года  на сорок пятом году жизни умирает сын Виктор.  Примириться с потерей  ей было невероятно тяжело.  Боль стала хронической.  Валентина Григорьевна часто  ездила на могилу сына. В избушке же после проливных дождей чуть не завалило мою тётушку.  Уже много позднее нам удалось обменять не этот домишко, а участок под ним на малюсенькую комнату в общежитии на пятом этаже в центре Кокшетау.  Она радовалась  обмену, потому что хибара после паводка пришла в жуткое аварийное состояние и неизвестно, как держались стены одной комнаты из всего дома. Это то, что знаю из её рассказов, документов и архива, который хранится у меня. 

                Я познакомилась с тётей Валей в 1977 году, когда мы с мужем и шестимесячным сыном переехали жить в Кокчетав.  Приехали в квартиру именно к ним и никто нас не пожурил, не выгнал, хотя никто и не звал.  Помню, как тётя Валя вставала к моему плачущему сыну попеременно со мной.  Питались вместе, вместе стирали бельё, убирали квартиру, посуду мыли. Всё делали вместе.  Она помогала мне, как родная мама. Я даже смогла сразу выйти на работу.  Потом мы ушли на квартиру, потому что двум семьям тесно было жить в двухкомнатной квартире. Ушли без всяких ссор, тётя оставляла нас, но мы так решили.  Связи с Валентиной Григорьевной не рвали, до момента пока они с Иваном не развелись. Но и тогда у нас остались  добрые взаимоотношения, хоть мы и потеряли друг друга из виду.
               
                Не виделись мы несколько лет, а когда встретила Валю на остановке, будто потерянную дорогу домой нашла. Разговорились и уже больше не расставались надолго.  То на праздник, то на кладбище мы с ней, то по магазинам везде вместе ходили. Есть чудное выражение — умение из ничего сделать конфетку. Это искусство приготовить пир из нехитрой снеди, созвать пару подруг и устроить грандиозный праздник. На это способен не только богач, но любой, у кого есть талант быть счастливым. На это была способна моя Валя, хоть  в её личной жизни счастьем и не пахло.  Но, ни смотря ни на что она умела радоваться жизни, каждому человеку, каждому лучу солнца, каждой травинке, а ещё она была по-земному мудрой.
                Помню, как однажды, лёжа на полянке, и глядя в небо Валя произнесла фразу: «Природа — разговаривает с нами на языке любви». Я удивилась, посмотрела на неё, увидела, как её лазурных глазах отражается небо и приняла высказывание, как догму на всю жизнь. Таких моментов было множество.  Почти каждые выходные мы с ней выезжали в лес за грибами, облепихой, или просто искупаться и погулять.  Где только не были, чего только с нами не случалось: и колёса среди безлюдного леса пробивали, и в песке на берегу озера Чебачье застревали, и ключи от машины в высокой траве теряли, а однажды даже убегали от вполне приличных мужчин, приняв их за лесных разбойников, а потом хохотали до упада вместе с разбойниками. И разница в возрасте не была помехой наше искренней дружбе. Когда в Кокшетау переехала моя племянница  Юля, то мы уже втроём  бродили по лесам и озёрам. Валя была лёгкая на подъём.   Позвонишь ей, скажешь:
- Валюша, у нас время свободное образовалось. Погнали за аэропорт?!

                За аэропортом, совсем рядом с городом у нас  смешанные леса, грибные, ягодные.  Шиповника целые подлески, очень благодатное место. Она только и спросит
- Через сколько подъедите? Подъезжаем, Валя уже стоит, ждёт нас. Мы без неё  никуда не ездили.  Добрая была женщина, родная.  В разговорах  душой с ней отогревались. Умела словом одним успокоить. Зайдёшь к ней, так она никогда тебя не отпустит, пока не накормит. Готовила вкусно, сидишь, ешь, нахваливаешь, а она, как ребёнок  радуется, что угодила.  Когда Валентине Григорьевне поставили диагноз «рак матки» она вызвала нас с Юлей и обстоятельно, без слёз рассказала, что и как. Мы узнали, что давно болеет, что полгода назад отказалась от лечения.  Сначала поверить не могли. Стали по врачам бегать, выяснять, да уговаривать их - не обращать внимания на отказ, лечить её, консилиумы собирали. Но поздно оказалось, потому что метастазы уже были в мочевом пузыре. Вот если бы раньше  она нам симптоматику , такую явную  и очевидную рассказала. Но нет, не жаловалась даже, просто не умела она жаловаться.  Пару раз в Онко-больницу на лечение клали. Траву чистотел мы с Юлей мешками собирали, настой делали, да сушили, пить заставляли по разным схемам.  Несколько раз лечили, вернее поддерживающую терапию  делали в хосписе. Врачи давали срок не больше года, а мы держали её  на травах, да  таблетках, даже без уколов ещё четыре года. И в это время старость её не была пустой. Она читала книги, мои стихи, периодическую прессу  покупала пачками. Живо интересовалась политикой, хорошо разбиралась в ней. И память её не подводила до конца жизни.  Она даже в это время не пребывала в праздности, всегда находила себе, какое-нибудь занятие, комнату содержала в идеальной чистоте.  Сама всегда была ухоженная, в наглаженной одежде, когда не придёшь к ней. В лес с нами выезжала, каждую субботу. Можно сказать, что до самого конца оставалась на ногах.

                Слегла совсем Валентина Григорьевна в мае. О последнем месяце жизни даже сейчас мне не только рассказывать, вспоминать тяжело. Но она так ни разу и не заплакала от боли или обиды, не пожаловалась никому ни на кого.

                Ушла из жизни 6 июля 2017 года так же тихо и скромно, как жила. Помню, когда-то она говорила, что человек должен и жить достойно, и смерть встречать достойно. Именно так и поступила.  Я заботилась о больной, навещала ежедневно дома , знала, что это должно случиться, но всё равно не была готова морально. На похороны пришло человек пятнадцать. Подруги, сноха с которой Валя до смерти дружила, соседка, сиделка, да мы с Юлей. Сестёр к тому времени уже не было в живых, поэтому и хоронили нашу тётю Валю мы с Юлей. Помянули в кафе, поплакали, а через год я поставила на её могиле белоснежный мраморный памятник, такой же, как  у её мужа, моего дяди Ивана. 
               
                Тщательно выкрашенные, коротко постриженные, слегка вьющиеся волосы. Высокий лоб. Открытая, очень добрая улыбка. Яркие серо-голубые глаза, удивительно молодые на изрезанном морщинами лице. Этот образ я бережно храню в своей памяти. Моя дорогая тётя Валя, вижу ее так отчётливо, словно не прошло пяти лет с тех пор, как она покинула этот мир. В непростые моменты жизни думаю о ней, как об образце женской стойкости, порядочности, и необыкновенной душевной щедрости. Закрываю глаза и слышу, как  звучит негромкий голос, рассказывающий моему маленькому сыну удивительные сказки.

                Спи спокойно, подруга сердечная. А мне осталось вспоминать о тебе,  ухаживать за могилой, зажигать свечи и подавать поминальные записки в храме: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: родителей моих, сродников, благодетельницу Валентину, всех православных христиан, и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное»
 
На фото Валентина Григорьевна за два года до смерти.