Посленовогодие

Вот и откланялся Новый год. Ушел сочельник. Но у нас, как говорят любители праздновать, «с собой было». То есть, впереди еще - старый Новый! Есть, что встречать. Хотя, и так уже немало «навстречались». Поработали, так сказать, на славу. И пили от всего сердца, и ели от всей души. А кое-кому даже отбавлять приходилось. Что ж, танкер не рассчитан на перегруз.

А коль «всё поели и попили», то пришло время - снова идти в магазин. Как же без дозаправки? Машину-то заправляем, а себя – что? Иначе, может случиться так, что в самый ответственный момент и отбавлять нечем будет. Философия жизни в том и состоит, рассуждал Иван: заправился – прожил день-два, еще заправился. Так, что надо идти.

Ну-ка, что там в природе-погоде? Ха, оказывается, опять – ноль. Поверх снега, который еще двадцать шестого декабря показал, каким должен быть Новый год, льда, образовавшегося от недавних таяний да заморозков, разлились лужи, а с крыш закапало. Хорошо, что резиновые сапоги надел по привычке, а то было бы! Вот и ступает ими по старым снежным кучугурам, которые сохранились на обочинах. А они-то и похожи лишь тем на снег, что белые. Ну, ноздри еще на них остались. То есть,  углубления от сапог, которые он сам когда-то и наделал.

Ворона, впрочем, давно уже поняла характер дня. Спустилась на бетонную плиту ограды и важно так прогуливается по ее верхушке, разглядывая всё вокруг. Даже в лужу, которая образовалась на земле, поглядывает. Там, во-первых, отражается почему-то красивое мартовское небо (надо же: в январе!), а, во-вторых, сама смотрится, как в зеркале. Хотя на себя, конечно, неприлично глядеть.

И если б неба в луже не было (лазоревых мазков, подсиненных, зеленоватых), наподобие воды в Азовском море, она бы вообще отвела от неё глаза. Но намеки на скорую весну птицу подбадривают, и она смотрит в воду, рассуждая: как только, мол, встретишь Новый год, так и март – не за горами. А значит, проще будет искать пищу.

Сорвалась с ограды. Присела у дороги. Там осенняя листва догнивает под снегом. А под ней орехи могут быть. Это она и без чертежей знает. Принялась клювом разделывать место. Да так резво, что лишь бурые клочья влево-вправо летят. А Ивану это напомнило весну на дачном участке. Там тоже вечно копаешься: сгребаешь, сажаешь. Так, что у них с вороной одна забота – добыть пищу. Разница лишь в том, что он заготавливает впрок, а она - тут же и съедает.

Не верится, что утро посленовогодее. Небо посветлело. Вокруг все напоминает март. К полному весеннему эскизу не хватает одного штришка – чтоб белье на веревках дворов сушилось, чтоб ветер его трепал изо всех сил. А так всё – один к одному.

Живет Иван при станции железной дороги, и ходит в магазины, на рынок по посадочной платформе. А это значит, сначала надо подняться на переезд, который расположен на возвышенности. Ближе, так сказать, к солнцу. Там и утро сказочнее видится. Вот светофор, например. Вышел навстречу, будто начальник станции, оторванный обстоятельствами от праздничного стола. Лицо круглое, бордовое. Точно морсом запивал. А за светофором – восточный лоскуток неба, разодетый в нарядные кофточки.

А в пространстве, действительно: и не зима, судя по погоде, и не весна, ориентируясь на календарь. Компрессоры, правда, под электричками дребезжат, будто тоже в эти дни неплохо посидели. Зуб на зуб не попадает. Безветренно. Но если иногда и дунет с севера, то на лбу Ивана, над глазами, шевелятся длинные ворсинки шапки. А это напоминает камыш при озере, где они с кумом часто рыбку удят.

Как только миновал последний вагон электрички, тут тебе - и конец посадочной платформы. А это значит, надо спускаться на привокзальную площадь. А как, если – гололед? Еще и вода – сверху. Обдумывает. Два пса, видит, будто львы, сидят перед ступеньками. Кто не знает их, остерегается. А он идет смело. На человека им нечего кидаться. Ибо сыты. Живут ведь во дворе мясного магазина, который - внизу. А сюда вышли, видимо, чтоб подышать воздухом, ну, и - показать всем, как им хорошо живется.

Но встревать в разборки с «чужаками» они – мастера. Пока Иван спускался на площадь, в среде прохожих появилась женщина с маленьким дворовым пёсиком. Так они его как «подхватили», что бежал, бедняга, визжал, кувыркался, и бежать хотелось. Не знаю, дошла ли его хозяйка до конца площади, но он проскочил её на пару кварталов.

Пошел Иван по магазинам. В одном из них – ступеньки вниз. Видит, черная собачка под дверью лежит, свернувшись калачиком. Жаль её стало. Праздник ведь, а ей, наверняка, и – холодно, и – голодно. Решил купить булочку. Не всегда мы такие добряки. Но раз-то можно. Хотя, войдя в магазин, обнаружил, что цены с НОВОГО года поднялись. Гречка – ужас, как подорожала. Но булочку с вишневой начинкой купил.

Говорит собачке:

- Жулька! Жулька! С Новым годом тебя!

А она без всякого интереса подняла голову, глянула на него, и снова свернулась в калачик. Значит, и она из «мясной компании». Просто тут отдыхает. Зато воробьи заинтересовались его покупкой. Их-то никто не угощает. Как налетели – ни крохи не осталось.

Мое дело, Жулька, предложить, подумал Иван. Хотя он, конечно, не из тех, кто может деньгами сорить. Он – всего-навсего пенсионер. Плюс, раструсился перед праздниками. Притом, так, что и рифму классика пришлось вспоминать: «О, сколько с нас, ЯВЛЕНИЙ ЧУДНЫХ, содрали денег под Новый год!».

Пошел домой. Только не по железной дороге, где - выше, а по нижней улице. А тут - гололёд с водичкой разгулялись. Походка, как у лыжника. Разве, что без палочек. Надо мастерски «рулить», чтоб не кувыркнуться. Но все равно опроволосился. Левая нога вдруг поскользнулась, и все его тело рухнуло в лужу.

Барахтается. А навстречу, видит, идет женщина. Красавица, черт возьми! Вот бы, думает, посидеть вместе. А она так приятно улыбнулась, будто согласна на предложение. А когда поровнялась, тоже шлепнулась в лужу.

Недолго, конечно, пришлось им сидеть. И наговориться не успели. Но расстались, как хорошие знакомые. Помогали ведь друг другу.

В пути Ивана на шутки потянуло:

- Гололёд, гололё-о-о-д… - мурлыкал. - Если женщина… просит…

А у переезда осенила мысль. А что, если подняться к вокзалу, сесть на первый попавшийся скорый поезд, и ехать-мчаться стрелой… до такого города, где улицы не просто выполняют роль географических направлений, а – с тротуарами, за которыми ухаживают, как Иван за женщиной, с которой сидел в луже, чтоб их в гололед чистили, посыпали песочком…